Цветение горячих песков

Палящее сумерское солнце заходило за горизонт, наконец отпуская измученных жарой путников в живительную прохладу ночи. Песок уже не обжигал, а приятно грел-покалывал кожу. Путешественница устало развалилась под багровым брезентом палатки, в кои-то веки решив отдохнуть не в Чайнике. Сегодняшний день выдался чересчур насыщенным: пустынники будто с цепи сорвались, грибы будто специально стали чаще нападать, эти летающие треугольники продыху не дают. Мышцы ног нещадно ныли, в натруженных руках скопилось нереальное количество напряжения от постоянного использования меча и элементальных навыков. Голова, честно, не ощущалась вообще отдельной частью тела, будто тело стало единой цельной уставшей массой. Девушка сонно прикрыла глаза, не намереваясь больше вообще осуществлять какие-либо телодвижения. Лёгкая дрёма накрывает с головой, заставляя оставшиеся мысли лениво ворочаться и стекаться в единый несвязный поток. И всё бы ничего, если… Люмин на грани сна чувствует, что её одиночество в палатке потревожили. Краем глаза заметив причину пробуждения, она тут же подскакивает, сразу кладя ладонь на рукоять меча. — Тише, путешественница, не спеши обнажать свой меч, — хихикнула наёмница, — сейчас я здесь не для того, чтобы попытаться лишить тебя жизни. Люмин лишь во все глаза смотрит на явившуюся угрозу. Какого чёрта здесь творится? Однако руки с рукояти не убирает, по привычке всё ещё держа мышцы ног напружиненными. — М? Не веришь мне? — звонкий голос, обычно раздражающий, вдруг сменяется на медленный, тягучий, обольстительный шёпот. — Смотри — оружия при мне нет. Блондинка внимательнее оглядывает наёмницу: аккуратно собранные волосы, привычная повязка на глазах, соблазнительно открытый живот… Кхм. Оружия при ней и вправду нет. Но факта угрозы это никак не отменяет. — Я понимаю твои опасения, — снова хихикнула зеленоволосая, — однако бояться тебе нечего. Опять же, сейчас я здесь совсем не за этим. И, будто в подтверждение своих слов, наёмница мягкой, кошачьей, крадущейся походкой приближается к путешественнице, аккуратно кладя свою ладонь поверх её, всё ещё сжимающей рукоять меча. Люмин шумно сглатывает. О, кажется, она поняла. Пустынница будто чувствует чуть расслабившиеся плечи, а потому ладонью аккуратно ведёт вдоль руки, лёгкой щекоткой добираясь до шеи и останавливается там. Люмин думается, что руки у пустынников очень горячие, совсем как пески, в которых они скитаются. Обжигающие. Девушка стоит так же неподвижно, наблюдая за действиями наёмницы. Напряжение в теле уходит помимо её воли вместе с движениями раскалённых рук, которые кольцом смыкаются вокруг её шеи, обнимая и прижимая куда ближе, чем они могли бы себе позволить в обычной схватке. Наёмница дышит глубоко, размеренно, спокойно, Люмин слышит равномерный стук её сердца, хотя собственное, кажется, сейчас выпрыгнет из грудной клетки, чтобы самостоятельно исследовать просторы сумерских пустынь. Хоть путешественница и не видит глаз девушки напротив, ей кажется, будто та скользит обнажённым золотом по её лицу, она привыкла чувствовать тысячи людских взглядов на себе, и практически уверена, что ощущается это именно так. Горячие пески Сумеру обволакивают сознание, будто мёд тягучий, переливающийся древесной палитрой на свету, а ночная прохлада успокаивает разум и тело, позволяя прикрыть глаза и ненадолго отдаться во власть пустыни. Люмин слабо подаётся вперёд, отчаянно надеясь, что ей не придётся ничего говорить. И ей не приходится. Наёмница расслабленно, даже как-то лениво улыбается в губы напротив, только чтобы потом прильнуть к ним, мягко и ненавязчиво сминая. Влажный язык развязно проходится по нижней губе, даже не намекая на углубление поцелуя. Зеленоволосая проводит мягкую дорожку поцелуев от губ блондинки до её шеи, обязательно оставляя там отметину, в то время как руки совсем незаметно опускаются к талии и оглаживают бока. Люмин дрожать начинает, но и слова против не скажет, потому что ей нравится. И об этом она тоже никому не расскажет, просто позволит телу вновь отвечать за себя, как во всевозможных битвах. Там нет места долгим размышлениям, а движения, точные удары и взрывы стихий являются куда более откровенной заменой обычному разговору. Так и здесь. Люмин подставляется под поцелуи-ожоги, льнёт к этим на удивление мягким рукам, и даже не пытается думать о том, что будет дальше. Танцовщица мягко подталкивает девушку к импровизированной кровати, на которой та собиралась сегодня спать, вот только планы немного изменились. Люмин послушно укладывается на спину, ожидая сверху томящего веса чужого горячего тела, однако не получает его. Наёмница лишь тихо смеётся, плавными движениями начиная стягивать с себя одежду. Заворожённый взгляд скользит по поджарому телу, следит за этим танцем, что сейчас был предназначен только и только для неё. Плавное движение мышц от груди к животу делает наёмницу ещё больше похожей на змею, и именно сейчас Люмин кажется, что та таки способна использовать яд, иначе своё оцепенение и совершенно ватные ноги она объяснить не может. Она вновь шумно сглатывает, ведь эти руки ещё даже не на ней, а уже будто сводят с ума. Наёмница ведёт ими по своему телу, попутно лаская и стягивая ещё больше одежды, которой на ней, чёрт побери, итак до невозможного мало. Но в какой-то момент Люмин честно перестала пялиться на чужое женское тело. Потому что эта самая женщина стянула повязку со своих глаз, и, по правде говоря, Люмин и представить себе не могла, что у наёмников из пустыни могут быть настолько пронзительно голубые глаза. Она почти стонет, когда наёмница, оставшись в одних лишь шортах, залезает к ней на бёдра и чуть выгибает спину, показывая себя. И путешественница принимает этот перфоманс. Она кладёт руки на эту талию, прижимая к себе, удовлетворяя своё ещё только зарождающееся желание почувствовать это тепло ближе, и накрывает губами тёмный сосок, выбивая сверху удивлённый вздох, граничащий со стоном. — О-оу, а ты довольно решительна в этом плане, золото, — это странное прозвище патокой растекается по уставшему мозгу, заставляя его полностью отключиться. Люмин с наслаждением прикрывает глаза, смакуя солёную кожу будто эту самую патоку, что льётся из губ танцовщицы. Она влажно, размашисто проходится языком, совсем не заботясь о том, как это будет выглядеть в глазах женщины. Наёмница же блаженно стонет, пальцами одной руки зарываясь в короткие волосы путешественницы и прижимая её ближе к своей груди, пока вторая рука ищет застёжку платья. Когда раздаётся тихий щелчок, Люмин, кажется, даже не слышит его, продолжая самозабвенно пробовать танцовщицу. Её немного потряхивает, когда она ладонями проходится по этим округлым бёдрам, которые в ответ на это тихо покачиваются из стороны в сторону. Блондинка кожей чувствует натренированные мышцы, которые то напрягаются, становясь твёрже камня, то расслабляются в её руках, и это настолько, мать его, прекрасно, что она стонет прямо в грудь наёмницы. Та же снова тихо смеётся, ладонями шарясь под расстёгнутым платьем путешественницы и мягко покачивая бёдрами, будто ненароком давая путешественнице почувствовать самую горячую её точку. Люмин жарко выдыхает, наконец отрываясь от груди, захватывая её в плен ладоней. Сама же носом прижимается к ложбинке между грудей, втягивая пустынный аромат, и из-под бровей смотрит на зеленоволосую. Она понимала, что то, что она сейчас делает — полнейшее безумие, но когда в Сумеру хоть что-то поддавалось здравому смыслу? Палящее солнце выжигает всё на своём пути, оставляя только горячий песок и желание. Танцовщица же при виде такой путешественницы только тихо сглатывает, стараясь дышать глубже. Она чувствует раскалённое дыхание Люмин, чувствует её пальцы, играющие с сосками, она чувствует вспотевшую кожу под своими ладонями, она видит этот взгляд, и она уж точно не могла предположить, что это всё может быть реальным. По правде говоря, она не рассчитывала на многое, идя сюда. Она больше была готова к тому, что путешественница всё таки решит применить меч и прогнать её прочь, поэтому была заранее готова призвать свой обруч. Но, видимо, сегодня Архонты милостивы к ней. Она аккуратно сдвигает платье вниз, только чтобы прикоснуться к бледной груди. Наёмница сначала мягко сминает, слыша сдавленный стон где-то в собственной груди, после сжимает пальцами розовый сосок. Люмин содрогается, лбом утыкаясь в грудь танцовщицы и тяжело дыша. Зеленоволосая мягко улыбается. Затем чуть отстраняется от Люмин, ловя растерянный взгляд, после толкает её плечи, полностью укладывая ту на спину, чтобы самой склониться над её грудью и прошептать:"Наслаждайся, золото.". Она невесомо покачивает бёдрами, двигаясь, будто ящерица в раскалённых песках, губами очерчивая контур подбородка путешественницы. Пальцы же с ненавязчивой силой проходятся по бокам, пересчитывают рёбра, сминают грудь, давят на ключицы, заходят за плечи, чтобы прижать хозяйку цветочного круга ближе к блондинке. Танцовщица упивается той властью, что сейчас сосредоточена в её руках. Той властью, что сейчас рвано дышит и так соблазнительно подставляется под поцелуи и прикосновения. Она смотрит в глаза девушке, пока руки снова истязают грудь, только чтобы уловить момент, как путешественница сдерживается, не желая показывать слабость. Только она, возможно, не догадывается, что это не слабость. Танцовщица напротив видит в Люмин проявление первозданной мощи, той, которой стоит бояться, которой стоит восхищаться, которую следует желать. В этих вздохах, в движении этих сильных рук, в этом хриплом голосе, в растрёпанных волосах — Люмин определённо прекрасна во всём, и глупо обзывать это слабостью, особенно когда её пальцы сжимаются с такой силой в ответ на прикосновение к особо чувствительной зоне груди. Зеленоволосая губами спускается к шее, легко прикусывая и выбивая очередной стон, выпущенный сквозь зубы. Руками вновь заходит за спину, стягивая платье чуть ниже и приподнимая путешественницу на своих ладонях, чтобы прижать ближе к жаждущим губам. Люмин выгибается, будто полумесяц в сумерском прохладном небе, лишь бы почувствовать чуть больше, чем дозволено. Танцовщица принимает это немое пожелание, немного задирая юбку белого платья. Блондинка даже вздохнуть удивлённо не успевает, лишь глаза распахнуть, как чуствует горячий, влажный язык на внутренней стороне своих бёдер, что размашистыми движениями вычерчивает дорожки к краям шортиков, что служили нижним бельём, от которых танцовщица легко избавляется. Люмин, кажется, даже дышать сейчас боится, лишь ждёт, только чтобы потом крупно вздрогнуть, когда этот самый язык прижимается к влажным складкам. Наёмница напрягает язык, проходится им от входа до клитора, кожей ощущая напряжение путешественницы и эти судорожные вздохи, граничащие со стонами. Однако же когда она легонько прикусывает горошину, палатку пронзает оглушительный стон. Зеленоволосая улыбается, продолжая слизывать солёную влагу, пока Люмин трясёт, пока она не знает, куда деть свои руки, ноги, себя. К счастью, тело и в этот раз само знает, что нужно делать, а потому руки находят пристанище в шелковистых зелёных волосах, силясь прижать их обладательницу ближе к эпицентру удовольствия, ноги скрещиваются на её спине, преследуя ту же цель, а сама Люмин наконец отпускает себя, выстанывая в голос никому не понятные молитвы. Танцовщица перенимает дрожь путешественницы, глубоким стоном посылая вибрацию к разбухшему клитору, отчего кулаки в её волосах сжимаются чуть сильнее, на что наёмница довольно жмурится. Люмин выгибается, трётся, елозит на одном месте, пытаясь найти больше удовольствия, и пустынница легонько проталкивает кончик языка внутрь, вызывая ещё одну волну дрожи. Блондинка до боли стискивает зубы, то ли мыча, то ли плача сквозь них, потому что этого мало. В данный момент она напоминает самой себе чёрную дыру, Бездну, которая способна только поглощать, которой всегда мало, которая никогда не насытится. Пока эти неясные мысли роились в её голове, она не заметила, как зеленоволасая пальцами мягко скользнула во влажную, горячую плоть, сразу же с силой давя на верхнюю стенку влагалища. Люмин всхлипывает, Люмин плачет, потому что, чёрт возьми, это ощущение настолько великолепно именно сейчас, именно в этот момент, оно полностью отключает мозг, одновременно расслабляет и напрягает каждую мышцу в её теле, лёгкие разрываются от судорожных вздохов, а сердце заходится бешеными ударами, которые сейчас, кажется, слышно даже в Мондштадте. Танцовщица с улыбкой подтягивается к губам путешественницы, попутно ощущая, как та с силой цепляется за её плечи, на которых скорее всего останутся следы. Она целует, как назло, слишком невесомо, легонько собирает капельки слёз с её разгорячённых щёк, в то же время пальцами продолжая доводить её до исступления. Второй рукой скользит по животу, по груди, по шее, по рукам, везде, где только может дотянуться, и Люмин кажется, что это пустыня сейчас горячими песками оглаживает всё её тело. От танцовщицы исходит жар, сравнимый только с раскалённым металлом в кузнице, а в глазах плещется ослепляющие, обманчиво-спокойные небеса Сумеру. Путешественница с каким-то неведомым ей отчаянием тянется к губам наёмницы, буквально впечатывая жаждущий поцелуй, который подводит ещё ближе к кромке безумия. Танцовщица чувствует, как дрожат бёдра, в ловушке которых оказалась её талия, как вокруг её пальцев сладко сжимаются мышцы, как поцелуй становится более рваным, как Люмин уже не может стонать, лишь тихо поскуливая, и понимает, что близок конец, после которого она не имеет никакого представления, что будет дальше: выгонят ли её, захотят ли убить или?.. Люмин в последний раз крепко сжимает в своих руках зеленоволосую, пытаясь буквально растворить в себе это удовольствие, которое волнами накатывает, заставляя ещё пару минут подвывать и толкаться бёдрами руке, что никак не прекратит движения, продлевая секунды экстаза. Наконец, танцовщица устало наваливается на блондинку, ощущая себя приятно вымотанной. Это определённо стоило того риска, которому она решила подвергнуть себя, придя сюда. В принципе, если сейчас путешественница захочет её убить, будет даже не так обидно. Но чего она не ожидает, так это ладоней на своих ягодицах. Которые сжимают с такой силой, что зеленоволосая невольно дрожит, выдыхая с улыбкой. Взгляд медленно опускается, встречаясь с расплавленным золотом глаз путешественницы, что напряжённо молчит, глядя агрессивно, с явным желанием. Наемница нагло усмехается, руками упираясь в плечи Люмин, и приподнимается, бёдрами плавно скользя над бёдрами блондинки, имитируя очень своеобразный танец живота. Путешественница выдыхает сквозь зубы, ещё активнее начиная массировать, да что уж там, откровенно лапать задницу одного из своих врагов. Но с каким удовольствием она это делает! Она не даёт ни одной мысли проскользить на своём лице, потому что признаваться в том, что она на самом деле очень благодарна так внезапно появившейся девушке, было бы стыдно. Люмин мягко проскальзывает ладонью между двух половинок, легко массируя нежную кожу, лицом снова утыкаясь танцовщице в грудь, с тихим наслаждением прикрывая глаза. Зеленоволосая мягко смеётся, ладонью зарываясь в золотистые пряди, продолжая покачивать бёдрами, подталкивая к более активным действиям. Блондинка ведёт ладонью вдоль позвоночника, очерчивая каждый позвонок, чтобы невесомо обвести грудь, пальцем задев сосок, и спустить её вниз, минуя натренированные мышцы живота. Люмин снова дрожит, она чувствует, насколько наёмница готова для всего, что путешественница готова ей предложить. Однако же та не торопится, длинными скользящими движениями растирая природную смазку девушки напротив, что, кажется, даже дышать перестала. Блондинка усмехается, резко прикусывая кожу посередине груди, чтобы выбить из тела наёмницы глухой стон, совмещённый с дрожью. Та, опустив голову, еле заметными движениями пытается протолкнуть пальцы путешественницы чуть дальше, чуть глубже, в почти отчаянном желании узнать, как эта сила будет ощущаться внутри неё. Люмин же всё ещё медлит, самозабвенно выцеловывая дорожку до левой груди. Когда тёмный сосок попадает в плен её рта, она достаточно резко вводит сразу два пальца в нутро танцовщицы, сразу же срываясь на глубокие, быстрые движения. Пустынница протяжно стонет, пальцами сжимая волосы путешественницы, крепко прижимая к себе. Не сказать, что она не ожидала чего-то подобного, но.... Всё равно неожиданно. Зелёноволосая старается двигаться навстречу, бессознательно пытаясь стать хоть чуточку ближе к тому величию, что сейчас с таким упоением пожирает её. Она пыталась сравнить её буквально со всем, что ей самой известно, и не находила ни одного достойного сравнения. Путешественница далека от духа свободы Мондштадта, от строгости и любви к контрактам Ли Юэ, от вечной погони за вечностью Инадзумы, от всепоглощающей мудрости Сумеру... Она будто не подходит ни к одному из этих определений, вместе с тем являясь прямой их сублимацией. Поэтому наёмница даже представить не могла, что сможет настолько близко подобраться. Ну, именно в таком смысле. В смысле, в котором Люмин грубо прижимает её к себе, размеренными движениями выжибая из неё дух. В смысле, в котором Люмин второй рукой всё ещё нагло стискивает её задницу. В смысле, в котором Люмин, прикрыв глаза, вылизывает её грудь, будто самый сладкий мёд смакуя. Однако не то, чтоб у наёмницы было много времени, чтобы думать об этом. Именно в тот момент, как та была готова перепрыгнуть через ту волну, что блондинка так старательно создавала(аж испарина на лбу выступила), она вдруг останавливается. Танцовщица почти всхлипывает, умоляюще глядя на путешественницу. Та же лишь загадочно улыбается, резко начиная толкать зеленоволосую руками. Что?.. Пустынница всё таки повинуется, опасаясь худшего, но Люмин даже не думает об этом. Она ловко выбирается из под танцовщицы, следом толкая её в спину, вынуждая лечь на живот. Та сначала слегка приподнимается на локтях, чтобы обернуться, но как только краем глаза замечает надвигающуюся путешественницу, сразу расслабляется, разводя ноги в стороны и укладываясь на руках. Пока не раздаётся звонкий шлепок. Танцовщица вздрагивает, только чтобы с широкой улыбкой зарыться в подушку и чуть сильнее выпятить задницу, подставляясь под огрубевшие ладони. Люмин снова пальцами сжимает так крепко, что, кажется, утром синяки вылезут, но это последнее, что сейчас волнует их обеих. Она всем телом наваливается на девушку, зубами оттягивая кожу на плече, после такими же поцелуями-укусами спускаясь по спине. И так всегда. Люмин действует жёстко, грубо, отточенными движениями добиваясь цели, которой на данный момент стало доведение наёмницы до безумия. Блондинка снова пальцами скользит в лоно танцовщицы, беря плавный, нежный темп. Зеленоволосая покачивает бёдрами в такт, пытаясь ускорить движения, вновь получая обжигающий удар по ягодице. Она громко стонет, ещё сильнее выгибая спину, подставляясь под удары, под прикосновения, под что угодно, чёрт возьми, лишь бы это не прекращалось. Люмин спускается к ягодицам танцовщицы, с силой прикусывая покрасневшую чувствительную кожу, снова слыша крик, переходящий в стон, когда она в тот же момент ускоряет движения пальцев. Палатку наполняют неприличные звуки трения мокрой плоти о пальцы путешественницы и криков пустынницы, что уже не может удерживать поплывший взгляд в одной точке. Она уже почти готова разозлиться, когда движения снова прекращаются, пока резко не вздёргивает таз вверх, головой упираясь в подушку, потому что обжигающе-мягкий язык проходится вдоль влажных складок, а руки разводят упругие половинки в стороны. Люмин проталкивает напряжённый язык внутрь, слыша уже настоящие завывания. Однако надолго себя этим занять не получается, потому что пустынница начинает иступлённо елозить по её лицу, поэтому блондинка вновь погружает в неё пальцы, сразу же соприкасаясь и с силой надавливая на переднюю стенку влагалища. Сама в этот момент снова наваливается на танцовщицу, второй рукой прижимая её к себе и заодно надавливая на нижнюю часть живота в попытках ускорить приближающийся оргазм. Пустынницу трясёт, она руками крепко сжимает подушку, расфокусированным взглядом водя по палатке и пытаясь не сойти с ума. Блондинка снова с силой прикусывает плечо, пальцами двигаясь ещё быстрее, пока наёмница не заходится в последней дрожи, зубами стиснув подушку в попытке заглушить крик. Люмин замирает, не отнимая руки, чувствуя резкие сокращения мышц и обволакивающее тепло, после устало заваливаясь рядом с танцовщицей, почти сразу же погружаясь в сон. Зеленоволосая дышит часто, прерывисто, перед глазами всё ещё ловя разноцветные круги и фантомно ощущая мощные движения путешественницы внутри себя. Она вновь дрожит от осознания, что именно только что произошло, так глупо и восхищенно улыбаясь в полутемень палатки. После приподнимается на локтях, мельком оглядывая своё тело, на котором красными узорами, подтёками остались старания Люмин, чтобы потом взглянуть на неё саму. Длинные ресницы тонко подрагивают, дыхание стало размеренным и глубоким, а лицо снова приобрело то безразличное выражение, с которым та всегда путешествует. Зеленоволосая рукой мягко ведёт вдоль груди блондинки, чуть поправляя платье, затем тихонько обнимает за талию и головой укладывается на тонкое плечо, вслед за мечницей отправляясь в страну пустынных грёз. ************************* Наутро Люмин сперва не может до конца осознать, что происходит. Вообще, проснулась она из-за того, что кто-то лёгкой щекоткой прошёлся по её бокам, а следом то тепло, которое хранили эти прикосновения, исчезло. Путешественница продирает глаза, увидев почти одевшуюся танцовщицу зелёного круга. Сердце внутри будто испуганно сжимается, всё тело мигом натягивается в струну, моментально становясь готовым к битве, пока в голове не проскакивает воспоминания о сегодняшней ночи. Наёмница понимающе усмехается, наконец пристраивая последний элемент одежды — повязку для глаз, укрывая их от мира и жгучего песка, что снова отдаёт жаром снаружи палатки. Она мягкой, пружинящей походкой движется к Люмин, приседая напротив неё и даря ещё один долгий, нежный поцелуй в щеку. — До встречи, золото. И растворяется в палящем, выжигающем всё на своём пути пустынном солнце Сумеру. Люмин растеряно осматривает себя, не без удовольствия замечая, что большого количества следов прошедшей ночи, как таковых, не наблюдается, и принимается натягивать на себя так и оставшееся стянутым платье. Когда она почти расправляется с застёжкой, в палатку влетает тот, кого в данный момент тут ждали меньше всех. — Люмин, я только что видела пустынников неподалёку от твоей палатки, тебе нужно срочно просыпаться! Паймон, собиравшаяся было продолжить свою тираду, резко замолкает, чтобы потом слегка смущённо выдать: — Хотя, полагаю, такая спешка нам ни к чему? В этот момент Люмин, кажется, понимает, что наёмница таки оставила ей пару небольших подарков на шее.