***
Подойдя к полицейскому управлению, Анна Викторовна заметила, как из здания выбегают городовые и шустро рассаживаются в одну из колясок, стоявших вдоль улицы. Последним с крыльца сошел Штольман с тростью и саквояжем. — Яков Платонович, подождите, мне нужно с вами поговорить, — крикнула девушка и взмахнула обеими руками, стараясь привлечь к себе его внимание. Однако сыщик предпочел проигнорировать ее, сделав вид, что слеп и глух, хотя Анна прекрасно наблюдала, как тот дернул головой, расслышав ее зов, забрался в коляску и дал отмашку двигаться. «Не хотите, не надо, Яков Платонович, — зло подумала девушка. — Я сама все разузнаю и вам от своей неосведомленности станет стыдно». — Извозчик! — кликнула она медленно катившего по площади «лихача», ищущего седока. — Старый кривой дом на околице города знаешь? — плюхнувшись на сиденье, спросила Анна Викторовна. — А то, там недалеко мой сват живет. Я частенько к нему в гости захаживаю, уж больно самопляс у него забористый, — довольно крякнул мужик и громко сглотнул слюну. — Душевно забирает. — Отлично, поезжай в ту сторону, — велела она. — И чем скорей мы туда прибудем, тем лучше будет для тебя. Гони, — отклонилась она на спинку сиденья. — Не извольте беспокоиться, барышня-с. Домчу быстрее ветра самым коротким путем, — радостно крикнул извозчик и, оживив каурку вожжами, погнал вперед. Перед глазами Анны Викторовны замелькали улицы, дома, деревья и люди, шедшие по своим делам, и чем дальше коляска удалялась от центра Затонска, тем быстрей сменялись предметы и людские лица. Лихач постоянно бодрил лошадь, увеличивая скорость. — Тпру, милая, — после бешеной скачки́ крикнул мужик, останавливая бег животины. — Прибыли-с, барышня. Вот ваш убогий домишка, — и он указал на скошенную черепичную крышу, возвышавшуюся из-за высокого забора. Расплатившись и поблагодарив извозчика кивком головы, Анна Викторовна подобрала подол сине-белого полосатого платья, спрыгнула на землю, понимая, что глупо ожидать обходительных манер от простого мужика. И, подождав, пока коляска не скроется в конце улицы, прошла к забору сквозь не очень высокий куст с листьями, имевшими белесо-желтую окантовку. Попыталась выискать между досок щель, чтоб заглянуть во двор дома. — Эй, что вы здесь высматриваете, барышня? Зачем пришли? Грубый окрик застал Анну Викторовну, когда она, оставив поползновения найти пригодное отверстие для осмотра, подпрыгнула, пытаясь заглянуть за огороженный периметр. — Да вот… — запнулась девушка, не зная, как объяснить свой поступок и тотчас нахмурилась, разглядев в говорившем с ней старике фигуру, показанную ей духом. — Знакомых ищу, — нашлась она. — Нет тут таких, как вы, господ, — сердито бросил он и, на несколько минут исчезнув за распахнутой калиткой, вновь появился на улице, толкая за длинные ручки деревянную тачку, доверху заполненную сухой травой. — Ступайте восвояси, барышня, нечего вам тут делать, — и тяжело отдуваясь, покатил тележку в сторону изумрудной стены леса, стоявшего за зеленым полем. — Стой, подожди! — подчинившись шестому чувству, которое ни с того ни с сего подсказывало ей «проверь, посмотри, что там под сеном», Анна Викторовна, забежав вперед тачки, преградила путь старику. — Что у вас там? — спросила она, указав пальцем на сухую траву. Ощущение превосходства над Штольманом подталкивало ее к действиям, не давая возможности задуматься о результате безрассудного поступка. — Совсем непуганая, да? — зло усмехнулся дед. — Смотри, мы одни на улице. Людей поблизости нет, да если кто и видит, то все равно в чужие дрязги не полезет. Дураков нынче не сыщешь. Так что отступись, не доводи до греха, — и, тронув тачку, наехал на девушку. От толчка верхушка копны, съехав, упала на тропинку, и Анна Викторовна среди травы усмотрела скрюченное человеческое тело, лежавшее на боку. Безжизненная бледность, разлившаяся по мужскому лицу, не оставляла сомнения, тот мертв. — Ну все, допрыгалась, — осторожно опустив тачку, старик, наигранно вздернув рукава рубахи, осклабившись, шагнул на Анну Викторовну. — Мне лишние свидетели не нужны, — и с проворством кота, наскочив на нее обеими руками, схватил за шею. Анна Викторовна, испуганно пискнув, на секунду оторопела от подобного обращения, но когда воздух прекратил поступать в ее легкие, задергалась, стараясь вывернуться из захвата. Отчаянно замолотив руками и ногами, норовила попасть душителю то в лицо, то в живот, то по ногам. Ее острые кулачки и мыски новых туфелек оказались действенным оружием, так как старик, болезненно морщась, пытался отклониться от ее ударов, теряя силу нажима на ее шею. И она могла сделать короткий вдох.***
— Мое почтение, доктор, — проговорил Штольман, увидев сходящего со ступенек прозекторской Милца. Сыщик решил заехать за ним, чтоб захватить на место преступления. — Доброе утро, господа полицейские. Опять убийство? — взобравшись в коляску, спросил Александр Францевич и присел рядом с сыщиком. — У нас, к сожалению, по-другому не бывает, доктор. Трогай, — приказал Штольман кучеру. — Однако сегодня исключение из правил, об убийстве сообщила свидетельница. Вот она, в головной коляске, — произнес Яков Платонович и небрежно тростью указал вперед. — Ох, люди, не живется им спокойно, — недовольно пробурчал доктор, качая головой. — Все то им душегубство творить, — и поправил на коленях съехавший от тряски по ухабам саквояж. — Александр Францевич, у вас плохое настроение? — поинтересовался Штольман на высказывание доктора. — А, — махнул тот рукой, не желая вдаваться в подробности. — Яков Платонович, пока у нас есть свободная минутка, я хотел бы подбросить вам кое-что для размышления. Смотрите, что я обнаружил, когда избавлял нашу мумию от сапог, — и он, щелкнув замками чемоданчика, вынул из кармашка тряпицу, состоявшую из двух лоскутов черного и красного, сшитых тонкой леской. Развернув ткань, он указал на вышитый в самом центре рисунок солнца. — И это еще не все, — и Милц с видом фокусника из того же кармана достал бумажный конвертик, сложенный вдвое, и платиновый империал. — В конверте часть от истлевших денежных купюр, обнаруженных мной в голенищах сапог, — проговорил он, передовая улики Штольману. — Что думаете, господа? — Говорю еще раз: пока мы не установим личность убитого, никаких мыслей по этому поводу не будет, — забрав находки доктора, поговорил Яков Платонович. — Антон Андреевич, а у вас есть подвижки по моему поручению? — обратился он к Коробейникову, отрешенно смотревшему за горизонт. — Ау, Антон Андреевич, просыпайтесь, — и сыщик коснулся набалдашником трости помощника, чтоб привести того в чувство. — Вы в последнее время сами не свой, что происходит? — Простите, задумался, Яков Платонович, — ожил Коробейников. — Мне удалось переговорить с женщинами при храме отца Федора, они ничего не знают. И скорей меня пытали, что случилось. А могильщика и его дружка опросить пока не смог, извините, — покаянно произнес парень. — Чем вы только занимаетесь в рабочее время, если не можете разыскать двух пьяниц? — вспылил Штольман. — Сегодня же до конца рабочего дня найдите их и допросите. Отчет до девятнадцати ноль-ноль мне на стол, — безоговорочно изрек он. — Будет сделано, — Антон Андреевич приподнял над сидением пятую точку, дабы выразить служебное рвение, но очередной ухаб совершенно неэстетично опрокинул его на место, заставив сердито крякнуть. — Простите, — вновь повинился он. — М-да, Антон Андреевич, — протянул Штольман на неуклюжее поведение помощника. — Доктор, — сыщик повернулся к Милцу, — а что там с Ушанкиным? Удалось помочь ему? — Любопытнейший случай, Яков Платонович, — сняв пенсне и протерев его платком, промолвил доктор. — Ваш Ушанкин просто помешан на каком-то письме и требует, чтобы его отдали ему. Иначе маменьке там, — доктор поднял указательный перст в небо, — будет плохо. Об ином он говорить отказывается. Как вы думаете, господа, что могло вызвать психоз? — Признаться, я впервые сталкиваюсь с подобным, — пожал плечами сыщик. — По-хорошему Ушанкин вообще не должен слышать о письме, мне передали его в его отсутствие, — добавил сыщик, припомнив все обстоятельства. — Хм, тогда прошу как можно подробней изложите детали вчерашнего инцидента. С чего все началось, — водрузив пенсне на нос, попросил Милц. — Ночью группа гуляк затеяла под окнами управления свару, и Ушанкин, патрулирующий город, прибежал на звуки бесчинства. Его тут же окружили, взяв в кольцо. Где-то на пять минут я перестал наблюдать служащего, но позже, идучи к «хороводу», увидел, что в кругу вместе с ним находится цыганка. Она, ухватив его за руку, неотрывно смотря в глаза, что-то говорила ему, а он, словно зачарованный, внимал ей, ловя каждое слово. Так продолжалось, пока я не подошел к ним на расстояние пяти шагов. Дальше круг распался, и гуляки разбежались в разные стороны. — И после этого Ушанкин заговорил о письме? — уточнил доктор. — Почти сразу стал требовать его у меня. — Я, конечно, могу ошибаться, но, мне кажется, мы имеем дело с гипнозом. Я тут изучаю одну книгу, написанную английским врачом, и ваш рассказ, Яков Платонович, схож с практиками автора. Он также советует поступать с пациентами. А вы сами, господин Штольман, случайно не интересовались подобными вещами? — и не дав открыть рта сыщику, увлеченно заговорил сам. —Интереснейшая штука, могу вам доложить. Представьте, при владении техникой можно заставить человека действовать в пользу своих прихотей. Он станет слушать вас, как родную маму. — Не верю я в подобное, — возмутился Коробейников. — Это как же возможно заморочить человека в здравом уме, чтобы он перестал себя понимать?! — Если тот легко внушаем. Не переживайте, Антон Андреевич, — и доктор, наклонившись вперед, успокаивающе похлопал Коробейникова по руке. — Владеющих практикой гипноза не так уж много, и в основном это врачи. Люди исключительно мирной профессии, не действующие во вред пациентам. Хотя если быть до конца честным, то цыгане и циркачи тоже обладают некими способностями в определённой области. — Александр Францевич, это, конечно, все интересно, но давайте ближе к делу. Растолкуйте нам с господином Коробейниковым поведение Ушанкина и каким образом можно будет бедолагу избавить от навязанного ему состояния. — На данный случай я вижу два выхода. Первый: срочно искать врача, владеющего практикой гипноза, и второй: предоставить вашему Ушанкину возможность выполнить установку. Я повторюсь, вероятно, это поможет ему избавиться от гипноза. — Это что же, отдать Ушанкину ценную улику и пусть он несет ее на могилку маменьки? — хохотнул от подобной нелепости Коробейников. — А туда за ней придет неизвестно кто, да хоть бы та самая цыганка и заберет. — Антон Андреевич, да вы гений! — хлопнул себя по ноге Штольман. — Где письмо, оно у вас? Коробейников, озадаченный своей гениальностью, полез в карман сюртука, искоса поглядывая на пришедшего в возбужденное состояние начальника и достав сложенный лист, протянул ему. — Вот, пожалуйста, только я это… — замялся он. — Я не успел поработать с ним. У меня серьезные неприятности, — промямлил Коробейников. — О ваших проблемах поговорим позже, — оборвал его Штольман и, взяв бумагу, прочел вслух: — Здравствуй, Роза, любимая. Опасения тюремного врача оказались верны, у меня открылась чахотка, и дни мои сочтены. Ты не горюй обо мне сильно, а если захочешь помянуть, то приди на старое кладбище и поплачь над домовиной, укрытой во тьме склепа, венчанного ангелом. Урони три слезинки в изголовье и обрети спокойствие и счастье. Твой навеки, Захар. Отлично, — заново складывая лист, воскликнул он, — открываем охоту на эту Розу, дабы узнать, что ей понадобилось в склепе Варенцова. Сдается мне, господа, не поплакать она туда наведывалась, а ищут они что-то на кладбище по склепам. — Ваше высокоблагородие, у головной коляски возникла поломка, колесо слетело, — обернувшись, перебил возничий Штольмана. Сыщик, отклонившись в сторону, выглянул из-за спины сидевшего на козлах мужчины, и посмотрел на суетившихся подчиненных и свидетельницу. Один из городовых дюжей силы приноравливался приподнять угол коляски, а второй катил из придорожной канавы убежавшее колесо. А женщина то и дело причитала: «Ой, боженьки. А если бы мы убились, что ж сделалось-то с моими ребятёнками?» — Меркулов, поломка надолго? Помощь требуется? — осведомился сыщик. — Никак нет, ваше высокоблагородие, — пропыхтел в ответ городовой, — сами управимся. — Тогда догоняйте, — Штольман откинулся назад и взглянул на вытянутые лица собеседников, жаждущих услышать пояснение к его словам, сказанным им ранее. — Ребушинский на допросе показал, что по затонскому кладбищу в ночное время на самом деле шатается некая компания под предводительством девицы, это раз. Два, они интересуются склепами. А теперь подумайте, где было найдено письмо, и кому оно адресовано? — Да что же ты делаешь, ирод, а ну пусти ее! Кому говорено? — вдруг громко взревел возничий, привлекая внимание пассажиров коляски, и те, как по команде, свесились с боков экипажа, вытянули шеи. — Это уже слишком даже для вас, Анна Викторовна, — скрипнув зубами, пробормотал Штольман, с ужасом наблюдая, как на дорожке возле распахнутой калитки нужного им дома, девушка пытается из последних сил расцепить руки старика, зажимавшие ее горло. — Убью! — ожесточенно выкрикнув, он спрыгнул на ходу из коляски и ринулся вперед. И спустя мгновенье уже подхватывал ее на руки. Несостоявшийся душитель, отпустив жертву, бросился в бега, испугавшись своей дальнейшей участи. — Анна Викторовна, Анна Викторовна! — Штольман с замиранием сердца вглядываясь в сомкнутые веки любимой, осторожно опустился на колени вместе с драгоценной ношей. Одной рукой придерживая ее за плечи, второй осторожно похлопал по щекам, и, не помня себя от страха за судьбу девушки, нервно выкрикнул: — Доктор, да где же вы там?! Где копаетесь? Милц почти через миг появился рядом с сыщиком. — Яков Платонович, Анну Викторовну необходимо осмотреть, давайте перенесем ее в более удобное место. — Не надо, — возразил Штольман, не найдя в себе силы разлучиться с девушкой и, повернув любимую, подставил свою грудь под спину. — Хорошо, так тоже подойдет, — согласился Александр Францевич и, примостившись рядом на траве, оттянул вниз закрытое веко Анны Викторовны. Затем слегка ощупал ее шею и, взяв за руку, пристроил свои три пальца (указательный, средний и безымянный) на тонком запястье, слегка надавив ими кожу, замер, определяя наличие пульса. — Доктор, как она? — не удержался Штольман от вопроса, наблюдая каменное лицо Милца. — С ней все в порядке? Да не молчите! — повысил голос он. — Вы мне мешаете, Яков Платонович, — одернул его доктор и, отпустив конечность девушки, извлек из недр своего саквояжа деревянный стетоскоп, приложил его широким краем к груди. Вновь замер на несколько секунд, прислушиваясь к тонам сердца. — Ну что я могу сказать, все хорошо. Синюшность губ и ногтей не наблюдаю. Также частота дыхательных движений не увеличена. Вдох и выдох затруднений не имеют. Мой вердикт: у Анны Викторовны глубокий обморок, — и, снова обернувшись к саквояжу, вынул из него плоскую небольших размеров бутыль коричневого стекла. Извлек при помощи зубов пробку и разорвал свой носовой платок. Приложил белую ткань к горлышку флакона и, несколько раз качнув им, разместил смоченный лоскут на лбу девушки. В воздухе тут же запахло одеколоном и еще чем-то резким, неприятным. — Туалетный уксус, — ответил доктор на немой вопрос Штольмана. Анна Викторовна, глубоко вздохнув, открыла глаза. — Ну, слава богу, — расслабился Яков Платонович, украдкой целуя ее в макушку. Сыщик не смог отказать себе в такой малости из-за нахлынувшего на него счастья. — Где он? — хриплым голосом поинтересовалась девушка и, закашлявшись, схватилась за горло. — Болит? — спросил Милц, прекратив сбор инструментов. Анна кивнула. — Откройте рот. Девушка выполнила распоряжение, и Александр Францевич наклонился над ней. — Отеков не наблюдаю, — произнес он после внимательного осмотра. — Но на всякий случай выпишу вам противовоспалительный препарат, его нужно принимать четыре дня. Также растирку, чтоб гематомы быстрей сошли с вашей шеи. Я выпишу вам рецепт, — и, выудив из кармана сюртука блокнот и карандаш, расположив его на колене, зачеркал на листе. — Как только окажетесь дома, пошлите за лекарствами слугу, — распорядился он, передавая девушке исписанную бумагу. — И еще, поменьше говорите. — Спасибо, доктор, — просипела Анна Викторовна, беря рецепт в руки. — Пожалуйста, — качнул головой Милц и отошел. — Яков Платонович, душителя поймали! — и Штольман увидел радостно скачущего к ним помощника. — Я распоряжение отдал Якунину сторожить его в коляске. Анна Викторовна, как же вы так неосмотрительно, — покачал он головой, останавливаясь в паре шагов от девушки. — Анна Викторовна, вы подняться можете? — спросил сыщик, чувствуя, как звереет от ласкового взгляда Коробейникова, направленного на девушку. — Сейчас подъедет вторая коляска и я распоряжусь отправить вас домой. Антон Андреевич, прошу вас, встретьте Меркулова и передайте ему мое распоряжение. — Я никуда не поеду, пока не поговорю с вами, Яков Платонович, — хрипло заявила девушка и, не давая себе отчета от пережитого потрясения, вплотную придвинулась к сыщику и вольготно расположилась на его груди. — Во-первых, в Затонске оживают старые легенды, о золотом слитке «Баранья голова» слышали? — она сделала паузу и через несколько минут тишины поняла, что Штольман не спешит ее нарушать. Тогда она задрала голову, чтоб видеть его лицо, и спросила, — вам что, совсем неинтересно? — Интересно, — откликнулся Яков Платонович, смотря в спину удаляющемуся Коробейникову, осознавая, как нескромно они сейчас выглядят, расположившись на травке у все на виду. — Но давайте встанем и перейдем в другое место, — предложил он. Повернув голову, с тем чтобы понять, почему данное местечко не устраивает Штольмана, ей-то, например, было очень удобно, Анна Викторовна повела ею от левого плеча верх, далее к правому и поняла, что она недопустимо фривольно сидит, облокотившись спиной об его грудь. — О боже! — глухо охнула девушка и, вскочив на ноги, отвернулась от сыщика, дабы скрыть загоревшееся от стыда лицо. — А, во-вторых, у вас что идет? — поинтересовался Яков Платонович, поднимаясь с травы. Первый вопрос, заданный девушкой его очень озадачил, и он не был готов ответить на него, поэтому решил сменить тему. — Я видела убийцу фальшивого профессора Лужина. И, к слову сказать, тело находится под сеном, — успокоившись, девушка пальцем указала на тачку, все еще стоявшую на тропинке. — Как вы сказали, профессор Лужин?! — удивленно вскинул брови сыщик. Девушка качнула головой в знак согласия, говорить ей становилось все затруднительней. Штольман, быстро подойдя к указанному объекту, разворошил оставшееся там сено. — Александр Францевич, будьте добры, — позвал Яков Платонович доктора. — Что скажете? — и указал на скрюченное тело, когда тот подошел. — Предполагаю, смерть наступила более восьми часов назад от ножевого ранения, — тщательно осмотрел Милц труп. — Подробности, как всегда, после вскрытия. — Уф, — вдруг Штольман услышал за спиной сдавленный звук. Обернувшись, он увидел Коробейникова с не поддающейся описанию гаммой чувств на его застывшем лице. — Вы его знаете? — осведомился Яков Платонович и кивнул в сторону тачки. — Я. Он. Мне, — спотыкаясь на каждом слове, промямлил парень. — А точнее. — Яков Платонович, этот тип похож на человека, представившемся мне профессором Денисом Леопольдовичем Лужиным, — судорожно сглотнув, выпалил Антон Андреевич. — Он предлагал мне должность в столице и баснословный гонорар за снабжение его све́дениями о розыске самородка, который вы в недалеком будущим начнете искать. За отказ грозил Сибирью. Также в процессе разговора этот профессор продемонстрировал мне письмо с аналогичным содержанием вашего послания. Яков Платонович, я хотел с вами поговорить на эту тему, честно, но вы постоянно были заняты, — и он опустил голову. — Это и есть причина вашей задумчивости, — нахмурившись, предположил Штольман, чувствуя себя немного виноватым, что не нашел времени переговорить по душам с помощником. — Ладно, пока оставим, есть еще что вы хотите доложить? — Да вроде все, — пожал плечами Антон Андреевич. — А хотя, связь я должен был держать через помощницу Лужина Кашитову Ольгу Кондратьевну. — Однако, — присвистнул сыщик. — Плотно меня хотели обложить: с одной стороны вы, с другой — Кашитова. Нужно запрос послать в столицу, чтоб проверили, кто такой профессор Лужин и его помощница Ольга Кондратьевна. — Да не стал бы я ничего никому доносить! — снова обеспокоился Антон Андреевич. — Успокойтесь, господин Коробейников, я вам верю, просто мысли вслух, — похлопал Штольман по плечу помощника. — Идите в дом и обследуйте территорию, а я пока допрошу арестованного. Представьтесь, — повернувшись к коляске, приказал сыщик старику. — Карп Наумович Лисицын, бывший боцманмат линкора «Святая Мария». Списан на берег по ранению. — И из-за чего же вы, господин Лисицын, бывший боцманмат линкора «Святая Мария», лишили жизни человека и отчего душили Анну Викторовну? — От отчаянья я на барышню напал, признаюʹ, а вот постояльца не убивал. Я рано утром его нашел на полу в беседке уже мертвым. Вот и решил без шума в лесочке его прикопать, — звякнув наручниками, зло проговорил арестант. — А то у вас, у полицейских, все просто: кто рядом с мертвецом, тот и повинен. — Старик правду говорит, он не убивал, — просипела Анна Викторовна, обретавшаяся все это время поблизости и внимательно следившая за происходящим. — Госпожа Миронова, я смотрю, вы все не поймете, что одних ваших слов мало, — развернувшись к девушке лицом, Штольман, взяв ее под локоток, отвел в сторону подальше от лишних ушей. — Доказательства! Где доказательства? -У меня их нет, но зато я могу обрисовать вам портрет настоящего убийцы. Среднего роста, волосы имеет темные, относительно молод и лишен одного уха. — Я полагаю, вы пересказываете мне вести с того света, — широко улыбнулся Штольман. — Тогда вопрос: в суде сможете предъявить непреложные факты вины описанного вами субъекта или предложите присяжным устроить спиритический сеанс для вызова информатора? — Не передергивайте, я просто имела в виду, что не нужно упускать время, зацикливаясь на старике, — нахмурила брови девушка. — Да нет же, Анна Викторовна, — в одну секунду лицо сыщика стало серьезным, — вы требуете от меня отпустить пока единственного подозреваемого и заняться поимкой некого одноухого бандита. Поймите уже наконец, так дела не делаются. Прежде чем переключится с одной личности на другую, я должен исключить все подозрительные факты, — сделал он паузу и взглянув на свою руку, нехотя разжал пальцы, отпуская девичий локоток — А уж потом бросатся в погоню за вашим фантомом. Так что оставьте дело мне и поезжайте домой, а вот, кстати, и коляска, — махнул он рукой в сторону подъезжающего экипажа. — Понятно, вы, как всегда, не желаете прислушиваться ко мне, — с обидой в голосе произнесла девушка. — Я из всех сил стараюсь помочь, Яков Платонович, а вы только изволите насмехаться! — Ох, Анна Викторовна, как бы было хорошо, если бы вы сидели дома и не совали ваш нос куда не следует. Вам мало того, что произошло не далее получаса назад? — Вы! Да вы! Несносный человек, — пропыхтела она, словно рассерженный еж. — Где мое письмо? Немедленно верните, — протянула она руку. — И забудьте его содержание, я больше не желаю иметь с вами никаких дел. Прощайте навсегда. — Оно в управлении. Я перешлю его вам с нарочным, — решив, все что ни делается — к лучшему, и, не попрощавшись с Мироновой, зашел в распахнутую калитку. — Вот и хорошо, — просипела Анна Викторовна вслед сыщику и забралась в коляску.