Ты всё ещё хочешь?

В холле университета раздался треск звонка, сообщающий об окончании пары. Профессор Закариус не обращая на него внимание продолжал говорить об административном делении Стохеса, но сдался под нетерпеливое ерзание третьекурсников. — К следующему занятию жду рефераты с презентацией на тему каждого района, распределитесь в группы самостоятельно, не маленькие. Свободны, — закинув стопку исписанных листов в свой портфель, он вышел из аудитории. Как по щелчку студенты засобирались и подталкивая друг друга дружно отправились вслед за преподавателем. В пустом помещении остался Леви, молчаливо уставившийся на тетрадь в ожидании чего-то. Не прошло и минуты, как ожидание было оправдано, нарушив тишину скрипом отодвигающегося стула. Едва заметный стук шагов приближался к нему. Он слышал её шумное дыхание и бешеное биение сердца. «Ну же», — мысленно подгонял он. — У меня от твоего взгляда сейчас задымится затылок, — произнёс уже вслух наглым тоном. — Спасибо за рубашку, — прошептала девушка, дыханием задевая волосы у виска. — Ты же понимаешь, что я жду другой благодарности? Время как будто остановилось, и, он отстранился чуть дальше от стола, давая больше пространства брюнетке, которая перешагнув через ноги, устроилась на его коленях. Пухлые влажные губы приоткрылись и прозвучал томный стон девушки, прижимающей таз к его паху. Она откинула влажные пряди назад, давая Леви возможность насладиться своей фарфоровой шеей. Не теряя времени он впился губами в нежную кожу, покусывая выступ гортани. Раздался ещё один сладкий стон. Леви заглянул в синие как тёмные воды океана глаза, замечая в них трепет и желание. Его поглощало чувство власти над ней. Он пытался разглядеть лицо девушки, но только инстинктивно ощущал, что она самая невероятная и желанная из всех кого он видел. — Мне нравится твой запах на моём теле, — произнесла Микаса, повернув голову и делая глубокий вдох носом о воротник его белой рубашки, в которую была одета. — Тебе идёт, — зашептал Леви, покусывая её подбородок. Девушка привстала и тут же взгромоздилась на него чуть выше, пристраивая промежность своих длинных ножек к бугру, поднятому поверх брюк. Леви зашипел, руками притягивая бедра новой одногруппницы, вдавливая её в свой вставший член. Микаса начала выгибаться и извиваться от его движений. — Мне нужно больше, — прорычал Леви, вобрав в рот мочку её уха. — А ты нетерпеливый, — промурлыкала Микаса, обвивая его шею, — долго ждал? — Бесконечно долго, — выдохнул он в её губы. — Леви? — Мм? — Клубника. — Что? — Ты будешь клубнику? — Ты издева-аа-ешься-я-аа? — он с трудом выдавил из себя слова. Язык будто опух, не помещаясь во рту. Каждая мускула его тела потеряла способность функционировать, заставив оцепенеть. Липкий ужас от обездвиженности начал проникать в разум парня. — Леви?! — Что за, — выпалил он, резко открыв глаза. Образ брюнетки медленно растворялся в матовой белизне потолка. — Клубники осталось несколько ягод, на двоих мааалооо, можно я её всю съем, ну пожаааалуйста! — звонкий голос Изабель заставил Леви приподняться на локтях. Он несколько раз проморгался, оглядываясь по сторонам. Поняв, что находится в своей спальне, откинулся на подушку, проводя рукой по лицу. — Чёрт, — ухмыляясь прошептал, хватая куски минувшего сновидения. «Слишком плоско и пошло, мог догадаться, что сплю», — мозги начали просыпаться вслед за хозяином, — «Что за «я жду другой благодарности»? » — Ну если так жалко, то я оставлю ягоды тебе, — не унималась Изабель. Леви знал, что слишком инфантильное поведение сестры многократно компенсировалось незаурядным умом и аналитическим мышлением, которые начали проявляться, когда ей не было и года. Например, вместо того, чтобы сидеть и собирать пирамидки и сортеры, маленькая Изабель самыми изощрёнными способами пыталась развести в доме огонь. Автоматическая пожарная система с подачей воды заливала всё содержимое комнат под весёлые лапотания на своём «младенческом» девочки, которая так любила дождик. — Я разве тебе в чём-то отказывал? — уже громко произнёс Леви. — Спасибо, братик! — взвизгнув, Изабель кинулась на кровать в объятия Леви. — Фу, Святая Сина, иди сделай с этим что-то! — мотнула малиновой головой Изабель в сторону неприличного выступа, возвышающегося над одеялом. — Мерзость, — кривясь продолжила она, вставая с кровати. — Мерзость это будить в субботу из-за чертовой клубники, Изабель, — прошипел Леви, стараясь не обращать внимания на неловкость ситуации. — Ну я не могла рисковать и доедать её, ведь ты так любишь клубничку. Как-то двусмысленно, да? — она нарочито склонила голову, приставив указательный палец к уголку губ. — Да. — О боги наши, Титаны, как мне теперь развидеть это?! Как я смогу смотреть этими оскверненными глазами на милых кошек и детей? — она вскинула руки к потолку. — Изабель. Ещё слово и ты… — Труп, я поняла тебя, братик, — защебетала Изабель покидая комнату Леви. «Семнадцать лет, а ума нет», — подумал он, смотря вслед уходящей сестры. — Заведи себе постоянную девушку, наконец! — донёсся весёлый крик Изабель, спускающейся по лестнице. — Уж не сомневайся, — улыбнулся Леви, направляясь в душевую. *** Микаса сделала шаг в открытые створки душевой. Вода была включена заранее, но неприятные холодные брызги стремительно покрывали её тело. «Опять поспешила», — шикнула она, стараясь как можно быстрее снять душевую лейку с держателя, чтобы медленно нагревающиеся капли больше не попадали на уже покрытую крупными мурашками грудь. Противные ручейки скользнули ей под мышку. «Сантехника что ли вызвать?», — продолжала размышлять она, ожидая пока стекающая напрямую в слив вода, касаясь только стоп, не станет теплой. «Интересно как быстро пришёл бы в ярость Эрен, увидев сколько воды накрутило на счётчике?». Эрен, опять Эрен. Горячие слёзы наполнили её глаза, смешиваясь с уже обжигающими струями воды, когда лейка встала на место и Микаса подставила свое лицо им навстречу. Это уже не были слёзы от обиды или боли, как раньше. Это была тревога о потраченном времени, слёзы жалости к тому, кому мечтала подарить своё сердце, а он втоптал глубоко в землю все её искренние намерения и чувства. Именно жалости. В статьях по психологии это состояние назвали бы «Стокгольмский синдром». Микаса читала откуда пошло это название, но в памяти возникали лишь отрывки воспоминаний как она с родителями прогуливалась вдоль ярких цветных домиков в Швеции, рассматривая расслабленные лица посетителей кафе, что неторопливо вели беседы, потягивая чай, будто сейчас не середина рабочей недели, и, им не нужно куда-то нестись сломя головы, зарабатывая себе на этот самый чай. И что только общего у синдрома с приветливыми жителями Стокгольма, что всегда отвечали радушными улыбками при виде очаровательной черноволосой девочки, которую за руки держали родители, иногда чуть поднимая, чтобы вызвать искренний детский смех, когда её ноги отрывались от земли. Счастливое и беззаботное время с мамой и папой давно осталось в прошлом, но поддерживает и греет воспоминаниями настоящее. Родителей не стало, когда Микасе не было восьми лет. Обычные автомобильные аварии уносят ежегодно жизни более миллиона человек по всему миру, супружеская пара Аккерман попала в число погибших того года. В машине находилась и Микаса, которой по счастливому, и, в то же время несчастному стечению обстоятельств, единственной удалось выжить, отделавшись лишь глубоким порезом на скуле, который поблекшей полоской шрама напоминает о себе и о незаживающей ране на сердце. После был провал. Она не помнила ни тот день, ни следующий год за ним. Что с ней было, где она находилась, кто был рядом? Ровным счетом ничего. Зияющая пропасть забрала отрезок её жизни начиная с даты смерти родителей и до дня, когда семья преуспевающего пластического хирурга Гриши Йегера приняла её к себе. Микаса была напугана как бездомный котёнок, когда впервые увидела Гришу и Карлу Йегер и их сына Эрена. Но доброжелательный мальчик её возраста, одарил её счастливой улыбкой, беря за руку и приглашая в свою семью. С тех пор она часто стала видеть сон, в котором мальчик крепко держал её руку, говоря, что всё будет хорошо. — Я хочу, чтобы ты всегда был рядом, — в слезах бормотала она во сне, — обещай. — Если ты хочешь, — отвечал он, — обещаю. Она не видела его лица, но ощущала растекающееся по телу тепло, которое согревало безопасностью и любовью. Проснувшись она бежала в комнату к спящему Эрену, заключая в крепкие благодарные объятия ничего не понимающего названого брата. В детстве они по-настоящему стали лучшими друзьями. Эрен учил её играть в футбол, она же показывала ему свои свежеприобретённые навыки игры на фортепьяно. Вместе проводили часы на берегу маленькой речки, представляя, что это море, и, смотря на закаты, делились своими мечтами и желаниями. Шло время, у Гриши Йегера дела, очевидно, были всё лучше, и вскоре они переехали в огромный, в сравнении с прошлым жилищем, дом в самом престижном районе Шиганшины. Вместе с домом шло всё это вычурное убранство, от вида которого Микаса и Эрен заливались смехом: велюровые кресла, хрустальные светильники, отделанная золотом столовая и тому подобные атрибуты мещанской и безвкусной жизни. Карла Йегер, мать Эрена, довольно быстро обзавелась знакомствами с соседскими дамами, устраивая книжные вечера у себя дома, которые неизменно сопровождались обменом сплетнями, распитием мартини и курением тонких сигарет. И, если по началу книги хотя бы лежали на кофейном столике и на коленях у женщин, то вскоре их и вовсе исключили как только раздражающие и лишние предметы. У этих дам был пунктик на тему развития детей. Вероятно ради похвалы окружающих её обеспеченных подруг, Карла начала пытаться вырастить сверхлюдей, записывая Микасу и Эрена на разнообразные занятия, секции и кружки, не жалея денег, что зарабатывал её муж. Она горделиво рассказывала об очередной медали за очередное "что-то там, неважно", будто это были не дети, а породистые щенки на выставке или жеребцы на скачках. Взрослея Микаса стала думать о том, что её удочерили лишь за необычную внешность: мать была азиаткой и передала дочери по наследству глаза сужающиеся к внешнему уголку, но это не мешало им быть невероятно большими, что не особенно свойственно для расы азиатов. Белоснежная кожа лишь усиливала сияние темно-синих радужек, делая её похожей на фарфоровую куколку. Гриша и вовсе перестал принимать участие в жизни семьи. Приходя по вечерам, он запирался в своём кабинете и напивался дорогим виски, несмотря на то, что профессия "врач" и алкоголь казалось бы несовместимы. К семнадцати годам, Микаса занималась конным спортом, в совершенстве владела навыком игры на нескольких музыкальных инструментах, занимала первые места в соревнованиях по борьбе и фехтованию. Сильная, умная и уверенная в себе, она продолжала оттачивать навыки, чтобы угодить Карле и получить хоть капельку материнского тепла, от которого не осталось и следа, как только Карла потеряла к ней интерес, наигравшись в куклу в первые годы её пребывания у Йегеров. Вибрация телефона на столике в ванной отвлекла брюнетку от воспоминаний. На экране высветилось:

— Буду в 19.15 отправитель Энни Леонхарт

Микаса спешно накрутила полотенце на голову, на ходу вытирая тело другим полотенцем. Опять слишком задумалась и начинала опаздывать, до вечера нужно многое успеть. «Пора взять себя в руки: новая квартира, новый университет, новые знакомства, Леви. Так. Изыди», — натягивая спортивные лосины, она резко мотнула головой, пытаясь стряхнуть с себя мысли о серо-голубых глазах парня. За неделю учёбы он часто пропускал занятия. Но, когда появлялся в здании университета, она постоянно натыкалась на него в самых неловких ситуациях. То врежется, отходя от шкафчика в коридоре, то в библиотеке повалит на себя книги, и, на него заодно, непонятно откуда оказавшегося рядом. То выбивая мел из тряпок, случайно осыплет его облаком белой пыли. На всё это он иногда цыкал или выдавал короткие реплики вроде «Осторожнее, бестолочь», хотя чаще просто молча уходил от неё. Неизменным оставалось лишь зудящее чувство от преследующего её взгляда темноволосого. Выходя из дома на пробежку, в надежде, что свежий воздух развеет утомляющие мысли, она вставила наушники, выбрав плэйлист пободрее. Музыка не помешает, ведь вечером намечен поход в караоке с Энни, Конни и Сашей, что не задумываясь пригласили её провести выходные вместе, радушно впуская в свою жизнь.