Я съем тебя, Сяо Чие

Сигарета в моих руках. Ты у подоконника. На улице день. Слишком светло. Слишком ярко. Слишком красочно. Слишком шумно. Всё слишком. Мир оживает. Цветёт, пахнет, млеет в объятьях солнца. Тает от тёплых прикосновений его лучей. Так нарочито медленно и соблазнительно стягивает с себя белые шелка снега, оголяя изумрудную зелень на всеобщее обозрение. Но окна заперты, а тут лишь затхлый запах пыли, алкоголя, сигарет и чёрт знает, чего ещё. Я вижу лишь твой силуэт в этом ярком свете. Ты видишь меня за пеленой дыма. Мог бы увидеть. Если бы смотрел. — Сяо Чие, — голос на выдохе хриплый, тихий, в горле першит, лёгкие наполнены ядом. — Посмотри. Я прочищаю горло и пробую снова: — Посмотри на меня. Завороженно наблюдаю за тем, как ты разминаешь шею, запрокидываешь голову. Как трепетно подрагивают твои ресницы, когда жмуришь глаза… отталкиваешься от подоконника, и напрочь задёргиваешь шторы, оставляя нас наедине с всепоглощающим табачным туманом во мраке. Подходишь. Шаг, второй. Лёгкая усмешка, и я вижу твои глаза. В них больше нет света, нет цвета, нет чувств, нет…ничего. Лишь холодный расчёт, и это режет больнее любого ножа. Непроизвольно сглатываю, когда ты отбираешь единственное, что успокаивало меня в данной ситуации - сигарету, тушишь её о моё плечо, прожигая ткань рубашки, а потом бросаешь на грязный кафель, не меня, окурок. На коже будет ожог, но каждый из тех, что ты успел оставить на моём теле меркнет по сравнению с тем, что ты решил выжечь на душе. Это так раздражает, бесит, злит. Мне до зуда на ладонях хочется схватить тебя за руку, стиснуть до хруста костей, вывернуть, прижав лицом к пыльному столу, а потом…Потом трахнуть. Грубо, резко, беспощадно, по-зверски, так, как любишь ты. Как любим мы оба. До сломанной мебели, вывихнутых суставов, кровавых следов от ногтей и глубоких укусов, которые зализываются мягкими поцелуями и ласками, словно ягодный соус, вылитый на хорошо обжаренный стейк. Если это последняя наша встреча, я буду рад каждому воспоминанию, которое смогу оставить на твоём теле, как и тому, что смогу забрать с собой. Чувствую твоё дыхание на своём плече…затем выше, ощущаю фантомные прикосновения суховатых губ, и одёргиваю себя от этих сладких воспоминаний, когда ты выдаёшь на ухо: — У тебя есть двадцать минут, чтобы убраться отсюда, Мо Вэйюй. — Холодное лезвие прижимается к моей шее, продолжаешь: — А потом ты будешь мёртв. — Что мешает тебе сделать это сейчас? – Интересуюсь я с горькой усмешкой, и даю себе волю коснуться этой невозможной талии, зарываясь руками под накинутый на плечи пиджак. Слышу, как ты цокаешь языком, и надавливаешь на нож сильнее, словно хочешь выжать каплю за каплей алого сока, но это заставляет меня лишь сильнее улыбнуться, и усилить хватку. — Считай, это одолжение. — Вау, сам Сяо Чие делает мне подарочек перед смертью. — Пальцы касаются позвоночника, и спускаются вдоль к копчику. Я мысленно просчитываю каждый позвонок, не спуская глаз с твоего всё ещё прекрасного, но такого холодного лица. На седьмом ты закрываешь глаза, вдыхая носом воздух. На девятом хмуришь брови. На одиннадцатом я вижу, как дёргается кадык. На поясничных…ты отталкиваешь меня, и кричишь: — Убирайся уже, ублюдок! — Нож оказывается воткнутым в столешницу в миллиметрах от моего бедра. И чего осторожничать перед жертвой? Я бы не стал. И не стану. Хватаю тебя за рубашку рывком притягивая на себя и впиваюсь в губы, кусая до крови. Отрываю к чертям все пуговицы, касаюсь оголённой кожи, и чувствую, как бешено колотится твоё сердце, сдёргивая всю маску напускного безразличия с лица. Ты не вырываешься, даже не пытаешься для виду сопротивляться, всепоглощающая тьма твоих глаз сменяется искрами живого света, такого привычно тёплого и родного, когда лишь прижимаешь меня плотнее к столу и вгрызаешься в ответ. Языки сплетаются как змеи, желая занять чужое гнездо. Слюна смешивается с кровью, стекая по подбородку. А истерзанные губы пекут от боли, но жажда поглотить друг друга, отобрать весь воздух из лёгких и наполнить собой, всё равно сильнее. Я не помню, в какой момент мы оба оказались лишь в лохмотьях, что когда-то имели честь зваться «рубашкой» со спущенными штанами, но я помню сладость твоего языка после того, как ты слизал кровь с пореза на моей шее. Я помню, как ощущались твои зубы на моих ключицах, плечах. И я так же запомнил, как ты прерывисто стонешь, когда я терзаю твои соски, выкручивая, кусая до дрожи в коленках, а потом так нарочито нежно и медленно облизывая ореол, издеваясь. Сегодня я собираюсь сожрать всё, что я не успел до этого момента. Забрать каждую частичку тебя, что когда-то принадлежала мне. Я съем тебя, Сяо Чие. И я сделаю всё, чтобы запомнить твой вкус на своих устах, запечатлеть его на своём языке, в мозгу, глотке, желудке. Я оставлю столько воспоминаний, чтобы ты не смог забыть, как бы не хотел. Потому что в тот самый момент, когда ты первый раз посмотрел на меня, ты уже безоговорочно был моим. А я очень жадный, чтобы делить свою еду с кем-то, Баобэй. Даже после смерти.