О Вороне бедном замолвите слово...

Чем ближе была победа, тем больше закатных кошек скреблось на сердце Эгмонта Окделла. Казалось бы, поводов для беспокойства не было никаких. В военном плане Олларам нечего было противопоставить собравшимся под его знамёнами силам.  Фок Варзов не спешил покидать свой север. Савиньяки хранили нейтралитет. Дорак был при смерти. А Алва... Вот в Алве как раз и было всё дело. Вначале Эгмонт нисколько не задумывался о том, в каком положении он оставил дела в замке. А если и вспоминал о пленённом Вороне, то только с удовлетворением. Но чем дальше, тем больше в его душе начинало просыпаться какое-то странное чувство. Ему почему-то иногда стало жутко хотеться вскочить на коня, бросить всё и умчаться в свой замок. Зачем? Он не смог бы ответить. И только через месяц Эгмонт смог сам для себя определить снедающее его чувство. Ревность. Это была ревность. То, чего он никогда не ощущал по отношению к Мирабелле за все годы их совместного брака. Эгмонт всегда воспринимал свою супругу как некое неизбежное, если не зло, то необходимость. Он должен был жениться на девице знатного происхождения. Он женился. И в первую же встречу объявил стоящей на пороге новой жизни, надеющейся на счастливое будущее невесте, что  он - честный человек, поэтому говорит прямо и открыто: её он не любит и не полюбит никогда. Что их брак - только династический союз для продолжения рода герцогов Окделл. И что его сердце навеки отдано другой. С тех пор минуло много лет. В замке уже подрастал наследник и трое дочерей. Свой долг Эгмонт считал вполне выполненным. А к Мирабелле относился так, как относился бы к управляющему замком. Она чаще проводила время с детьми и слугами или в своих комнатах. А Эгмонт, когда бывал в замке, практически всегда обитал в самой высокой из башен, закрываясь от мира в рабочем кабинете. Совместные утренние трапезы как правило проходили в привычном молчании. Разнообразие в жизнь замка ненадолго вносили народные и религиозные праздники, но и тогда, Эгмонт если на кого обращал внимание, то исключительно на детей. Не подумайте, что герцог Окделл был жестоким человеком . Вовсе нет. Он просто искренне считал, что всё так и должно быть. Что раз его такое положение вещей устраивает, то и все остальные тоже должны быть счастливы. Или хотя бы довольны.  Когда он , уезжая из замка, сказал Мирабелле, что не видит никакой проблемы в том , чтобы она  изображала из себя супругу Ворона, он действительно именно так и думал . Какие тут могут возникнуть проблемы? Но чем больше проходило времени, тем больше Эгмонт начинал задумываться о том, что сейчас могло происходить в замке . И тем меньше ему это нравилось. И ладно бы ещё это был кто-то другой! Но Алва ! Да он же один из самых известных сердцеедов во всём Талиге ! Ни одной юбки не пропустит! О любовных похождениях Ворона ходили непрестанные сплетни даже в благовоспитанной Торке . Не говоря уже про ветряную Олларию... Одно слово - повеса-южанин! А он - Эгмонт, сам привёз его в свой дом и сам велел своей жене изображать его супругу! До чего это всё может дойти?! Герцог никогда не думал о Мирабелле, как о способной привлечь внимание мужчины женщине , но... В конце концов, она ещё вполне молода и даже, наверное, хороша собой... А Ворон считает её своей... Нет! Эти мысли совершенно не укладывались в голове Эгмонта и окончательно сводили с ума. И чем больше Эгмонт вспоминал о супруге, тем сильнее понимал одну простую, но такую важную вещь: любовь- это прекрасно, но... Можно всю жизнь сожалеть о несбывшейся мечте, а можно вот так, в один прекрасный момент осознать, что семья- это самое главное, что есть в его жизни. Он был просто убеждён, что Мирабелла напрочь лишена умения любить. Её отрешенность набожность, строгость с детьми не способствовали возникновению между ними страсти... Но именно она, как никто другой поддержала его безумную и самоубийственную идею, а затем длительное время, забыв о гордости и своих моральных принципах, разыгрывает роль любящей супруги врага, лишь бы помочь ему и вот тогда он наконец осознал: именно с этой женщиной он хочет провести всю свою жизнь... Нужно было срочно возвращаться. Никакая Золотая Талигойя не стоила таких мучений! Не в силах больше терпеть эти моральные пытки, Окделл перестал оглядываться на вечно в чём-то сомневающихся союзников. Он отправил Фердинанду жёсткий ультиматум. Или  тот отрекается от короны добровольно, или через два дня состоится штурм столицы.