"Порядок"

Коридоры поместья встречают привычной тишиной. Хотя было сложно сказать, что никаких звуков не было, потому что это здание само по себе живое: оно гудит и скрипит, словно разговаривает со своими обитателями. Иной раз оказываешься среди этого лабиринта в ночное время — кажется, словно за тобой идет кто-то. Или что-то. Никогда не знаешь, чего стоит ожидать от места, где хладнокровные убийцы и простые люди живут практически вместе. Есть ли нечто, что может слиться с тенью, а после неожиданно напасть из-за угла? Карл об этом не задумывался. В целом, ему не казалась атмосфера поместья жуткой. Напротив, она притягивала своим спокойствием. Здесь царило какое-то тонкое умиротворение, объяснить которое просто так не выйдет. Тишина, да, ее здесь было много, по крайней мере на этом этаже крыла выживших, где жил бальзамировщик. Другие не мешали работе, не путали мысли своими бесполезными разговорами и, самое главное, не интересовались Эзопом. Юноше это в какой-то мере льстило. Ему совсем не нравилось люди: они много шумели, да так, что болела голова, постоянно говорили о чем-то, спорили. Радражает. Совсем не хочется, чтобы кто-то обращал внимание. Это утро выдалось таким же, как и все остальные. Все, что следовало после пробуждения, уже стало своеобразным ритуалом, порядки и правила которого нарушать было нельзя, словно от этого зависело многое, что, впрочем, было так. Карл видел в этой последовательности какое-то успокоение. Все идет так, как должно, все "правильно". Все привычно. Эзоп не любил, когда что-то отличалось от прежнего порядка дел, а потому сегодняшнее утро не стало исключением в этой череде одинаковых дней. Пробуждение, некоторые утренние процедуры, поход на завтрак. Что доставляло дискомфорт, так это то, как другие выжившие меняли этот порядок под себя. Они суетились, изо дня в день меняли свои места в общей столовой, а иногда и вовсе не приходили. Бальзамировщик уже успел к этому привыкнуть, старался не замечать. В конце концов, каким образом все те люди были связаны с ним? Пожалуй, никак. Именно так размышляет Карл, когда в очередной раз оказывается в этом разнообразии из звуков. Где-то слышно, как у кого-то падает столовый прибор, кто-то заливисто смеется, другой же слишком громко топает. Раздражает. Со своим подносом выживший устраивается где-то у стенки, равнодушным взглядом осматривая помещение. На первый взгляд и не подумаешь, что что-то изменилось. Но Эзоп внутренне хмурится. Что-то изменилось. Что-то, что не дает покоя, не выпускает из своих цепких лап. Серые мышиные глаза еще раз осматривают столовую в поисках той самой детали, которой не хватало. Ответ находится быстро. Слишком быстро. И он, отнюдь, не радует. Здесь не было его. Почтальон, таков был его титул на смертельных играх. Внешне этот паренек выделялся: он был одет в ярко-красную форму, что уже казалось полной противоположностью Эзопа. Волосы, Карл бы их сравнил с соломой, зачастую лежали небрежно, словно их владелец совсем не ухаживал за своей шевелюрой. Это совсем не подходило под определение "порядка", который выстроился в голове. Но этот, как кажется на первый взгляд, жизнерадостный паренек, был частью каждодневного устоя. Сейчас Виктора, а вроде его звали так, не было в столовой. Он никогда не пропускал первый прием пищи, что уже настораживало. Почтальон был одним из первых, кто смог привлечь внимание нелюдимого бальзамировщика. Случилось это давно, на каком-то из первых матчей, но этот день до сих пор хранился в памяти как нечто сокровенное. Виктор не был надоедливым, нет, хотя именно такая ассоциация приходит при взгляде на него. И, самое главное, он молчал. Это была небольшая особенность, отличавшая его от любого другого выжившего. Порой он что-то чиркал в своем блокноте и показывал другим, стараясь передать таким образом нужные слова. Но, кажется, другие его отчего-то сторонились. Может, как раз из-за этой странной манеры "говорить". Никто не садился с почтальоном за один столик, никто не вовлекал его в оживленные беседы, а были ли у него друзья? Сейчас его здесь не было. Отчего-то эта мысль тревожила Карла. Не съев даже половины от того, что было на подносе, парень покидает это место, оставляя за массивными дверьми других выживших и свой "порядок". Что он мог чувствовать по отношению к Виктору? А чувствовал ли что-то? Эзоп слишком плох в этом, чтобы понять собственные мысли. Но конкретно этот паренек с соломенными волосами, определенно, вызывал к себе меньше всего отторжения. Было в некоторой степени печально не увидеть его на завтраке.

***

Карл медленно бредет по коридору, опустив взгляд куда-то вниз. Сейчас декабрь, а потому темнеет гораздо раньше. Бальзамировщик замечает мглу, опустившуюся на поместье, через окно около лестничного пролета. Какой смысл вот так бродить? Этого не было "в плане" юноши, он обычно этим не занимается. Но Виктор не пришел и на обед. Эзоп начинал терять из-за этого терпение и в какой-то степени злиться. Внешне это было заметить невозможно: глаза по-прежнему отливали стальным холодом, а серая маска скрывала другую половину лица, которая могла бы что-то показать. Пройдя некоторое расстояние, Карл вдруг спотыкается об торчащую половицу. И как можно было не заметить ее, но при этом смотреть себе под ноги? Парень ловит себя на мысли, что находится где-то не здесь. Каким-то течением его унесло куда-то далеко. Куда-то в подсознание, может. Это маленькое происшествие заставляет поднять голову. И не зря, совсем не зря. Не посмотри сейчас наверх, Эзоп наверняка бы пропустил важную надпись на одной из дверей располагавшихся по разные стороны от коридора. "Виктор Гранц" — гласила табличка, приколоченная ближе к верху. Так значит, здесь находится комната того самого почтальона? Бальзамировщик подходит к двери и аккуратно касается ее ладонью, прикрывая глаза и прислушиваясь. Совсем тихо, ни одного звука. Неудивительно, ведь с Виктором всегда было тихо. И ведь он наверняка здесь, да, ведь больше ему негде находиться. Тот, из-за кого пропало все спокойствие еще на завтраке, точно за этой несчастной дверью. Эзоп тихо выдыхает. Нет, это не то, что стоит сделать сейчас. Нужно лишь вернуться в свою комнату и продолжить заниматься привычными для себя делами... Стук. Карл несколько раз тихо стучится костяшками пальцев о дверь. Зачем же? Парень сам не знал. Он мог спокойно добежать до ближайшего угла и скрыться в коридорах, оставляя своего Виктора в неведении. Они с Гранцем никогда толком не общались, только лишь парочку раз пересекались на матчах, предпочитая изредка перебрасываться заготовленными фразами вроде "сфокусируйтесь на декодинге". Никогда они не говорили как человек с человеком. Это бальзамировщик по утрам неосознанно искал эту красную форму среди других, рассматривал эти волосы и глаза цвета какого-то золота. Почтальон даже не догадывался, что за ним непрерывно следили. Будет ли он удивлен, когда увидит человека, который вдруг решил прервать его покой? Шаги. По ту сторону слышен именно этот звук. Карл непрерывно смотрит куда-то вперед, непроизвольно переминаясь с ноги на ногу. Открытие двери сопровождается тихим скрипом, а после в небольшую щель выглядывает тот самый Виктор. Уик тоже заинтересован гостем, что можно понять через пару секунд, когда раздается довольный лай. Почтальон выглядит озадаченным. Он наклоняет голову в сторону, после чего все же открывает дверь до конца, словно приглашая Карла войти к себе. На тонких губах Виктора нет привычной легкой улыбки, с какой он ходит практически всегда. Эзоп — очень неожиданный гость. Этот паренек слишком не любит людей, чтобы ходить к ним в комнаты, но этот случай стал эдаким исключением этого правила. Комната Гранца оказывается совсем другой, нежели у бальзамировщика. Здесь заметно светлее, а в воздухе витает едва ощутимый аромат чернил. Небольшой хаос царит на столе: какие-то бумаги, чернильницы и конверты. Хозяин комнаты достает из своей сумки небольшой блокнот, которым обычно пользовался для общения с другими выжившими. Слышно шелест листов, а после и шорох грифеля о бумажную поверхность. "Вам что-то нужно было?" — небольшое послание было адресовано Карлу. А последний и не знает, что ему ответить. Хоть раз Виктор его выделил из всех? Хоть раз заметил? Наверняка нет. — Вас не было на завтраке... — начал было Эзоп, но на некоторое время замолк. Его голос звучал непривычно в этой тишине. Но парень решил для себя, что не стоит врать или недоговаривать. — Мне подумалось, что что-то случилось с Вами, но я вижу, что все хорошо. Пожалуй, тогда я пойду, — без особой уверенности в голове заканчивает Карл, по-прежнему не поднимая взгляда с пола. Смотреть на людей было странно, особенно когда они смотрели в ответ. Именно поэтому серый взгляд цеплялся за что угодно, только не за собеседника. Брови Виктора изогнулись в удивлении, когда парень услышал ответ. Но бальзамировщик этого не увидел, потому что собирался развернуться и покинуть это место. С какой только целью он постучал? Убедиться, что теперь порядок не будет нарушаться? Но вот случается неожиданность. Эзоп внезапно ощущает, как его хватают за руку. Юноша замирает, но уже в следующую секунду разворачивается обратно. Замечает, как почтальон теперь неловко мнется на месте, а после возвращается к столу и кладет блокнот туда. Должно быть, так удобнее писать. "Ко мне обычно не заходят, чтобы узнать, не случилось ли что-то. На самом деле, утром мне нездоровилось, но сейчас все и правда хорошо. Может быть, я могу предложить чай?" — вскоре протягивает записку Виктор, по-прежнему переступая с одной ноги на другую. Что-то было во всем этом странное и неловкое. Карлу же и правда не хочется уходить, что даже странно. Почтальон не вызывает к себе негатива. Он не раздражает, не шумит, но в то же время выглядит весьма дружелюбным. Эзоп кивает в ответ на этот вопрос. Быть может, и ему не стоит говорить? Станет ли удобнее обоим, перейдя он тоже на письменный вид речи? И все же, какая-то маленькая искра поражает сердце. Бальзамировщик наблюдает за Виктором, который, кажется, довольно улыбается. А после внимание переключается на пса, который крутится возле ног гостя. Карл бы не подумал, что ему когда-то захочется оказаться в обществе другого человека. Но теперь не было желания уйти куда-то. Значило ли это, что ему был интересен тот, кто проживает в этой комнате? Может, стоило внести в свой "порядок" хотя бы одного человека. Не всем же по-одиночке быть?