***
Утро Оминиса свободно от уроков, и он решает скоротать время прогулкой по территории школы, выбрав старую заросшую тропу вдоль опушки Запретного леса. Здесь не настолько «живописно» в сравнении с ухоженным садом или берегом Чёрного озера, и другие ученики бывают тут редко, а потому такое спокойное место идеально подходит для того, чтобы побыть в одиночестве и безмятежно предаться мыслям. Сентябрьский ветер шумно треплет, как уверяет Себастьян, начавшие кое-где желтеть кроны деревьев, где-то рядом сиротливо поёт птица, а готовящиеся к спячке змеи тревожно перешёптываются в кустах. Обычно Оминису нравится начало осени, но сейчас оно наводит на него меланхолию. Начался последний их с Себастьяном год в школе. Последняя возможность насладиться беззаботным временем. А после — взрослая жизнь. Оминис вздыхает. Ему хочется, чтобы день выпуска вовсе не наступал. Забравшийся под воротник холодок неприятно щекочет шею сзади, и Оминис сильнее кутается в шарф Себастьяна. Хотя иногда в голову закрадывается сомнение, что элемент гардероба до сих пор можно называть таковым — Оминис носит его дольше прежнего владельца. Отданный на растерзание тоскливым мыслям, он сам не замечает, как выделенное на прогулку время подходит к концу, пока не слышит колокольный звон. Совершенно не чувствуя удовлетворения, лишь накатившую усталость, Оминис сворачивает в сторону школы, как вдруг где-то неподалёку природную утреннюю тишь разрезает испуганный вопль. Вопль ребёнка. — Ревелио! — не мешкая, Оминис вскидывает палочку, и та даёт понять, что в стороне леса находятся двое: ребёнок и какое-то не очень большое животное. Оминис спешит к ним, надеясь успеть. К удаче мальчишки, Мракс был недалеко, чтобы среагировать достаточно быстро. Когда палочка выхватывает из темноты силуэт осевшего на землю ребенка, за его боязливым ропотом Оминис слышит возмущенный шепот, который знаком ему с самого детства. Змея. Мракс с заметным облегчением выдыхает. Это делает ситуацию несколько проще. Не желая пугать или причинять вред гадюке магией, Мракс спокойно приказывает ей уползать восвояси, и та покорно скользит в сторону высокой травы на окраине леса. Оминис поворачивается к другому ученику. Учитывая растерянность ребёнка, он предполагает, что это первокурсник, лишь на днях впервые взявший палочку. — Столь юные волшебники не должны подходить так близко к Запретному лесу. Это может плохо закончиться, — строго отчитывает его Оминис. Но затем немного смягчается — судя по громкому рваному дыханию, мальчишка всё ещё напуган, а ситуацию удалось разрешить без трагедии. Оминис мягко улыбается и присаживается рядом, протянув ладонь, чтобы помочь ему подняться. Но вместо того, чтобы принять руку помощи, первокурсник сдавленно пищит, отодвигаясь дальше: — Не трогай меня! — мальчишка довольно резко встаёт и убегает прочь со всех ног так, будто у Оминиса проявились симптомы драконьей оспы.***
Урок профессора Гекат проходит на удивление утомительно. Она, как и все другие преподаватели, твердит о сложности и важности экзаменов в конце года, а затем повторяет материал прошлого занятия. Надежда узнать на этом уроке что-нибудь новое постепенно тает, и Оминис, подперев щёку, теребит пушистый кончик своего прытко пишущего пера, прикидывая получится ли у него незаметно вздремнуть — благо сидит он за последней партой. Себастьян тоже скучающе вздыхает, ритмично постукивая пальцами по столу. Так продолжается какое-то время, пока, прикрывший глаза, Оминис не чувствует прикосновение к носку ботинка, а следом — к колену. У Оминиса дёргается край губ, когда тот шутливо отпихивает прижавшуюся ногу Себастьяна. Конец дружеской перепалке кладёт ладонь, что недвусмысленно располагается на бедре. Удивлённый Оминис неодобрительно качает головой, пытается незаметно оттолкнуть руку, но Себастьян, явно нашедший себе куда более интересное занятие, напорист. — Расслабься, никто не смотрит, — едва слышно произносит Сэллоу и медленно, почти лениво, поглаживает колено Оминиса. Тот в свою очередь отворачивается, смирившись. Всё равно Себастьян не отстанет. Оминис пытается сохранить прежний невозмутимо-скучающий вид, вяло и скорее приличия ради, изредка скидывая чужую руку, когда та поднимается выше. Даже таких нехитрых, но настойчивых прикосновений хватает, чтобы вскоре Оминису стало жарко от прилившей крови и пришлось ослабить галстук. Эрекцию неприятно натирает тканью, и Мракс с неудовольствием чувствует, как на белье образовывается мокрое пятно. Остаток урока проходит для Оминиса довольно смутно: он слушает речи профессора лишь вполуха, больше сосредоточившись на дразнящих прикосновениях. Его член стоит так долго, что начинает болеть. Себастьян, точно на зло, больше не пытается гладить выше середины бедра, и Оминис изредка ёрзает на скамье, пытаясь найти хоть толику облегчения. Поэтому, как только звон колокола провозглашает конец занятия, изнывающий от возбуждения Оминис, плотнее запахивает мантию и срывается с места, а Себастьян немедля следует за ним. Они слишком торопятся в крипту. Едва за их спинами закрывается проход, Оминис кладёт пальцы на линию челюсти Себастьяна и впивается нетерпеливым поцелуем в мягкие губы. Ему с готовностью отвечают на ласку. На затылок привычно ложится ладонь, прежде чем Оминиса прижимают к стене. Мракс не может сдержать ухмылку, бедром чувствуя, что сам Себастьян возбуждён не меньше. Губы Себастьяна смыкаются на чувствительном хрящике уха, вызывая у Оминиса трепетный вздох. Бледную шею покрывают поцелуями. Медленно. Слишком медленно. Сейчас у них нет времени для длительных прелюдий. — Если мы поторопимся, — с предвкушением произносит Оминис, ловко расстёгивая пуговицу на брюках Себастьяна, его рука пробирается под ткань и пальцы обхватывают горячую плоть, несколько раз на пробу проведя вверх и вниз, размазывая по длине выступившую влагу, — то успеем до следующего урока. Себастьян замирает и, уткнувшись лбом в плечо Оминиса, стонет. Только стон не столько возбуждённый, сколько удручённый. — Проклятье. Я понял, что забыл в классе учебник. Прости, не хочу, чтобы его снова мелкотня разрисовала, — Себастьян вытаскивает чужую ладонь из брюк. — Подожди меня здесь, я вернусь от силы через пять минут, — он быстро целует Оминиса, напоследок дразняще скользнув по его губам языком, и выбегает. Решив не тратить впустую время по возвращении Себастьяна, Оминис снимает с себя форму до брюк и садится на кровать, ожидая. Но Себастьян не возвращается. Вместо обещанных пяти минут проходят десять. Оголённая кожа, что совсем недавно почти плавилась, подобно воску, под чужими прикосновениями, теперь мёрзнет на холодном воздухе подземелья, и Оминис натягивает рубашку обратно на плечи. На исходе двадцати минут порядком растерянный Оминис направляется к теплицам, думая, что, возможно, Себастьян по каким-то непредвиденным причинам решил встретиться уже там. На всякий случай он оставляет в крипте записку и проходит возле класса Защиты от тёмных искусств. Однако, в теплицах Себастьяна тоже не оказывается. Он вообще на урок не приходит. Как и на следующий. Видимо, волнение отражается на его лице сильнее, чем Оминису хотелось бы, потому что Амит проходит мимо, обронив тихое «Не переживай так, они уймутся». Почти хочется смеяться от того насколько Таккар не прав насчёт причин его волнений. Они — наименьшее из того, что тревожит мысли. Вместо этого Мракс вымученно улыбается и благодарит за проявленную заботу. Перед ужином Оминис решает ещё раз проверить крипту, войдя в которую, сразу улавливает запах гари. Давненько здесь так не пахло — с тех самых пор, как новенький случайно разнёс всё, практикуя Конфринго. Впрочем, облегчение от обнаружения парня довольно быстро сменяет возмущение его внезапным прогулом. — Почему ты пропустил занятие? — хмурится Оминис. — Профессор Чесноук предупреждала, что сегодняшняя тема важна для сдачи… — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — перебивает Себастьян, чей голос звучит неожиданно раздражённо. Мракс ошеломлённо вздрагивает. — Понятия не имею о чём ты. — Я шёл мимо группы когтевранцев и услышал кое-что невероятно занятное, — голос Себастьяна сочится наигранным весельем, прикрывающим нечто другое. Нечто напоминающее злость и обиду. — Ах, ты об этом. Каюсь, — Мракс с усмешкой беззаботно разводит руками, подходя ближе к Себастьяну, — да, я пытался натравить змею на ребёнка. Поражённый таким признанием, Себастьян молчит несколько секунд. — Что? — наконец выдыхает он. Мракс даже не пытается сдерживать рвущийся из него смех. О, как ему хочется видеть лицо Себастьяна в этот момент. — Разумеется я этого не делал! Неужели ты подумал, что это правда? — вытирая проступившую влагу в углу глаза, фыркает Оминис. Тем не менее, Себастьян звучит серьёзно, совершенно не разделяя чужого веселья, спрашивая: — Что случилось? Оминис вскидывает бровь, всё ещё улыбаясь. — Разве ты не слышал? — Я хочу узнать твою версию событий. Оминис пожимает плечами, усаживаясь на край постели. — Ничего такого. Первокурсник испугался змеи, и я прогнал её, используя парселтанг, из-за чего меня он испугался ещё больше. — Ты? Прогнал змею? — переспрашивает Себастьян, в чьём голосе наконец звучит хоть что-то отдалённо напоминающее веселье. — Ну, если он испугался этого, то хорошо, что он с мелким тобой не встречался. — Ох, замолчи, я уже давно попросил прощения за тот случай, — лицо Оминиса вспыхивает от смущения, а губы трогает ностальгическая улыбка от воспоминаний, как в похожей ситуации в их первый год знакомства он с силой толкнул Себастьяна, защищая от него рептилию. Себастьян лишь тихо посмеивается такой реакции. Затем, так же быстро, как и появилась, улыбка сходит с губ Мракса. — Кто знал, что слухи о деяниях моей семьи всё ещё так сильны в стенах школы, — он презрительно хмурится, всплывшему в памяти злосчастному дню, когда был вынужден изучить своё первое заклинание. Оминис вздыхает, продолжая историю. — В общем, ребёнок оказался из нечистокровной семьи, и ученики постарше с его факультета решили, что я так угрожал ему. Матрас рядом прогибается под весом Себастьяна. — Они задирают тебя? «Наследник Слизерина!» — мгновенно звучит в голове хор из трёх голосов, сочащихся презрением. Губы Мракса сходятся в тонкую полоску. — Нет. — Оминис, — с нажимом произносит Себастьян, не поверив. Зная, что парень не отстанет, пока не добьётся правды, Мракс мысленно ругается и, нехотя, признаётся в травле. — Таккар сказал, что пытался объяснить им, что они ошибаются на мой счёт, но они не стали его слушать. — Почему ты не рассказал мне об этом раньше? — с лёгким укором спрашивает он и накрывает руку Оминиса ладонью. Мракс неопределённо ведёт плечом. — Это ерунда, всего лишь обзывательства. К тому же, они младше нас. Нечего обращать на них внимание. — Но ты расстроен. — Я в порядке, — говорит Оминис, теребя рукав мантии. Больше расстраивает то, что за годы, проведённые в Хогвартсе, у него не получилось создать репутацию отличного от остальных Марксов. Ему хочется как-то исправить такое несправедливо-предвзятое отношение к себе. Себастьян кладёт ладонь на щёку Оминиса, заставляя повернуть голову, и прижимается к его лбу своим. Чувствуя себя несколько уязвлённым, Оминис желает близости. Он беззастенчиво забирается на колени своего любовника и увлекает его в глубокий поцелуй, чувствуя, как ладони ложатся ему на поясницу и спускаются ниже. На этот раз Себастьян не медлит. Наспех раздевает Оминиса, оставив из одежды лишь высокие носки на подтяжках, укладывает его поверх одеяла и располагается между разведённых бледных ног. За галстук притянув Себастьяна ближе, Оминис с нуждой впивается в его губы и получает в ответ укус. Несильный. Распаляющий лишь больше. — Я люблю тебя, — выдыхает Оминис между быстрыми и мокрыми поцелуями, смешанными с укусами, пока его пальцы заняты пуговицами чужой явно лишней рубашки. Хватка на его бедре усиливается. Себастьян сжимает так сильно, будто хочет оставить синяки. — Ты грубее, чем обычно. Сказанное вслух замечание заставляет пальцы немного расслабиться. — Мне остановиться? — Нет, — качает головой Оминис. Слепо ведёт по ключице, плечу, загривку и сжимает вьющиеся волосы, притягивая ближе. — Мне даже нравится, — пылким шёпотом признаётся он. Ему хочется этого. Хочется, чтобы Себастьян причинил ему боль. Он этого заслуживает. Себастьян впивается болезненным укусом в обнажённое плечо, вырывая из гортани Оминиса блаженный стон.***
Стараясь подавить очередной зевок, Оминис, с совершенно ватной от недосыпания головой, идёт с Себастьяном на завтрак. Умывание не оказало должного эффекта, и глаза всё ещё так и норовят слипнуться. Когда Оминис думает об этом сейчас, то понимает, что задерживаться на дне рождения до глубокой ночи было не самым хорошим решением. Не улучшает ситуацию и то, что первым уроком стоит История магии. Он точно заснёт на ней. На локоть опускается ладонь и тянет в сторону, ближе к стене узкого коридора, уступая место семенящей мимо более быстрым шагом группе хихикающих младшекурсников. Оминис с Себастьяном случайно соприкасаются плечами. — Так что, хорошо вчера повеселился? — в голосе Себастьяна слышно ухмылку. Оминис снова зевает и неопределённо пожимает плечами. — Можно сказать и так. Если бы отец не настоял, снова подняв тему о поддержании хоть мнимой видимости дружбы между чистокровными волшебниками, Оминис бы и в этом году проигнорировал приглашение на празднование, в этот раз совершеннолетия, Крэбба — они за все эти годы едва ли сотней слов обменялись, и Оминис подозревает, что был приглашён лишь по требованию Крэбба старшего. — Жалко, что у тебя так рано разболелась голова и ты ушёл спать. Без тебя там было несколько утомительно, — признаётся Оминис, и рассказывает, как собравшиеся на празднике гости пили. Ещё играли в маггловскую игру «Правда или действие». Но, в основном, пили. К концу вечеринки речь парочки участников стала мало разборчивой. У Оминиса и самого язык и горло фантомно жжёт воспоминание о выпитом огневиски. Благо, никто не обратил внимание, что за вечер он осушил едва ли один бокал. — Знаешь, вообще-то, звучит довольно весело. — Не так, как ты себе представляешь, — Оминис хмурится, решая умолчать про те унизительные задания, в которых ему нужно было потрогать участников, а затем нарисовать их, принести из кухни новые закуски или попытаться нанести себе макияж, с подсказками девушек, разумеется. — Имельда — обладательница многих талантов, но пение, мягко говоря, не её конёк. Признаться, Оминис предпочёл бы полчаса слушать скрип мела по доске и скрежет столовых приборов по тарелке. Вместе. Даже эта какофония была бы приятнее. — О, да, я слышал, — с энтузиазмом выпаливает Себастьян. — Это ты ей ещё комплимент сделал. — Мы разбудили тебя? — Оминис виновато поджимает губы. — Нет! — поспешно заверяет Себастьян. — Нет, просто я, — он делает короткую паузу, — как-то слышал её напевание в подземельях. Думал, что там снова приведения пытают друг дружку, а тут она выходит из-за угла, — издав пару смешков, Себастьян меняет тему. — А вообще, я удивлён, что Крэбб решил устроить маггловскую игру. — Почти уверен, что он согласился играть, только потому что хотел поцеловать Грейс. Во всяком случае, его дружок Лестрейндж довольно гадко хихикал, когда дал ей такое задание. После этого бедняжка Грейс выбирала только правду. — Ну ещё бы. Крэбб похож на жабу, — со смесью сочувствия и брезгливости говорит Себастьян и издаёт звук, будто его тошнит. — Прошу прощения? — наигранно-возмущённо задыхается Оминис, драматично прижав одну руку к груди и ткнув друга палочкой в бок. — Жабы, объективно, потрясающие животные и я готов драться с тобой, если это поможет мне доказать свою точку зрения, Сэллоу. — Ладно-ладно, — смеётся Себастьян. — Я приношу глубочайшие извинения всем жабам, включая топероек, за такое несправедливое сравнение. Лучше? Удовлетворённый даже таким неискренним раскаянием, Оминис благосклонно кивает. Доски подвесного моста привычно поскрипывают под ногами, свежесть воздуха помогает отогнать сонливость. Идущая навстречу пара девушек, оживлённо обсуждающая предстоящий урок по Зельям, роняет несколько звонких смешков, проходя рядом со слизеринцами. С более ясной головой приходит осознание, что этим утром многие подозрительно часто смеются. — А что выбирал ты? — Действие. Слышно, как Себастьян усмехается. — Что? Иногда даже я могу вести себя весьма авантюрно. — Ничего, авантюрист, просто это объясняет почему твои волосы теперь розовые. Обречённо простонав, Оминис прячет лицо в ладонях. Так вот в чём причина внезапной всеобщей радости. — Робертс клялась, что сняла заклинание. Что за гадкая ведьма, — Мракс сердито сдвигает брови к переносице, а затем негодование на ложь однокурсницы обращается в сторону Себастьяна, и он щурит глаза, повернув голову к парню. — А почему ты не сказал раньше? Что-то в этой ситуации ему кажется смутно странным. Зная Себастьяна, можно с полной уверенностью сказать: тот поутру должен был первым делом удивлённо воскликнуть «Что стало с твоими волосами?», но этого не произошло. — В свою защиту хочу сказать, что этот нежно-розовый оттенок, как у лепестков роз, очень тебе идёт. Ты выглядишь мило, — Себастьян невинно целует Оминиса в щёку, отчего его лицо заливается мягким румянцем. Быть может, он всё же оставит такой цвет волос на несколько дней. В следующем зале больше учеников, неспешно стягивающихся к трапезной со всей школы. Среди спокойных разговоров о повседневной рутине, внимание привлекают пререкающиеся Клоптон и Таккар. О чём предмет их спора Оминис разобрать не может из-за посторонних шумов, но, судя по интонациям в голосе, Амит явно расстроен. По мере приближения к когтевранцам их речь становится разборчивее. — Слушай, если не веришь мне, просто спроси у кого-нибудь другого. Все скажут тебе то же самое, — вымученно произносит Эверетт. — Пожалуй, я так и сделаю, — угрюмо соглашается Амит и сам направляется к слизеринцам. — Эм, доброе утро, Себастьян, Оминис, — приветствует Таккар, чей голос вопреки недавним словам звучит встревоженно и неуверенно. — Что с твоими волосами? — Здравствуй. Это долгая история, — отмахивается Оминис, не сильно желая вдаваться в подробности ещё раз. Но тон Таккара настораживает, и Мракс решает уточнить. — С тобой всё в порядке? Что ты хотел спросить? — Да. В смысле нет. Извини, вопрос, вероятно, дурацкий, но, — Амит делает паузу, будто набирается смелости и, наконец, спрашивает, — можешь сказать какой сегодня день недели, пожалуйста? — к концу фразы он звучит почти отчаянно. Оминис удивлённо моргает и с абсолютной уверенностью произносит: — Четверг. Амит отшатывается назад. — Как… — Видишь? Я же тебе говорил, — произносит Клоптон так, будто доказывает свою правоту. — Ну не мог бы я подговорить всю школу соврать тебе. Если увидишь дату в «Пророке», то успокоишься? — В каком смысле сегодня четверг? — севшим от растерянности голосом спрашивает Амит, не обращая внимания на речи Эверетта. — Вчера же только понедельник был! — Не придуривайся, Амит. Всё в порядке, если ты не подготовился к занятию или двум, — вклинивается в разговор Себастьян, звуча до противного снисходительно. — Все мы иногда так делаем. Нечего разыгрывать комедию. Хотя, должен признать, это гораздо оригинальнее, чем «моя сова растерзала свиток», — усмехается он, положив руку на плечо Оминиса. — Пошли, займём места, а то будем завтракать порознь. Следуя за быстрым шагом Себастьяна и вяло улыбаясь его шуткам, Оминис всё не может выкинуть из головы случившийся диалог. Отчего-то ему совсем не кажется, что Таккар придуривался. Он на самом деле звучал расстроенно. Даже немного испуганно. И очень сомнительно, что за последние сутки Амит открыл в себе столь неподражаемый талант в актёрской игре. Завтраку всё-таки не суждено случиться — у дверей в Большой зал путь преграждает профессор Уизли, и Себастьян едва слышно ругается себе под нос. — Прошу пройти за мной, Мистер Мракс, — произносит она до непривычного ледяным тоном. — Только Мистер Мракс. Вы, Мистер Сэллоу, останьтесь здесь. Даже стук её каблуков кажется более резким, чем обычно. Когда за их спинами закрывается дверь, Оминис решает аккуратно поинтересоваться: — Что-то случилось? Куда мы идём? — К директору. Думаю, Вы и сами знаете, что случилось, — сухо, с толикой разочарования отвечает профессор Уизли, давая понять, что большего от неё не добиться, и этим оставляет Оминиса в ещё большем замешательстве, чем раньше. Зачастую Мистер Блэк просто посылает сову, если хочет, чтобы Оминис явился к нему в кабинет. Повисшая тишина, нарушаемая только звуками их шагов, неприятна. Впервые в жизни дорога до этого кабинета, даже с использованием каминов, кажется такой длинной. Но, когда они останавливаются у нужной статуи горгульи, волнение никуда не исчезает. В кабинет Мистера Блэка Оминис поднимается один, и с каждой пройденной ступенью внутри нарастает тревога, что отвратительно-липкой рукой сжимает его внутренности. — Проходи, присаживайся, — приглашает в пропахшую кофейной горечью комнату директор, и прежде, чем Оминис успевает что-то сказать, тот вздыхает. — Что же мне с тобой делать? — О чём Вы, сэр? — хмурится Оминис, подходя к директорскому столу. Расхаживающий по комнате Мистер Блэк останавливается. — Незачем так официально. Можешь называть меня, как обычно. Не чужие люди, в конце концов. Угощайся, — директор придвигает ближе к Мраксу хрустальную вазочку, наполненную извечными засахаренными лимонными дольками, снова шумно вздыхает и садится в кресло. — Те трое студентов из Когтеврана сейчас находятся в Больничном крыле, Оминис. Как только проклятие, сшившее им рты, сняли, все они наперебой стали говорить, что хоть и не видели тебя, они уверены, что это сделал ты. А учитывая то, что рассказала Матильда о довольно сложной ситуации между вами, и тот факт, что несколько студентов видели тебя одного в коридорах незадолго до инцидента… У Оминиса живот начинает неприятно скручивать. Среди пострадавших есть даже третьекурсник. Мракс машинально задумывается о том, кто мог такое сделать с ними? И зачем сшивать им рты? Но первоначальное ошеломление новостью вдруг сменяется грустью от осознания, что Блэк думает, будто Оминис мог поступить так. — Когда это случилось? — растерянно спрашивает Оминис. — Если это было вечером, то остальные с факультета подтвердят, что я был в гостиной вместе со всеми! Можете спросить Крэбба, Лестрейнджа, Грейс и Имельду, о, и Нерида Робертс была с ними! И… Он уже собирается выпалить, что готов выпить сыворотку правды, если потребуется, как в его голове что-то щёлкает. Страшная догадка, отравленной стрелой пронзившая его разум, помогает сложить все странности в единое целое, как уродливый витраж. И почему Себастьян утром не был удивлён необычному цвету волос. Потому что Себастьян уже видел его таким. И почему из памяти несчастного Таккара, чьё имя Оминис имел неосторожность упомянуть, стёрлись несколько дней. Потому что так бывает, если небрежно наложить чары Забвения. И почему из всех учеников пострадали те самые когтевранцы. Потому что это они издевались над Оминисом. И настоящая причина того, почему Себастьян на самом деле вчера ушёл с вечеринки настолько рано. — Спокойнее. Конечно, остальные подтвердят. Мы, слизеринцы, горой стоим за своих, — усмехается Блэк, с неожиданной теплотой в голосе припоминая неписаное правило их факультета. Это было бы даже мило, если бы мысли Оминиса не были заняты принятием ужасающего поступка его парня. Он едва слушал директора. — Мальчик мой, нет ничего постыдного в том, чтобы изредка ставить зазнавшихся грязнокровок на место, — снисходительно говорит Блэк. — Не волнуйся, я не стану тебя наказывать и всё улажу. Но, как твой крёстный, я хочу дать небольшой совет. Постарайся больше не действовать так… открыто. Здесь я могу тебя прикрыть, но, когда выпустишься, сложно будет выйти сухим из воды после таких вопиющих случаев. — Да, дядя Финеас. Этого больше не повторится, — натянуто улыбается Оминис. Случай действительно вопиющий. Но Оминис бы предпочёл, чтобы крёстный поверил в его невиновность, а не заведомо решил покрывать содеянное. Впрочем, сейчас это наилучший исход событий. Пусть лучше в глазах директора вина за этот случай лежит на нём, чем на Себастьяне. Себастьян бы так легко не отделался. — Дядя Финеас, могу я попросить Вас не писать отцу об этом инциденте? — нервно вертя палочку, спрашивает Оминис, надеясь, что сову ещё не успели отправить. — Ты уверен? Твой отец был бы рад узнать об этом. Узнать, что Оминис, наконец, повёл себя, как и подобает чистокровке. — Уверен. — Тогда можешь рассчитывать на моё молчание, — благосклонно соглашается Блэк. — Кхем. Оминис, — Мракс уже подходит к лестнице, чтобы уйти, как директор вновь окликивает его, заставив замереть. — Да, дядя Финеас? — придав голосу спокойствие, спрашивает он. — Хороший цвет. Требуется пара секунд, чтобы понять о чём речь. Кажется, будто беспечное утро было так давно. Мракс облегчённо выдыхает, заметно расслабившись. Выдавливает из себя подобие улыбки и оборачивается. — Благодарю, но я сегодня же приведу волосы в норму. Ноги у Оминиса будто ватные, а в голове гудит так, что посторонние звуки становятся фоновым неразборчивым шумом. Внутри него бушует коктейль из эмоций. Как Себастьян мог так поступить? Почему даже не посоветовался? И, пожалуй, самый пугающий вопрос. Как Себастьян мог так беззаботно смеяться вместе с ним этим утром, после содеянного? Он даже не понимает, как снова оказывается в Большом зале, проделав весь путь пешком, пока не слышит обеспокоенный голос Себастьяна. — Что сказала профессор? Всё в порядке? На тебе же лица нет, — силуэт Себастьяна тянет к нему руку, но Оминис отстраняется, расстроенно поджав губу. Рука нерешительно опускается обратно. — Ты это сделал? — Оминис сам не понимает зачем спрашивает. И так ведь знает ответ. Себастьян молчит пару секунд, прежде чем совершенно ровным, ничуть не удивлённым, тоном произносит: — Понятия не имею о чём ты.***
Между пальцев Оминиса струятся шелковистые каштановые локоны, что теперь так непривычно ниспадают до середины лопаток. — Мне нравится, что зелье сотворило с твоими волосами, — он одобрительно хмыкает. — Не тебе одному, — тщеславно усмехается сидящий спиной к нему Себастьян. — Половина девчонок в школе спросила есть ли у меня остатки зелья. Фыркнув, Оминис ведёт рукой по лицу Себастьяна и хватает того за нос. — Это ещё за что? — Проверяю не стал ли длиннее твой нос, хвастун. Спросили всего две девушки. — Ой, ну тебя. Ты просто не видел зависть в их глазах! — нарочито обиженно сопит Себастьян. — Раз все в таком восторге от твоего зелья, ты мог бы его продавать. Оминис предлагает это в шутку, но поражённое «О» Себастьяна говорит о том, что он воспринял идею со всей серьёзностью. — Ты — гений. С нежной улыбкой Оминис собирает волосы в низкий хвост и перевязывает их атласной лентой, завершив бантом, как когда-то давно научила его Анна. Он наклоняется, мгновенно ощутив покалывание и лёгкий зуд от сместившегося под одеждой пучка сена, и шепчет в ухо Себастьяна: «Готово», в благодарность получив быстрый поцелуй в щёку. Себастьян поднимается с табурета, и под колыхание длинного тяжёлого плаща, подходит к месту в спальне, где, ради сегодняшнего вечера, соседи по комнате установили большое зеркало. Он долго крутится на одном месте, то и дело задумчиво хмыкая, и выносит неутешительный вердикт: — Проклятье, всё это так странно выглядит. Оминис несколько озадаченно сдвигает брови. Ему всегда говорили, что этот костюм хорошо выглядит. Хотя, никогда прежде Оминис не носил его с плащом. Должно быть дело в этом. — Мне поискать другие брюки? Или рубашку с не таким пышным жабо? — Нет. С одеждой всё в порядке, она красивая и всё такое, просто… — Себастьян разочарованно вздыхает. — Это я в ней кажусь неуместным. Все эти вещи, небось, стоят дороже, чем всё вместе взятое, что покупал мне Соломон. В голове Оминиса мгновенно загорается идея. — Можешь забрать этот комплект себе. На самом деле, можешь выбрать из моего сундука вообще всё, что приглянётся. — Я не… — Я настаиваю, — перебивает своего парня Оминис. — Пусть это будет подарком. Оминис слышит, как хмыкает Себастьян, будто бы хочет озвучить еще какие-то сомнения, но в итоге тот только переводит тему. — А ты? Ты всё ещё уверен насчет своего костюма? Ещё не поздно переодеться во что-нибудь другое. Мы можем быть двумя вампирами. Твоей запасной повседневной одежды хватит на нас обоих. Оминис отрицательно качает головой. — Нет. В чём смысл маскарада, если я выгляжу как обычно? — Тогда как на счёт парных костюмов? Не хочешь быть очаровательным дворянином, ставшим жертвой соблазнения? — Себастьян заходит за спину Оминиса, в правую руку берёт его ладонь, а левую кладёт на талию. Он дразняще припадает губами к шее, и Оминис ощущает удлинённые, с помощью чар, клыки, едва царапающие нежную кожу. Лишь на мгновение Мракс позволяет себе блаженно прикрыть глаза, представляя, как острые клыки всё-таки впиваются в плоть, пуская скверную кровь. Оминис поворачивается к Себастьяну, положив руку ему на щёку, и хитро улыбается. — Я ведь уже говорил, Себастьян. Это маскарад. Нужно попробовать что-нибудь необычное, — Оминис мягко надавливает большим пальцем на нижнюю губу. Подушечка пальца упирается в клык, стоит Себастьяну приоткрыть рот. — А ты всегда можешь соблазнить меня, — игриво шепчет он, сокращая и без того малое расстояние между ними. Кружево жабо щекочет обнажённый участок груди, влажный язык скользит по подушечке, мягкие губы приглашающе открываются чуть шире. Прежде чем палец оказался бы окутан пленительным жаром рта, Оминис прытко отстраняется, делая шаг назад. Не позволяет шалости зайти слишком далеко. Он ещё хочет сходить на бал в честь Дня всех святых — не часто директор Блэк проявляет такие чудеса щедрости для учеников — было бы расточительством пропустить столь редкое событие. Как ни в чём не бывало, с напускным возмущением Оминис спрашивает: — И что не так с моим костюмом? Ты уже несколько раз предложил его поменять. Себастьян шумно выдыхает, выражая разочарование, но подыгрывает, делая вид, будто не было мимолётного непотребного баловства. — Не знаю, кем ты вырядился, но ты выглядишь не страшно, а как будто последний час тискался с кем-то на сеновале, — в доказательство своих слов Себастьян вытаскивает из распахнутой почти до пупка грубой льняной рубахи Оминиса соломинку, — особенно теперь. Не знай я, что всё это время ты был рядом, я бы начал ревновать. Оминис закатывает глаза, чуть улыбаясь. — Просто это не весь костюм, — он выставляет раскрытую ладонь, и в неё мгновенно возвращается похищенная иссохшая травинка. Вставляя соломинку обратно себе за пазуху старой, изношенной до небольшой дырки на локте, рубашки Себастьяна, что сейчас укрывает его слишком широкие плечи, Оминис, скептично вздёрнув бровь, добавляет. — Кроме того, из того, что я знаю, ты тоже не выглядишь страшным. — Я страшно горяч, — невозмутимо заверяет Себастьян, заставив Оминиса несдержанно фыркнуть от смеха. — Рад, что тебе не чужда скромность, любовь моя. Время до наступления бала-маскарада неумолимо сокращается, и Оминис задумчиво постукивает по резной крышке своего сундука — пора надевать весь костюм. Но он не хочет одеваться перед Себастьяном — в голове давно уже зрел план устроить ему небольшой сюрприз. Тонкие губы кривятся в ухмылке, когда с них срывается невинная просьба принести из гостиной чашку чая. Как только Себастьян покидает комнату, Оминис торопливо открывает сундук и небрежно смахивает сложенную сверху одежду, скрывающую последний — главный — элемент костюма. Почти бережно Оминис вытаскивает предмет и, нащупав вырезанные другом отверстия, опускает его себе на плечи, скрыв голову внутри полого пространства. С бешено стучащим от ребяческого волнения сердцем, он прижимается спиной к стене у двери, затаив дыхание и игнорируя впившееся в кожу сено. Вовремя вспомнив убрать палочку в карман старых штанов на завязках, чтобы мерцающий свет не выдал его, Оминис слышит приближающиеся шаги и наспех снимает ботинки. — Оминис? — несколько растерянно зовёт вернувшийся Себастьян, не заметив его. Мракс ведёт кончиками пальцы по двери, бесшумно покидая своё укрытие, он выходит немного вперёд и замирает. Долго ждать не приходится. — А! — вскрикивает Сэллоу, и Мракс слышит, как жалобно звякает об пол бесценный древний фарфор, разбиваясь на крупные осколки, и расплёскивается чай. Удовлетворённый такой реакцией, Оминис сдержанно и беззвучно смеётся, по привычке пытаясь прикрыть рот, но пальцы прижимаются к немного шероховатой поверхности импровизированного шлема. — Чистокровки ты сын! Чай был горячим! Что, если бы я облил тебя? — но вопреки осуждающему тону, Себастьян все-таки не может сдержать смеха. Едва успокоившись, он наводит порядок, восстанавливает антикварный сервиз, и спрашивает. — Ты же не серьёзно собрался идти в этом? — Ещё как серьёзно, — Оминис решительно скрещивает руки на груди. — Это нелепо. Пугала не страшные. — Вороны с тобой не согласятся. И разве только что ты не закричал от испуга? — самодовольно улыбается Оминис, снимая с головы тыкву. Он обводит кончиками пальцев вырезанную на ней рожицу. Их с Себастьяном друг заверил, что получилось довольно зловеще. — Или хочешь сказать, что слух тоже стал меня подводить? Себастьян вздыхает, приняв поражение в этом споре. — Скажи честно, ты выбрал такой костюм только потому, что мне всё ещё не нравятся тыквы? — с наигранным недовольством спрашивает Сэллоу. — Разве я мог бы так поступить? — с самым невинным выражением спрашивает Оминис, за что получает подушкой.***
Себастьян, прежде всегда разделяющий с Оминисом прохладное отношение к Квиддичу, в этом году внезапно увлекается им. Заведённый после просмотра матча, он слишком энергично размешивает сахар, постукивая ложечкой о стенки чашки даже звонче обычного. — Имельда так яростно играла. В пух и прах разгромила пуффендуйцев, — восторженно рассказывает Себастьян о прошедшем матче. — Один раз она с такой силой забросила мяч в кольцо, что, кажись, сломала их вратарю палец. Оминис восторга не разделяет. Вчера он, проходя мимо уборных, стал невольным слушателем рыданий Имельды и попыток девушек успокоить её. Осознание, что даже такую железную леди, как Имельду Рейес, могут подкосить дела сердечные, приносит душераздирающую тоску. Он добавляет в свой чай излишнюю ложку сахара. — Полагаю, это потому что она узнала, что её парень целовался с другой у неё за спиной, — меланхолично сообщает Мракс, медленно и бесшумно помешивая сахар. Пыл Себастьяна заметно убавляется. — Ох, — ошеломлённо выдыхает он. — Могу её понять. Такое кого бы угодно расстроило, — значительно приунывшим тоном произносит Себастьян. Они отходят в сторону от чайного столика и устраиваются на полу, прислонившись спинами к стене. На их плотно прижатые друг к другу бёдра укладывается плато с яблочными и тыквенными сконами — последним напоминанием о минувшем Дне всех святых. Себастьян вновь рассказывает о том, как прошёл Квиддич, но без прежнего запала. Оминис тщетно пытается вспомнить не упоминали ли вчера подруги Рейес имя Шарлотты Моррисон, которую сегодня намеренно сбили бладжером в первые десять минут игры, когда речь снова заходит об Имельде. — Не понимаю я этого, — Себастьян рассерженно откусывает от выпечки с яблочной начинкой. — Как этот гад надеялся сохранить всё в тайне? Двое могут сохранить секрет, если один из них мёртв. Оминис отпивает свой слишком сладкий чай и со вздохом поправляет: — Вообще-то «Трое могут сохранить секрет, только, если двое из них мертвы». Плечо Себастьяна, прижатое к Оминису, приподнимается и опускается. — Всё равно итог один. Секрет может сохранить только один человек.***
Под ликующие овации и свист Оминис, с пылающим лицом, стремительно покидает кабинет Истории магии, как только урок заканчивается. Мракс несётся по коридору, ничего вокруг не замечая, отчего немного пугается, когда чья-то ладонь опускается ему на плечо, заставив притормозить. Он резко оборачивается, и палочка почти угрожающе утыкается в грудь другого человека. — Ты чего? Даже не заметил, как я тебя звал, — не сдерживает удивления Себастьян. Оминис выдыхает с явным облегчением и опускает палочку. — Ничего, — Оминис качает головой и тащит Себастьяна за рукав мантии, пытаясь увести парня подальше как можно скорее, прежде чем их мог бы догнать кто-нибудь из класса. Их путь к кабинету Заклинаний намеренно пролегает по самому длинному маршруту, огибая те места, где они могут пересечься с сокурсниками. В залах, через которые пара слизеринцев вынуждена идти, Оминису то и дело мерещится тихое хихиканье и как другие студенты произносят его имя. Он прилагает все усилия, чтобы не оборачиваться, и ускоряет шаг. — Что такого случилось на Истории, что теперь ты избегаешь других? — уже во внутреннем дворе спрашивает Себастьян в очередной раз. — Ничего не случилось. Я просто хочу немного погулять перед уроком, — пожимает плечами Оминис. Он старается выглядеть как можно более непринуждённо, сидя на краю фонтана, но пальцы всё равно напряжённо сжимают каменную кладку. — А-га, — не убеждённо тянет Себастьян. На занятие они приходят с опозданием, и другие ученики молчат, внимая начавшейся лекции. К сожалению, Себастьян, не удовлетворённый уклончивыми ответами, не только не смиряет своё любопытство по дороге к классу, но и периодически продолжает допытывать Оминиса во время урока. — Давай, колись, что произошло, — настойчивый шёпот раздаётся снова. — После занятий Бинса люди выходят сонными, а не выбегают так, будто за ними гиппогриф гонится, — Себастьян мягко тыкает в худую щёку. — Серьёзно, Себастьян, ничего такого не случилось, — Оминис хмуро отмахивается от чужих пальцев. — Ты мешаешь, я пропустил, что сказал Профессор Ронен о чарах Инкарцеро. Себастьян цыкает и убирает руку. — Они связывают жертву верёвками, обездвиживая её, — Сэллоу молчит достаточно долгое время, и Оминис успевает решить, будто тот успокоился. Но спустя пару минут, стоит преподавателю смолкнуть, Себастьян вновь шепчет. — Можешь молчать сколько хочешь, но всё тайное рано или поздно станет явным. Неприятные мурашки ползут вверх по загривку. Оминис сжимает руки так, что ногти до боли впиваются в кожу. Нет. Не станет. Во всяком случае — не всё. Уж он об этом позаботится. Как только урок заканчивается, Оминис тащит Себастьяна за собой на второй этаж библиотеки, где они располагаются, зарывшись в учебники, чтобы скоротать время до ужина. Всё это время Оминис сидит, как на иголках, ожидая очередного вопроса про события на Истории, но Себастьян лишь молча переворачивает страницы, да делает записи. Будто на самом деле принял тот факт, что не получит ответ. Направляясь к Большому залу, Оминис не может отделаться от ощущения, будто идёт на плаху. Он молится Мерлину, чтобы трапеза прошла так же спокойно, но понимает, что чем-то попал в немилость, и мольба оказалась проигнорированной, когда, открыв массивные двери и сделав за них пару шагов, раздаётся первое: — Профессор Мракс! Вслед за чем, неостановимо, подобно водопаду, на разный лад начинает рокотать дюжина подступающих голосов, повторяющая новое глупое прозвище. Не желающий такого раздражающего внимания, Оминис хочет уйти к своему факультетскому столу, но окружившая развеселённая толпа не позволяет этого сделать, перекрыв дорогу плотной стеной. Различив в галдящем хоре писк Добринг, Мракс слепо поворачивает голову в её сторону, стараясь выглядеть так свирепо, как может. Судя по тому, насколько резко умолкает пуффендуйка, взгляд производит нужное впечатление. Остальных так же просто угомонить, увы, не получается. — Что я пропустил? — растерянно посмеивается Себастьян, удивлённый подобному ажиотажу. — Сегодня на Истории наш тихоня Оминис перебил Бинса и начал вместо него рассказывать про основательницу американской школы, — от неожиданного и чрезмерно сильного похлопывания по спине от Имельды, Мракс вынужденно делает шаг вперёд в попытке удержать равновесие. — Он болтал до самого конца занятия. — По правде говоря, это был самый интересный урок Истории магии за все годы, — снова подаёт голос Поппи, невесть где набравшаяся смелости. На этот раз Оминис просто игнорирует её, смирившись с происходящим. Всё равно других уже не унять. — Показушник, — раздражённо фыркает Пруэтт издали, со своего места за столом, также не разделяющий общего приподнятого настроения. — Заткнись, Леандер, ты просто завидуешь! — громко кричит на него Имельда. — Простите, извините, дайте пройти. Эй, Себастьян! — шелестя листами пергамента, из толпы протискивается Гаррет. — Я собираю подписи для петиции, чтобы на остаток семестра Оминис заменил Бинса. Ты подпишешь? — Ты ещё спрашиваешь. Давай сюда, — усмехается Себастьян, принимая бумагу из рук гриффиндорца. Раздаётся едва различимый в шуме скрип пера. — Предатель, — ядовито цедит обернувшийся к нему Оминис, недовольно сузив глаза, надеясь, что Себастьян его слышит сквозь раззадоренный гомон. Оминис пробирается сквозь начавшее расходиться столпотворение, в процессе получив пару случайных толчков локтями и наступив кому-то на ногу, на что бросает «Прошу прощения». Неискренне, но хорошие манеры давно намертво вколочены в него. Выбрав самый пустой и дальний угол стола, Оминис садится туда. Вскоре к нему присоединяется Себастьян. — Значит, провёл лекцию для целого класса, а, Профессор Мракс? — ехидничает Сэллоу, садясь рядом. — Только ты не начинай, — со вздохом просит Оминис, порядком уставший от этой смущающей ситуации. Новое прозвище не такое уж плохое, но весь план, чтобы Себастьян не узнал о нём — с треском провален. Впрочем, учитывая то, что Себастьян в прошлый раз сделал с теми, кто дразнил Оминиса, он действительно отреагировал куда лучше, чем того опасался Мракс. — Бинс слишком поверхностно прошёлся по теме, опустив много важных фактов. — А ты слишком гордишься родственницей, чтобы оставить это так просто, — не единожды слышавший эту историю из уст Оминиса, понятливо говорит Себастьян, чья ладонь мягко ложится на плечо в знак поддержки. Оминис безмолвно кивает, ковыряя вилкой и ножом в куске мяса. Всё детство он был вынужден выслушивать причитания родителей о том, какой трагедией для рода Мраксов стала потеря великой ведьмы Гормлайт, и каким пятном на репутации является основательница школы Ильверморни. Пока однажды тётушка Ноктуа не рассказала совершенно другую версию событий. Наполненную не только ненавистью с местью, но и любовью с преданностью. Что-то в этой истории до сих пор цепляет Оминиса за душу, разливаясь внутри приятным теплом. Позже вечером, находясь в крипте, едва Оминис заканчивает корпеть над оставшимся эссе по древним рунам, Себастьян льнёт к нему, прижимая спиной к колонне и нависая сверху. Поначалу невинные поцелуи в висок и скулу довольно быстро сменяются более чувственными в губы. После слишком уж короткого — дразнящего — поцелуя, Себастьян говорит вполголоса: — Знаешь, я бы не отказался от частного урока. Не честно, что целый класс насладился таким зрелищем, а я — нет. Это почти заставляет меня ревновать. Оминис закатывает глаза, чуть улыбаясь. — Ты ведь уже слышал эту историю. Я рассказывал её тебе несколько раз. — Ну и что? Мне нравится, как ты рассказываешь. Ты выглядишь таким очаровательным в такие моменты. — Себастьян прижимается ко лбу Оминиса своим, кончики их носов соприкасаются и трутся в нежной ласке. От лестных слов лицо Оминиса немного краснеет. Ему в самом деле нравится рассказывать истории внимательным слушателям, коими, как правило, являются кто-нибудь из близнецов Сэллоу. Но рассказ про основательницу школы Ильверморни особенный. Оминис готов самозабвенно рассказывать его каждый раз, как в первый. — Ты уверен? Я могу быть довольно строгим учителем, — по губам скользит ухмылка. — Знаю. Поэтому я и подписал петицию. Это остальные просто не понимают с кем связываются. Наверняка ты бы устраивал тест после каждой лекции, — почти мечтательно выдыхает Себастьян. — Обязательно. И без вариантов ответа. Я ведь хочу проверить знания, а не удачу, — согласно кивает Оминис, прекрасно зная, как Себастьян не любит простые пути в учёбе. — Самое горячее, что я слышал, — шепчет Себастьян на ухо, а затем проводит по нему языком, от чего пальцы Оминиса сами собой сжимают ткань чужой формы. — Ещё там были бы вопросы с подвохом, — Оминис понижает тон своего голоса. — Проклятье. Я готов наброситься на тебя прямо сейчас, — предупреждает Себастьян с появившимися рычащими нотками. Он опускает ладонь на внутреннюю сторону бедра Оминиса, и ведёт вверх, к паху, мастерски избегая поднявшуюся эрекцию. Мракс прикладывает усилия, чтобы не поддаться поддразниваниям Себастьяна и немного продлить их небольшую игру. — Если ты ответишь на все вопросы правильно, то заслужишь особую награду. На краткий миг Себастьян замирает, а после возобновляет движения рукой и довольно усмехается: — Беру свои слова назад. Вот это — самое горячее, что я слышал. У Оминиса подрагивают плечи от беззвучного смеха. Иногда его всё ещё посещают мысли, что со страстью к учёбе Себастьяна, тому следовало учиться на Когтевране. Он прочищает горло, пытаясь придать голосу серьёзный и строгий тон: — Мистер Сэллоу, что Вы себе позволяете? Вы мешаете началу занятия. К чести Себастьяна, он сходу улавливает суть задумки. — Прошу прощения, Профессор Мракс. — Себастьян убирает руку, но всё ещё нависает над Оминисом. — Этого не повторится. Слепо нащупав предплечье Себастьяна, Оминис ведёт рукой вверх, к его шее, чтобы несильно сжать подбородок и заставить смотреть на себя. — Хорошо. Потому что, если бы Вы мешали вести занятие, я был бы вынужден наказать Вас. — Оминис чувствует, как Себастьян сглатывает. Он даже может представить ухмылку на мягких губах парня. — Обещаю, я буду паинькой, — говорит Себастьян самым честным голосом. Оминис знает, что он не будет.***
Горячая кружка только сваренного пряного напитка не обжигает чувствительные ладони лишь благодаря вытянутым рукавам колючего свитера, радушно снятого с плеча хозяина дома. Дом пышет праздником, наполненный ароматами хвои, запечённого гуся и алкогольного глинтвейна. Однако, не смотря на все усилия хозяйки, праздничного настроения у двух молодых людей совершенно нет. Оминис не хотел поднимать эту неприятную тему сегодня, но не он начал разговор. Снизу доносятся звуки дребезжащей посуды, расставляемой по столу для предстоящего ужина. Оминис чувствует, как рядом с ним на кровати беспокойно двигаются ноги, укрытые стёганым одеялом. — Я ведь знаю, что ты не хочешь этого делать, — голос Анны пронизан тоской. — Не хочу, — соглашается Мракс. — Но я должен. — Ты ничего им не должен. За всё, что они с тобой сделали — это они тебе должны, — продолжает настаивать она, положив руку ему на плечо и сжав, ни то пытаясь так подкрепить своё мнение, ни то от приступа боли. Мракс снисходительно-горько улыбается. Анна просто не понимает. Рождённая в браке с нечистокровной матерью, выросшая в деревне. Конечно же ей никогда не понять каково это — расти в семье, ведущей свои корни из древнего рода, маниакально пытающейся сохранить чистоту. Мракс каждую секунду своей жизни ощущает неосязаемый груз бремени своей семьи, что удушливо-мёртвой хваткой держит его за горло, и не дающей сделать желанный вдох свободы полной грудью. Он качает головой. — Они в любом случае не дадут нам спокойно жить. Ни мне, ни тем более — ему. — Ты должен хотя бы сказать Себастьяну. Чем раньше — тем лучше. Чтобы у него было время… Мракс прерывает Анну вырвавшимся невеселым смехом. — Сказать ему? Чтобы он что? Смирился? Просто принял такое моё решение? Сама ведь знаешь какой он. Точно попытается придумать какой-нибудь план, чем сделает только хуже. Я ни за что не скажу ему. — Мракс закатывает рукава, и жар от кружки мгновенно начинает покалывать кожу. — Я забочусь о нём. Так он будет в безопасности. Это всё ради него. — Оминис. То, что ты собираешься сделать — совсем разобьёт его. Вас обоих. Он знает. Знает, что поступит невероятно жестоко, по отношению к самому дорогому и близкому человеку. — Я забочусь о нём так, как могу. Пальцы Анны соскальзывают с его плеча. — Я делаю это ради его безопасности, — вновь повторяет Мракс, крепче сжимая очень горячую кружку. Ему хочется, чтобы Анна ударила его. Или толкнула ногой так сильно, чтобы обжигающий напиток выплеснулся на него. С криками выгнала прочь, требуя, чтобы он больше никогда не приходил к ней. Мракс замирает, с трепетом ожидая её действий, когда слышит шорох одежд и скрип прогибающейся кровати. Он ожидает получить от неё хотя бы пощёчину. Но вместо этого Анна обнимает его. Прижимает к своей груди его голову так, что он даже может слышать сердцебиение. Объятия Анны крепкие, не дающие отстраниться, но в то же время такие нежные и сочувствующие. Она словно окутывает его заботой. Показывает, что совсем не злится и ни в чём не винит. И от этого он чувствует себя ещё хуже. Плечи Оминиса начинают дрожать. — Я так сильно не хочу этого делать, Анна, — сломленным голосом признаётся Оминис. — Я люблю Себастьяна всем своим сердцем.***
Всерьёз увлёкшийся Квиддичем Себастьян посещает каждый матч, даже если в нём не участвует команда Слизерина. Не то что бы Оминису не нравится, что у Себастьяна появилось новое хобби, он искренне рад, что его парень может весело провести время и без него. Просто после просмотра игр Себастьян всегда приходит чрезмерно взвинченным. «Командный дух, знаешь. Иногда бывает так приятно дать волю своим эмоциям и покричать что есть сил, особенно, если делаешь это не в одиночку», — ответил однажды Себастьян, на вопрос Оминиса, что такого он внезапно нашёл в Квиддиче. Уже по тому насколько резко звучат шаги Себастьяна, Оминис может сказать, что тот не в духе. Значит, матч закончился не в их пользу. Плохая новость. Придётся с месяц избегать долгого прибывания в гостиной, чтобы не выслушивать жалобы Имельды и остальных членов команды по поводу поражения. — Как прошло? — ради приличия интересуется Оминис и убирает опостылевший учебник подальше. — Ты не поверишь! — сердито выпаливает Себастьян, садясь рядом. — Мадам Когава посчитала последний квоффл нашей команды нарушающим правила, и не засчитала его! И ещё дала гриффиндорцам пробить штрафной мяч! Эта чистокровкина дочь точно подсуживала в их пользу. Оминис фыркает. Не столько от вряд ли справедливого обвинения преподавательницы, сколько от глупого ругательства, придуманным Себастьяном. — Ты же в курсе, что только ты воспринимаешь эту фразу как оскорбление? Для остальных она будет скорее комплиментом. — Ну и ладно. Пусть думают, что хотят. Главное, что мы вдвоём знаем, что это на самом деле ругательство, — Себастьян запускает пальцы в напомаженные волосы Оминиса, и ерошит их. — А как у тебя дела с рунами? Закончил? — Ещё нет. Видеть этот учебник больше не могу, — под смешок Себастьяна мучительно вздыхает Оминис, поправляя выбившиеся пряди и думая, что провести время на трибуне полной оглушительно вопящих людей рядом со своим парнем было бы куда приятнее, чем переводить нудный текст. — Изучение древних рун убивает меня. Это такая чушь! Скоро наступит двадцатый век, кто вообще в наше время до сих пор пользуется рунами? Мерлин, надеюсь, что вскоре их исключат из программы. — Да ладно, всё не может быть так плохо, раз ты лучший в классе. Слышал, как на днях Леандер бесился, что снова не смог сделать домашнее задание по рунам лучше тебя, — ехидничает Себастьян. Оминис хмурится. Если верить слухам, в последнее время гриффиндорец всё чаще упоминает его в разговорах. К тому же не в позитивном ключе. — Пруэтт может пойти к Моргане. Он мог бы учиться лучше, прилагай он столько же усилий к учёбе, а не на пустое брюзжание. Ты знаешь сколько времени у меня уходит на эту ерунду, — Оминис демонстративно приподнимает учебник по рунам за корешок и роняет его обратно с глухим хлопком. — Слишком много для предмета, который тебе даже не нравится, и чтобы получить работу, которую не хочешь, — презрительно фыркает Сэллоу. — Себастьян, — надавливает он голосом. — Мы уже говорили об этом. Я должен, — Мракс скрещивает на груди руки. — Потому что отец так сказал? А если он скажет тебе прыгнуть с Астрономической башни, ты тоже будешь должен? Что ещё ты должен будешь сделать, если он скажет? Оминис отстраняется и делает несколько шагов назад. — Хватит. Прошу, я не хочу снова с тобой ссориться, — даже для собственных ушей голос звучит до неприятного жалко. Себастьян молчит будто вечность тянущиеся секунды, прежде чем шумно выдыхает. — Прости. Я тоже не хочу, — он сокращает расстояние между ними и заключает Оминиса в объятия. Оминис вдыхает запах чужого одеколона — смесь апельсина с ванилью, и вцепляется в чужую мантию так крепко, будто от этого зависит его жизнь.***
Чем ближе экзамены, тем нервнее становятся студенты. Напряжение в воздухе такое, будто если вспыхнет пламя и вмиг охватит всю школу, то никто этого даже не заметит — насколько все погружены в учёбу. В Больничном крыле не успевают пополнять запасы успокаивающих отваров для бьющихся в истерике студентов, навзрыд причитающих о суровых родителях, грозящихся хоть за один экзамен с оценкой ниже «Выше ожидаемого», на порог родного дома не пустить. Один из учеников даже выбросился с астрономической башни из-за сдавших нервов. Поймали, конечно. Теперь он вынужден отлёживаться под особо чутким надзором Мадам Блэйни. Несмотря на выдавшийся погожий день, никто из семикурсников не решает скоротать его на улице. Большинство из них предпочитает провести время с пользой библиотеке, которую облюбовала, кажется, вся школа. Оминис с Себастьяном выбирают более уединённую и тихую крипту. Пока Себастьян варит зелье, Оминис пытается сосредоточиться на учебнике по Истории магии, но из-за очередной бессонной ночи его внимание слишком рассеянное. Он широко зевает, и снова возвращает пальцы к началу абзаца, который перечитывает раз в пятый, но никак не может запомнить. — Опять не выспался? От неожиданного вопроса, нарушившего тишину, Оминис вздрагивает. — Да. В последнее время мне сложно засыпать. Из-за нервов, наверное. — Хочешь, сварю для тебя Сонное зелье? — слышно, как Себастьян измельчает что-то в ступке. — Не утруждай себя, — качает головой Оминис. — Да ладно, у меня ещё много засушенных ромашек осталось, да и управлюсь за каких-то полчаса. А ты сможешь лучше подготовиться, если хорошо выспишься. В словах Себастьяна есть смысл. Кроме того, Оминису хорошо знаком этот тон. Себастьян говорит так, будто намерен в любом случае приготовить зелье, даже если Оминис откажется. Лишний раз препираться совсем не хочется. — Было бы славно, — приняв поражение, Мракс любезно улыбается и возвращает внимание к учебнику. Какое-то время слышно, как нарезаются ингредиенты, а ложка иногда стучит о стенки котла. Едва варево начинает бурлить, Себастьян спешно тушит огонь. — Идеально, — довольно заключает он. — Если Шарп не поставит на ЖАБА мне за него «Превосходно», то я точно предложу ему выпить Прозрей-зелье. — Думаю, всё пройдёт хорошо, — Оминис чуть улыбается. Он вовсе не пытается в пустую обнадёжить парня — за последние два года Себастьян смог добиться больших успехов. Его зелья ничуть не уступают тем, что продаются в магазинах. Севший рядом Себастьян хрустит суставами, разминая их. — Я собираюсь в «Скрещенные палочки». Хочешь пойти со мной? — Прямо сейчас? — брови Оминиса удивлённо приподнимаются. — Я думал следующая встреча только послезавтра вечером. — Обычно да, но из-за подготовки к экзаменам многие на взводе и хотят выпустить пар, так что клуб открыт в любое время. Ну, что скажешь? — Может быть позже. Я ещё не закончил параграф. — Да брось, ты не перелистывал страницу уже минут десять. Тебе тоже не помешает немного развеяться. Оминис даже сам удивляется, поняв, насколько быстро и без лишних уговоров вкладывает ленту меж страниц. Возможно, это и правда хорошая идея, и немного отвлечься ему не повредит. В часовой башне, где собираются участники «Скрещенных палочек» в самом деле больше людей, чем обычно. Даже с другого конца зала Оминис слышит их воодушевлённые голоса, подбадривающие дуэлянтов. Себастьян и Оминис ждут у двери окончания уже идущего боя, чтобы безопасно пересечь зал и войти внутрь решётки с анти-магическим барьером. Увлечённо болтающий с кем-то Леандер замолкает, когда следом за Себастьяном, что первым быстро проталкивается через столпотворение, заходит Оминис. — Необычно видеть нашего судью здесь со всеми, а не снаружи. — Бои сегодня довольно дикие, — неловко смеётся Шумсби, а затем тихо шипит. — Получил парочку шальных заклинаний, вот меня сюда и загнали, а никто больше не осмеливается стоять там. — Проклятье, Люкан, ты должен быть осторожнее. Для человека, который так сильно любит дуэли, ты слишком плохо сражаешься, — сетует Себастьян. — Что тут сказать, я предпочитаю смотреть за другими, а не принимать участие, — беззаботно говорит Шумсби, вовсе не обиженный таким грубым комментарием. — В любом случае, ты пришёл просто поболтать или сражаться? — теперь глава клуба звучит более хитро. — Сражаться, разумеется, — усмехается Себастьян. — Можешь записать нас с Оминисом? В унисон раздаётся два одинаково удивлённых голоса: — Со мной? — С Оминисом? — Да, а почему нет? — будничным тоном спрашивает Себастьян. — Он неплохой дуэлянт. — Ну… — начинает Шумсби, но смущённо замолкает. — Только если вы оба уверены. Оминису слишком хорошо знакомы столь внезапные паузы, когда речь заходит о нём. «Он ведь слепой» — думают люди в такие моменты, а затем пытаются выбрать более деликатный вариант для отказа. Как будто он ещё и дурной, и не понимает в чём дело. Впрочем, идея Себастьяна в самом деле нелепа. Оминис с силой тянет парня за рукав, оттаскивая подальше для более приватного разговора. — Почему ты не предупредил, что хочешь участвовать вместе? — рассерженно шипит он. — А я думал, что тебе понравится сюрприз. Ты ведь, вроде как, любишь их, — хоть Себастьян и звучит озадаченным, в его голосе проскальзывают едва заметные саркастичные нотки. — Не очень, — хмурится Мракс, недовольно скрестив руки. — Да брось ты. Вряд ли поединок по правилам и ограниченным списком заклинаний против двух школьников будет сложнее, чем стычки с браконьерами, Пепламбами или стаей акромантулов, — усмехается Себастьян. — С этим… довольно сложно поспорить, — нехотя признаёт Оминис. Их совместные вылазки с общим другом были на порядок опаснее. И благодаря им, какой-никакой боевой опыт у него уже имеется. — Да-а-ава-а-ай, — Себастьян кладёт обе руки на плечи Оминиса и мягко покачивает его взад-вперёд в ритм протянутым слогам. — Это наш последний месяц в школе. Когда ты ещё поучаствуешь в дуэли? К тому же, Натти здесь нет, а участвовать можно только в парах. Честно говоря, Оминис бы предпочёл вообще не участвовать в дуэлях. И он уверен, что у Себастьяна в клубе достаточно приятелей, которые с радостью согласились бы сражаться вместе, предложи он им. — Только один бой, — отворачивает от него голову Оминис и опускает палочку, мысленно проклиная себя за то, что слишком редко может сопротивляться Себастьяну. Мраксу даже не нужно зрение, чтобы знать, как от этих слов просиял Себастьян, заторопившийся к главе клуба, чтобы сообщить решение Оминиса. — Хорошо. Тогда вы будете сражаться против Гектора и… — Нас, — прерывает Шумсби Пруэтт. — Против меня и Астории. Если никто не возражает. — Надо же, Леандер. Неужели, наконец захотел попытать удачу ещё раз? А я уж было подумал, что ты принял своё поражение, и больше мы не сразимся. — Зато ты, я смотрю, так уверен в себе, что решил обременить себя балластом. Пожалел бы хоть своего друга и взял вместо него тренировочный манекен, — Пруэтт говорит таким снисходительным тоном, что Оминис от снедаемой злости крепче сжимает палочку. Он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. — А тебе, чтобы набраться храбрости для реванша, нужны неравные условия в твою пользу? Это так не по-гриффиндорски, — подчёркнуто осуждающе цыкает и качает головой Оминис. Он чувствует, как к его ноге прижимается носок чужого ботинка — их с Себастьяном знак поддержки, когда вокруг слишком много людей для более открытых жестов. — Я не… Это… — лепечет Леандер, вмиг растерявший всю браваду. — Разве это не так? Ты же сам назвал меня балластом, — Мракс даже не пытается скрыть злую усмешку. Разносится громкий свист. — Довольно, вы все! — Шумсби редко можно услышать рассерженным. Это один из таких случаев. — Я не потерплю ссор в своём клубе. И я ожидаю от вас честного поединка. — Не волнуйся, Люкан, всё в порядке. Это так, небольшой разогрев, чтобы дуэль шла бодрее, — Себастьян за плечи разворачивает Оминиса, и подталкивает его к выходу из клетки. Ключ со скрипом отпирает старый замок, и как только они выходят из вольера, Себастьян понижает голос до шёпота, чтобы его мог слышать только Оминис. — Я затолкаю обратно эти слова в его поганый рот. Позади слышны шаги Пруэтта и Стрёкотт. Раздаётся скрежет, знаменующий закрытие замка — простая формальность, свидетельствующая о том, что никто не вмешается в схватку. Не то чтобы у кого-то может получиться колдовать сквозь волшебный барьер. — В этом нет нужды, — непринуждённо пожимает плечами Оминис. — Но он… — Просто постарайся убедительно изобразить удивление, когда за ужином Пруэтта внезапно начнёт рвать слизнями, — Мракс одаривает Себастьяна своей самой милой улыбкой. В ответ тот кратко смеётся. — Иногда я забываю каким страшным человеком ты можешь быть. И за это я тебя обожаю. Себастьян останавливает Оминиса на необходимой для дуэлянтов дистанции и занимает позицию по левую руку. Ко всеобщему удивлению, напротив Оминиса в качестве соперника, вместо Стрёкотт, встаёт Пруэтт. Так даже лучше. Он сможет хотя бы попытаться самостоятельно постоять за себя. Оминис с предвкушающей ухмылкой крепче сжимает гладкую рукоятку. Леандер находится на границе того, что позволяет различить палочка — его силуэт мутный, но даже этого достаточно. — Три! — начинает отсчёт Шумсби. Помня о дуэльном этикете, Оминис делает поклон и слышит пару смешков. — Два! — У нас не принято кланяться, — быстро поясняет Себастьян. — Один! — Протего! — выкрикивает Оминис, взмахнув палочкой, как раз вовремя — атака Леандера не проходит, и от столкновения с защитными чарами, раздаётся звук похожий на потрескивание молнии. Леандер произносит заклинания надменным тоном, с большими интервалами, будто уже уверен в своей победе и даёт Оминису фору. Мракс не даёт ему закончить очередное заклинание и атакует раньше. Силуэт Пруэтта делает шаг назад и хватается за живот. Очередное заклинание он посылает так быстро, что Оминис едва успевает защититься. Последующий их обмен заклинаниями проходит куда энергичнее. Больше Пруэтт не делает пауз, а его голос сочится растерянностью. Оминис кривит губы в ухмылке, чувствуя победу уже в том, что сумел гриффиндорца сбавить гонор и воспринимать его всерьёз. Мракс замечает вышедшего немного вперёд Себастьяна. Его движения, как всегда, слишком уж вычурно-театральные с выпадами вперёд всем корпусом и широкими взмахами рук. Но все его заклинания быстрые и точные. Сопернице только и остаётся, что уйти оборону, защищаясь от непрерывного града атак. — Годриково сердце! — громко ругается Стрёкотт, пропустив одно заклинание. И это её ошибка. Выбившись из ритма, она не успевает поставить очередные защитные чары, и Себастьян пользуется возможностью. Он не нежничает с соперницей, и от сильного удара об пол Стрёкотт мучительно стонет, а затем и вовсе перестаёт двигаться, видимо, потеряв сознание. — Астория выбывает! Заметив, как Себастьян вновь встаёт в боевую стойку и замахивается палочкой, Оминис быстро вытягивает в его сторону раскрытую ладонь. Себастьян опускает руку, верно истолковав намёк. Оминис хочет разобраться сам. Отвлёкшись на то, чтобы остановить вмешательство со стороны, Оминис пропускает очередной выпад Леандера. Удар от заклинания приходится в грудь, и Мракс болезненно морщится, схватившись за неё, вынужденно отступая на несколько шагов. Плохо. Силуэт противника полностью сливается с тьмой, а из-за громкого шёпота совсем не слышно его шагов. Оминис вскидывает руку вперёд, немного расслабляя ладонь — полностью полагаясь на палочку. Он чувствует куда она хочет указать. Левее. — Акцио! Как Пруэтт не пытается, сопротивляться манящим чарам у него не выходит, и расстояние между ним и Оминисом сокращается вдвое. Так намного лучше — силуэт соперника куда более чёткий. Теперь очередь Оминиса переходить в наступление. Если до этого голос Пруэтта выдавал смятение, то теперь он изредка колеблется, произнося заклинания почти с заиканием. Оминис использует отталкивающие чары. Пруэтта, не сумевшего вовремя поставить защиту, отбрасывает назад. Судя по грохоту и треску дерева, тот угодил в кучу бочек или ящиков. По каменным плитам стучит чужая палочка. На краткий миг в зале повисает такая мёртвая тишина, что, если бы не эхо от палочки и звучащее в голове собственное слишком громкое и быстрое сердцебиение, Оминис бы подумал, что оглох. — Леандер не может продолжать! Победа за Оминисом! — восторженно кричит Шумсби, и замершая толпа выходит из оцепенения, взорвавшись радостным свистом и аплодисментами. На плечо резко опускается чужая ладонь. — Говорил же, что из тебя вышел бы хороший мракоборец, — Себастьян шутливо толкает локтем. Оминис может слышать улыбку в его голосе, и не может сдержать собственную. Только теперь он расслабляется и опускает руку с палочкой, которую до сих пор держал направленной в сторону Пруэтта. — Замечательным, — поправляет Оминис. — Я был бы замечательным мракоборцем, — горделиво вздёргув голову, усмехается Мракс под влиянием триумфа, что пьянит сильнее хмельных напитков. — Хороший настрой, — довольно хмыкает Себастьян. Оминис чувствует чужое щекочущее дыхание на своей скуле. Он медленно поворачивает голову навстречу. Ему хочется поцеловать Себастьяна прямо сейчас. Даже вопреки всем присутствующим. Они оба взволнованно задерживают дыхание. Оминис даже удивиться не успевает, внезапно почувствовав, как что-то крепко хватает за лодыжку и резко тянет за неё вверх, отрывая от земли и переворачивая высоко в воздухе. От неожиданности и полной дезориентации он выпускает палочку, которая мгновенно откатывается в сторону, и беспомощно машет руками, путаясь в полах мантии. — Уже не такой выскочка, да, Мракс? — сплёвывает Пруэтт. — Паршивое слизеринское отродье. — Леандер, бой уже окончен, это против правил! — пытается привести к порядку глава клуба, дёргая чугунные прутья до сих пор не открытой клетки. — Отпусти его, Леандер, — мрачно говорит Себастьян. — По-хорошему прошу. — Как скажешь, — фыркает гриффиндорец, и магия у лодыжки рассеивается. Не успев сгруппироваться или хотя бы подставить руки, Оминис падает, ударившись лицом об пол. Раздаётся неприятный хруст и нос пронзает острая боль. — Оминис! — обеспокоенно зовёт Себастьян, мигом опустившийся рядом, и помогает сесть. — Дай посмотреть. — Я в порядке, правда, — пытается убедить Себастьяна Оминис, но его голос предательски гнусавит. Он прикрывает нос руками, но даже едва ощутимые прикосновения болезненны, от чего он морщится. По губам и подбородку бодрым ручейком стекает тёплая жидкость с железным запахом. — Тварь, — тихо произносит Себастьян. От такого голоса, будто пропитанного липкой и горькой яростью, у Оминиса кровь стынет в жилах от ужаса. Он пытается схватить Себастьяна хотя бы за край мантии, но не успевает — тот намного быстрее встаёт и без промедления направляется к Пруэтту. — Экспеллиармус, — тон Себастьяна холодный, ничего не выражающий. Чужая палочка со стуком вновь катится по полу. — Редукто. Громкий болезненный крик Леандера разрывает зал Часовой башни. — Прекрати или будешь исключён из клуба! — в панике Шумсби пытается прибегнуть к своему авторитету, но Себастьян, не слушая его, посылает очередное заклинание. — Почему замок ещё не открыли?! — Я обронила ключ и не могу найти! Наверное, кто-то пнул случайно! — едва не плачет девушка. — Алохомора! — Дурёха, на замок и ключ магия тоже не работает! Ждать помощи со стороны бесполезно. Но и слепо бежать на звук — не вариант. Оминис должен сделать что-то сам. — Себастьян, умоляю, хватит! С него уже достаточно! — Оминис отчаянно пытается прекратить шквал заклинаний, обрушившийся на другого ученика. — Это ничтожество посмело навредить тебе! — гневно кричит Себастьян. — Напал со спины, как крыса. Даже использовал невербальную магию, чтобы ты не ожидал атаки. Гнусный слизняк, — он презрительно сплёвывает на пол. — Брахиам эмендо! — Ч-что ты сделал с моей рукой?! — испуганно скулит Леандер, всхлипывая. — Чем ты лучше, если сразу обезоружил его? Леандер даже не может защититься! — Оминис, впервые за семь лет назвавший Пруэтта по имени, всё не прекращает попытки воззвать Себастьяна к здравомыслию. Но Себастьян лишь продолжает посылать всё новые заклинания. С отчаянием Оминис ползает на коленях и дрожащими руками слепо ощупывает пол рядом с собой, размазывая всё продолжающую течь кровь, в поисках палочки. Она не должна была далеко укатиться. Мракс с ужасом думает, о том, что, если Себастьяна не остановить, он может зайти слишком далеко и перейти черту. Снова. Как с дядей. Только на этот раз при большом количестве свидетелей. На этот раз ему невозможно будет помочь. Себастьяна точно отправят в Азкабан. Оминис не может этого допустить. Нащупав палочку, он хватает её и немедля направляет на свою цель. — Инкарцеро! Не успев произнести очередное заклинание, Себастьян издаёт задушенный удивлённый вздох, и валится, потеряв равновесие. Оминис подбегает к нему и падает на колени рядом. Туго связанный по рукам и ногам Себастьян извивается и протестующе мычит. Оминис склоняется над ним и успокаивающе гладит по щеке. Не останавливающаяся кровь окропляет чужое лицо, а длинные пальцы, ненароком задевающие багряные капли, размазывают их. — Ты напугал всех вокруг. И ты напугал меня, — шепчет Оминис замершему от этих слов Себастьяну. — Прошу, прошу, прошу, умоляю тебя, никогда так больше не делай. Я… — он делает паузу, прежде чем осмеливается продолжить. — Я не был уверен, что ты не зайдёшь слишком далеко. Через широкую ленту, что плотно накрывает рот, совсем не разобрать что пытается сказать Себастьян. Он больше не сопротивляется, и Оминис развязывает узел. — Ты — всё, что у меня осталось, — с горечью говорит Себастьян, и от этих слов у Оминиса сердце кровью обливается.***
Крипта встречает благодатной безмятежностью тишины и освежающей прохладой. Оминис с Себастьяном, не раздеваясь, обессиленно падают поперёк кровати, лишь две пары ботинок падают на пол. Безумно хочется провести время в спокойной тишине, но во всей школе, не только в спальне факультета, слишком шумно — все до сих пор обсуждают результаты экзаменов и собирают вещи — это последний день в Хогвартсе. Завтра за учениками приедет поезд и увезёт их в Лондон. — Проклятая Травология. Портит всю статистику, — ворчит Себастьян, сминая пергамент с оценками. — Ты так убиваешься, будто ты её не сдал. — Я набрал проходной минимум! Это, считай, что завалил! — Иногда ты такой драматичный, — Оминис закатывает глаза, переворачивается со спины на бок и, проведя ладонью от груди Себастьяна до щеки, подтягивается ближе, чтобы покрыть мягкими поцелуями его лицо. — Ты же блестяще сдал большинство экзаменов. Себастьяну вообще повезло, что после той выходки с Леандером директор Блэк вообще согласился допустить его до экзаменов. Оминису пришлось упрашивать разъярённого крёстного не исключать Себастьяна из школы, и после долгих уговоров, он всё-таки поддался. Впрочем, из-за наказаний Сэллоу приходил намного позже отбоя, смертельно уставшим. У него едва ли находились силы переодеться в пижаму, не то что для более тщательной подготовки к экзаменам. Себастьян льнёт к губам Оминиса в коротком поцелуе. — Сказал заучка, сдавший ЖАБА по Древним рунам на высший балл. — Не преувеличивай, — качает головой Оминис. — Высший — всего лишь в нашем потоке. — Это не отменяет того факта, что ты потрясающий и лучше всех написал экзамен, — рука Себастьяна ложится на спину Оминиса между лопаток, лениво поглаживая. — Ты рад? Оминис удивлённо моргает такому вопросу. — Это был сложный экзамен. Конечно, я рад. — Врёшь ведь, — хмыкает Себастьян. Нельзя сказать, что Себастьян не прав. Оминис в самом деле надеялся, что напишет экзамен хуже — даже намеренно дал неправильные ответы на несколько простейших вопросов. Хотя, у Оминиса нет сомнений, что из-за связей отца в Министерстве, его бы приняли даже с паршивыми оценками. Оминис недолго молчит, прежде чем, наконец, спрашивает то, что его интересовало долгие годы: — Как ты всегда понимаешь, когда я говорю неправду? — И лишить себя такой возможности, знать, когда ты мне врёшь? Оминис практически может слышать нахальную ухмылку. — Себастьян, — с лёгким укором произносит он, прищурив глаза. — Ладно-ладно. Думаю, такое и правда может быть немного сложно заметить самостоятельно, — вздыхает Себастьян и отнимает ладонь от спины Оминиса. — Когда ты врёшь, то твои взгляд или голова направлены вниз. Будто тебе стыдно, — он ведёт пальцем по острой линии челюсти Оминиса и обхватывает подбородок, заставляя немного вздёрнуть голову. — Если это более невинная ложь, как для розыгрыша или сюрприза, то ты еле заметно улыбаешься. У Оминиса дергается уголок губ, когда он перехватывает руку Себастьяна, переплетая их пальцы. — Кажется, мне стоило спросить тебя об этом намного раньше. Возможно, визиты домой не были бы такими напряжёнными. — Может быть, и правда стоило. Не хочу хвастаться, но меня можно назвать экспертом по чтению твоего языка тела, — с изрядной долей гордости заявляет Себастьян. — Да? И что ещё может сказать эксперт? — ухмыляется Оминис, чувствуя не столько скепсис, сколько интерес. — Когда ты сосредоточен, то хмуришься, — мягко тыкает между бровей Себастьян, говоря так, будто только что поведал никому не ведомый секрет. Оминис закатывает глаза и отмахивается от чужих пальцев. — Невероятно. Никогда бы не подумал. Себастьян, игнорируя саркастичный комментарий, продолжает. — А когда нервничаешь — начинаешь ходить туда-сюда. Шагов пять-семь, не больше, — к лодыжке Оминиса прикасаются пальцы ноги Себастьяна, его колено втискивается между несопротивляющихся бёдер. — Ещё ты забавно дёргаешь руками, вертишь палочку или ещё что, чтобы чем-то занять пальцы. Себастьян берёт Оминиса за руку и поочерёдно целует костяшку каждого пальца. Прижимается губами к запястью и несильно кусает. — Полагаю, такое довольно сложно не заметить, — вздыхает Оминис, но не потому что не верит, а потому что хочет больше. Больше знать. Больше чувствовать прикосновений Себастьяна. На губах Оминиса расцветает предательская лукавая улыбка. И он знает, что она не осталась незамеченной Себастьяном, потому что слышит, как тот довольно усмехается. — Мило поджимаешь нижнюю губу, когда расстроен, — Себастьян ведёт по ней большим пальцем, едва надавливая и заставляя приоткрыть рот. Дыхание Оминиса сбивается. Себастьян настойчиво давит Оминису на плечо, заставляя лечь на спину, и нависает сверху. Он наклоняется и дыхание опаляет ушную раковину. Себастьян переходит на шёпот. — Ещё ты трогаешь ухо, когда твою голову посещают бесстыдные мысли. Потому что позже, почти всегда, ты первым начинаешь меня целовать. Чувствуя поднявшийся жар к лицу, Оминис наклоняет голову вбок. — Когда ты смущён, то отворачиваешься, и, проклятье, ты даже не представляешь, насколько сильно краснеешь. Не только лицо, плечи тоже, и даже уши. Прямо как сейчас. Я знаю тебя, Оминис, лучше всех на свете, — с гордостью произносит Себастьян и целует в открытую шею, прикусывает мочку уха, вызывая у Оминиса приятную дрожь во всём теле. Мракс первым тянет за ворот чужой мантии, чтобы избавиться от её. Быстрые неуклюжие поцелуи сопровождают каждый снятый элемент одежды. Освободив Оминиса от брюк, Себастьян наклоняется, чтобы стянуть с него длинные носки и подтяжки, сжать подтянутые икры и чмокнуть в коленку. Оминис с ухмылкой упирается стопой в его живот, ведёт вверх по груди, прижимает к плечу. Надавливает, заставляя отстраниться, и сам подаётся вперёд. Себастьян встречает Оминиса очередным поцелуем. Берёт за худые запястья и откидывается на подушки, утаскивая за собой. Ладони опускаются на широкую нагую грудную клетку, под которой чувствуется взволнованное сердцебиение. Хватка исчезает с запястий, даруя Оминису полную свободу действий, пользуясь которой, он оглаживает чужую грудь, уделив внимание затвердевшим соскам, и припадает к чувствительной шее. Чувствуя, как Себастьян под ним нетерпеливо двигает бёдрами, Оминис милосердно спускается ниже. Целует ключицу, грудь, попутно оглаживает талию и живот, ведёт пальцами от впадины пупка вниз по дорожке волос, уходящей под пояс брюк, и расстёгивает пуговицу. Себастьян приподнимает бёрда, помогая освободить себя из плена ткани, и Оминис не упускает возможность пару раз сжать упругие ягодицы. Стянув с Себастьяна оставшуюся одежду, Оминис прикасается к его ногам, ведёт пальцами по коленям и бёдрам, охотно раздвигающимся шире. Наклоняется и усеивает поцелуями внутреннюю часть бедра, приближаясь к паху. Задерживается на месте, чтобы под сдавленный стон Себастьяна оставить засос. В щёку Оминиса упирается полностью вставший член, и он на пробу скользит языком от основания до кончика, обводит влажную солоноватую головку и обхватывает её губами. Почувствовав на языке привычный вес, Оминис расслабляет горло и блаженно прикрывает глаза. Он полностью отдаётся процессу. Тело Себастьяна всегда довольно отзывчиво к ласкам. Оминис рисует пальцами на внутренней стороне его подрагивающего бедра незамысловатые узоры. Кончик носа периодически упирается в щекочущие жёсткие кучерявые волосы, в заднюю стенку глотки тычется головка, и Себастьян, выгибаясь в спине, бесстыдно громко стонет. От этих сладких звуков игнорируемый член Оминиса изнывает сильнее. Оминис чувствует взгляд на себе. Себастьян никогда не скрывает, что часто любит наблюдать за процессом, но сейчас его взор будто более пристальный, чем обычно, отчего он ощущается почти что впивающимися в кожу иголками. — Что? — спрашивает Оминис, выпустив изо рта плоть и продолжив ласкать её рукой в прежнем ритме. Себастьян шумно выдыхает, и на скулу Оминиса опускается ладонь, чтобы погладить. — Просто думаю, как восхитительно ты выглядишь сейчас. С моим членом в этом очаровательном и умелом рту, — ухмыляется он. — Ты вульгарен, — фыркает Оминис и одаривает Себастьяна закатанными глазами. — Но тебе же это нравится. Как и то, что ты сейчас делаешь. Оминис ведёт плечом и прижимается губами к пульсирующей вене. Он даже не думает оспаривать ни одно из столь нахальных заявлений, ведь они оба правдивы. — Я бы не ублажал тебя ртом, если бы мне тоже не нравилось, — практически мурлычет Оминис и ведёт языком к кончику, с которого слизывает солёную каплю. Пальцы со скулы Оминиса соскальзывают к его подбородку, заставляя поднять голову. — Иди ко мне, — просит Себастьян, и Оминис, ведя ладонью вдоль живота и груди, покорно укладывается рядом. Оминис обнимает Себастьяна за шею и зарывается пальцами в мягкие вихры. Он всё ещё ощущает на губах солёный вкус возбуждённой плоти, когда по ним ведут языком, чтобы углубить поцелуй. Себастьян укладывает Оминиса на спину и припадает к его шее и плечам, больно кусает и собственнически оставляет свежие засосы вместо уже сошедших. Сухая ладонь накрывает член Оминиса, чтобы сделать несколько дразнящих движений, и отстраниться, от чего Оминис разочарованно стонет и, под смешок Себастьяна, приподнимает бёдра, тщетно надеясь получить больше трения. Сэллоу произносит заклинания очищения и выделяющее из палочки прохладную жидкость. Скользкие пальцы прижимаются ко входу Оминиса, и один проникает внутрь. Вскоре к нему присоединяется второй. Себастьян наклоняется, целует Оминиса в висок, и, с пошлым хлюпаньем двигая внутри пальцами, шепчет: — Они легко вошли сегодня. Так сильно нуждаешься во мне? — он не скрывает самодовольства, и надавливает на точку, от которой у Оминиса пальцы ног невольно поджимаются в удовольствии. — Тебе обязательно нужно говорить такие смущающие вещи? — Оминис сжимает предплечье Себастьяна и слепо тыкается носом ему в щёку. — Просто хочу, чтобы ты знал, насколько раскрепощённым можешь быть наедине со мной. Оминис знает. — Возьми меня, — шепчет он. — Рано, — протестует Себастьян, не успевший добавить третий палец. Оминис знает. Знает, что так ему будет больно. — Возьми, — настаивает Мракс . Пальцы выскальзывают из податливого тела, оставляя после себя пустоту. Себастьян приподнимает Оминиса за талию, и подкладывает ему под поясницу одну из жёстких декоративных подушек. Щедро смазанный член прижимается к кольцу мышц, и такая же влажная рука обхватывает длину Оминиса. Себастьян движется медленно. Медленно проникает и медленно ласкает член, стараясь отвлечь и свести к минимуму дискомфортные ощущения. Стоит вошедшему на всю длину Сэллоу замереть, чтобы дать Мраксу привыкнуть, как тот призывно двигает бёдрами навстречу. Себастьян подчиняется, даря Оминису желанную им смесь удовольствия и боли. Оминису нравится неразрывный контакт во время их близости. Нравится трогать Себастьяна везде, до куда руки дотянутся, или хотя бы сплетать вместе пальцы. Вот и сейчас он тянется, чтобы вцепиться в веснушчатые плечи и мягкие волосы. Чтобы хоть так иметь возможность «видеть» Себастьяна. Оминис прижимает ладонь к щеке Себастьяна, и тот, повернув голову, целует руку. От особо грубых толчков Оминис несдержанно стонет и выгибается в спине, впивается короткими аккуратными ногтями в кожу и локоны. — Ещё, — просит Оминис, чувствуя себя, как в бреду. Не уточняет, чего именно «ещё». Потому что он хочет всё. Быстрее, грубее, медленнее и нежнее, трогать больше, как и чувствовать прикосновения к себе. И Себастьян с радостью готов дать Оминису всё. Он наклоняется и их с Оминисом губы встречаются в жадном поцелуе. И ещё одном. И ещё. И ещё. Будто они не могут насытиться друг другом. Будто целуются в последний раз. Ритм Себастьяна меняется — толчки становятся более рваными, резкими и короткими. Кожа под ладонями Оминиса влажная от пота. Себастьян скоро кончит. Оминис скрещивает ноги за поясницей Себастьяна, будто желая, чтобы он был ещё ближе. — Кончи в меня, — выпаливает Оминис своё бесстыдное желание. Не то что бы Себастьян редко заполнял его своим семенем, но это впервые, когда Оминис просит об этом сам. — Ты полон сюрпризов, — в голосе Себастьяна легко угадывается ухмылка. Губы у Оминиса сами собой расплываются в улыбке от предвкушения насколько ужасна будет следующая произнесённая им фраза. — Это не то, чем я хочу быть заполнен. Не ожидавший такого ответа Себастьян сначала прыскает, а потом и вовсе заливается смехом. Его всего трясёт, от чего он совершает непроизвольные короткие толчки внутри Оминиса. Наконец успокоившись, Себастьян ещё раз быстро целует Оминиса в губы. — Ты даже не представляешь, как сильно я люблю тебя, — признаётся он и вновь возвращается к прежнему темпу. Крепко, до будущих синяков, сжимает бедро Оминиса, желая оставить на нём свой след. Ладони Оминиса беспорядочно блуждают по всему до чего он может дотянуться, стараясь прижать Себастьяна как можно ближе, пока его вбивают в матрац. Себастьян с тяжёлым и дрожащим дыханием кончает первым, изливаясь внутрь Оминиса горячем семенем. Ему требуется пара мгновений, прежде чем, он выходит из Мракса и обхватывает его член, сразу взяв быстрый темп. Оминис, будучи давно на грани, не в силах долго продержаться и кончает следом, пачкая свой живот. Ему так хорошо, что кажется, будто вечная тьма в его глазах снова взрывается цветными пятнами. Себастьян ложится на кровать возле Оминиса, чьё дыхание всё ещё сбито. Он чувствует пьянящую эйфорию и кладёт голову на грудь Себастьяну, слушая, как бьётся сердце. Себастьян гладит его по волосам и обнажённому плечу. — Оминис. — Да, Себастьян? — тепло улыбается он, млея от прикосновений и всё ещё окутывающей тело истомы. — Когда ты собирался сказать мне, что помолвлен? — спрашивает Себастьян, всё так же продолжая перебирать волосы. Все сладостные ощущения вмиг смывает, будто Оминиса окатили ледяной водой. — Как ты узнал? — единственное, что он может произнести. Его голос не дрожит лишь чудом. Себастьян шумно и протяжно выдыхает. — Помнишь тот день, когда я решил вернуться за учебником по Защите? Возле кабинета она сама подошла ко мне и попросила держаться от тебя подальше. «Общение с таким грязнокровкой, как ты, пятнает репутацию моего будущего мужа», — на более высокой ноте говорит Себастьян, довольно похоже пародируя голос и акцент невесты. — А потом она достала из сумки конверт. Твой семейный чёрный конверт. А теперь скажи. Когда, Оминис? — повторяет он. Нежные прикосновения сменяются болезненной хваткой. Себастьян тянет за волосы, заставляя поднять Мракса голову. — Я давал тебе столько возможностей рассказать. Сейчас Оминис понимает, что попросту не хотел замечать таких до боли очевидных намёков, предпочитая делать вид, что всё нормально. Они оба так много страдали, и неужели не заслужили провести оставшееся им время в любви и покое, а не в скорби перед неизбежной разлукой? Мракс удручённо вздыхает, признаваясь: — Я надеялся, что ты не узнаешь, пока я не уеду. — Не узнаю? — Себастьян наконец отпускает волосы Оминиса и срывается на маниакально-горький смех. — Неужели, ты думал, мне будет не больно от твоего предательства, если ты просто исчезнешь, ничего не сказав? Нет, так Оминис не думал. Точно знал, что его уход в любом случае причинит и без того одинокому Себастьяну нестерпимую муку. Поэтому с благоговением принимал все укусы и синяки, что дарил ему Себастьян. Оминис был бы и рад получить больше. — Давай сбежим, — просит Себастьян, не дождавшись ответа, и переплетает вместе их пальцы. — Вместе. Оминис бы рассмеялся от такого глупого предложения, но тон, которым это сказано, был предельно серьёзным. Себастьян не шутит. Оминис расцепляет их руки и качает головой. — Нет. — Почему «нет»? Ты всегда говорил, что ненавидишь свою семью, что не хотел бы иметь с ними ничего общего. Так давай сбежим! Сядем завтра на Хогвартс Экспресс, доедем до Лондона, а оттуда — куда-нибудь дальше, куда угодно, — воодушевлённым, полным надежды, голосом произносит Себастьян. Оминис отстраняется от него и садится. Холод подземелья морозит всё ещё влажную кожу. — Семья найдёт меня… нас где угодно в Великобритании, — отстранённо шепчет он, обнимая себя за плечи. Себастьян кладёт свои руки поверх его. — Мы спрячемся в какой-нибудь глухой деревне. Может быть, даже сами сделаем дом в лесу. Пальцы от испытываемой неуверенности больно впиваются в кожу ногтями. — А что на счёт Анны? Ты хочешь бросить её? — Оминис понуро опускает голову. — Нет! Конечно, нет. Ты всегда сможешь навещать её. — Тогда мы тем более не сможем всю жизнь прятаться от людей. А фамилия «Мракс» точно привлечёт внимание. — Тогда ты можешь взять мою фамилию. Оминис Сэллоу. Неплохо звучит, а? Оминис поднимает голову, удивлённо моргнув. О таком он не думал. Даже в самых дерзких мечтах не осмеливался надеяться, что мог бы провести всю жизнь бок о бок с Себастьяном. Быть с ним одной семьёй. — Звучит великолепно, — с тенью счастливой улыбки, тронувшей губы, признаёт Оминис. Его мгновенно стискивают в крепких объятиях. Одна рука зарывается ему в волосы, заставляя уткнуться носом в изгиб между плечом и шеей. — Пожалуйста, Оминис. Не бросай меня. У меня больше никого нет. Я не справлюсь один. Я не справлюсь без тебя, — в полном отчаянии умоляет Себастьян. Чувствуя, как дрожит Себастьян, Оминис закрывает глаза. Мракс поднимает голову, обнимает в ответ, успокаивающе водит кончиками пальцев по спине, и сладким шёпотом вливает слова ему в ухо: — Я согласен. Давай завтра сбежим вместе.***
После близости всегда немного мучает жажда. Поэтому, плавно маневрируя между суетливо снующими слизеринцами, Мракс подходит к Себастьяну, держа поднос с двумя чашками и печеньем. — Ромашковый, — с мягкой улыбкой произносит Мракс, ставит поднос на столик, и сразу берёт свою чашку, присаживаясь на диван настолько близко с Себастьяном, что их колени соприкасаются. — Какой крепкий чай, — вслух замечает Себастьян, сделав пару глотков. — Да, прошу прощения. Я добавил больше сахара, но, видимо, он не сильно спас ситуацию, — озадаченно вздыхает Мракс. — Мне заварить для тебя новый? — он вытаскивает палочку и встаёт, но Себастьян накрывает его руку своей, останавливая. Тянет обратно к себе на диван. — Останься. Чай не так уж плох, — примирительно говорит Себастьян, и Мракс, выпустив палочку, прижимается к нему. Мракс опускает голову Себастьяну на плечо и крепче сжимает их всё ещё сцепленные руки. Всё равно все кругом слишком заняты суетой перед отъездом, чтобы обратить на них внимание. Себастьян, изредка беря то печенье, то чашку с терпким травяным напитком, увлечённо рассказывает о том дне, когда он в первый и, пока ещё, последний раз катался на поезде вместе с Анной — в день зачисления. Ни разу не бывавший в Хогвартс Экспрессе, Оминис с упоением слушает историю каждый раз, и сейчас, по прошествии времени, смеётся даже громче, чем впервые, от той части, в которой одиннадцатилетний Себастьян так сильно шлёпнул сбежавшую шоколадную лягушку, что размазал её по стеклу купе. Никогда, даже под пытками щекочущих чар, Себастьян не признавался о дальнейшей участи лягушки. Но, столько лет зная Себастьяна Сэллоу, своего старейшего и лучшего друга, своего парня, любовь всей своей жизни, искренне смеющийся Оминис может сказать с полной брезгливой уверенностью, что шоколадное земноводное было безжалостно съедено. Себастьян зевает, ведая про узкие мощёные улочки Лондона и волшебно-вкусную выпечку в маггловской пекарне возле Кингс-Кросс. Огонь в камине пред ними тихо и успокаивающе потрескивает. Себастьян зевает всё чаще. Всё чаще его голова медленно склоняется к груди, а промежутки, между которых он вздрагивает, поднимая голову — всё длиннее. — Хочешь пойти спать? Себастьян отвечает после очередного зевка. — Угу. Чувствую себя невероятно уставшим. — Ты ведь не высыпался весь последний месяц. Конечно, ты хочешь спать, — снисходительно улыбается Мракс, поднимаясь с дивана и потянув Себастьяна за собой в спальню общежития. Едва голова Себастьяна касается подушки, его дыхание практически сразу замедляется и становится более глубоким. — Спи, любовь моя, — шепчет Оминис, накладывая на постель заглушающее заклятие. Очередной взмах палочкой. Одежда, учебники и прочие личные вещи из прикроватного сундука наспех отправляются в чемодан Оминиса. Мракс почти с обидой и завистью думает, что Себастьян рос более свободным, чем сам Оминис мог когда-либо себе позволить мечтать — сколько он себя помнит, всё детство, а затем и юность родня беспрестанно твердила ему о долге перед семьёй. И как только он покинет стены Хогвартса, детство окончательно закончится, и наступит пора последовать странным семейным традициям. После прошлого дня рождения, Себастьян иногда повторял свой вопрос о планах Оминиса на будущее, но ответ каждый раз оставался неизменным — «Не думал». Оминису и не нужно было думать — за него и так уже давно подумали. В Визенгамоте, благодаря связям отца, ему уже припасено место судьи, а в прошлый день рождения родители с радостью известили, что через несколько лет выбранная ими девушка из другой благородной семьи и в которой так же течёт, пусть и разбавленная, их — Мраксов — кровь, достигнет совершеннолетия, и ему придётся жениться на ней, завести детей. Аккуратно заправленное одеяло венчают звёздочка бадьяна и написанное заблаговременно письмо. Прощальное письмо, на которое была потрачена ни одна бессонная ночь в преддверии экзаменов. Ведь, чем ближе становился день выпуска, тем яснее Оминис понимал, что не сможет заставить себя попрощаться с Себастьяном — самым лучшим, что было в его жизни — лично. Понимал, что тогда остался бы с ним. Ручка чемодана непривычно отягощает, когда Оминис бредёт по школе. Он не понимает кого встречает на своём пути и с кем прощается, натянуто улыбаясь. Ему это и не важно. Оминис покидает Хогвартс ещё до наступления комендантского часа. Он мог бы использовать летучий порох или вызвать «Ночного рыцаря», и оказаться в родовом поместье меньше, чем за час, но он не хочет этого. Не хочет находиться с ненавистной семьёй. Не хочет работать на должности, которую ему выбрал отец, не хочет жениться на той, кого ему выбрала мать, и уж тем более не хочет заводить детей. Будь его воля — их проклятый род прервался бы на нём. Вдохнув полной грудью, Оминис слушает неспокойный шёпот листвы, уханье проснувшихся сов и вой ветра. В попытке оттянуть неизбежное, он выбирает пешую прогулку до Хогсмидской железнодорожной станции. Ближайший поезд как раз отправится через пару часов. Проскальзывает шальная и по-детски наивная мысль, что Себастьян мог бы, как в романах, прибежать в последний момент на перрон, взять его за руки и трансгрессировать с ним куда-нибудь подальше. От этой идеи у Оминиса губы сами собой растягиваются в грустной улыбке. Он знает, что этого не произойдёт. Лично об этом позаботился, подлив в чай Себастьяна сонное зелье, сваренное самим же Сэллоу для Оминиса по доброте душевной. С самого начала Оминис понимал, что им не суждено быть вместе. По мнению Мраксов, маниакально помешанных на продолжении своего поганого рода, однополые союзы — вздор, лишённый всякого смысла. Ему бы хотелось, чтобы его родня, как Блэки, просто забывали о неугодных членах семьи так, будто те никогда и не были их частью. Но Мраксы другие — они так просто не отпускают. Вцепляются мёртвой хваткой, а, если не получается удержать — сделают всё возможное, чтобы человек понёс справедливое, по их мнению, наказание. Сбеги Оминис с Себастьяном, Мраксы не пожалели бы ни сил, ни денег и непременно нашли бы их где угодно: от берегов Британии до Ирландии. Оминиса, мужеложца, сбежавшего с потомком предателей крови, в лучшем случае до конца жизни упекли в больницу Святого Мунго, как позор древнего рода Великого Салазара Слизерина. Впрочем, не за себя боится Оминис. Его больше пугает то, что жестокие родственники могут сделать с Себастьяном. Себастьяна — круглого сироту — никто не сможет защитить от гнева Мраксов. Так пусть он будет под эгидой хотя бы Оминиса. Но побег в любом случае не вариант. Куда могут податься вчерашние школьники? Где скроются от длинных рук Мраксов? На какие средства будут существовать? И как же Анна? Оминису совесть не позволит оставить её одну. Узнай Мраксы, что он навещает подругу — непременно навредили бы и ей, лишь бы добраться до предателя. А брать хворающую Анну с собой нельзя — это лишь сильнее подкосит её и без того хрупкое здоровье. К тому же, Анна до сих пор не готова встретиться с Себастьяном. План Себастьяна, в самом деле, оказался нелепым и до боли недальновидным. Всё это так наивно. На прилавок кассы с глухим звоном опускаются монеты, и женщина с уставшим голосом протягивает Оминису билет. Для него это впервые будет путешествовать поездом. Родители всегда противились использованию маггловских изобретений, и потому предпочитали архаичный способ — портал. Практичный Соломон не видел толка в лишнем путешествии до Лондона, ведь Фелдкрофт находится не слишком далеко от места прибытия Экспресса. Неугомонный Себастьян, оставшись вдвоём с Оминисом, предпочитал летать на метле. Прибывший поезд отличается от того, что был в рассказе Себастьяна. Вместо уединённых раздельных купе — общие вагоны для всех. Вместо обитых мягкой тканью сидений — неудобные деревянные скамьи. Вместо приветливой продавщицы сладостей — мужчина, хриплым от сигарет шёпотом предлагающий самопальный летучий порох стоимостью всего в один сикль. Вместо надежд на светлое будущее — беспроглядный мрак теперь уже настоящего.***
Проходит несколько дней с тех пор, как Оминис покинул Хогвартс и вернулся в родовое поместье. Дни здесь, как всегда, тянутся невыносимо долго, а до стажировки в Визенгамоте ещё больше месяца. Чтобы хоть чем-то занять себя, Оминис коротает время за бесчисленными партиями в шахматы наедине с собой. Он пытается не подпускать щемящие сердце мысли о Себастьяне, но у несуществующего соперника по ту сторону доски такой же стиль игры, и Оминис тихо ругается, снова ставя мат фигурам на своей половине. Он почти вздрагивает от стука в дверь. — Я всё ещё не хочу есть, мам, — врёт, как всегда. Просто выжидает момент, чтобы за столом было наименьшее количество людей — домовому эльфу грозились отрезать ещё один палец, если тот позволит Оминису снова принимать пищу вне семейного круга. Дверные петли скрипят и, вместо более лёгкой поступи матери, раздаются глухие, но и не такие тяжёлые, как у отца, шаги. Оминис без промедления направляет палочку на вошедшего. — Ещё один шаг, Марволо, — с нескрываемой угрозой предупреждает Оминис, внутренне злорадно радуясь, что, по-крайней мере, урок не входить в комнату без стука, старший брат всё-таки усвоил. — К твоему сведению, завтрак уже окончен, — равнодушно сообщает брат. — Тогда пошёл прочь отсюда. — Как жестоко. А я хотел сказать, что совы принесли почту. Для тебя кое-что есть, ясноглазка, — Марволо подходит ближе, размахивая письмом, и до Оминиса доносится запах бадьяна. Это письмо от Себастьяна. Оминис меняется в лице и пропускает Экспеллиармус. Его палочка выскальзывает из рук и с силой ударяется в стену, отскакивая от неё. Но его это не волнует. — Дай сюда, — требует Оминис так, будто всё ещё может угрожать. — А волшебное слово? Оминис лучше ещё раз испытает на себе Круцио, чем скажет Марволо «Прошу» или «Умоляю». Поэтому вместо них он презрительно цедит: — Круцио, — Оминису самому тошно от того насколько просто запретные слова срываются с его губ. Ему никогда не нравился смех Марволо. Противный, отрывистый. Как будто тот задыхается. Но сейчас Оминис почти рад слышать его, потому что Марволо вручает ему заветный конверт. Вскрывать письмо откровенно страшно. Что Себастьян написал ему? Злится ли он? Смог ли понять почему Оминису пришлось уйти? Смог ли простить? Просит ли о встрече? Оминис просто не может заставить себя прочесть письмо прямо сейчас. Его руки дрожат от волнения, прижимая конверт к груди. — Рекомендую всё же открыть сразу, — хоть Оминис и не видит, он может слышать гадкую ухмылку брата. — Убирайся, — шипит Оминис, слепо нащупывая ручку ящика в столе, чтобы спрятать письмо подальше от чужих нечестивых глаз и рук. Он не готов читать письмо. Не сейчас. Тем более — не при Марволо. Но едва дна ящика касается конверт, как из того раздаётся оглушительно громкий хлопок. Вздрогнувший от неожиданности Оминис холодеет от ужаса. Письмо не было обычным. Это Громовещатель. — ТЫ — ЖАЛКИЙ ТРУС!!! — полный бессильной ярости и боли крик Себастьяна разносится по комнате с такой силой, что аж стёкла дребезжат. А после письмо само себя разрывает на мелкие клочки. Это всё. Всё, что хотел сказать ему Себастьян. Разумеется он теперь ненавидит его. Иначе просто быть не могло. Оминис сам не понимает, как начинает смеяться. Слишком громко, слишком надрывно, слишком долго. Но он не может остановиться. Потому что, если остановится — заплачет.