Горизонт событий

Джисон удивительно плохо помнит единственного ментора их дистрикта. Тот обладает поразительной способностью не запоминаться — взгляд соскальзывает с него, как масло с раскалённой сковородки. И это не удивительно, потому что в Чане нет, ровным счётом, ничего примечательного. Он выиграл Голодные игры больше пятнадцати лет назад, поэтому уже давно выпал из основной информационной повестки Капитолия. Каждый раз, когда его показывают по федеральному телевидению, Чан умеренно вежлив и доброжелателен. Он не старается привлекать внимание и намеренно ссориться с публичными личностями, что очень любят делать давние победители, которые хотят привлечь к себе немного внимания. Однако, кажется, и особыми привязанностями он себя также не обременяет — каждый раз, когда на светских мероприятиях Чана выхватывает камера, его всегда обнаруживают в компании разных людей. Не то что бы для Джисона это было принципиально. Конечно, будь их ментор более популярным, это могло бы привлечь больше спонсоров, но тогда и шанс их с Минхо попадания в неприятный скандал был бы выше. Джисон никогда не любил играть с судьбой, и это — не самое подходящее время, чтобы начинать. Поэтому когда, выйдя утром в холл, он обнаруживает Чана сидящим на кожаном диване, преспокойно пьющим кофе и с лёгкой задумчивостью разглядывающим что-то на экране, Джисон мысленно выдыхает. — Доброе утро, — негромко произносит он, и Чан, не поворачиваясь в его сторону, кивает. — Ещё какое доброе. Иди сюда, — мужчина слегка хлопает по месту рядом, подзывая Джисона. Парень подчиняется без лишних слов и только сейчас обращает внимание на происходящее на экране — там миниатюрная девушка-трибут в усыпанном стразами платье рассказывает трогательную историю своего детства бессменному ведущему на интервью перед Играми. — Знаешь её? Джисон качает головой. — Нет, не думаю. Кто она? — Победительница Голодных Игр, думаю, десятилетней давности. Она была из числа профи, и после того, как они перебили почти всех остальных трибутов, эта милая леди перерезала горло всем членам своей команды, пока те спали. Прежде, чем Джисон успевает ответить, позади слышится холодное: — Внешность бывает обманчива. Парень поворачивается на звук и видит Минхо на том же месте, где тот сидел вчера. В голове проносятся воспоминания прошлой ночи — сюрреалистичная тишина, лунный луч, падающий на чужое лицо, и холодное «я пообещал ей, что вернусь живым, чего бы мне это ни стоило». Следом лицом к Минхо поворачивается и Чан. При взгляде на парня его лицо разглаживается. — Быстро схватываешь. Садись сюда, давайте немного поболтаем перед приездом в Капитолий. — Уже можно задавать вопросы? Чан присаживается на каменный столик напротив дивана, освобождая место Ли. Тот кивает и легко опускается на сиденье рядом с Джисоном. Удивительно, но утром Минхо кажется ещё красивее — тёплый свет сглаживает все острые углы его лица, о которые Хан беспрестанно ранился прошлой ночью. — Да, конечно. Спрашивайте всё, что вам интересно. — Как победить в Голодных играх? Губы Чана слегка дёргаются, словно он хочет усмехнуться, но не делает этого. — Хороший вопрос. Как ты знаешь, их выигрывают каждый год, но отнюдь не по одной и той же причине. — По большей части, в Играх побеждают профи, — Джисон пожимает плечами, и Чан кивает, словно говоря: «справедливо». — Они всё детство ради этого тренируются, хоть формально это и запрещено. — И это действительно так. Но, к счастью, шансы есть и у тех, кто никогда в жизни не брал в руки оружия — такие случаи бывали, и не раз. Перед вами сидит живой тому пример. — А как вы выиграли свои Голодные игры? В комнате повисает тишина. Глаза Чана странно темнеют, и Джисон понимает, что затронул запретную тему. В глазах Минхо бегущей строкой читается: «ты правда не знаешь?». Но он действительно не знает и чувствует себя из-за этого крайне неловко. Хан безуспешно пытается отыскать жалкие крупицы информации во взглядах, которые на него устремляют Чан и Минхо. — Не так важно, как их выиграл я, — наконец подаёт голос ментор, — главное, понять, что для этого можете сделать вы. Если у вас нет выдающихся боевых способностей, могу вас расстроить — привилегии профи вам недоступны. Но это же даёт вам преимущество — если никто из зрителей ничего о нас не знает, мы можем фактически «слепить» вас заново. Полностью, такими, какими захотим, сделать вам сногсшибательный бренд. Вы знаете, что такое бренд? — Джисон и Минхо синхронно мотают головами. Откуда им знать модные капитолийские термины? — Это образ. Нам нужно сделать из вас картинку, на которую жителю Капитолия будет интересно смотреть. Которую ему не захочется переключить. — И что для этого нужно делать? — речь Чана звучала бы вдохновляюще, если бы не перспектива перекраивания всей своей личности ради Игр. Шанс на выживание итак ничтожно мал, ему бы хотя бы умереть собой. — А вот это мы сейчас и узнаем. Для начала, скажите, какими бы вы хотели предстать перед зрителями? Кем вы хотите быть на этих Играх? Джисон и Минхо переглядываются, давая друг другу право ответить первым. Ли явно не горит желанием высказываться первым, поэтому Хан берёт инициативу на себя: — Я, — он чувствует на себе пристальный взгляд Минхо и сглатывает, — просто попытаюсь быть дружелюбным. И надеяться на лучшее. На лице Чана проступает непонимание. Некоторое время он ждёт, что Джисон продолжит свою речь, но тот молчит, слегка закусывая от волнения губу с внутренней стороны. Мужчина пару раз моргает, явно пытаясь подобрать подходящие слова, а затем резче, чем парень ожидал, отвечает: — Джисон, прежде, чем ты построишь вокруг этого весь свой образ, позволь мне предупредить тебя кое о чём. Как ментор с почти двадцатилетним стажем, говорю тебе со всей уверенностью — таких на Арене убивают первыми. Не перестарайся с дружелюбием, — многозначительно посмотрев на парня, он поворачивается в сторону Минхо, чей нечитаемый взгляд всё ещё устремлён на Джисона, и отчего-то улыбается, — ну, а ты что скажешь? Минхо молчит. Даже когда Джисон устремляет на него вопросительный взгляд, с чужих губ не срывается ни единого звука. Чан неожиданно усмехается. — Колючка, я тебя ещё на Жатве заприметил. В столице такие сейчас в моде. Хочешь стать главным любимчиком Капитолия? Минхо наконец смотрит на Чана в ответ. Их взгляды пересекаются, и Джисон замечает, как лёд в глазах Ли даёт трещину, пока на лице Чана покоится неизменная улыбка. Поразительно. — Не хочу из кожи вон лезть, чтобы кому-то понравиться. — Так вот оно что, — Чан чуть щурит глаза, словно хочет увидеть Минхо насквозь. — Хорошо, я вас услышал, подумаю, что с этим можно сделать. А пока позвольте мне дать вам один совет. Вы — люди очень разные, в своём роде уникальные, и вам может быть немного тяжело найти общий язык. Но, прошу вас, не ругайтесь попусту. Особенно при камерах. Вы можете не заключать союз, если не хотите, но, поверьте, у вас будет достаточно противников среди остальных трибутов. И вы явно не хотите заработать себе ещё одного в лице того, кто спит в паре комнат от вас. Эти слова Чану явно болят, он наверняка повторял их уже не раз. Возможно, они сыграли свою роль на его Играх — Джисон не знает. Но это совет его ментора, опытного и мудрого, поэтому упускать его явно не стоит. Хотя он итак не собирался ссориться с Минхо почём зря. — Да, конечно… — Я не тебе это говорил, Джисон, — он бросает на парня терпеливый взгляд, а после переводит его на Минхо, — а тебе. Минхо, я знаю таких людей, как ты, и мы оба понимаем, что капитолийцам они нравятся. Но среди трибутов полно холодных красавцев с дикой жаждой победы. Это самый популярный типаж профи. И если зрители увидят ещё одного такого же парня, но из двенадцатого дистрикта, это не будет для них приятным удивлением. Напротив твоего имени просто поставят галочку и бесславно забудут. — Несколько минут назад вы говорили обратное, — голос Минхо становится тише. — Не совсем, — мягко поправляет его Чан. — Я не хочу, чтобы ради Игр ты менял свою личность от и до. Я лишь имел в виду, что тебе стоит быть немного более эмпатичным. Это будет выглядеть более выигрышно, чем если ты всё время будешь ходить серьёзным и хмурым. Ничто не заводит публику лучше, чем холодный парень, который проявляет к кому-то заботу. — Поэтому вы сказали нам не ссориться? Хотите, чтобы я проявлял свою заботу к нему? — Минхо указывает на Джисона и слегка поднимает бровь. Чан легко пожимает плечами, а Джисон чувствует себя декорацией их разговора. — Почему нет? В это зрители поверят охотнее, чем если ты ни с того, ни с сего начнёшь миловаться с трибутом из другого дистрикта. Минхо только хмыкает, бросая на ментора неоднозначную ухмылку. Джисон переводит взгляд с него на Чана, не будучи уверенным, как ему поступить и что говорить в этой ситуации. И стоит ли вообще что-то говорить — прежде он уже высказал свою позицию, а в ответ получил: «таких на Арене убивают первыми». — Есть что-то ещё, что мы должны знать? — Джисон видит, как в окне за спиной Чана вырастают небоскрёбы Капитолия. Разноцветные, необычной формы и размера, они напоминают игрушечные. Даже напрягаясь, он не может представить такие в своём дистрикте, полном невысоких серых «коробок». Чан передаёт последнее безмолвное послание Минхо и поворачивается лицом к Джисону. Что-то в лице Хана заставляет ментора тяжело вздохнуть. — Помните, Игры — это шоу. Так что будьте героями, на которых вам бы хотелось смотреть. / Через полчаса они прибывают на платформу Капитолия. Даже стоя за бронированной дверью, Джисон чувствует давление непомерного количества фотографов, которые поджидают их по ту сторону. Страх поднимается к горлу, и, пытаясь предотвратить его оцепеняющее действие, Джисон делает несколько мерных выдохов. Минхо, стоящий рядом, вскользь поглядывает на него, но ничего не говорит. Когда дверь с металлическим щелчком открывается, Джисону кажется, что объективы камер буквально залезают внутрь. «Сколько их там?». Охрана, стоящая возле выхода из поезда, старательно расчищает трибутам путь, сдерживая особо рьяных фотографов. Минхо и Джисону удаётся выйти наружу — последнему кажется, что с момента, когда он ощущал лучи солнца на своём лице, прошла целая вечность. Камеры взлетают в воздух, отыскивая свою цель, и оглушающим рёвом по толпе прокатываются щелчки затворов. Раньше Джисон думал, что подготовил себя к этому, но, как оказалось, масштаб он явно недооценил. Вспышки камер ослепляют моментально, и Джисон почти задыхается от ужаса. Он пытается нащупать дверь или охранников, но лишь беспредметно шарит по воздуху, стараясь при этом не выглядеть подозрительным. В глазах рябит от обилия света, а виски ломит, словно в каждый из них медленно вкручивают по шурупу. Джисон делает несколько шагов, не будучи уверенным, в каком направлении он идёт, и надеясь лишь на то, что этот путь приведёт его к Тренировочному центру. Он двигается вперёд до тех пор, пока звуки затвора камеры не становятся оглушающими и объектив одной из них не вырастает прямо перед ним. Тело сковывает ужасом, и ноги предательски заплетаются. Следующее, что Джисон понимает — он теряет равновесие и накреняется вперёд сильнее, чем может контролировать. В момент, когда он уже готовится встретить беспощадный асфальт ладонями и ощущение стыда всеми фибрами души, он чувствует, как что-то оплетает его запястье. Чужие пальцы, тёплые и сухие, словно обвившаяся вокруг запястий верёвка, легко удерживают его от падения. На несколько секунд Джисон застывает в воздухе, ещё не контролируя себя в пространстве, но уже не падая, а затем его с силой дёргают вверх. Тело парня принимает вертикальное положение, и он чувствует, как его тут же, без лишних промедлений тянут вперёд. Множественные несдержанные восклицания из толпы заставляют его очнуться и начать передвигать ногами, подчиняясь неведомой силе. Постепенно в глазах проясняется, и он всё чётче и чётче различает силуэт перед собой. Крепкие плечи, обтянутые белой тканью рубашки, неровная линия тёмных волос и пальцы, которые, подобно наручникам, охватывают его запястье. Кто бы ещё это мог быть? Когда Джисону удаётся его нагнать, он тихо спрашивает у Минхо: — Шоу? Парень бросает на него привычный взгляд — изучающий и неоднозначный, чуть покрытый плёнкой сомнения. Джисон думает, что он молчит слишком долго, чтобы просто ответить «да», но, в конце концов, Минхо так и делает — молча кивает в ответ. Джисон недоверчиво приподнимает бровь, но парень к тому моменту уже отворачивается. Они поднимаются по каменным ступеням в немного разочаровывающе обычный небоскрёб — лишь его окна привлекательно поблёскивают под солнечным светом. Как только дверь за их спинами захлопывается, Минхо отпускает руку Джисона, и прежде чем тот успевает что-либо сказать или спросить, их разводят в противоположных направлениях. Джисон оказывается в небольшой комнате — несмотря на то, что всё в ней блестит золотом, она кажется парню такой же бездушной, какой была его спальня с серыми металлическими стенами в поезде. Вид полупустого помещения заставляет волноваться — он знает, что ему предстоит сейчас. Джисон заставляет себя сесть на кожаный стул и взглянуть на собственное отражение в огромном зеркале, подсвеченном большими лампами. Он не знает, является ли причиной тому их холодный свет, но его кожа в отражении кажется безжизненно бледной. Вдруг двери за его спиной распахиваются. В отражении появляются три человека, двое из которых — утончённые девушки, вылитые капитолийки, в то время как третий больше напоминает их охранника. На фоне своих беззаботно болтающих спутниц в пёстрых, словно перья попугая, платьях, он в своей иссиня-чёрной водолазке и с прищуром тёмных глаз производит пугающее впечатление. Продолжая переговариваться между собой, девушки с умопомрачительной скоростью раскладывают на столе инструменты и косметику. Джисон сглатывает, глядя на обилие цветов — осознание, что сейчас он полностью находится в их власти, заставляет губы слегка поджиматься (хотя, вероятно, это самый безопасный этап из всех, что ему предстоит пережить в дальнейшем). Мужчина отступает на пару шагов и оглядывает парня с ног до головы, явно что-то прикидывая. — Я рассчитывал на то, что они пришлют мне двух крепких парней, а не полтора, — наконец раздаётся его недовольный голос, — в вашем дистрикте что, совсем детей не кормят? «Нет, не кормят» — думает Джисон, но вместо этого лишь закусывает губу. Двенадцатый дистрикт считается одним из самых бедных во всём Панеме, и смерть от голода в нём не редкость. Особенно детская. Такие, как Минхо, — широкоплечие, высокие и сильные — скорее исключение, чем правило. Конечно, Чан говорил не принимать близко к сердцу всё, что они говорят, но Джисона до глубины души поражает его бесцеремонность. Похоже, этот стилист впервые работает с трибутами двенадцатого дистрикта — иначе с чего бы ему задавать такие вопросы? — Я могу ушить костюм, когда закончу с причёской, — щебечет одна из девушек. Джисон замечает в одном из её белоснежных зубов сияющий камешек и не может не думать о том, что на деньги, вырученные с его продажи, они смогли бы спасти от голодной смерти десяток детей в их дистрикте. — Работайте, — мужчина только машет на них и выходит из гримёрки. От его хлопка дверью по поверхности зеркала проходит мелкая дрожь, и звон мелких лампочек повисает в воздухе. — Не принимай на свой счёт, милый, — наклонившись к его уху, доверительно шепчет одна из девушек. — Чанбин просто хочет, чтобы на Церемонии вы выглядели безупречно. Он волнуется за вас, а волнение у него всегда выражается через гнев. — Да ничего, — вздыхает Джисон, — я всё понимаю. Такое событие случается всего лишь раз в году. Почти как день рождения. — Точно-точно, милый! Настоящий праздник, — вторит ему вторая девушка и параллельно начинает завивать его сухие пряди незнакомым Джисону хитрым приспособлением. Глядя на то, как первая девушка заканчивает раскладывать перед ним все свои инструменты — баночки, тюбики, небольшие флаконы и коробочки, все цветастые и блестящие, — Джисон чувствует головокружение. В конце концов, он не выдерживает этого напряжения и закрывает глаза. Даже под дулом пистолета парень не смог бы сказать, как долго он просидел в этой полутёмной комнате. Свет от ламп совершенно не мешал ему периодически проваливаться в сон и также внезапно просыпаться, по-прежнему ощущая на коже своего лица острые волоски кистей, требовательные прикосновения губок для нанесения макияжа или мягкие — тонких пальцев. Это ощущение было не неприятным, скорее необычным. Не тем, к чему Джисон хотел бы привыкать — словно его лицо кто-то стёр быстрым и неосторожным движением и теперь рисует заново. Казалось, не было ни одной линии, которую не подчеркнула тихо переговаривающаяся со своей подругой стилистка. Парикмахерша, в то же время, беспрестанно касалась его волос. Джисон уже не был уверен, что их завивают — стоило жару у кончиков прядей слегка отступить, как девушка тут же начинала втирать в них что-то желеобразное. От её прикосновений по комнате разливался успокаивающий запах хвои, и это заставляло все вопросы в голове Джисона растворяться. Он не открывает глаза даже тогда, когда дверь в гримёрку распахивается и девушки рядом с ним слегка вздрагивают — Джисон чувствует, как дёргаются руки у его лица и волос. Это явно мужчина, которого они назвали Чанбином — даже с закрытыми глазами Джисон чувствует окружающую его тёмную ауру, которая сгущает воздух в помещении. Его не требуют открывать глаза даже для того, чтобы надеть костюм — краем мысли Джисон замечает, что его тела касаются чужие руки, но ощущение такое, словно оно не принадлежит ему. Будто то, что его касаются, его совершенно не касается. — Эй, Спящая красавица, — Джисон слышит строгий оклик и понимает, что обращаются к нему, — открывай глаза, посмотри хоть на себя. Стоит ему подчиниться, как полусонная пелена безразличия спадает с его глаз. Из глубин зеркала на него смотрит совершенно иной человек, незнакомый ему, почти пришелец, которого Джисон испугался бы, если бы не знал, что отражение принадлежит ему. Он… сияет. С ног до головы, весь излучает яркий, задорно-оранжевый свет — в его едва завитых волосах виднеются крохотные огоньки, похожие на фонарики, кожа лица и ладоней покрыта золотистыми блёстками. — Это… я? — слегка испуганно уточняет Джисон у стоящих за его спиной девушек. Те нестройно кивают, гордо глядя на результаты своих трудов. Чанбин хмурится. — Тебе что, не нравятся работа моих драгоценных девочек? За последние десять лет, что я работаю костюмером на Церемонии, образа, которые был бы подобран удачнее, я не видел. Девушки смущённо краснеют и опускают глаза в пол. Джисон старательно машет руками. — Нет-нет, мне очень нравится. Просто это… так непохоже на всё, к чему я привык. Вы же знаете, у нас дома таких штук, — он указывает на свои волосы и мелкие блёстки на лице, — не бывает. — Конечно, он просто растерялся, — быстро проговаривает одна из девушек явно самым примирительным тоном, что может изобразить. — Этот милый мальчик такой неискушённый, он так разволновался, — вторит ей вторая, — встань, милый, посмотри на костюм, который для тебя сшил наш маэстро. Под подбадривающими взглядами девушек он поднимается с кресла, всем своим видом стараясь изобразить приятное удивление ещё до того, как он увидит наряд. Но стоит ему отразиться в зеркале полностью, с ног до головы, как несдержанное «вау» само срывается с его губ. Его одежда традиционно чёрного цвета — как дань главной причине существования его дистрикта, бесчисленным угольным шахтам, — но словно сшита из двух разных комплектов. С одной стороны его ногу и тело плотно охватывают кожаные штаны и водолазка с длинным рукавом, с другой же поверх штанины накинута короткая клетчатая юбка, а обрезанный рукав открывает худое предплечье. Несмотря на превалирующе чёрный цвет его костюма, тот не кажется мрачным или скучным, благодаря вшитым в ткань небольшим огонькам — подобным тем, что украшают его волосы. Они излучают мерный, спокойный, согревающий свет, выхватывающий фигуру Джисона из окружающей темноты. Парень ловит в зеркале пристальный взгляд Чанбина и искренне выдыхает: — Спасибо вам. Этот костюм прекрасен. На суровом лице мужчины мелькает нечто похожее на улыбку — так быстро, что Джисон успевает уловить её лишь краем сознания. Чанбин сдержанно кивает и, одним движением поманив девушек за собой, выходит из гримёрной, ни разу не оглянувшись. Те начинают спешно собирать разбросанные по столу инструменты и косметику. — А куда мне идти дальше? — уточняет парень, наблюдая за торопящимися стилистками. Одна из девушек указывает на угол комнаты и подхватывает на руки огромную коробку с инструментами для завивки волос. — Там платформа — встанешь на неё, и тебя поднимут прямо к колесницам. Джисон был уверен, что в этой комнате нет ничего, кроме стула и стола с зеркалом, но когда он оборачивается туда, куда ткнула пальчиком стилистка, то действительно видит в углу едва заметную железную пластину. — Спасибо, — он разворачивается, надеясь ухватить хотя бы прощальный взгляд девушек, которые были так добры к нему сегодня, но те уже изчезают за дверью. Об их существовании напоминает только лёгкое ощущение липкости на лице — от косметики — и в волосах. «Ну, что ж». Он ступает на металлическую платформу, как девушки и говорили, и обнаруживает над своей головой люк. Джисон не находит рядом никаких кнопок или переключателей, поэтому просто старается надавить на платформу сильнее, чтобы система точно почувствовала его присутствие, и плотно прижимает ладони к бёдрам. Из-за пота они слегка прилипает к гладкой коже штанов. Несколько секунд ничего не происходит, и Джисон уже думает выйти из комнаты и попросить у кого-нибудь помощи, как вдруг над головой раздаётя тихий щелчок. Металлический люк медленно отворяется, открывая вид на непроглядную темноту. «Так ведь всё и должно быть? Меня же не расплющит о потолок?». Джисон прижимает руки к своему телу до лёгкой дрожи в мышцах и втягивает голову в плечи. Через пару томительных секунд тишины платформа вдруг подпрыгивает — так резко, что Джисону едва удаётся удержать равновесие, — и стартует вверх, перемещая парня по вверх по металлическому желобу. Его слегка потряхивает от вида тёмных металлических стенок, двигающихся в нескольких сантиметрах от его рук, ведь он никак не защищён от них. Вскоре в воздухе чувствуется явственный запах железа и лошадей, и прежде, чем Джисон успевает придать своему лицу уверенное выражение, его выкидывает на поверхность. Он оказывается в небольшом полутёмном помещении, где на него тут же устремляется добрый десяток глаз. Джисон не знает никого из их хозяев, но несложно понять, что все эти парни и девушки — это трибуты из других дистриктов. Некоторые стоят поодиночке, ожидая своих партнёров и изучающими взглядами скользя по окружающим их лицам, а кто-то тихо переговаривается в группах по двое-трое человек. Все стараются занять позиции, которые позволили бы им быть как можно дальше друг от друга и при этом видеть всех и каждого. Нежеланное внимание, которое заставляет Джисона ощутить противные мурашки, быстро растворяется — он никому не запомнился на Жатве и явно не в числе претендентов в команду профи. Он — всего лишь один из трибутов двенадцатого дистрикта. Неясный призрак, незаметный и не вызывающий опасений. «Нужно найти Минхо или хотя бы нашу колесницу». Сориентировавшись в пространстве, он понимает, что их позиция должна находиться в другом конце помещения и двигается вдоль стены, стараясь не привлекать нежеланных взглядов. В глазах пестрит от обилия костюмов — блестящая голубизна четвёртого дистрикта, металлически-серый — шестого, желтовато-бежевый — похоже, девятого. Как он найдёт иссиня-чёрный наряд Минхо в окружающей полутьме? Однако заметить его не сложнее, чем самого Джисона — он видит огни его костюма ещё до того, как понимает, что они принадлежат Минхо. Их образы до удивительно схожи, но одновременно различны — если в своём Джисон чувствует себя комфортно и свободно, словно одежды на нём практически нет, то костюм Минхо скорее напоминает доспехи. Его чёрный «половинчатый» комплект увешан серебристыми огоньками, издалека напоминавшими кольчугу, и безжалостно стянут со всех сторон крупными ремнями. В волосах Минхо также виднеются металлического оттенка фонарики, кажущиеся тяжеловесной короной, в то время как огоньки Джисона походят скорее на диадему или изящный венок. Когда он наконец отвлёкается от изучения окружающих трибутов и обращает своё внимание на Джисона, они оба на мгновение застывают. Парень никогда не видел Минхо таким искренне удивлённым и… расслабленным? Словно с его лица на секунду слетает металлическая маска, и это делает его ещё более привлекательным. Джисону хочется выдохнуть позорное «вау» — он никогда прежде не видел столь величественно прекрасных людей. Осознав, что он всё ещё не сдвинулся с места, Джисон отводит взгляд и делает несколько шагов по направлению к Минхо. Когда он вновь поднимает глаза, трогательное выражение лица Ли вновь меняется на привычное — прохладное, лишь с лёгким оттенком заинтересованности на дне его глаз. — Выглядишь потрясно, — не удержавшись, проговаривает Джисон. Минхо сканирует его лицо выжидающим взглядом, словно ожидая, что тот засмеётся («ему что, правда никогда не говорили, что он красивый?»). Не получив ожидаемой реакции, парень пожимает плечами и осторожно отвечает: — Да, ты тоже неплох со всеми этими, — Минхо обводит всю его фигуру неясным взглядом — таким, каким дети в его дистрикте смотрели на украшенную шарами ёлку, которую ставили на главной площади перед Новым годом. В чужих зрачках отражаются яркие огоньки, и Джисон не может заставить себя оторвать от них взгляд. — Понятия не имею, как они работают, — честно отзывается Джисон. — Я тоже, — пожимает плечами Минхо. В этот момент их разговор прерывает звонкий голос. — Хэй, привет! — Джисон оборачивается на источник звука и понимает, что говорит неизвестно в какой момент подошедший к ним парень. На вид ему лет четырнадцать, и Джисон может поклясться, что видит его впервые. Высветленные волосы, честный взгляд ярко-голубых глаз и мягкая улыбка — Джисону он кажется дружелюбным и неопасным, однако от одного взгляда на этого парня глаза Минхо становятся настороженными и безжалостно льдистыми. — Привет? — осторожно отзывается Хан. — О, вы меня не знаете? Меня зовут Феликс, я из первого дистрикта. Просто хотел подойти и познакомиться — ваши костюмы выглядят впечатляюще! — Ох, спасибо, — Джисон улыбается и бросает короткий взгляд на Минхо. Тот явно не ослабляет бдительность, несмотря на искреннюю похвалу. — Твой костюм тоже… явно будет притягивать взгляды. Джисон использует всю свою сообразительность, чтобы придумать комплимент внешнему виду Феликса. То, что украшает его тело, сложно назвать костюмом — блестящая золотая лента, которая обвивает его фигуру и едва скрывает причинные места. В остальном же, на чужом теле можно разглядеть почти каждую мышцу — идеальный пример трибута, который явно готовился к Играм. Феликс в ответ только усмехается: — Да, когда я услышал об идее моего стилиста, то хотел разорвать его на части. А потом подумал — почему бы и нет? Моё тело и так уже стало всеобщим достоянием, так почему бы не продемонстрировать его в лучшей форме? Джисон мягко улыбается. Ему сложно понять слова Феликса, но, будь он на его месте, то наверняка был бы сильно недоволен и даже возмущён. — Возможно, мы немного далеки от капитолийской моды, — он пожимает плечами. Феликс загадочно улыбается и выдыхает: — Как знать. Ладно, кажется, мне уже пора. Я только познакомиться подошёл. Рад был поболтать с тобой, Джисон, — он улыбается парню, а затем бросает на Минхо быстрый и цепкий взгляд. Джисон не видит, чем Ли отвечает ему, однако сразу после Феликс отступает в сторону и направляется в сторону своей колесницы — в самое начало колонны. Глядя на его удаляющуюся спину, Хан бормочет: — Он кажется неплохим парнем. Минхо бросает на него скептический взгляд. У Джисона вновь появляется это неприятное ощущение, словно Минхо считает его ребёнком — наивным и несмышлёным. В первый раз парень почувствовал это, когда Минхо удержал его от падения на Капитолийском вокзале. — Ты ведь знаешь, что он из первого дистрикта? — Он говорил об этом. — А ты знаешь, что объединяет трибутов первого дистрикта этого года? Их маленькая особенность. Джисон пытается вспомнить что-то необычное в образе Феликса. Безусловно, его «наряд» вызывал шок, но ни одна его деталь не бросилась парню в глаза особенно. Вернее, поражал он весь, полностью — все его части были в равной степени шокирующими. — Что? — и вновь этот покровительственный взгляд. У Минхо явно преимущество в этой игре, ведь Джисон не знает о других трибутах, ровным счётом, ничего. — Заточенные клыки. Они превратили Жатву в своём дистрикте в настоящее шоу и сказали, что вместе разорвут глотки всем своим соперникам. По коже Джисона пробегают мурашки. Он вспоминает, каким внимательным взглядом их изучал Феликс, и рефлекторно прикрывает шею пальцами. — Что ещё ты знаешь про других трибутов? — возможно, ему и правда стоило посмотреть, как проходила Жатва в других дистриктах, но вместо этого он потратил время на самобичевание и сон. Это было ошибкой. Они оба понимают, что Минхо знает гораздо больше, чем говорит, однако тот лишь пожимает плечами в ответ. — В отличие от тебя, я приехал в Капитолий подготовленным. Я же говорил, что хочу выжить, — от его взгляда веет холодом. — А вот по тебе это пока незаметно. Джисон поджимает было губы, но, вспомнив слова Чана, пытается успокоить разгорающуюся злость внутри себя. Ему нужно быть немного снисходительнее. — То, что я использую другие методы, не означает, что они плохие, — спокойно произносит парень. — «Другие методы»? Думаешь, дружелюбие поможет тебе выжить на Арене? — Думаю, дружелюбие помогает мне по жизни не выглядеть самовлюблённым засранцем. Благодаря этому, впоследствии, я могу заиметь меньше врагов. Минхо слегка приподнимает бровь. — Ты считаешь меня самовлюблённым засранцем? — Я этого не говорил, — Джисон выдыхает и возводит глаза к небу, пытаясь подобрать правильные слова. — Просто не хочу, чтобы ты меня недооценивал. — Я тебя не недооцениваю. Это было бы глупо — мы ведь ничего толком друг о друге не знаем. Джисон видит, как остальные трибуты начинают взбираться на свои колесницы. Шоу начинается, и им пора занять в нём свои законные места. — Нам пора. Самое время показать себя. Они забираются в колесницу, беспощадно холодную и узкую для двоих. Как бы Минхо ни пытается отвоевать себе немного личного пространства, он рискует во время движения совсем слететь с колесницы, поэтому ему приходится смириться с нежеланной близостью. Железные ворота вдалеке медленно распахиваются, и в полутёмную пещеру врывается ослепляюще яркий солнечный свет и оглушающий грохот церемониальных барабанов. Трибуты начинают трогаться с места — первый дистрикт, второй, третий. Лошади деловито фырчат, степенно продвигая колесницы вперёд. Несомненный плюс их нахождения в самом конце колонны — наличие времени на моральную подготовку. Всего за пару секунд до того, как их колесница выезжает на главную площадь, Джисон видит в толпе менторов Чана. Замечая, что парень смотрит на него, он мягко указывает на уголки губ и растягивает рот в дружелюбной улыбке. Джисон, словно робот, повторяет движение губами за ним, и в ту же секунду его ослепляет до невозможного яркое сияние солнечных лучей. Кожа под костюмом покрывается липким слоем пота почти моментально, но он всё равно не завидует Феликсу, который предстал перед капитолийцами практически голым. Джисон бросает осторожный взгляд на гигантские экраны, висящие над его головой, и видит на нём своё лицо с немного напряжённой, но дружелюбной улыбкой. Это шанс — нужно сделать что-то такое, что заставило бы камеру задержаться на их паре подольше. «Игры — это шоу, так что будьте героями, на которых вам бы хотелось смотреть». Не меняя выражение лица, он вслепую нащупывает ладонь Минхо. Пару раз тот пытается вывернуться, но Джисон держит крепко. — Что ты делаешь? — шёпотом спрашивает Минхо. В его голосе явно слышится неудовольствие. Джисон поворачивается к парню и устремляет на него твёрдый взгляд. — Шоу. — Я не люблю прикосновения, — Минхо наконец удаётся вырвать свою ладонь из чужого захвата. Отточенным жестом он прячет её за спиной, словно пытаясь защитить, и явно вкладывает всю свою силу воли, чтобы не выскочить из колесницы. Джисон замечает на мизинце его левой руки тонкое кольцо — оно поблёскивает серебристым в ярком солнечном свете. Парень вспоминает, что такое же, только золотистое, покоится на мизинце его собственной правой руки. Джисон задумчиво опускает на него глаза. — А что если, — парень протягивает Минхо мизинец с сияющим золотистым кольцом, — только одним пальцем? Нам ведь нужно как-то запомниться. Разве ты не хочешь победить? На мгновение Джисон видит в глазах Минхо эмоцию, которую никогда не видел прежде — они в одно мгновение теряют всю ту холодность, которой были наполнены на протяжении долгого времени. Словно перед его глазами проносятся все те прекрасные воспоминания, которыми были наполнено детство Минхо, — Джисон не может разглядеть ни одно из них, но отлично понимает, что Ли ощущает в этот момент. Поэтому Хан берёт инициативу в свои руки и осторожно сцепляет их мизинцы. Их взгляды пересекаются, и в глазах Минхо отражаются десятки эмоций, вспыхивающими серебристыми и золотыми огоньками. Ни одну из них Джисон не может определить наверняка, но, удивительно, в этот самый момент он понимает его лучше, чем когда-либо. В тот же момент Ли вновь поворачивается лицом к колонне трибутов, и всё его тело моментально напрягается, словно каменея, — Джисон ощущает это по тому, как тот сжимает его мизинец. Краем глаза убеждаясь, что их сцепленные пальцы показывают на экранах крупным планом, он смело поднимает их руки в воздух. Джисон улыбается, слыша восклицания из толпы. Он почти наяву видит, как его подбадривает Чан, и гордо поднимает голову выше.