Неправильный Лань

Цзинъи привык быть один. Он нашёл опору в дружбе, нашёл людей, которые ему интересны. В первую очередь это дружба с Сычжуем — они были похожи тем, что оба были одни. Родители Цзинъи погибли давно, когда ему исполнилось шесть лет. Буквально через пару недель после его дня рождения они ушли на ночную охоту и не вернулись. С заклинателями такое случается, это не было чем-то новым. Сейчас Цзинъи, сам будучи заклинателем, знает, что и сам однажды может не вернуться с ночной охоты. Ну, когда закончит обучение и станет самостоятельным. Хотя и сейчас такое тоже может случиться, но вероятность гораздо ниже, ведь на серьёзные охоты младших адептов одних не отпускают, а умереть на охоте на горстку ходячих мертвецов как-то… Совсем глупо. А он себя совсем уж глупым не считает. Да, он не самый прилежный и послушный — но ведь это не показатель ума. С появлением в его жизни учителя Вэя это только подтвердилось. Цзинъи думал, что давно смирился с тем, что родителей у него нет и не будет. Он улыбался и шутил, нарушал правила и получал за это наказания, и все это — по велению души. От жизни хотелось взять всё, что она может дать. Мир далеко не радужный, в нем очень много горя и печали, но ведь если придавать им так много значения, жить будет совсем грустно. Цзинъи помнил, как было трудно в первое время, когда к нему подошёл его учитель и сказал, что родителей у него больше нет. Помнил, как было больно оттого, что в этом никого нельзя обвинить. По началу он пытался. Плакал, говорил, что во всем виноват глава ордена, который разрешил им пойти на эту охоту, что виноваты те, кто создал это задание. А после истерик понимал, как это глупо. Истерики он устраивал тихие, чтобы не нарушать правил. Хорошо, что в Гусу их так много — иначе он мог бы начать об этом кричать, как, он видел, делают маленькие дети не из ордена Лань. Так было бы ещё более стыдно. Он справлялся сам и, насколько мог, тихо. Потом он познакомился с Сычжуем, которому тоже было плохо оттого, что он даже не знал, кто его родители. У него был Ханьгуан-цзюнь, который вроде бы считался ему приёмных отцом, но первые несколько лет пребывания Сычжуя в Гусу он находился в уединенной медитации и никак с ним не взаимодействовал. На самом деле Сычжуй знал только, что его принёс в Гусу Лань Ванцзи, а про то, что он ему приёмный отец узнал во время церемонии вручения лобной ленты и имени в быту. Тогда ему выдали клановую ленту с облаками, что значило, что он родственник кого-то из главной ветви клана Лань. Они поддерживали друг друга все время, что друг друга знают. Помогали с занятиями, если у одного из них что-то не получалось, вместе тренировались, вместе выполняли домашние работы. Вместе получали лобные ленты и вместе ходили на первые ночные охоты. Сейчас все вроде бы осталось как прежде, лишь с одним изменением — у Сычжуя появилась семья. Настоящая семья, а не один приёмный отец, постоянно занятый делами клана и ночными охотами. Родители, которые его любили и открыто признавали своим сыном. У него был учитель Вэй, который открыто называл его сыном или ласково по первому имени «а-Юанем». Даже Ханьгуан-цзюнь стал мягче и чаще взаимодействовал с людьми, проводил время с Сычжуем не минимально, как было раньше, а полноценно. Они стали проводить время вместе, как настоящая семья. И Цзинъи был рад за друга, он действительно радовался, когда видел друга таким счастливым. Но… Ему хотелось тоже. Тоже приходить с ночных охот и попадать в объятия, ему тоже хотелось рассказывать про свои успехи родителям и ждать гордое «ты молодец». Он тоже хотел приходить ужинать в место, которое может назвать своим домом, а не в общую столовую давиться безвкусным рисом и горьким отваром. Он хотел родительской любви и заботы, хотел почувствовать себя дома, полностью почувствовать себя на своём месте. Гусу Лань не был для него домом в полном смысле этого слова. Цзинъи ведь никогда не был похож на члена клана Лань. Ему на самом деле частенько тыкали в его неправильность. Слишком шумный, слишком непослушный, слишком неаккуратный. Слишком не похож на члена клана Лань. В детстве это сильно задевало, особенно, когда не стало родителей, и единственной поддержкой был клан. Со временем на это стало гораздо проще не обращать внимание. А когда в Гусу появился учитель Вэй, Цзинъи стали с ним сравнивать, потому что они действительно были во многом похожи. И не сказать, что Цзинъи было неприятно такое сравнение, ведь учитель Вэй был очень крутым. Лань Сычжуй был его приёмным сыном, но сам был больше похож на Ханьгуан-цзюня. А вот Цзинъи был ужасно похож на Вэй Усяня в молодости. Да и сейчас учитель Вэй частенько вёл себя по-детски, что уж говорить. И вот этим они были похожи: оба дурачились, улыбались широко, громко смеялись и не менее громко выражали свое возмущение. Это было за гранью фантастики, но Цзинъи бы хотел называть учителя Вэя не просто учителем, но отцом. И это возвращали к другой проблеме: у Вэй Усяня уже был ребёнок, и им не был Цзинъи. А был его лучший друг, которому Цзинъи искренне желал счастья и не менее искренне завидовал. Сейчас у Сычжуя, его самого близкого человека, появилась любящая семья, а Цзинъи так и остался один. Абсолютно нелогично было чувствовать, что появившаяся у Сычжуя настоящая семья и разрушила их «почти-братство». Было нелогично чувствовать, будто Цзинъи потерял кого-то очень важного. Было глупо, глупо, глупо чувствовать безнадежность и безысходность, тосковать по тому, чего у него никогда не будет и с чем, казалось, уже давно смирился. И при этом оставаться одному. Хотелось с кем-то поделиться, поговорить, чтобы помогли разобраться, но не было подходящего человека. Будь у него родители, он бы пошёл к ним. Хотел было подойти к Сычжую и поговорить об этом, но было как-то страшно. Вдруг осудит? Да и у него теперь была семья, и подходить к счастливому другу со своими проблемами не хотелось. Казалось странным жаловаться человеку, у которого есть семья, на то, что у тебя её нет. В итоге как-то так получилось, что постепенно, за несколько месяцев, прежде ужасно шумный и улыбчивый парень потух. Он продолжал улыбаться по привычке, но огонька в глазах не было. Это было глупо, глупо, глупо, и Цзинъи знал, что у его чувств нет достойной причины, и что это пустяк, но все равно не мог ничего поделать. Пытался гнать от себя мысли, пытался отвлечься, но не получалось. Помогали только учёба и усердные тренировки, не оставлявшие времени на мысли и сожаления. *** Сычжуй явно видел, что с другом что-то не так. Поначалу он думал, что ему показалось, что все в порядке, но день за днём что-то неправильное бросалось в глаза. То он откажется от похода в Цайи, отговорившить тренировкой, то от посиделок на поляне с кроликами откажется, то сбежит через полчаса разговора. И это Цзинъи, которого бывало невозможно заткнуть, если он рассказывал о том, что ему интересно. Он пытался поговорить с Цзинъи, но тот отвечал, что все в порядке. И выглядел при этом так напряжённо, что хотелось извиниться за вопрос. Сычжуй пытался поначалу расшевелить его и все на какое-то время, казалось, приходило в норму, но затем опять возвращалось. Он не знал, что делать. Друг отказывался признаваться, в чем дело, а оттого непонятно было, как помочь. Надежда на то, что все как-то само пройдёт и нормализуется со временем, таяла. Решения проблемы не предвиделось. Сычжую нужна была помощь. Ну, точнее, помощь нужна была Цзинъи, но чтобы ему помочь надо понять, как это сделать. Если не понимаешь сам, найди того, кто может знать и спроси — звучит просто. Но это было не неизвестное заклинание или талисман, а чувство дорогого для Сычжуя человека. Да не просто дорогого, а лучшего друга, почти брата, с которым он общается больше половины своей жизни. Вариантов было два: подойти к Ханьгуан-цзюню или к Учителю Вэю. К Ханьгуан-цзюню подходить с такой проблемой было боязно. Одно дело подойти с вопросами про игру на гуцине, это было привычно, а вот с таким личным делом… Вэй Усянь вызывал большее доверие, когда дело касалось чувств и эмоций. Поймать его для разговора было не сложно, тот в течение дня, пока его супруг был занят делами клана, чаще всего был в библиотеке или в своей небольшой мастерской. Мастерская у него появилась после того, как тот в третий раз случайно подорвал цзинши во время эксперимента. Здание устояло, но выбитые окна менять пришлось, как и отмывать стены от копоти. Обнаружился Вэй Усянь как раз в мастерской. Постучавшись, Сычжуй услышал шорох бумаги и следом за ним звук шагов. Дверь приоткрылась и на пороге показался Вэй Ин. Выглядел тот буднично, а не так, будто ушёл в исследования с головой. За то, что он ещё не нашёл новую интересную тему, стоило мысленно поблагодарить богов. — А-Юань? — Вэй Усянь не выглядел удивленным, — заходи, — он открыл дверь шире, пропуская приёмного сына в свою обитель, — аккуратно, там справа…! Стопка книг, стоящая справа, рухнула на пол с печальным «бабах». Она бы может и устояла, если бы стояла ровно, но ведь это стопка книг Вэй Усяня, а у него никогда ничего не бывает аккуратно. Вот и эти книги, стоявшие абы как, повернутые в разные стороны, разлетелись, стоило кому-то слегка их задеть. — Ой… — Сычжуй посмотрел виновато и опустился на корточки, — простите, учитель Вэй, я сейчас все подниму! — он опустил руки, поднимая книги с пола и укладывая их в аккуратную стопку. — Ну какой я тебе учитель? Ты мой сын! Мой ребёнок! Ты грыз мою флейту и жевал мои волосы, — Вэй Усянь опустился на корточки рядом с Сычжуем и отодвинул в сторону собранную стопку книг, — так что мы давно перешли границу формальных отношений. Я говорил, что тебе стоит называть меня отцом или Сянь-гэгэ. — Хорошо, Сянь-гэгэ, — Сычжуй улыбнулся, ему было непривычно и странно называть так Вэй Усяня. Мысль о том, как странно ощущается озвучивание этого имени вслух, напомнило ему о цели своего визита, — Я пришёл за советом, мне нужна помощь. — О! Мой дорогой а-Юань пришёл просить помощи? — Вэй Усянь улыбнулся, подавая руку Сычжую, чтобы тот поднялся с пола, — Я к твоим услугам! Помогу, чем смогу. В чем проблема? Вэй Ин прошёл вглубь помещения, жестом показывая Сычжую следовать за ним. В мастерской был большой стол, гораздо больше, чем те, что обычно ставят в помещениях. Он был по краям завален бумагой, книгами и исписанными талисманами, а в центре лежал развёрнутый полупустой свиток. Как раз рядом с этим местом находилась подушка для сидения. Сычжую пока не приходилось заходить сюда дальше, чем просто на порог и сейчас он с интересом оглядывался, пытаясь сформулировать суть проблемы. Вэй Усянь в это время наклонился и выудил из-под стола ещё одну подушку для сидения и кинул её к ногам Лань Юаня. — Присаживайся, — кивнул на подушку Усянь, усаживаясь на свою подушку лицом к Сычжую, — чай предложить не могу, его тут нет. На этом предлагаю с приличиями закончить. Рассказывай! Сычжуй глубоко вдохнул: — Меня беспокоит Цзинъи, — бровь Вэй Усяня слегка приподнялась в удивлении, — он странно себя ведёт в последнее время. Улыбается как-то… Натянуто, будто через силу. Учебой занимается даже слишком много… — Сычжуй помедлил и вздохнул, формулируя мысль, — Это не то, чтобы плохо… Но странно. На него не похоже. Учит… Сянь-гэгэ, мне кажется, ему нужна помощь, но я не знаю, какая. — Так… — сейчас а-Юань имеет возможность наблюдать невероятное — серьёзный и сосредоточенный Вэй Усянь, когда дело не касается смертельной опасности, — звучит, действительно, странно. Ты пробовал с ним поговорить? — Ну конечно! Я несколько раз заводил разговор, но он отмахивается. И опять улыбается странно, — Сычжуй хмурится и ведёт плечами, — а потом сбегает куда-то. То тренировки, то библиотека, то домашние задания… Ну не могут же у него и правда всегда быть дела? — Точно нет. На разговор всегда можно найти время. Один раз — случайность, второй — совпадение, третий — закономерность. — Я тоже так думаю, — кивнул Лань Юань, — но если я ошибаюсь… — Честно сказать, я не могу сейчас придумать, чем ты можешь помочь. Если он не хочет говорить, с этим мало что можно сделать, — Вэй Ин хмурится в задумчивости, — Возможно… Да, наверное, стоит попробовать, — пальцы, теребящие верхнюю часть рукава около кисти, замирают и разглаживают ткань, — Я попробую с ним поговорить. Возможно, у меня получится узнать, в чем дело. — Спасибо, уч… Кхм. Сянь… — чтобы столько раз запнуться, произнося одну фразу, нужно ещё постараться. Но Сычжуй с этим справился, — Учитель Вэй, ну не могу я вас так называть! — отчаяние в этом восклицании было почти физически ощутимо. — А раньше тебя это никак не волновало, — улыбнулся Вэй Усянь. Напряжение, созданное короткой, но сложной беседой, рассеивалось, — И чем тебе не нравится вариант «отец»? Окончательно смутившийся Сычжуй смог в ответ лишь пробурчать что-то невнятное, но явно протестующее. Вэй Ин коротко рассмеялся, сбрасывая с лица серьёзное выражение. Серьёзный разговор, к которому Сычжуй так долго готовился, состоялся гораздо проще и быстрее, чем он думал. Лань Юань готовился объяснять и обосновывать, готовил аргументы на тему «почему мне кажется, что с моим другом не так», а вместо этого Вэй Усянь просто взял и поверил ему на слово. Не пришлось ничего доказывать, убеждать… Это потрясающее ощущение. Раньше, если вдруг требовалась помощь с чем-то, не касающиеся учёбы, приходилось долго и нудно объяснять, что и зачем ему нужно. Потому что не интересовались, не доверяли, так, как это делает его отец. «Отец» звучит действительно отлично. Возможно, Сычжуй когда-нибудь даже решится назвать так учителя Вэя и Ханьгуан-цзюня. Но когда-нибудь, когда не сейчас. Сычжуй, успокоенный тем, что его действительно выслушали и обещали помочь, мог позволить себе просто поговорить с Усянем, рассказать, как ему живётся и что произошло нового.