***
Всю свою юность, сколько юноша себя помнил, он периодически получал одну странную просьбу — он слышал ее от случайных людей, видел надписи, которые, как только он моргал или протирал глаза, чтобы убедиться, что все это — реальность, исчезала. Он списывал это на галлюцинации и корил себя за лень показаться врачу. Все бы ничего, в любом случае раньше эти «галлюцинации» были редкостью и особо его не беспокоили, но в последнее время фраза стала звучать гораздо чаще. Ему мог обронить ее прохожий, как бы невзначай, ему случайно приходили сообщения с этой фразой от друзей, или от матери, которые практически сразу удалялись, словно ничего не было, ему слышалось, что кто-то словно звал его, слезно молил очнуться, прийти в себя, пусть юноша и старался не обращать на это внимания. Ну показалось и показалось, с кем не бывает? Главное — не задумываться об этом слишком сильно, а то можно в такие дебри влезть, что страх настолько закует тебя в свои кандалы и сомнения, которые раздирают душу, что и до панической атаки недалеко. В особенности Чонмо напрягал голос, который раньше появлялся редко, оставаясь где-то на подкорке мозга, в основном после сна. Голос шептал одно: «Проснись, молю тебя, очнись». Чонмо всегда от такого вскакивал с кровати и убирал с лба прилипшие черные волосы, да утирал рукой пот, что всегда после такого выступал на лбу. Он не знал, кто его зовет, но его это пугало, он не знал, что имел в виду тот голос, который звал его, но был уверен, что ничем хорошим для него это не закончится. В такие моменты становилось по настоящему страшно, как бы юноша не пытался отогнать эти жуткие мысли. Он не понимал, чем заслужил такое: он ничем не отличался от других — учился и работал рядом с университетом, а также встречался с друзьями и ничего раньше, кроме этих небольших странностей, не мешало его размеренной жизни. Да и если их вычеркнуть, словно это было чем-то нереальным, словно это было всего лишь сном, то Чонмо был совершенно счастливым, взрослым, стабильным человеком с друзьями, своей личной жизнью, хорошей работой и приятным временем в университете. Пусть иногда Чонмо и накрывало волной паники, словно все происходящее и вся его жизнь — нереальна и выдумана, но такие своеобразные истерики всегда удавалось пресекать со временем. Но странный голос из снов не исчезал, а лишь с большей частотой стал просить его очнуться, он стал преследовать юношу даже днем: он слышал его и на работе от клиентов, чьи глаза в такие моменты были пусты, но спустя секунду все было в норме, на прогулках от случайных прохожих, в университете в собственной голове, когда задумывался о чем-то, а после мысль резко прерывалась очередным «Молю тебя, очнись!», после чего Чонмо со вздохом прикладывал руку ко лбу, пытаясь так унять боль, возникшую слишком резко в его голове. Голос становился все громче и все отчаяннее с каждым днем, а Чонмо постепенно начинало казаться, что он сходит с ума. Кому расскажешь, не поверят, что тебя преследует голос какого-то человека, который все время просит тебя очнуться. Это было странно, а еще нереально. Также нереально, как и то, что спустя время, к этому голосу прибавился образ юноши, но Чонмо никогда не мог вспомнить, что конкретно они делали, о чем болтали, черт возьми, он не мог вспомнить даже черты лица юноши. Но помнил отчетливо лишь то, что тот неустанно бормотал: «Очнись, молю тебя, очнись. Не оставляй меня» Чувствовал теплую руку, которая держала его собственную, словно бы передавая свое тепло. Чувствовал, что даже от этого фантомного, нелепого прикосновения, щеки обдает жаром, а сердце бьется где-то в груди так часто, что, казалось, скоро выпрыгнет. Было ощущение, что он проводил время с родным человеком, воспоминания о котором были подчистую стерты, но значения его слов Чонмо в любом случае не понимал, или не хотел понимать.***
Юноша не знал почему, но в груди начало зарождаться беспокойство. Словно он упускал что-то из виду, что-то очень важное. Но он не мог понять, что именно он упускал? Все вроде бы оставалось таким же, если исключать тот голос. Да и он уже не так сильно беспокоил. Правильно говорят, что человек ко всему привыкает. Даже к таким нереальным вещам привыкнуть было можно за какое-то время. Вскоре Чонмо стал напрягать еще один факт. Нет, это не навязчивый голос, не тот странный образ, что являлся к нему во снах, вовсе нет. Пусть с этими двумя вещами он как-то научился сосуществовать, стараясь не обращать на них внимания, то не обращать внимания на какие-то другие странности у него не выходило. Со временем все разговоры друзей стали казаться однотипными, все лекции в университете скучными и ненужными, а посетители в кафе казались роботами с заезженной пластинкой. Да и вообще, все казалось однотипным, словно все фразы, все истории и все лекции были записаны на пластинку, что просто по кругу повторялась. «Ку Чонмо, ты сходишь с ума. Соберись уже и сходи к гребанному психиатру» — думал он между сменами, отдавая очередной однотипный заказ очередному однотипному, совершенно не выделяющемуся человеку. Но времени не находил. Он все чаще стал гулять по улицам, рассматривая людей. Те, казалось, не замечали его пристального взгляда, не замечали, как он рассматривает их от и до, как пытается заметить каждую мелочь, но она тут же вылетает из головы. Это раздражало. Чем он вообще занимается? Кажется, он все же стал параноиком из-за этого голоса, это больше напоминало поведение психов, ведь не мог нормальный человек сомневаться в реальности, в которой он жил столько времени? Как может нормальный человек сомневаться в дорогих ему людях, в собственных воспоминаниях, которые, как казалось теперь, были однотипными и очень расплывчатыми, словно их и не было вовсе. Разве это не бред? Конечно, бред. Чонмо нервно посмеялся со своей глупости, проводя рукой по волосам и спешно убрался из парка, не замечая, что локация, с которой он ушел, медленно начала расплываться и забываться в его собственной голове, словно этого и не было. Чонмо бормотал себе под нос что-то до тех пор пока не дошел до дома, а после резко остановился, вспоминая одну важную вещь, которую словно сознательно игнорировал раньше — голос в его голове замолк какое-то время назад. Юноша не мог вспомнить, когда конкретно это произошло, но неясная тревога от отсутствия, уже ставшего чем-то привычным в его жизни, раздражающего голоса появилась в его сердце моментально и никакие успокоительные не могли его унять.***
Однажды Чонмо как и обычно множество раз до этого просто проснулся по будильнику, не услышав привычной фразы, что просто преследовала его последнее время. Это было странно. Он в полной тишине спустился вниз на кухню и ощутил жуткий холод. Странно, может заболел? Все тело вдруг затрясло, словно в каком-то приступе. Чонмо согнулся пополам, так и не сумев дойти до стола, чтобы попить воды. Просто упал на колени, слава богу, что под ногами в тот момент был ковер, а то колени бы расшиб. Чонмо не знал, что происходит — он корчился от боли, валяясь в позе эмбриона на полу собственного дома, ему было невыносимо холодно, тело ломило, словно он попал в аварию и его тело превратили в мясо. Голос, молящий очнуться вновь появился, но он был в разы громче. Вся эта какофония боли и криков слишком сильно влияла на психику. Чонмо не стесняясь плакал, лицо его покраснело, кажется, он даже кричал, просил о чем-то, молил оставить его в покое, избавить от боли. Но никто не слышал, никто не приходил, а Чонмо все также корчился от боли, невольно дергая всеми конечностями, словно это способно было помочь ему избавиться от боли. Ему было уже наплевать, что произойдет, он молился, чтобы это побыстрее кончилось. Он не понимал, чем заслужил такое. Он просто бессильно плакал от невыносимой боли, словно его кто-то пытал, протыкая его тело несколькими ножами в разных местах одновременно. Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне. Спаси. Спаси. Пожалуйста. Чонмо не знал, кого он молил о помощи, но он просто надеялся, что его услышит хоть кто-то. Спустя несколько минут борьбы с невыносимой болью, он просто потерял сознание от болевого шока.***
А потом резко вдохнул воздух, тут же заходясь в кашле. Рядом над ухом что-то противно пищало, путая мысли и мешая им собраться в один комок. Тело ломило так, словно по нему несколько раз проехался бульдозер, а горло словно кто-то разодрал изнутри. Рядом кто-то что-то говорил, возможно, кричал. Но Чонмо не понимал ни слова, ему было не до этого. Ему было настолько плохо, настолько мерзко просто от ощущения своего слабого тела, от понимания, что с ним произошло что-то ужасное, что он просто не в состоянии сделать ничего, что он просто бесцельно мотал головой по мягкой подушке, пока кто-то что-то делал у его кровати, пока эти кто-то что-то громко обсуждали, кажется, они его даже звали, но Чонмо не мог сосредоточиться на их голосах, те словно смешались в один бесконечный крик. — Ты наконец очнулся. — прохрипел сипло такой знакомый и родной голос, и только сейчас Чонмо понял, кому, черт возьми, принадлежал этот спокойный и размеренный голос, который срывался в отчаянии в его подсознании, пока он был где-то не здесь. Над ухом вновь кто-то что-то заговорил, и Чонмо поморщился, это единственное, на что у него хватило сил. А потом повернул голову в ту сторону, где слышал Минхи. Парень был растрепанный и явно уставший. Под глазами виднелись мешки, да и весь его вид оставлял желать лучшего. Но все же он был здесь, рядом, слушал весь этот бесконечный поток слов врачей, кивая на что-то и смотря так, как никто раньше на него не смотрел, пока Чонмо не мог даже просто глаза поднять на врача. А потом его вновь потянуло в сон. Последнее, что он чувствовал, это то, что его кто-то взял за руку, а потом почувствовал прикосновение чужих губ к холодной костяшке, а последняя ускользающая мысль звучала примерно как: «Как же мне повезло встретить Минхи. Даже с того света вытащил, забавно» Перед глазами вновь не было ничего видно, кроме всепоглощающей темноты.