~*~
Форма была колючей, из грубой ткани, которая заставлялa тело чесаться. К тому же она была сине-белой, а Эду никогда не шел синий. Он в очередной раз раздраженно оттянул воротник рубашки с коротким рукавом, даже не пытаясь делать вид, что слушает Френчи. Вероятно, он пожалеет об этом, когда приступит к работе. Пока что его это не волновало. Чертов воротник душил его. — Тебе все понятно, Эд? — Угу. — Тогда... вот. Френчи прикрепил к его рубашке бейдж с именем — просто Эд, он лично настоял. Не хотел привлекать внимание. Эта работа была лишь способом отвлечься, развеяться, может быть, найти вдохновение. — Начни с дальнего столика. Посетитель за ним ждет уже пятнадцать минут. Он кажется... безобидным, так что не думаю, что возникнут проблемы. Если все же возникнут — зови. — Обязательно. Он не собирался бежать обратно к Френчи, даже если посетитель будет в ярости. Он Эдвард Тич, а Эдвард Тич не сбегает от разъяренных посетителей в свой первый же рабочий день. Посетитель сидел к нему спиной, лицом к окну, но в окно не смотрел. На столе перед ним была раскрытая книга. Он был настолько увлечен чтением, что не заметил, как к нему подошел Эд. Черт, надо было кашлянуть на подходе. Ему всегда говорили, что он ходит бесшумно. Эд воспользовался мгновением, чтобы перевести дух (что-то внутри него неприятно переворачивалось; он отказывался признавать в этом волнение), а заодно рассмотреть посетителя. Он был примерно его возраста, блондином, в тщательно выглаженной одежде. На самом кончике его длинного носа сидели очки для чтения. Он рассеянно накручивал на палец прядь и без того волнистых волос, выбивая ее из идеальной прически. В животе Эда заворочалось какое-то новое чувство. Он списал его на волнение. Он кашлянул и положил перед посетителем меню. — Добрый день. Прошу прощения за ожидание. Меня зовут Эд, и я буду вашим официантом сегодня. Неплохо. Эд не сдержал довольной ухмылки. Посетитель вздрогнул и оторвал взгляд от книги. Его глаза были орехового цвета, но казались зелеными в солнечных лучах, падавших на него из окна. Что-то в животе Эда упало, и дыхание на мгновение сперло. — Ожидание? Нет-нет, не переживайте, меня это ни капли не обеспокоило. Очень приятно познакомиться, Эд. Я Стид. Он захлопнул рот и нахмурился. Эду не нужно было быть телепатом, чтобы понять, о чем он думает — все было написано на лице Стида. — Я не знаю, зачем это сказал, — растерянно произнес Стид, подтверждая догадку Эда. Эд хмыкнул и хлопнул его по плечу. — Все в порядке, приятель. Ты просто зачитался и забыл на мгновение, где ты. Стид нахмурился еще больше. — Вообще-то, знаешь что, Стид? — Он дождался, пока Стид посмотрит на него (солнце снова подсветило ореховые глаза; по спине Эда прошла дрожь). Он понизил голос и нагнулся к Стиду: — Сегодня мой первый день на работе. И ты — мой первый посетитель. Так что я даже не против того, что ты нарушил протокол. — О, это... — Стид пожевал губу и улыбнулся. Черт. Кажется, Эд пропал. — Это хорошо. Я рад, что помог, Эд. Эд откашлялся. — Что ж, я... Прости, забыл спросить. Желаешь что-то заказать сразу? — Я буду чай, черный. Спасибо, Эд. И Стид снова улыбнулся. Эду на мгновение показалось, что солнце поблекло на фоне его улыбки. — Принесу через минуту. Эд развернулся и направился в сторону кухни. Ноги были ватными, и он уже даже не пытался списать это на волнение. Он поймал взгляд Френчи и кивнул в ответ на его поднятые вверх большие пальцы. Что ж, неплохо для начала.~*~
Обеденное время и правда оказалось загруженным, так что Эд принес Стиду чай, принял его заказ, а затем его захватил водоворот работы. Они перемолвились лишь парой слов, но что-то в напевном произношении Стида показалось смутно знакомым. Эд жалел, что не спросил сразу. На следующий день Стид снова пришел. Эд заметил его почти сразу — его светлые кудри казались золотыми в свете солнца. Каким-то образом он снова смог занять столик у окна. Эд не пытался скрыть улыбку, когда подошел к нему. — Привет, Стид. — Эд! Стид оторвался от книги с такой готовностью, словно вовсе и не читал ее. Он заложил страницу закладкой, закрыл книгу и отодвинул на край стола. Эд покосился на нее с интересом, но та лежала обложкой вниз, корешком от него. Он не увидел названия. Эд положил перед Стидом меню. — Я буду чай, спасибо. Эрл Грей оказался отменным, мне стоит уточнить у Найджела имя его поставщика. Вопрос, который Эд хотел задать, смел другой, вырвавшийся у него помимо воли: — Ты знаешь Бадминтона? Стид поморщился и вздохнул. — Мы старые школьные приятели. В детстве он был... весьма изобретательным шутником. Я имел честь первым испытывать на себе любые розыгрыши Найджела и его брата. Эд прекрасно умел читать между строк, а слова Стида буквально кричали. Что ж, подумал он мрачно, он точно не ошибся в своих суждениях по поводу Найджела Бадминтона. Он и правда был мудаком, причем отменным. — Почему тогда пришел в его кафе? Невежливо. Эд прикусил язык, но было слишком поздно. Стид снова вздохнул. Его пальцы терзали край меню, выдавая его беспокойство. Эд хотел прибить Бадминтона. — Просто оно было поблизости. И я заметил, что столик у окна был свободен. Дневной свет лучше подходит для чтения, чем тусклые лампы в глубине зала. Эд усмехнулся. Он знал Стида — сколько, всего пять минут? — но почему-то объяснение показалось ему абсолютно логичным. — К тому же... — Стид помедлил, слегка улыбнулся ему. — Я встретил тебя. Так что это было определенно не худшее решение. Невидимая острая стрела пронзила его сердце, и дыхание перехватило. Чертовы купидоны, эти уродливые младенцы-переростки. Когда-нибудь Эд найдет их и переломает все их стрелы и луки. Он выдавил из себя улыбку и стукнул костяшками по столу. — Чай. Да. Уже несу. И он развернулся и ушел вглубь зала. Возможно, это была лишь игра света, но ему показалось, что лицо Стида слегка порозовело.~*~
На следующий день он подошел к Стиду уже с пустой чашкой и заварочным чайником. Он поставил все это на стол, поджег свечу в подставке, вероятно, сделав из этого чуть большее шоу, чем требовалось. Но Стид улыбался ему с такой искренностью, что к черту. Оно того стоило. Эд окинул зал быстрым взглядом. Френчи и Швед обслуживали других посетителей, но основная обеденная масса посетителей еще не пришла, так что у него была свободная минутка. Стид тщательно изучал меню. Эд поставил стул спинкой к столу и сел. Стид поднял на него взгляд. — Итак, Стид. — Он постучал пальцами по спинке стула. Стид выжидающе приподнял брови. — Твой акцент показался мне знакомым. Давно переехал? Стид воссиял. — Я никак не решался задать тебе тот же вопрос, Эд. Мы переехали, когда я был еще ребенком. Отец был уверен, что в Штатах его ждут... — он откашлялся, понизил голос, явно передразнивая: — «больше бизнес-возможностей». Эд хмыкнул. — Примерно то же самое говорил мой отец, когда увозил нас с матерью из Аотеароа. Как жаль, что ублюдок спился раньше, чем сумел найти их, эти новые возможности. Стид поморщился и с сочувствием похлопал его по руке. На обнаженном предплечье Эда появились мурашки. — По крайней мере моя бывшая жена из Австралии, так что я несколько раз имел возможность вернуться в родные края. Она не была рада, когда мы делали дополнительный крюк, чтобы побывать в Новой Зеландии. Но дети были в восторге. Вот как. Жена и дети. Ну, по крайней мере он сказал «бывшая». Эд открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но проходивший мимо столика Френчи многозначительно кашлянул. Эд оглядел зал. Он заполнился за какие-то пять минут. Он с сожалением встал и поставил стул на место. Одернул противную форму, достал из переднего кармана блокнот и ручку. — Могу я уже принять твой заказ, Стид? Стид прикусил губу и притянул к себе меню. На его лице читалось сожаление. По крайней мере, Эд хотел, чтобы там было написано сожаление. — Прости, Эд. Дашь мне еще пять минут? — Без проблем, приятель.~*~
Сюжет новой книги начал выстраиваться у него в голове даже прежде, чем Эд узнал, что Стид был поклонником романов Э. Дж. Тича. Он с легкостью скользнул в эту новую рутину, позволив ей на пару недель вытеснить все остальные мысли и переживания у него из головы. Он просыпался, шел в душ, завтракал, шел на работу. Работа была утомительной и однотипной, но по крайней мере его кормили, и еда была вполне сносной. Он даже смог разобрать целую гору пустых коробок из-под фастфуда, громоздившуюся у него на кухне. Он работал с обеда и до вечера, но никогда — до самого закрытия. Затем он возвращался домой, наливал себе чаю или виски (виски бывал его напитком на ночь чаще, чем он хотел себе признаваться). Открывал документ и часами смотрел на мигающий курсор на пустом листе. Пару раз, под влиянием импульса, он писал пару-тройку предложений плана, но затем удалял его, оставляя лист по-прежнему белым. Иззи начал проявлять первые признаки нетерпения. Он писал ему каждый вечер. Издатель, по его словам, наседал ему на пятки, требовал хоть что-то. Иззи, в свою очередь, требовал хоть что-то от Эда. Эд мог только показать средний палец. Он не мог работать в таких условиях. Терпеть не мог, когда сроки поджимали. Но сейчас сроки не просто поджимали — они горели. Так проходил каждый его день. Проснуться, душ, завтрак, работа, сверлить взглядом пустой экран. Но был еще, конечно, Стид. Губы Эда невольно растягивались в улыбке, когда он позволял Стиду прокрасться в мысли. Стид, его ореховые глаза, великолепные золотые кудри, ямочка на щеке, когда он улыбался, крошечные очки-половинки для чтения. Стид и его заразительный смех и улыбка, яркая как солнце. Каждую минуту, проведенную со Стидом, Эд тщательно прятал в сундук где-то в глубине себя, лелея их как самое драгоценное сокровище. Незаметно для него сундук разросся до невероятных размеров, наполнился до краев, вытеснив собой любые другие мысли из головы. Любимым цветом Стида был голубой. Детей Стида звали Альма и Луис, им было семнадцать и пятнадцать. В детстве они любили играть в пиратов, потому что это была любимая игра Стида. Его бывшая жена Мэри была художницей, настоящим прорывом в мире художников. В этом ей помог ее инструктор и жених — Даг. Даг, по словам Стида, был «просто замечательным». Стид продал компанию отца после развода, и на эти деньги начал свое небольшое дело. Эд с трудом выведал какое именно. Стид был главным редактором журнала для квир-молодежи. Он брал под свое крыло любых молодых квир-талантов. Он хотел помочь им всем обрести поддержку и твердую землю под ногами. Того, чего не было у самого Стида. Потому что Стид только недавно открыл для себя много нового. В том числе тот факт, что он на сто процентов был геем. (Это сокровище Эд лелеял особенно тщательно, позволив себе мечтать над ним дольше обычного).~*~
Наброски сюжета возникли у него в голове, когда Эд в очередной раз лениво скользил взглядом по биографии Черной Бороды. Один эпизод его недолгой, но яркой жизни, зацепил его взгляд. Несколько месяцев Черная Борода плавал с кем-то, известным истории под именем Джентльмен-пират. Очевидно, Джентльмен-пират был каким-то аристократом, сбежавшим от семьи и обязанностей на поиски приключений. В какой-то момент все пошло не так, и Джентльмен-пират в полной мере познакомился с суровым миром пиратства. А именно — с испанским кинжалом, который оказался у него в животе, когда Джентльмен-пират сунулся туда, куда соваться не следовало. И все бы ничего, богатый избалованный аристократ закончил бы именно так, как можно было предположить, — безызвестным, где-то в пучине Карибского моря, если бы не одно но. Он встретил Черную Бороду. И Черная Борода взял его под свое крыло. Удивительные вещи происходили в Золотую эпоху пиратства. Как хорошо, что сейчас, в двадцать первом веке, жил один Эдвард Тич, который построил карьеру и сколотил целое состояние на продаже исторических (но на самом деле больше фантастических) романов о приключениях пиратов Золотой эпохи пиратства. Сам он никогда не считал свои романы изумительными, но огромная фан-база поклонников сожгла бы его на костре, посмей он сказать нечто подобное (к счастью, ему не приходилось общаться с поклонниками — Э. Дж. Тич был писателем-загадкой. Никто даже не знал его настоящего имени, что в полной мере устраивало Эда). Однако романы были изданы, и романы произвели фурор тогда, почти два десятка лет назад. Он начинал скромно — с истории любви и приключений двух пираток, Мэри Рид и Энн Бонни. Поначалу Черная Борода был лишь второстепенным персонажем и появлялся пару раз, выручая своих боевых подруг. Однако первое же его появление вызвало настолько большой резонанс, что Эду было все сложнее и сложнее удерживать его на заднем плане. Наконец, после трилогии романов про Мэри и Энн (и после бесконечных часов уговоров со стороны Иззи), он поддался и написал первый роман, где главным героем был Черная Борода. «Месть Королевы Анны» (Эд на полном серьезе хотел назвать первый роман «Королева Анна Наносит Ответный Удар», но издатель наотрез отказала ему — что-то про авторские права и все такое) взбаламутила воду и стала причиной бесконечных обсуждений на долгие годы вперед. А также принесла ему весьма крупный гонорар. Эд не успел потратить даже четверть этих денег, когда сиквел приключений Черной Бороды стал еще большим успехом и разошелся многомиллионным тиражом в первый же месяц после публикации. Вот что получаешь, когда делаешь самого известного в мире пирата, грозу морей, представителем квир-сообщества. Действительно прекрасное время для того, чтобы писать. Как жаль, что все это было почти семь лет назад. Сейчас Эд сидел в своем роскошном кресле в до смешного огромном (пустом и холодном) доме, смотрел на статью про знакомство Черного Бороды и Джентльмена-пирата, и в голове у него постепенно выстраивался сюжет.~*~
— Один Эрл Грей для моего лучшего посетителя. Эд поставил чашку перед Стидом, зажег свечу привычным движением, взгромоздил чайник с заваркой на подставку. Стид улыбнулся и закрыл книгу, заложив страницу пальцем. Взгляд Эда невольно упал на обложку, и он замер, так и не убрав зажигалку в передний карман. Прекрасный изящный фрегат рассекал синие волны. Голубое безоблачное небо раскинулось над ним, а из глубины моря к нему тянуло щупальца исполинское морское чудовище. «Возвращение Кракена» — было написано внизу обложки витиеватым шрифтом. «Э. Дж. Тич» парило в голубом небе, крупными золотыми буквами. Эд нечасто видел свою последнюю книгу в ее конечном, изданном варианте. Чаще всего он смотрел на нее в виде документа, мерцавшего ему с экрана, когда он в очередной раз переписывал, менял местами или даже удалял целые абзацы текста, доводя его до итогового варианта. Эд никогда не перечитывал свои романы в напечатанном виде, и ни разу не открытые книги так и пылились у него на книжной полке. Не удивительно, что он не узнал роман по обложке — он и забыл, как она выглядит. Помнил только, что провел многие часы, объясняя художнику-оформителю свою задумку, а потом раз за разом отвергая готовые варианты. Стид поймал его взгляд и с улыбкой покосился на книгу. — Эта — моя любимая. Я знаю, что это немного типично, учитывая то, что это последняя изданная им книга... Но я нахожу в ней что-то очаровательное. «Очаровательное», надо же. Еще никто не называл его романы очаровательными. — Правда? — Эд хрипло хмыкнул. — И что тебе кажется более очаровательным — как Черная Борода прижимает очередного любовника к стене каюты, или как он мечтает о том, чтобы его самого прижали к стене каюты? Стид покраснел. — Нет, я не... Эд! Я не имел в виду ничего подобного! Эд засмеялся. — Расслабься, приятель, я просто шучу. Просто «Возвращение Кракена» показалась мне самой... пикантной из всех книг. Если ты понимаешь о чем я. Стид покраснел еще гуще. Эд преуменьшал. «Возвращение Кракена» была не просто пикантной. Это была одна сплошная порнография, и метка «18+», значившаяся на обложке, полностью оправдывала свой рейтинг. Он был чертовски возбужден и очень пьян большую часть того времени, пока писал «Возвращение Кракена». — В этой части в полной степени раскрывается прошлое Черной Бороды, вся глубина его психологической травмы, дается объяснение большому количеству его поступков. И, может быть, в ней действительно много сексуальных сцен, но каждая из них раскрывает персонажа еще больше. Э. Дж. превзошел себя, когда написал ее. Эд уставился на Стида. Он смотрел на него так долго, что сам начал ощущать дискомфорт, но просто не мог заставить себя оторвать взгляд. — Критики назвали это по-другому, приятель. Кажется, один из них написал что-то вроде... — он откашлялся, цитируя по памяти: — «Очевидно, Э. Дж. Тич, кем бы он ни был, давно уже ни с кем не делил постель. Очень жаль, потому что, сделай он это, возможно, книга получилась бы чуть менее пошлой и чуть более глубокой». Стид раздраженно взмахнул рукой. — Тогда этот критик — дурак, который явно не читал дальше двухсотой страницы. Книга — идеальный образец глубокого психологического анализа. Когда перед Черной Бородой встает выбор — убить снова или быть убитым, он выбирает убийство. И это становится триггером, пробуждающим целую волну воспоминаний, переживаний и самобичевания. В объятиях любовников он ищет вовсе не плотских утех, как может показаться на первый взгляд. Он ищет связь и понимание, но находит лишь пустоту. Разве это не трагедия сама по себе? — Вау, приятель. Просто... вау. Кажется, Эд был немножко влюблен. Стид, очевидно смущенный своей вспышкой, залился очаровательным румянцем. Между его бровей залегла морщинка, и пальцы Эда зудели от желания разгладить ее. — Когда этот роман вышел — семь лет назад — это был... непростой этап моей жизни. Развод, откровения, связанные с моей сексуальностью, тяжесть осознания того, что сорок лет своей жизни я потратил на то, что никогда не приносило мне удовольствия... Вероятно, я чувствовал родство с... Черной Бородой. Я понимаю, что для тебя это наверняка не имеет смысла, но... — Я понимаю. Стид вскинул на него взгляд. Его пальцы гладили обложку книги, словно она придавала ему уверенности. Эд посмотрел на нее. На темные щупальца, вот-вот собиравшиеся схватить мачту корабля. Черная Борода заполнял пустоту в своей душе виски и ничего не значившим сексом. Нет. Не Черная Борода. Он сам. Ни один критик не разглядел в этом разгульном образе жизни черную громаду Кракена, нависшую над Черной Бородой. Пустоту, зиявшую в душе Эда. — Ты фанат Э. Дж. Тича, Эд? — мягко спросил Стид, наклонив голову вбок. На его губах витал призрак улыбки. Эд фыркнул. — Да, что-то типа того. — Эд! Швед, подошедший к нему со спины, чуть не заставил его душу распрощаться с бренным телом раньше срока. Эд повернулся к нему и прижал руку к груди. Сердце колотилось. — Черт, приятель! Какого хрена ты так подкрадываешься? Швед смутился и обиженно выпятил губу. — Просто хотел предупредить, что мистер Бадминтон увидел, что ты не работаешь. Он не очень доволен, и я решил... — Ладно, ладно. — Эд утешительно похлопал его по плечу. Швед выглядел так, как будто вот-вот заплачет. — Уже иду, так и передай этому муд... мистеру Бадминтону. Стид обеспокоенно нахмурился и коснулся его руки. Эд посмотрел на него. — Надеюсь, у тебя не будет неприятностей? — Не переживай, приятель. Худшее, что он сделает — уволит меня. — О, Эд, это ужасно. Я не хочу, чтобы ты потерял работу из-за меня. «Ты — моя работа», — подумал Эд, потому что это правда, ведь так? Ему стоило уволиться из кафе еще неделю назад, когда в голове начал выстраиваться сюжет. Кафе выполнило свою роль, он нашел вдохновение. Но только он не мог. Уволиться из кафе означало потерять возможность видеть Стида каждый день. Потому что Стид и был его вдохновением. Эд накрыл руку Стида и сжал пальцы на мгновение. Его ладонь была мягкой и теплой, именно такой, как он себе и представлял. — Все будет в порядке, обещаю. Я вернусь с твоим заказом. Теплый салат с курицей, да? С ореховым соусом? Стид усмехнулся. — Ты точно знаешь, чем меня порадовать. Эд не нашелся, что ответить на это. Жар залил его от макушки до пят, особенно сконцентрировавшись в области щек. Он надеялся, что румянца не видно на его смуглой коже. — И... Эй, Стид? — М-м-м? — Запомни, на чем мы остановились, ладно? В твоих рассуждениях про Черную Бороду. Я хочу послушать еще. Завтра. Ты не против? — Я буду ждать, Эдвард. Отлично. Теперь вдогонку к жару на лице появилась глупая улыбка. Ее не смог стереть даже разъяренный взгляд Бадминтона, когда Эд повернулся в сторону кухни. Он подавил в себе желание показать средние пальцы. Ему сорок семь, ради всего святого. И ему нужно это место. Ему нужен Стид.~*~
Эд уже собирался дать Стиду свой номер телефона, когда, перечитывая готовый план нового романа, понял, что натворил. Эд не планировал называть Джентльмена-пирата по имени, как и в случае с Черной Бородой (это была особенность его поздних романов), но в своем плане Эд называл его С. Б. для краткости. Эти буквы не имели никакого значения, он напечатал их по инерции, не задумываясь. И только через пару дней осознал, что это — инициалы Стида. Стид Боннет, как он представился ему давным-давно, когда они еще узнавали друг друга (не то чтобы они были лучшими друзьями, но Эду нравилось думать, что он знает о Стиде чуть больше, чем другие). А затем он перечитал план внимательнее и почувствовал, как что-то холодное и мерзкое разрастается в животе. У Джентльмена-пирата были светлые волосы. Кудрявые и идеально уложенные. А еще ореховые глаза. Он носил только лучшую одежду, из качественных тканей, тщательно скроенную. Его смех в голове Эда звучал как смех Стида, а на щеке у него, когда он улыбался, появлялась ямочка — такая же, как у Стида. Джетльмен-пират выделялся среди других пиратов своей чудаковатостью и наивностью. Он заинтриговал Черную Бороду с первых минут знакомства (на испанском корабле, когда Черная Борода спас его от казни). Джентльмен-пират был чем-то новым, интригующим, как глоток свежего воздуха. Он заставил Черную Бороду вспомнить, за что он любил пиратство. Заставил почувствовать себя живым, возможно, впервые в жизни. Джентльмен-пират был... Стидом. Эд застонал и уронил голову на руки, когда впервые осознал это. Не то чтобы он никогда прежде не списывал образы своих героев со своих знакомых. Первый помощник Черной Бороды, Израэль Хэндс, к примеру, был вылитой копией Иззи. Эд сделал это нарочно, чтобы позлить его после того, как Иззи в очередной раз отчитал его за сроки. Бывший Черной Бороды, один из возвращающихся героев, Калико Джек, был списан с его собственного бывшего Джека Рэкхема (ему повезло, что Джек был не из тех, кто читал романы Э. Дж. Тича — он бы сразу раскусил Эда). Энн Бонни очень сильно напоминала девочку, с которой он учился в школе. Она была молчаливой, но опасной, и никто не связывался с ней без лишней необходимости. Они с Эдом дружили — это была тихая, но крепкая дружба. Благодаря Энни Эд сумел найти свое место в школе и даже совершить каминг-аут в пятнадцать. Ну а Мэри Рид — его любимица Мэри... Что ж, тут и далеко ходить не надо. Мэри Рид он списал со своей матери, придав ей те качества, которыми никогда не отличалась она (но которые он хотел в ней видеть во время ссор с отцом) — отвагу, умение постоять за себя, острый язык. У Мэри было отличное чувство юмора, волна прекрасных черных волос, смуглая кожа и теплые карие глаза. Мэри была тем, кто понимал Черную Бороду лучше других. Ей единственной он открывал свои сомнения и страхи. Но никогда прежде Эд не списывал персонажа с реально существовавшего человека вот так, незаметно для себя. Он еще не начал писать, но уже знал, что любит Джентльмена-пирата. Он знал, что Джентльмен-пират — тот самый, единственный для Черной Бороды. Тот, кто заставит его полюбить себя. Тот, ради кого он откажется от всего — своего корабля, своей бороды (технически уже не черной, скорее, седой, но кому есть дело?), своей репутации. Тот, кому он назовет свое настоящее имя — Эд(вин). Или (мунд). Эд еще не решил. Истории не было известно настоящее имя Черной Бороды, так что, какого черта, он мог назвать его как угодно. Хоть Джоном. Хоть Джеффом. Черная Борода любил С. Б., так же, как Эд любил (упс) Стида. Стида, фаната Э. Дж. Тича. Стида, который читал его романы так внимательно, что сразу же узнал бы в Джентльмене-пирате себя. Эд не мог этого допустить. Он столько лет сохранял анонимность, будучи всемирно известным писателем. Он не мог рисковать этим сейчас. Потому что он обязательно скажет Стиду, да? Просто не сможет не сказать. Особенно если у них все будет серьезно (Эд позволял себе надеяться на это). Эту тайну просто невозможно будет скрыть. Его дом кричал об этом. Его байк кричал об этом. Его излюбленная кожаная куртка кричала об этом. Его смехотворно роскошное рабочее место кричало об этом. Смотри — я Э. Дж. Тич, я — это он! Стид разочаруется в нем. Стид увидит в Джентльмене-пирате себя и возненавидит его. «Как ты посмел списать образ своего персонажа с меня? Не спросив моего разрешения? Так вот зачем я был нужен тебе, Эд? Чтобы заработать еще парочку миллионов?» Нет, он не мог так рисковать. Он не мог потерять Стида. Только не тогда, когда Стид стал единственной причиной для него открывать глаза по утрам.~*~
Эд не ушел из кафе, но смял и выбросил листок бумаги, на котором написал свой номер телефона. Это было необдуманное решение. Стид стал чаще опаздывать. Иногда он и вовсе приходил только ближе к вечеру. В такие дни Эд оставался и ждал его, даже если его рабочий день давно закончился. Но он всегда появлялся в кафе, всегда заказывал один из своих любимых десертов (которые Эд выучил наизусть), чаще всего — апельсиновый торт. Он не рассказывал, а Эд не спрашивал о причинах задержек. Стид всегда выглядел так, словно те минуты общения, которые они могли улучить, были лучшим, что происходило с ним за день. А может быть, Эд просто проецировал и воображал. Потому что для него эти минуты определенно были лучшими. Они много говорили о книгах Э. Дж. Тича. Стид с радостью делился своими рассуждениями, любимыми моментами, теориями. Эд не перебивал его. То, с какой страстью Стид говорил о его романах, заставило Эда вспомнить, насколько он любил писать их. Как тщательно он продумывал и раскладывал в тексте каждую мельчайшую деталь — едва заметные нити паутины, собиравшиеся в одну цельную картину. Он любил символизм и особенно тщательно прорабатывал каждый символ. За почти двадцать лет его карьеры Э. Дж. фанаты раскрыли практически все потаенные замыслы, выстроили целый ряд теорий, некоторые из которых были удивительно близки к его задумке (а некоторые были просто смешными; эти Эд ценил больше других). Но никто еще не видел всю картину так ясно, как Стид. — Ты замечал, что русалки, которые появляются еще в первом романе о девочках на их флаге, — так Стид называл Мэри и Энн; это грело душу Эду; он любил своих девочек особой нежной любовью, — затем трижды фигурируют в дальнейших романах? — Да? — рассеянно ответил Эд, стащив картошку с тарелки Стида. — Когда же? Стид воодушевленно подтолкнул свою тарелку ближе к нему. Был поздний вечер, время близилось с закрытию. В зале почти не было посетителей, а Бадминтон уже свалил домой. Френчи только махнул рукой и закатил глаза («Иди уже к своему парню, я тебя прикрою». Эд не стал возражать против «парня»). Сегодня они могли себе позволить это. И если закрыть глаза и на секунду забыть о колючем воротнике и фартуке, Эд мог даже представить себе, что это было настоящее свидание. — Они сталкиваются с русалками в сиквеле про девочек, когда ищут источник вечной молодости. — Стид загнул один палец. — Копье — это излюбленное оружие Черной Бороды. Оно есть у него на флаге, и именно им он убивает Кракена в конце «Возвращения Кракена», освобождая себя и спасая свою команду и Мэри и Энн. Одна из русалок сжимает копье. — Стид загнул второй палец. — Другая русалка сжимает сердце. Сердце кровоточит. В конце «Мести» Черная Борода помещает на свой флаг кровоточащее сердце. Чтобы показать врагам, на что он способен. Но на самом деле, как мне кажется, он лишь пытается отвергнуть саму идею того, что может испытывать чувства. — Стид загнул третий палец, взволнованно подпрыгнул на месте. — Я думаю, что он устал. Устал искать цель в жизни. Устал оправдывать свои поступки. Но главное — устал пытаться найти свою любовь. В тот момент, когда сердце появляется на флаге, мы впервые знакомимся с Кракеном, его мрачным альтер-эго. Именно тогда, в конце «Мести», а не в начале «Кракена», как считают многие. И Стид улыбнулся ему победоносной улыбкой, которая заставила сердце Эда пропустить удар. — Потрясающе. Браво, Стид. Лучший анализ из всех, что я видел. — Ты так думаешь? — Конечно, приятель. Тебе стоит опубликовать его на одном из форумов или в твиттере. Уверен, многие будут в восторге. — Я бы хотел этого. Русалки были его любимым символом, и Эд вложил свою душу в него. Русалки появились на самых ранних этапах работы, но Эд всегда знал, что они будут важны. По мере развития истории он вложил в них дополнительный символизм. Русалки всегда считались чем-то зловещим, они затягивали моряков на дно и поедали их. Но в его мире русалки были символом надежды. Мэри и Энн были русалками. Они не утянули Черную Бороду на дно жестокости и убийств. Наоборот, они подняли его из пучины, помогли ему вырасти как личности, показали ему на своем примере, что такое истинная любовь. Мэри и Энн приняли его, разглядели свет в черноте его души. Так же, как примет его С. Б. в новом романе. Когда-нибудь Эд расскажет ему об этом, поделится как одной из его собственных теорий. — А еще... — Стид наклонился к нему с заговорщическим видом, и Эд машинально подался вперед. — Я думаю, что Мэри и Энн и есть своего рода русалки. И он улыбнулся одной их тех улыбок, которые Эд любил больше всего, — кривой и едва заметной, словно она была предназначена только для него одного. Эд так сильно любил его.~*~
Парень был высоким, темноволосым и привлекательным. Он без конца говорил что-то — высокий заразительный смех Стида разносился по всему залу. Парень снисходительно улыбался и трогал Стида. Ненавязчиво прикасался к руке, поправлял ворот его рубашки, гладил по плечу, позволяя пальцам скользнуть вниз по предплечью. Стид как будто не замечал этих прикосновений. Эд кипел от ревности. Она захлестывала его ядом, поднимаясь откуда-то из желудка, желчью обжигала горло. Он не сводил глаз с парня, но тот совершенно не замечал его. Удивительно — многие пасовали под его тяжелым взглядом. Разумеется, у Стида был парень. Они никогда не поднимали эту тему среди множества других тем, но сейчас Эд видел это ясно как день. Стид был умным, привлекательным, уверенным в себе. Его улыбка затмевала солнце. Конечно же, это разглядел не только Эд. Сердце Эда разбивалось в груди осколками, которые плавились под огнем его ревности. Дурак. Надо было пригласить его на свидание давным-давно. Если бы он услышал отказ еще тогда, недели назад, он бы закончил это прежде, чем увяз так глубоко. (Эд врал себе и знал это. Он увяз так глубоко почти мгновенно, когда Стид улыбнулся ему в первый раз). — Эй, Френчи. Эд поймал за локоть проходившего мимо него Френчи. Тот остановился с заинтересованным видом, явно не против отвлечься и поболтать. — Возьмешь сегодня столик Стида? Взгляд Френчи метнулся в сторону столика у окна, который почти всегда занимал Стид. В последние пару недель Эд наловчился ставить на него табличку «забронировано», чтобы место точно досталось Стиду. Френчи изучал картину недолго, лишь пару секунд, а затем окинул Эда понимающим (слишком понимающим) взглядом. — Будет сделано, дружище. Эд так и не сдвинулся с места, не в силах оторвать глаз от разворачивавшейся у столика Стида сцены. Френчи подошел к ним своей пружинящей походкой, с блокнотом наготове и дежурной улыбкой на губах. Парень (он отказывался называть его парнем Стида) тут же вскочил на ноги, обнял Френчи. Между ними завязался бойкий разговор, словно они сто лет были знакомы друг с другом. Стид в этот момент обеспокоенно огляделся по сторонам. Он повернулся всем корпусом в сторону зала, и на мгновение их с Эдом взгляды встретились. Эд нырнул за угол, ведущий к кухне, чувствуя, как сердце колотится в груди. Но затем он выпрямился и раздраженно одернул колючую рубашку с коротким рукавом. Эд Тич был кем угодно, только не трусом. Выходя из-за угла, Эд нос к носу столкнулся с Френчи. Парень был меньше его, и не упал только благодаря руке Эда, которая схватила его за талию. Френчи смущенно кашлянул и сделал шаг назад. — Стид просил тебя обслужить их сегодня. Эд раздраженно нахмурился. — Вот как? Очень жаль, что он не подумал об этом до того, как привел сюда своего парня. Френчи моргнул один раз, уставился на него. — Парня? Ты про Люциуса? И затем он внезапно фыркнул и хлопнул Эда по плечу. Он был подозрительно веселым. Уходя, Эд кинул на него долгий взгляд, но Френчи выдержал его, посмеиваясь за рукой. Подходя к столику, он невольно услышал их разговор. Была суббота, и посетителей было не так много, как в будни. Гул немногих разговоров звучал негромко, почти усыпляюще. — ...сделать Черную Бороду представителем коренного народа и геем, это определенно самый дерзкий ход за всю историю литературы, если ты спросишь меня, Стид. Правда, я бы пожал Э. Дж. руку, если бы встретил его лично. Никто еще не переплюнул его в дерзости, отдаю ему должное. — Мы не можем точно утверждать, что он представитель коренного народа, Люциус. Об этом ни разу не говорится в тексте напрямую. Люциус только фыркнул на это. — Татуировки, детка. Уверен, у него их так много не просто так. Эд кашлянул и прикрыл пальцами другой руки собственную Та-моко на запястье. — Привет, Стид. — Эд! Стид с готовностью вскочил со своего места и... замер. Эд выжидающе поднял бровь, но Стид только переплел пальцы перед собой, словно не знал, куда теперь деть руки. — Я рад тебя видеть, Эд, — сказал Стид, смущенно возвращаясь на место. Краем глаза Эд заметил, как Люциус закатил глаза, и его окатила новая волна раздражения и неприязни. — Не представишь меня своему... спутнику? — спросил он резко, явно нарушая все протоколы общения. Стид улыбнулся, и эта улыбка кольнула Эда в самое сердце. — Это Люциус Сприггс, мой самый талантливый автор, а также младший редактор в нашем журнале. Люциус протянул ему руку. — Я умелый писатель и художник. Двойная угроза. И подмигнул ему. Черт возьми, мальчишка подмигнул ему. Эд пожал протянутую руку в недоумении. Какое-то смутное чувство отодвинуло его раздражение на задний план. — Эд. Так значит, ты, Люциус, писатель? Люциус кивнул с самым самодовольным видом. — И весьма успешный. Слышал когда-нибудь про «Искусство рисования»? Эд мотнул головой. — Очень зря, Эд. Рассказ получил высокие отзывы критиков и читателей. Все иллюстрации к нему — моих рук дело. И он поиграл пальцами в воздухе, демонстрируя вышеназванные руки. — Боюсь, я не особо по части чтения. И это правда, так ведь? Даже не пришлось лгать. Большую часть времени он либо писал, либо ненавидел себя за то, что не пишет. Эд редко читал произведения других квир-авторов. Тем более настолько молодых. Стид никогда не производил впечатление того, кто будет встречаться с парнем, который практически годится ему в сыновья. Вот тебе и дилф вайбы. — Писатель, художник, младший редактор и... парень? Эд выжидающе уставился на Стида, даже не глядя на Люциуса. Это стоило того, потому что лицо Стида проделало невероятный путь от недоумения, до шока и наконец испуга, все это за какую-то долю секунды. Люциус рядом с ним выдохнул с таким возмущением, как будто ему только что подали бокал свежей крови вместо кофе. — Все вовсе не так... — Никогда в жизни! Стид и Люциус замолчали так же одновременно, как и заговорили, и переглянулись. Люциус содрогнулся с явным отвращением на эмоциональном лице. — Стид, детка, не пойми неправильно. Ты горячий, но не в моем вкусе. — Люциус, пожалуйста... — Просто чтобы прояснить раз и навсегда. Эд решительно вмешался в разговор, спеша расставить все точки над «i». — Так, значит... не парень? Стид повернулся к нему с выражением искреннего сожаления на лице. — Даже не представляю, что могло заставить тебя подумать так, Эд. Нет, между нами определенно ничего нет. Я... я одинок. Он закончил тише и с меньшей уверенностью, словно смущенный своим признанием. Люциус протянул руку и с сочувствием похлопал его по ладони. — Ты встретишь того самого, Стид. Если только... И он окинул Эда взглядом, который заставил что-то внутри него содрогнуться. «Если только уже не встретил», читалось в этом взгляде. Эд первым отвел глаза, когда взгляд Люциуса изменился с намекающего на откровенно оценивающий. Люциус — как он там выразился? — был не в его вкусе. В отличие от Стида. Вернее, когда-нибудь, в другой жизни. Может быть, после выхода его романа, если Стид не потеряет интерес к нему раньше. — Итак, — сказал Эд, доставая блокнот из переднего кармана фартука. — Стид, Люциус. Что я могу вам принести?