Любовь — это единственное доступное нам чувство,
способное выйти за пределы времени и пространства.
Интерстеллар
Терраса под квадратным куполом из кварцевого стекла — его личный остров покоя. По белым перекладинам на панорамном потолке: тусклые лампы, аудиосистемы и необходимые датчики как и во всём доме, для функционирования автономной работы ИИ. Стены в углах и до кромки потолка украшают живые витиеватые редкие виды папоротниковых растений, насыщая помещение живительным кислородом, а ночь прохладой, за счёт автоматической системы полива. Тэхён пьёт вино, сидя на небольшом белом овальном диване, смотрит вдаль шумного мегаполиса с высоты сотого этажа, на разноцветные неоновые вывески на разных языках, на голограммы билбордов, зазывающих зайти внутрь отелей, клубов и ресторанов. Устав от этих контрастов цветов, он поднимает взор вверх. Благодаря гипервидению может наблюдать звёздные скопления и свет соседних планет словно через телескоп. Он хочет туда, в этот не имеющий границ мироздания вакуум. Слишком долго находиться на иссушенной земле — пытка. Но тут его дом, его Чонгук… Во встроенных в потолок колонках негромко играет музыка, спокойная сменяется классической, а та затем старым добрым джазом. Тэхён делает очередной глоток прохладного напитка, слегка обжигающего гортань. Задумывается о чувствах Чонгука. Он никогда не говорил о себе громкое — мутант. Это слово для него — клеймо, словно встать в один ряд, сравнить себя с теми, кто на собственной шкуре знает, что такое опыты в его лаборатории. Но считает ли он Чонгука мутантом? Скорее чем-то внеземным. А вот себя — более приземлённым. С детства интересовался историей когда-то существовавшей Кореи на территории КНР-01, сохранившейся до трёх тысяч двухсотого года только в музыке и живописи. Он любит джаз, тот будто негой растекается по крови моментально, стоит Чимину ему его включить. Сейчас вся существующая музыка — искусственно созданная компьютером, не живая. А Тэхён хочет кожей чувствовать, что жив. Что не спит криосном, и эта жизнь ему не снится, и его Чонгук ему тоже не снится. — Зачем ты пришёл? — задаёт вопрос хрипло, спокойно. Тэхён закуривает, выдыхая дым коллекционной сигары в холодный ночной воздух. — Я жду ответ, — больше спрашивает не о том, зачем Чонгук сейчас к нему на террасу вошёл, а нежели о: «Зачем вернулся домой?». Не отпускает мысль, что тот снова Тэхёна покинет. Тэхён, повернувшись, смотрит на гибрида безэмоционально, а тот и рад, что хотя бы так, но смотрит. У Чонгука в глазах океаны бескрайней планеты Глизе плещутся. Тэхён в них утопает без остатка, но не показывает этого. За окном огни, воздушные транспортные развязки. Жизнь кипит, окна в соседнем небоскрёбе зажигая, люди словно светлячки ото сна пробуждаются, пока между двумя в этом пентхаусе время замирает. Молчание громче слов. В Чонгуке можно захлебнуться, такой близкий и такой далекий, никогда Тэхёну не принадлежавший. Смотрит на него, а Тэхён отворачивается, не в силах больше выдержать, устремляет взор огненных глаз вдаль к горизонту, чувствуя кожей каждую эмоцию рядом сидящего. — Мне холодно, — стена Тэхёна, которой он отгородился, Чонгука больно ранит. — Тепла моего хочешь? — Это говорит не Тэхён Чонгука, на месте любимого сейчас учёный — Тамер, и тот, как осколками ранится о его острые скалы. — Да… Обними меня, пожалуйста… — Чонгук робко подается вперёд, оставляя между ними считанные сантиметры, дышит жарко в красивое, идеальное лицо, так манящее его поцеловать. Нестерпимо хочется к нему прижаться, ощутить такое необходимое тепло. — Нужно ли тебе это на самом деле, Чонгук? — шёпотом, ресницы опущены, горящие солнцем глаза устремлены на чужие пухлые губы. Боится смотреть в глаза, всё мужество и стальной характер в тлен превратятся, допусти он возможность, что Чонгук скажет «нет». — Больше жизни, Тэхён, да… — искреннее, шепотом, но эти слова кричать хочется, а он кивает, когда слёзы сами по щекам катятся. Если бы он мог всё рассказать, объяснить, что устал птицей запертой жить, как страдает. Но понимает, что он просто не может, всё станет только хуже между ними. — Ты сам собственную жизнь три дня назад обесценил. — Нет… Это не так. Три дня назад я понял её ценность, нашу… — слёзы на берегах ультрамариновых глаз плещутся, сияют в свете неоновых огней города срываясь вниз крупными каплями. — В чём же она заключается? — чувствует, как сдаётся, хоть и старается выглядеть пренебрежительным. Чонгука хочется защитить, пусть даже и от самого себя. — В том, чтобы любить тебя… — Чонгук проводит рукой по чужой холодной щеке, со всей, на которую способен, нежностью смотря в глаза. На Тэхёне оковы последние рвутся, он подаётся к Чонгуку, заключая в объятия. Как же переживал за него, тосковал, с ума сходил. Вдыхает дурманящий запах ежевики, отчего-то Чонгук весь ею пропах. Сейчас он для него крепче любого алкоголя. Тэхён вбирает сладкие губы своими, сразу пробираясь языком глубже. Чонгук трепетно отвечает на долгожданный поцелуй, руки несмело закидывая за шею мужчины, притягивает к себе. Тэхён нежно ласкает большим пальцем лицо, стирая непрошеные слёзы, другой рукой обнимает за тонкую талию. Поцелуй медлительный, но такой жаждущий, глубокий, с каждой секундой становящийся всё несдержанней. Чонгука хочется, хочется целовать вечность, дразнить. Тэхён как путник, нашедший воду в бескрайней пустыне, не может насытиться им. Ласка переходящая в необузданную страсть, в сжигающее нутро желание обладать не только душой, но и каждым сантиметром этого прекрасного тела. — Покажи мне, как ты нуждаешься, котёнок, — отстраняется от желанных пухлых губ, сдерживая стремление вновь к ним прильнуть, и дважды ладонью стучит по своему бедру. — Я безумно скучал. Чонгук молчит, но грациозно встаёт с дивана, ведя массивным чёрным хвостом по чужим ногам. Он еле скрывает улыбку, неотрывно смотрит на своего учёного, будто видит в нём своего бога. Хотя для него Тэхён и есть бог. Сердце птицей трепещет, разгоняясь до ста сорока ударов в минуту. Приступом сильных толчков, скачков, хлопков в груди, горле и шее ощущается. Он боялся, что Тэхён его не простит, вызовет военный конвой и вернёт в лабораторию. Учащённое сердцебиение гулом в ушах сопровождается, головокружением. Тэхён его не простил до конца, но и не прогнал, а сейчас хочет быть с ним, несмотря ни на что, хочет его. Чонгук тоже хочет, ласк, поиграть, ведь сильно скучал, так же, как и сам Тэхён, безумно сильно жаждет их близости. В горящих глазах своё отражение видит, когда встаёт между широко расставленных ног своего божества. Тэхён, одним взглядом раздевает, пожирает, медлительно пододвигается ближе к юноше, начиная кончиками пальцев ласкать гладкие бёдра. Ведёт вверх от коленей к кромке халата, вызывая микро-разряды на участках кожи, которых касается, оставляя после себя лишь фантомные жаром горящие ощущения. Чонгук дышать забывает. Тот ладонями скользит от бёдер выше, к ягодицам, чёрный шёлк волнами струится по запястьям. Еле ощутимая ласка сменяется на грубую, пальцы сминают под собой кожу на упругих ягодицах. Чонгук еле слышно вздыхает, губы дрожат от нахлынувшего возбуждения. Тэхён неотрывно следит за его реакцией, упиваясь каждой эмоцией. Чонгук уже давно понимает правила их игры. Ошейника на его шее нет и никогда не было, но этот сжигающий взгляд учёного — сигнал о том, что игра начинается прямо сейчас, и пока он на него смотрит так, будто желает поглотить всё его существо без остатка, подавить — та будет длиться. Грубость, как символ того, что он полностью принадлежит Тэхёну, и Чонгука от этого ведёт, он хочет большего. У них бывает разный секс, от нежного и трепетного, до безудержного и страстного. После ссоры они обычно всегда прибегали ко второму варианту. Обоим необходима эта опустошающая от мыслей разрядка. — Повернись спиной, — и Чонгук слушается беспрекословно. Тэхён по-прежнему находится в распахнутой рубашке, его грудь оголена. Он расстегивает на себе белый ремень и вытаскивает его из шлёвок серых брюк. Взглядом жадным осматривает изгибы тела перед собой, сочные ягодицы, скрытые тонкой тканью от его глаз. На Чонгуке нет белья, и эта мысль сводила с ума ещё с тех пор, как он увидел его спускающимся по лестнице. Халат из тончайшего шёлка, словно вторая кожа на теле юноши, под которой ничто не останется незаметным, в том числе и налитый сейчас возбуждением член. Чонгук не двигается, знает, что его ждёт. Тэхён заводит его руки за спину и умело связывает их ремнём, крепко, удерживая дотлевающую сигару в зубах и щурясь от едкого дыма. Выпитая бутылка вина дает о себе знать, особенно учитывая, что Тэхён не спал три ночи подряд. Желание жаром по телу разливается, дурманит сознание. Хвост гибрида нервно в нетерпении подёргивается. Тэхён, не сдержавшись нежно кусает его у основания через ткань. Юноша шипит, сминая собственные губы. Хвост нервно ведёт по полу, постукивая кончиком. Произнесенное «Котёнок» где-то на периферии сознания с реальностью вырывает из мыслей, говорит о том, что разговоры все будут позже, сейчас только их любовь, их игра — его дрессировщик и несносный гибрид, заслуживающий быть наказанным и прирученным, принадлежать только одному человеку. Чонгук по-началу старался понять правила этой игры, но в один прекрасный день осознал, что нет никаких правил, есть он и есть его Тэхён, его Тамер, что дарит ему чувство неоспоримого доверия. Чонгук же тает от осознания, что он может наградить любимого послушанием, делая этим не только его, но и себя счастливым. Ему дозволено просить, как именно он хочет поиграть, но выполнит ли Тэхен его просьбу — это уже зависит от настроения дрессировщика и поведения котёнка. Тэхён не жестокий, нет. Он идёт точно по границе мучительного наслаждения и никогда не переходит её. Чонгук догадывается, что Тэхён старается сдерживаться, не позволять себе многого, того, что мог бы с ним сделать, но что тот не сможет выдержать. Чонгук часто закатывал скандалы, капризничал и злил своего учёного, чтобы почувствовать максимум, который тот может дать, но Тэхён всегда себя контролировал. Чонгук очень хочет это сделать прямо сейчас, воспротивиться, но, похоже, боится. Тэхен в своей дрессировке преуспел, так как Чонгук, его неугомонный гибрид, пускай умом и понимает, что должен так сделать, выбесить, довести до крайности, к которой осталось сделать лишь шаг, но какой-то инстинкт у него в голове настроен в сторону самосохранения. Чонгук вступил в желанную игру, его природа не только хищника, но и одомашненного, кроткого и жаждущего ласки существа, кричит о том, что хочет принадлежать своему хозяину. Тэхён медлителен и осторожен, задирает ткань халата и целует бордовые отметины от своих пальцев на прелестных упругих ягодицах. Бархатная кожа покрывается мурашками. Он аккуратно разворачивает юношу к себе лицом, развязывая мешающийся пояс халата, обнажая полностью красивую песочного цвета кожу и призывное возбуждение. Чонгук чувствует себя игрушкой в сильных руках, немного злится, потому что хочет коснуться Тэхёна, но тот так крепко связал его руки. Тэхён краем глаза замечает этот строптивый взгляд и, встав с дивана, накидывает пояс от халата тому на шею, крепко стягивая у кадыка, как удавку, на мгновение перекрывая весь кислород. Кусает мальчишку за плечо, медленно, но болезненно и с оттяжкой, отстраняясь и тут же зализывая боль тёплым скользким языком. Чонгук постанывает и скулит, а Тэхён наслаждается, целует вновь побагровевшую кожу в месте укуса. — Я пока не разрешаю тебе говорить, — шепчет у самого уха, а Чонгук ещё более раздосадован, но всё же кивает. Поддается, позволяет опустить себя на колени и стянуть чёрный халат, обнажая красивые плечи, подтянутое тело и вставший член. Уши гибрида чуть опущены и говорят громче любых слов. Было, проходили много раз, Чонгук злится, что его руки сковали. Ох уж этот свободолюбивый мальчик, впервые познавший настоящую свободу. Тэхён всё ещё зол, но смотря на своего малыша, чувствует лишь светлую грусть и безграничную любовь. Руки у Чонгука саднит, но больше противоречий в душе, хочет взбунтоваться и одновременно желает, чтобы подчинил, прогнул, показал, что его место рядом с ним, с Тэхёном. Но без увечий из этих оков не вырваться. Видеть перед глазами пояс Чонгук никак не ожидает, и совсем не рад. Того и гляди жалобно заскулит, лишь бы Тэхён не лишал его возможности смотреть в свои потрясающие глаза, видеть все, так ему необходимые, эмоции. — Будешь себя хорошо вести, и я скоро сниму его с твоих прекрасных глаз, — словно читает мысли. Чонгук, оказавшись в темноте, признаётся, что боится. Сильно ли Тэхён злится на него за побег? Что он сделает? У того было множество причин держать себя в руках, множество причин, сковывающих его. А сейчас они на его «территории», играют по его правилам, гибрид передал управление в его руки, после того как оступился, сбежал и не рассказал где был — ведь это был единственный способ наладить всё между ними, хотя бы на эту ночь… И Чонгук знает, что будет за побег наказан, пока сам не скажет остановиться. А он не скажет, он принимает всё, что даёт ему Тэхён, балансируя в этих эмоциях, как дрейфующий в космическом шторме корабль. Его отчего-то не смущает, что они занимаются этим на краю панорамной террасы, не смущает, что Тэхён до его прихода отключил голограмму и просто наблюдал за ночным городом через прозрачное стекло. Возможно он просто не обратил на это внимание. Любой желающий из соседнего небоскрёба может увидеть сейчас занимательную картину: как юноша стоит перед мужчиной на коленях с оголёнными плечами, связанными за спиной руками и повязкой на глазах; как мужчина тушит сигару и медленно допивает вино, жадно смотрит на него в такой позе, никуда не спеша. Картина стоящая целое состояние, ведь они так красивы и так влюблены. — Котёнок, ты такой очаровательный сейчас, — у Чонгука прямые темные волосы, не сильно короткие, но такие, которые можно было бы заправить за ухо. Тэхён убирает выбившуюся прядь, смотрит неотрывно на стоящего на коленях, а тот ощущает этот испепеляющий взгляд с двойственным чувством — в нем борются паника и возбуждение. Он же хотел стать им, разве нет? Стать котёнком. Прижаться к ногам хозяина и потереться о них мордочкой. Оставаться человеком, совершенно уверенным в себе, контролирующим происходящее и в то же время отдающим себя полностью во власть другого человека - колоссальное доверие. Чонгук хочет чувствовать, как скользят по телу сильные ладони, до боли, сквозь пальцы жалящие током его плоть. Боль граничащая с наслаждением. Он послушно ждет. Рука Тэхёна скользит по телу Чонгука и обхватывает за шею сзади. Тот стонет. Всё тело обдаёт жаром, когда Чонгук чувствует эту собственническую, властную хватку на своем затылке и в отчаянии трепетном зажмуривает глаза итак плотно завязанные. Побежденный, поглощенный напряжённым желанием, настолько острым и ослепительно ярким, что по сравнению с ним все краски окружающего мира вмиг блекнут, он понимает, что ему вовсе не нужен космос, чтобы ощутить всепоглощающую любовь и ценность их отношений… Чонгук еле сдерживает себя, мучительно осознавая, каково это — стоять обнажённым на коленях на этом холодном мраморном полу, чувствовать жесткую поверхность, ощущать огненные вспышки боли, бегущие от связанных ремнём запястий к плечам и шее. Будучи с завязанными глазами, совершенно явственно представлять себе, как смотрит в глаза своего дрессировщика из этой позы, скользя томным взглядом по сильному мужественному телу, широким плечам, обратно к лицу, каждой частицей тела желая. Несдержанно стонет. Дрожит, когда улавливает звуки, как Тэхён, откинувшись на спинку дивана, начинает расстёгивать рубашку, медленно, пуговицу за пуговицей, неторопливо и небрежно, словно у него полно в запасе времени, да и вообще, как будто его не особо интересует происходящее. Но Чонгук знает, что это — лишь часть игры. Два хлопка по бедру — условный сигнал. Чонгук на коленях ближе подползает и медленно опускает голову на бедро Тэхёна, ластится и трётся о ноги всем телом, чуть задевая стоящим членом шершавые брюки. Он опускается ниже, целует через одежду колено, икру, ниже… Припадает губами к внутренней стороне лодыжки, ещё ниже. Удерживая равновесие, зубами цепляет кромку и снимает сначала правый носок, затем проделав все те же самые действия, левый. Чуть отодвигается и послушно ждёт. — Заботливый малыш, — Тэхён сдерживает улыбку, маленький негодник готов на всё, готов быть послушным и ласковым, лишь бы он не злился и не наказывал. Снова хлопки по бедру, Тэхён помогает понять, что от того требуется, направляя Чонгука за затылок к своему паху. Ткань брюк давно уже больно впивается в приподнявшийся член. Чонгук сглотнув слюну зубами расстёгивает сначала застёжку, а затем молнию, помогая себе языком. Сопит, потому что сложно и потому что уже так сильно хочет почувствовать член своего строгого дрессировщика во рту. Тэхён устал, три бессонных дня дались тяжело, но сейчас, видя тёмную макушку между своих ног, чувствует сильный прилив энергии. — Я сниму повязку с глаз, но если будешь себя плохо вести, верну на место, — Чонгук судорожно кивает, благодаря всем видом за щедрость. Пока Тэхён развязывает узел на затылке, он уже мысленно представляет, как будет ласкать его член, довольно причмокивая, как будет сладко вылизывать его мошонку, выпуклые венки и толкаться языком в уретру, как горячая сперма оросит лицо. — Не заставляй меня повторять, — из фантазий вырывает строгий голос Тэхёна. Вот чёрт, Чонгук его прослушал. — Маленький извращенец, думал о моём члене, — даже не вопрос, утверждение. Тэхён смотрит в его глаза и болезненно берёт за подбородок, чуть пододвигая к себе так, что член Чонгука больно упирается в диван. Тэхён ведёт большим пальцем по влажным и аппетитным губам, приоткрывая чужой рот. Просовывает палец внутрь, ощупывая зубы, язык и нёбо. Чонгук томно стонет от удовольствия, мечтая чтобы на месте пальцев оказался большой упругий член Тэхёна. Когда наконец он начинает понимать, что от него хотят, то шире открывая рот. — Не шевелись, одно движение и ты сегодня останешься без оргазма. Тэхён достаёт из тесного белья большой полувозбуждённый член, Чонгук не может отвести глаз, истекая слюной, рефлекторно сглатывает, так и не осмелившись закрыть рот. Грубо взяв за затылок, Тэхён не медлит, насаживает влажный рот Чонгука на свой пульсирующий от наслаждения член. — Я замерз, и ты погреешь своего хозяина, — пытается говорить уверенно, не дрожащим голосом, хотя внутри буря, но нужно взять себя в руки и преподать урок. Глотку саднит от упирающейся в неё головки, но Чонгук не отстраняется, еле сдерживается, чтобы плотно не обхватить губами член, не провести по тёплому стволу языком. Как же он хочет Тэхёна. Слюна стекает по гладкому паху к мошонке, а он дышит через нос, чувствуя в районе горла приятную горечь выступившего предэякулята. Чонгук не уверен даже, сколько прошло времени в таком положении, но точно знает, что Тэхён пил в это время чёртово вино, пока Чонгук изо всех сил сдерживался, прикрывал от удовольствия глаза, жаром разливающегося по телу. А потом до его ушей доносится протяжный громкий стон. И только секундами после Чонгук осознаёт, что стонал он сам.