За что мы (не)любим метки

«Постапокали́птика — поджанр научной фантастики, научного фэнтези, антиутопии и ужасов, в котором сюжет развивается в мире, пережившем глобальную катастрофу. Постапокалиптическим называют также творческий стиль, несущий настроение пустынности, одиночества и ужаса в образах постаревшей и покинутой техники или зданий. Самый популярный сюжет в Постапокалиптическим мире — зомби-апокалипсис или Третья мировая война. Термин «Постапокалиптика» (англ. post-apocalyptic) применительно к фантастике впервые использовал в 1978 году американский критик Алан Франкв в журнале SciFiNow. Термин, однако, вошёл в обиход на рубеже 1990—2000-х годов, прочно укоренился в бытовой речи и проник в научный язык». Итак, на определении из Википедии можно было бы и закончить. Все ясно и понятно. Как и многие поджанры, постапок — пусть будет так для краткости — зародился достаточно давно. Еще в начале девятнадцатого века небезызвестная Мэри Шелли написала трехтомник «Последний человек». Но он не стал хитом, как «Франкенштейн». Не потому ли, что картины жизни после глобальной чумы и прочих трагедий показались читателям отвлеченным умствованием? А вот когда над человечеством нависла реальная угроза (само)уничтожения, после Хиросимы, подобного рода книги и фильмы пришлись ко двору. Нет, они не заполонили прилавки. Их было немного на самом деле. И произведения сии не ставили целью развлечь читателей\зрителей приключениями героев в свеженьком сеттинге. Ядерная угроза была слишком реальной и пугающей, пропаганда капала на мозги так, что каждый обыватель воспринял бы в штыки развлекуху на костях мира. Когда-то такого рода вещи назывались романами-предупреждениями, фильмами-предупреждениями. Суть понятна, да? «Гимн Лейбовицу» У.Миллера (1956) и «Почтальон» Д.Бринна (1984), «Мальвиль» Р.Мерля (1972), «Письма мертвого человека» В.Рыбакова (1986) — самые яркие из них. Почти все экранизированы. Это то, что называют социальной фантастикой. Книги\фильмы, которые ставят сложные вопросы, заставляют задуматься о хрупкости маленького шарика в космосе, о том, что сломать легко, а починить невозможно. С задачей напугать постядерный постапок справился на отлично. Трындец всему волею автора можно устроить и менее разрушительным, но не менее радикальным способом. Берем эпидемию, убиваем две трети населения, сохраняя материальные ценности, берем падение метеорита — уничтожаем половину народу и две трети построек и прочего культурного наследия, берем климатические катастрофы — чуть медленнее, но убиваем всех, уничтожаем всё. И приключаем персонажей вот в этом чудесном, вдохновляющем антураже. Сарказм. Конечно же, приключения посыпались. Каждый автор старался по-своему. Фантастическое допущение «среди тут завелась катастрофа и почти все умерли» дает необозримый простор для фантазии и драматургии. Мнится мне, что культовый фильм «Безумный Макс» (1979) стал последним камушком, которого не хватало, чтоб обрушить лавину из фильмов, книг, а потом и игр на тему постапокалиптики. Поперли и развлекательные, навроде самого МэдМэкса и, особенно его как бы продолжения «Дорога ярости» (2015). Так случилось, что я его посмотрела за компанию. Да простят меня поклонники, но скажу свое ИМХО. Большинство подобного рода фильмов сделаны с упором на зрелищность. Безумно-футуристичные машины носятся по бескрайним пустыням. Условно разумные изощряются в разнообразных способах убийства друг друга. Лохмотья и доспехи живописны, цель квеста — вода и земля обетованная — сойдет за благородную. Вот только откуда дровишки, бензин у потерявших технологии дикарей? Да еще в количествах, потребных для многокилометровых гонок. Живописные взрывы, погони, драки и условная победа — вот и весь сюжет. Придирчивым зрителям лучше не смотреть, вопросики с матчастью и логикой замучают. И такого рода продукции невероятное количество. Как спрашивало советское литературоведение и педагоги, «так чему нас учит этот фильм, книга?». Ответ — бей первым, если не хочешь сдохнуть, а, впрочем, ты все равно покойник. Все время настаиваю, что десять процентов в любом жанре — это литература. Так что и постапок содержит внутри себя (а там еще воз с тележкой под-под-жанров) толику более сложных произведений, чем безыдейная бродилка-стрелялка с потрахушками. «Противостояние» Стивена нашего Кинга прям люблюнимагу. За что? А вот за детально прописанную пандемическую катастрофу, сочетание грубой физиологичности с тонким флером мистики. За интересные психологические типажи персонажей и их замотивированное поведение. За философские разговоры у костра, за нетривиальные раздумья о человечестве в целом, ловко вложенные в уста героев. За то, что прыгнул выше головы и не сделал ожидаемую читателями «последнюю битву» типичной #кровькишкиивсепадохли, а поднял повествование до аллегории и почти мифа. За честный ответ в финале. Если не читали, зажмурьтесь, будет спойлер. Там вроде все окей, ГГероиня с ГГероем поселились в уединенном домике, нянчат детку и наслаждаются покоем. Он спрашивает: «Как ты думаешь, люди чему-нибудь научатся?» Она долго молчит и отвечает: «Не знаю». За что еще любят постапок? Ответы от создателей, то бишь, авторов: персонажей можно загнать в такую драматическую ситуацию, которая невозможна в обычном реальном сеттинге, можно поднять любопытные философские вопросы бытия, можно устроить героям такой квестище, что все мухи от зависти сдохнут! Именно потому, что мир после армагеддона — это разгул анархии, то есть свободы творить то, на что обычный мещанин и обыватель не замахивались и даже не мыслили в эту сторону. Для выживших, разумеется. Думаю, что у многих читателей похожие мысли бродят в голове. Поскольку, читая, мы так или иначе ассоциируем себя с персонажами, тут вообще получается гениально. Даже если сесть и конкретно представить любой из предложенных сценариев апокалипсиса, то видеть себя, любимого, среди откинувшихся в первые же часы совершенно не хочется. Умом я это понимаю и помню со школьного НВП слова нашего военрука: «На нас даже ядерный заряд тратить не будут. Запулить обычной ракетой в химкомбинат (аммиак, селитра и тп) и писец котенку, половины области как не бывало». Но ведь книга\фильм — это совершенно другое дело! Это же вроде как игра. Разумеется, умрет кто-то другой, а я уж вывернусь, пройду испытания, спасу остатки цивилизации и заложу сад на Марсе. И любовь всей жизни попутно обрету. Как-то так. Некоторые психологи утверждают, что постапок проигрывает все страхи человечества, но в лайт версии. То есть, ты вроде как побоялся, капельку прочухал на своей воображаемой шкуре жуткие-страшные последствия и успокоился. Что сказать, для меня лично Кинговское «Противостояние» (а у меня первый перевод с неверным, но говорящим названием «Армагеддон») дало неслабую прививку от пандемии. Когда пару лет назад мир немножечко рехнулся, я покрутила пальцем у виска и продолжала жить себе спокойно. Пока люди на улицах не валятся снопами и не вымирают тысячами тысяч, то не пандемия, сори. Моя собственная классификация. Не по типам толстого полярного лиса. А по давности его пришествия к человекам. 1.Истории, которые начинаются с самого события или даже за некоторое время до него. Они похожи на модные в двадцатом веке книги-катастрофы и фильмы-катастрофы, к примеру, наш «Экипаж» или забугорные «Небоскреб», «Туннель» и иже с ними. Приличное вступление: мирная жизнь будущих действующих лиц, знакомство с героями, а потом хрясь! И катастрофа. И как (не)меняется поведение персонажей, которых вы уже начали любить. Только в постапокалипсисе размеры трындеца глобальнее. Сюда можно отнести и «Противостояние», и «День триффидов» Дж. Уиндема. 2.Истории, которые дают нам сразу мир, в котором апокалипсец был и прошел. Более того, у многих писателей по сюжету «событие» случилось так давно, что обросло легендами, байками, переврано многократно, а то и забыто новым человечеством. Прекрасный пример «Отклонение от нормы» того же Уиндема. Дано: пуританское поселение с очень суровыми порядками. Люди уже не помнят первопричину, почему они так строго следят за странными особенностями и количеством пальчиков у новорожденных, зачем устраивают проверки на норму, приплетая ко всему божественную милость или немилость. На сакраментальный вопрос советской литературоведческой науки тут можно легко ответить так: эта книга учит тому, что отклонение от нормы как раз и сможет вывести жалкие ошметки человечества из тупика. И еще тому, как страх оказаться не таким как все становится рычагом управления. И еще момент. За что не любят постапок. Оригинальной не буду, сказав, что за жесть, горы трупов, предопределенный финал. Автор так и так оставит героев в подвешенном состоянии. Может, даст надежду, намек, что все будет хорошо, лет так через тысячу, но не в данный момент. Хотя, понятие «хорошо» весьма растяжимо. Предположим, персонажи очередного «Метро стопитсот» проявили похвальное мужество, взаимовыручку, потеряли всего половину состава команды, заключили союз с выгодным кланом, много, отчаянно трахались — чувственность на адреналине обостряется — и добрались до вожделенного склада с консервами. Наелись и отправились обратно, навьючив поклажу на случайно одомашненного монстра. Хорошо? Конечно. Можно написать много-много продолжений, сходить отдельно за соком, чаем, гайками для неработающего дизеля и семенами монструозной травы. Но апокалипсис так и останется пост. Фарш невозможно провернуть назад. Если взглянуть с еще одной стороны, то и такие книги\фильмы\игры вполне могут оказаться отличными. При условии создания убедительного антуража, запоминающихся персов, накала чувств и прочих плюшек для читателя\зрителя\геймера. Вовлеченность в мир, где все дозволено, бывает весьма заманчива.