Этикетка

О чувствах Макаровой не знает, наверное, только тот, кто не видел ее в училище. Нет-нет, да останется после урока этикета и начнет забрасывать Ольховскую вопросами не по теме, вспоминая бытность золотой молодежи. Полина Сергеевна же хмурится, от знаков внимания отказывается, гордо вскинув подбородок. Ничего ее не берет, твердит одно и то же: «Мы с вами женщины, Макарова. Не стоит усугублять наше общение ненужными чувствами. И, к тому же, я старше вас». Синицына, Перепечко, Левакова, Трофимова — все смотрят на увлечение Макаровой как на нечто инородное. И поговаривают между собой: «Кабы на меня не запала», но Макарова улыбается, смеется и отвечает: «Вы не в моем вкусе, расслабьтесь, душечки». По ночам ревет в подушку Макарова, слезы жгучие из души буквально изрыгая. Нет ей понимания среди взрослых, так стоило еще и влюбиться в эту Этикетку. Непреступная, холодная, ни одного чувства на ее лице не заметила Макарова, когда пыталась ее за руки подержать. Все та же недоуменно выгнутая бровь, все то же нечитаемое выражение лица. Приходится на людях изображать из себя душу компании, но сил уже практически на это не остается. Тяжесть того, что ей никак не добиться внимания Ольховской, сказывается на сне, на физ-подготовке. — Всю жизнь ты мне поломала! — в ярости кричит Макарова на влажные глаза Этикетки, не в силах сдержать себя. Плачет Полина Сергеевна, не понимая, почему эта девочка так к ней привязалась. Такая молодая, умная, образованная, начитанная, а засматривается на нее, по сравнению возраста — старуху. Хочется ей иногда и обнять Макарову и к груди прижать, но мысли о том, как воспримут этот жест другие учителя и родители Макаровой, ставят на этих желаниях крест. — Не сойдемся мы с тобой, — только и вздыхает она наедине, вновь слезы набегающие смахивая. Ей тоже тяжело, но ослепленная эмоциями Макарова, этого не видит.