***
Северные бунтари изрядно измотали императорские нервы: Хаттори возвращался без сил, подгоняемый вперёд лишь гнетущей тоской по детям. Больше неурядиц в политике гложило совсем другое: из всех заказанных даров, только для младшей дочери не нашлось подарка – ни один из увиденных им цветков не стоил внимания его храброй принцессы. — Нужно в обход, Ваше Величество, —Оиши, один из трёх его стражников, резко затормозил свою лошадь,прекращая галоп их маленькой процессии, — дорогу размыло вчерашними дождями. Обходной путь тяготил своей мрачностью: ни одного постоялого двора да ни одной заплутавшей души. Спустя несколько часов такой езды Император недоверчиво прищурил тёмные глаза: цветы. Целая поляна, да настолько прекрасных, что сложно верится в собственную удачу. — Останавливаемся, —Хаттори ловко слезает с коня, заворожённый слепящей красотой природы. Окрылённый Император не придаёт значения мрачному дому, что возвышается над поляной, не допуская и мысли о возможной опасности. Стоит ему приблизиться к желанным цветам, как его останавливает голос: —Не трогайте, — незнакомец на пороге дома молод и, под стать жилищу, очень хмур. — Всего цветок, друг, —Оиши берёт разговор на себя, а король бережно срывает столь долго искомый подарок, — разве ж обеднеешь? — стражник по-доброму улыбается, стараясь развеять напряжение. — Я же сказал, — чёрные глаза хозяина дома угрожающе сверкают, стоит ему увидеть, что цветок всё же сорван, — не трогайте. В следующие секунды творится смертоносная магия: как иначе объяснить то, что парень в миг оказывается на поляне, молниеносно обезвреживая бросившихся на защиту Императора стражников. Когда злобные глаза оказываются точно напротив правителя, Хаттори спокойно говорит, никак не демонстрируя собственное замешательство: — Не держи зла на отца, что лишь хотел порадовать свою дочь. Незнакомец несколько секунд вглядывается в его лицо, после чего вдруг недобро усмехается: — Пусть сама и забирает свой подарок. Вместе с любимым отцом.***
Вымотанный Оиши торопливо заканчивает рассказ, под тяжестью вины не позволяя себе подняться с колен: —Я вернусь туда с армией, почтенная принцесса, — воин всё ещё не смотрит ей в глаза, - Вам ни к чему срываться в путь из-за одного сумасшедшего! —Кто он, Оиши? — Чудовище, госпожа, — мужчина наконец смотрит прямо на неё, —настоящее чудовище.***
Путь кажется Мэй вечным: измотанная Рэм даже не смеет жаловаться, будто чувствуя настрой своей наездницы. Оиши за её спиной тоже не рискует начинать разговор. Они минуют глубокую реку, и Мэй видит огромных сомов, но не в силах даже восхититься их красотой; лабиринт острых камней, что даже не успевает напугать её своей опасностью; тёмной лес, где в ночи воют изголодавшиеся звери – принцесса не чувствует положенной тревоги, гонимая вперёд лишь мыслями об отце – родном, так тяжело обретённом. После леса Оиши просит сбавить темп, и Мэй вынужденно соглашается, виновато поглаживая лошадиную гриву. Рэм лишь вяло фыркает в ответ на её извинения. Часом позже они и вовсе прекращают путь: Мэй до глубины души поражается, как нечто настолько прекрасно может быть в такой глуши? Цветы перед её глазами – буйство красок и аромата, уникальная красота, которой боишься коснуться. Скрип привлекает внимание принцессы: на пороге угрюмого дома Мэй замечает отца в компании человека, которого меньше всего ожидала увидеть. Сердце пропускает удар, а тело немеет, пока глаза недоверчиво осматривают с ног до головы родную фигуру. Хозяин дома тоже не сводит с неё пронзительного взгляда: глядит не моргая, не позволяя отвернуться. Голос не слушается, но Мэй удаётся произнести: —Ты, — принцесса делает аккуратный шаг навстречу, после чего ещё раз оглядывается на цветущую поляну позади, — ты правда вырастил их? Кадзу незаметно оказывается рядом, протягивая к Мэй жилистую руку: — Я ведь обещал. — За очень глубокой рекой, где плавают большие сомы, по дороге через лабиринт из острых камней, в тёмном лесу, где живут звери, есть поляна. На ней самые красивые цветы. Мы переплывём через это реку, пройдём дорогой лабиринт острых камней и не испугаемся клыков и зубов в темноте. — Мы увидим самые красивые цветы. — Да, родная, увидим. Мэй без колебаний берёт протянутую руку, чувствуя, как словно оживает под теплом чутких пальцев. Император бросает последний взгляд на застывшую пару и, бесшумно развернувшись, уходит к недоумевающему Оиши, не пытаясь скрыть счастливого выражения собственного лица: Мэй, его драгоценная дочь, в крепких объятиях этого хмурого мужчины улыбается. По-настоящему улыбается. Тревожное отцовское сердце наконец-то обретает покой.