Тише

В жизни Ким Докчи никогда не было много правил, но одно он всегда выносил на первое место. Будь тише. Никогда не приближайся к людям без особой надобности. Не привлекай внимание. Молчи. И это простое, но такое едкое правило, настолько крепко укоренилось в сознании молодого человека, что он больше не мог думать ни о чём другом, находясь в окружении незнакомцев. Любой косой взгляд или звук, отдалённо напоминающий его имя, приводили в неосознанный ужас, доходили отвратительным холодом до самых костей. На улице он задыхался от каждого знакомого силуэта и почти что в панике искал всевозможные пути к отступлению, искал место, где можно спрятаться от всего мира и посторонних чересчур любопытных глаз. А шёпот с другого конца аудитории возвращал в тошнотворное прошлое, вызывал непогребённые воспоминания, отдающие фантомной болью где-то под рёбрами. «Это не паранойя», — часто отмахивался Ким Докча от навязчивых мыслей, плотнее, чем необходимо, задёргивая шторы в крохотной комнатке. Дешёвой, грязной, совсем забытой и заброшенной, можно подумать в ней никто и не жил. «Это нормально», — рассуждал Ким Докча, чтобы привести мысли в порядок перед тем, как несуществующей тенью скользнуть по коридору, сливаясь с обшарпанными стенами. Как будто его никогда и не было. «Так спокойнее», — отмечал Ким Докча, забившись в самый дальний угол учебной библиотеки, избегая косых взглядов и сливаясь со скучным и непримечательным, как и он сам, интерьером. «Это ненадолго», — успокаивал себя Ким Докча, когда прятался за небольшим экраном полумёртового ноутбука во время групповых работ, словно пытался стать частью интерфейса. «Так правильнее». Да, действительно правильнее. Иначе и быть не могло. Не зря же отец дал ему это по настоящему проклятое имя Докча – многоуважаемый единственный сын. По мечтам своего гнуснейшего отца, он должен был вырасти сильным и независимым человеком, но уж точно не тем, кто боится мимолётных взглядов и раскрыть рот лишний раз, точно не тем, по отношению к кому слово «многоуважаемый» бралось только в переносном значении, точно не тем, кто мечтал навсегда закрыться в тёмной и абсолютно пустой комнате на оставшуюся вечность, точно не жалким одиночкой... Точно не ошибкой, которая не должна существовать. Ким Докча болезненно поморщился, всплывшее яркое уведомление резало глаза. Всё равно не намного больней, чем скребущая боль в грудной клетке. [New chapter! Three Way of Survive] «Как иронично». Лишь какая-то дешёвая новелла была единственным лучиком света как в тёмной комнате, так и в жизни Ким Докчи. Он проглотил каждую страницу, каждое предложение, словно пытался найти выход из своего бесплодного существования. Найти утешение. А ведь так и было. Семью заменили несуществующие герои. Лучшего друга – молчаливый автор. Даже если одиночество сгрызало изнутри, они всегда были рядом. Когда забивался в угол, когда не получалось набрать в лёгкие воздух, когда чужие взгляды затягивались петлёй на шее — они были там, на еле живом экране, сопровождённые извечной мантрой «я главный герой». И Ким Докча мечтал быть героем собственной истории, каждый день которой являлся новой главой, насыщенной событиями и загадками. Желал поддержки и заботы. Желал уважения, не осуждения. Но он рос. И с каждым годом понимал, что роль героя ему вовсе не подходила. Герой не может быть тихим, не может скрываться в тени, не может быть параноиком. Роль читателя подходила ему намного больше. Не жить собственной жизнью, быть несовершенным, почти не существовать – его ипостась. Пустующая сцена вовсе не ждала его. Его место где-то там: за кулисами, среди хлама; в конце зала, во тьме последнего ряда. Главное тише. Не привлекая внимания, не отвлекая зрителей от спектакля, а персонажей – от акта. Из раза в раз он возвращался к чтению. Продолжал читать до тошноты. До потери сознания. Ведь иногда, лишь на минутку, хотелось побыть не одиночкой, а просто молчаливым зрителем.