No wounds but yours

— Подожди, я угадаю, что было дальше... — Тео грохает стакан на стол с таким энтузиазмом, будто ему рассказывают кульминацию триллерной книги, — Они накинулись на тебя... — И оторвали член! Блейз заливается смехом, пока Нотт фыркает и пальцем тычет в плечо за испорченную шутку: — Забини всегда о членах. — И всегда о чужих. Драко тоже смеётся. Тихо конечно, но не будь у него пол-тела перебинтовано, ржал бы до слёз. Он солидарно выпил слишком много, сегодня промилле жизненно необходимо. И поскольку Тео недавно подарили внушительного вида огненный виски, решено было далеко не ходить и надраться прямо у него. — Пошли вы. В итоге-то всё поняли и простили? Блейзу не терпится перейти к более интересной теме. Он уже раза три закидывал удочку про «а в раздевалку заходил?», «а Лоуренс правда по мальчикам?» и «ну и как там с Уизли?» Последнее, очевидно, интересовало его гораздо сильнее, чем задницы Гарпий и пол возлюбленных Криса Лоуренса вместе взятые. Драко щурится, не спеша отхлёбывает ещё и набирает воздух в лёгкие. — Если ты не будешь перебивать, я рано или поздно расскажу. Итак... Брови Блейза чуть сводятся к переносице в явном предвкушении, и когда он уже всем свои видом готов ловить каждое-каждое слово... — Член мне не оторвали. — Сучий ты сын! — Забини, конечно, не очень доволен, — Ладно, я больше не произношу слово «член», пока мы тут. Рассказывай. Тео хихикает, подливая себе ещё огневиски: — Ну-ка стой, нужно ввести штраф. Каждый раз когда Забини скатывается в пошлость, он пьёт штрафной. — Ты хочешь его отсюда на руках уносить? — Я хочу, чтобы он научился держать себя в руках. Двадцать три мальчику, пора. — А меня кто-то хочет спросить? Драко только бровь поднимает, красноречиво и без слов. — Ладно, я выпью сразу три, это проще чем держать язык за зубами. Блейз уже тянется к пузырю с виски, и отвлечь его в этот момент может только очередная подробность, о которой нужно незамедлительно сообщить. — Мы потом поговорили, — рука Забини тормозит в сантиметре от бутылки, — С кем-то я, с кем-то Лоуренс. До чёрта злятся на Шона, но вроде бы дошло, что он это на благо. Тео хмурится и вертит пальцем свои кудряшки, прежде чем примерить на себя рыцарские доспехи: — Я, кажется, впервые на стороне твоих чокнутых баб. Какое нахрен благо? — Не, ты не догоняешь. Это же пиар, лучше скандальный, чем никакой. Драко кивает, мысленно благодаря Блейза за то, что не придется по второму кругу объяснять самому. На самом деле он немного приврал — Лоуренс объяснялся вообще со всеми, кроме одной. Той самой, которая несколько часов назад в непозволительно приказном тоне вытащила за дверь, оставив бедного Криса на растерзание толпы, и потребовала личного оправдания. — И что, прямо таки до всех дошло? И без слов понятно, к чему и кому клонит Блейз. — Да, Забини, даже до неё дошло. — Вы про кого? — Тео моргает так искренне непонимающе, что даже становится стыдно оставлять его единственным непросвещённым. — Про Уизли, кого ещё. — Смуглые щёки Забини снова расплываются в гадкой улыбочке, — И она прямо таки выслушала? — Ну, у меня на объяснения было семь минут, пока шли до пункта дальней аппарации рядом с Ареной. — Сбежала что ли? — Сказала, раз Шон позволяет себе выставить её склочной сукой перед половиной страны, имеет право на выходной. Считаю, отделались малой кровью. В его случае, если быть честным, отделались вообще без крови. Ивестиции в налаживание отношений сработали на удивление хорошо, за весь путь от зеленого зала на третьем этаже до открытой точки для трансгрессии, Джинни Уизли даже ни разу на него не выругалась. На Блэквуда да. Ещё на Ирму Ли, на весь Пророк и даже чуть-чуть на Криса. Все они были посланы в седьмое пекло к геене огненной. Но его собственный кожный покров встревожился только испуганными мурашками. Он до сих пор не уверен, кого за это благодарить, но предпочитает самого себя: за то, что не зассал и остался с ней прошлой ночью, за устроенный уютный вечер за матчем. За то, что разрешил себе попробовать стать ближе. В стратегических целях, разумеется. С утра, правда, он снова знатно охренел, даже причесаться забыл. — И что, вот прям спокойно послушала и свалила в Лондон? — Вроде как. В Лондон или куда — без понятия. — Ты точно ничего не забыл рассказать? — Блейз, слишком хорошо помнивший несчастное лицо Драко в баре несколько недель назад, очевидно отказывается верить, что всё вот так радужно, — Умудрился закончить десятилетнюю холодную войну? Драко, как-то слишком увлеченный рассказом, и сам забывает, что вообще-то в подробности своего плана никого не посвящал. — Вроде как. Тишина звенит так громко, что кажется сосуд в руке Нотта вот-вот треснет. — В смысле..? — В смысле давно не собачимся. Почти поладили. Теодор громко закашливается, превращаясь в слух: — Я беру слова обратно, потом дорасскажешь про заворушку со статьёй. Ты и нищебродка... Простое и привычное слово вдруг от пяток до воротника колет барабанные перепонки. Драко и сам слабо понимает, почему так резко грохает стекло об столешницу. — Хорош. Давай без этого. Надо же, впервые за столько лет осмелился выпустить цензуру за пределы собственного рта. Интересно, начни он одергивать своих приятелей лет на шесть раньше, оказался бы так разукрашен? — С чего бы? Действительно, с чего? Наверное, слишком сильно в голову ударил тёплый квиддичный матч в холихедской комнате отдыха. А еще осознание: не так уж и трудно с ней ладить. С Уизли, разумеется. С Джинни Уизли, которую сам перестал задирать еще на седьмом, а теперь вдруг не готов мириться с тем, что лексикон друзей до сих пор не сменился. — Как бы тебе объяснить, Теодор, — вслух, разумеется, Драко произносит совсем другое, — Представь сколько ты получаешь в год за свои бумажные веселушки в Отделе тайн? А теперь умножь на два, и это будет годовой бонус Уизлетты за прошлый сезон. Тео присвистывает, меняясь в лице: — Ноль вопросов, прозвище меняется за неактуальностью, — Малфой кивает, мысленно выдыхая, и не замечая подозрительного взгляда от Забини, — И как теперь её называешь? — Спорим, никак он её не называет, — Блейз, наконец, делает тот самый глоток, от которого его отвлекли две минуты назад, — Раз они «почти поладили». Забини даже глазки прикрывает для большей провокации, и наверное Драко сейчас стал бы оправдываться, как мальчишка. Но Тео впрягается в спор с Забини раньше, чем Драко успевает открыть рот. — Да не может этого быть, там в запасе проклятий на пять наших жизней. — Ты ещё помнишь её словарный запас? — Я вам ещё в школе говорил, если бы она кому-то досталась в связанные, давно бы на могилку цветы носили. Драко почти передергивает от этих откровений, как обухом по голове: никто ни о чем не забыл. И правда ведь, как забыть — они давно об этом не говорили: то, что будоражило воображение подростков, размылось и подтёрлось с минувшими годами, но они не забыли. Ни Нотт, всё еще надеющийся встретить свою судьбу молодым и красивым, ни Блейз, делающий вид что забил и гуляющий на полную катушку. Они помнят, хоть уже и не так боязливо, над чем тряслись в преддверии совершеннолетия, и свято верят в самую большую ложь Драко Малфоя за всю жизнь. Что он — тоже не нашёл. Что у него — тоже размылось. Что он тоже не знает, какого цвета у боли глаза. — Ну, оказалось, взросление не только наша прерогатива, — Малфой стряхивает с себя накатившую тревогу приемлемо быстро, даже Блейз не успевает заметить. Глаза — ярко-карие. У боли, у лекарства, у всего ёбаного проклятья они — карие. Но отвлекаться на эту мысль нельзя. Он, конечно, расслабился немного, заметно подлатался в Суонси, получив сразу две порции тактильного избавления, но привычки держать спину ровно не растерял. — Кстати я давно предупреждал, что она очень даже, — Блейз моргает в его сторону, очевидно подбивая на подробности, — Говорил, что у меня ещё в школе на неё вставал? — Штрафной! — орёт Нотт, и Блейз без всяких сожалений опрокидывает в себя ещё. — Заслужил. — Заслужил, да не заслужил. Ты тоже-то не пизди! Ни разу от тебя такого не слышал. Теперь Тео окончательно входит в раж, намереваясь догнать Блейза и по количеству побеждённых стаканов, и по степени погружённости в вопросы, связанные со вторым номером Холихедских Гарпий. — Ну не скажу ж я вам, снобам, что мне слегка приглянулась нищебродка? — Он с секунду тормозит под очередным тяжёлым взглядом Малфоя, не забывая весело блеснуть зрачками, — Ладно-ладно, пусть останется Уизлетта. Так вот не скажу же я вам такое в свои семнадцать? Застебали бы. Нотт снова прищуривается, не забывая постучать кусками льда по стеклу внутри: — Ты был старше на пару-тройку месяцев и упражнялся в сквернословии... — Да-да, громче всех, спасибо что напомнил. Сути не меняет. Короче красивая она тогда была, тут хочешь не хочешь, а признать надо. — И чего ты её такую «красивую» никуда не позвал? — Так а смысл. — В радужках Блейза опять мелькает какое-то из оттенков ущемленного эго с щепоткой выпускного года, — Мы с ней, ну, не связаны. Я проверял, забыли? — Так вроде даже безопаснее, — Нотт всерьёз решает разогнать тему до последнего, — Можно сраться, посуду бить, и всё это без рисков для здоровья. — А потом кто-то реально для неё замаячит на горизонте и всплывет дамочка, поминай как звали. Все женщины верят в судьбу, это аксиома. — Так мы вроде пришли к выводу, что она вообще ни сном ни духом. А даже если б была... ну пока кто-то не появился бы, можно как следует... — Тео активно играет бровями, а Драко кажется, что эти двое уже напрочь забыли, что он тоже тут, — Хотя прыщи эти конечно... — Какие мать твою прыщи? — Блейз недоумевает громче, чем сам видимо планировал. — Ну, на лице... — Мерлин, она ры-жа-я! Они в целом все в крапинку. А и похуй в общем, — Забини опускает голову в театральном сожалении, выдаёт только хитрая ухмылочка. — Но я все равно первый заметил. Теперь вот и у Драко глаза открылись, правда же? Как она? Повисает тишина, пока до Малфоя не доходит, что они оба сейчас смотрят на него любимого. — Кто? — Уизлетта. Как тебе? — Издеваешься что ли? Он итак еле-еле выдержал разговор о привлекательности Джиневры Уизли, чуть не подавившись своей порцией. Половину вообще мимо ушей пропустил. — Мы ждём-ждём. Забини с Ноттом едва не прыскают от смеха, и Драко тоже приходится спешно выплеснуть из себя ироничный вздох. Ему вообще было неинтересно. Он честно отстранялся всем своим слухом, рассматривая охуительно интересный узор на потолке, на котором никакого узора не было в помине. Конечно, отстранялся. Поэтому услышал и разобрал каждое слово. Дерьмо. Знали бы они, что действительно связывает его с обладательницей рыжей копны волос. Не то чтобы он вообще об этом никогда не размышлял: рассказать кому-то, кроме старого маразматика с такой же проблемой, было бы славно. Но чем дальше шли годы, тем сложнее было открыть рот. Теперь пластырь, который следовало содрать уже давно, врос в кожу. — Малфой залип, срочно наливай ещё, — Теодор практически насильно впихивает ему в руку рокс. — Наверное, с силами собирается. Драко, пожалуй, и правда собирается с силами. Прямой вопрос не может не всколыхнуть цепочку воспоминаний, которые можно назвать ответом. И сам не раз замечал, что Уизли выглядит хорошо. Так уж вышло, что в школе он не обращал внимания — когда девчонка успешно прошла пубертат, он уже во всю перематывался повязками с разной периодичностью. Рыжие волосы тогда были единственным, что он вообще видел: как большой горящий сигнал ретироваться, только заметив. Получалось далеко не всегда. А сейчас... Да, пожалуй, теперь он и правда позволяет себе периодически на неё прямо смотреть. Как смотрел в первую встречу на неплохо сшитый безразмерный пиджак с подплечниками, которые сразу делали её очень хрупкой. На растянутые штаны в дверном проёме у комнаты, ничуть её не испортившие. А ещё совершенно не к месту убедившие, что даже спросонья она ничего. На зелёную форму Гарпий, что до тошноты к лицу, и черную комбинашку на приёме в Суонси — пожалуй, это был беспроигрышный вариант для такого выхода, надо смириться. На вчерашние цветастые гетры на подтянутых икрах. На ямки от улыбки, когда на мерцающем почти-экране Вайлда Гриффитс упустила квофл. Перечисляя всё это у себя в голове, он вдруг понимает: упорно прицепляя каждый образ к отрывочным деталям, он всё равно ярче помнит не их. Ярче он помнит серьёзные, горящие глаза и те самые вообще-не-прыщи-а-веснушки. И они, пожалуй... — Красивые. Судя по повисшей паузе, он сказал это в слух. — Кхм... Красивой она выглядит, — он не уверен, получится ли срочно реабилитироваться, но готов пытаться до последнего, — Я вроде как согласен с Забини. Нотт снова хихикает и верит, пытаясь похлопать его по плечу. Драко дёргается и отстраняется даже не задумываясь — инстинкт. Блейза так просто не убедишь, и приходится срочно отхлебнуть промилле, чтобы заставить мозги думать в стрессовой ситуации. Получается с точностью до наоборот. Почему они вообще об этом заговорили? Вспомнить уже тяжеловато, да и не очень хочется мучить сознание. Они выпивают ещё, потом ещё, и с каждым глотком раны на рёбрах саднит меньше. Это кратковременный эффект, Драко знает. С утра будет плохо, но вот уже шесть лет к ряду он с этим мирится и позволяет себе эти три часа лёгкого жидкого обезболивающего. Почему бы не снова, верно? Обычно в этом состоянии безумно хочется тепла. Не душевного, на это он не рассчитывает уже очень давно — простого физического, чтобы кто-то погладил ладонью по целой коже и аккуратно обошел ноготками все красные ромбы, покрывающие тело. Теперь, правда, ему хочется чего-то ещё — недостижимого и не доступного по прихоти. Чтобы не просто грело, а чтобы заживало. И почему вчера он не коснулся чужой кожи. Ради этого ведь и хотел провести время в рыжей компании? Он ведь не мог просто забыть? Когда Уизли пригласила остаться, когда живо отвечала на его короткие ремарки, когда ввязывалась в азартный спор перед каждым голом. Он же про это помнил, верно? Не мог не помнить? Кажется, что мог. И странно-сильно хочется обратно в это забвение. Хочется так сильно, что как бы голова не просила ещё один рокс прямо сейчас, он намеревается поехать туда, где ему дадут немного похожего тепла. Это не заменит, но временно заместит. Интересно, Лорин уже в постели? Не должна. Она ведь его почти всегда ждёт — почему бы ей не ждать сегодня. — Ты же не думаешь, что мы не в курсе, куда собрался? — Тео снова лукаво щурится, правда делает это куда более размазано, чем обычно, — Я тоже хочу! Блейз его рвения никогда не разделял и предпочитал делать вид, что Лорин Ривер — практически вымышленный персонаж. Он в целом не очень одобряет странную шлюшью моногамию Малфоя, но его благословения никто и не спрашивал. — Прости, Теодор, но кажется девчонка Драко никому кроме него не даёт. Я вообще не понимаю, зачем ты с ним туда таскаешься. — А зря ты со мной никогда не ездил! Она круто играет в покер. Тут Тео, пожалуй, прав. Лори обыгрывала его трижды, а он все равно просится. Будто ему нравится делать вид, что они едут домой к верной женушке своего друга, а не к проститутке, выкупленной из борделя. — Я не особенно в восторге, что вы сейчас рассматриваете дом Лори как место досуга. Я туда один собирался. — Да ладно тебе, потом потбра... потрахра... короче ты понял. Нам надо разбавить компанию женщиной, может хоть при ней этот Казанова будет себя в руках держать. — Хочешь разбавить, выцепляй Паркинсон с работы. — Она на выставке за океаном! — Ну вот и всё. Тео опять строит свои щенячьи глазки, которым не может отказать почти никто. Драко стоически цедит: — Нет. — Ну не жадничай! Она ж классная, сколько можно... ну вот ско-о-лько можно её в этой квартире держать. Вы же почти пара. — Мы не пара. Конечно, они не пара. Ривер просто знает, где и как нужно коснуться, чтобы не саднило. Чтобы было хорошо. Просто она в курсе, что пары у Драко быть не может, что он бы и её к себе не подпустил, если бы язык сто лет назад не развязался. — Ага, я слабо себе представляю, каким образом ты бы представил её Люцу... — Блейз, блять! — Ой, да в пизду вас. — Теперь Забини тоже оказывается под ударом просящего взгляда Тео, и а у него с выдержкой хуже, — Хочешь, поехали. Этому скажи, чтоб не шел с порога в спальню, а то какое-то извращенство. — С каких пор? — Нотт заметно веселеет, понимая, что почти уговорил, — Мы в школе наслушались твоих потрахушек за пологом кровати в общей комнате. — Было давно и неправда. — Да-да, и ты не стонешь «Святые пикси» когда кончаешь. Признай, Блейзи, нам совсем ничегошеньки друг друга стесняться. От смеха не удерживается даже Драко, хотя тут же об этом жалеет. Сегодня даже алкоголь не сильно спасает, нужно больше. Блядские шрамы. Блядская связь. Блядская...

***

— Уизли?! Да, она. И штаны эти широченные, и лямка белой майки падает на веснушчатое плечо. Тут кошмарно темно, но точки на коже Драко видит сквозь черноту. — Что ты тут... Договорить да-это-точно-Уизли не успевает, потому что из-за дверного косяка на неё сваливается пьянющий Нотт, а за ним успевший ещё сильнее накидаться по дороге Забини. Какого черта происходит, хочется спросить. Но свой собственный не менее пьяный мозг отказывается анализировать. Она точно аппарировали на угол 4-й Юстон Роуд и Кэмли Стрит, точно зашли с третьего входа и лифт совершенно точно привёз их на семнадцатый этаж. Потом они точно оказались в знакомом коридоре, а по нему они повернули... направо? Должны были направо, но могли ведь и не... Совершенно определенно — они позвонили в дверь. И, кажется, раз десять в неё же постучали. По большому счету, сейчас даже некого спросить, почему открыла не Лори: Блейз успел угрохать еще полбутылки, пока они шли до точки городского портала. Видимо набирался храбрости, чтобы играть в покер с блудницей. Пусть и бывшей. А Нотт... Этот всегда сначала раззадоривает и себя и людей вокруг, а потом его накрывает всё, что он успел выпить. Надо было об этом вспомнить. Ну конечно, надо было! Но Малфой и сам был слишком пьян. Поэтому теперь он вынужден ничего не понимать и просто смотреть. А смотреть есть на что: прямо на Уизли, которая ну точно она и все ещё не точно, почему здесь она, висит тряпкой Теодор Нотт, а Забини прямо на глазах съезжает на пол просторного коридора, скидывая лакированные ботинки и придурковато хихикая. Описать взгляд, которым бывшая гриффиндорка, а теперь его практически коллега, смотрит сейчас в его серые — за пределами незаурядных способностей Малфоя. Она даже не говорит ничего, просто пребывает в логичном шоке от того, что в её квартиру тарабанили и ввалились три пьяных мужика, каждый из которых после школы снился в кошмарах. Снились же они ей? Да, наверняка. Уизли, видимо, и сама об этом вспоминает. Поэтому когда шок проходит, она стряхивает с себя Тео, как прилипший банный лист. Тот валится на пол недалеко от Забини, а Малфой успевает не к месту подумать: повиснуть на её открытом плече нужно было ему, а не Тео. Он прикладывает все остатки сил, чтобы взять себя в руки. Здесь уютно, квартирка чуть больше, чем у Лори, осталось только выяснить, какого дьявола они все в этой квартирке оказались. И почему он от этого почти в восторге. Ещё с секунду Уизли дырявит зрачками Блейза, откинувшего голову назад, а затем всё-таки закрывает дверь и разворачивается к единственному из всех, кто все еще стоит на ногах. Она хлопает в ладоши, включая коридорный свет, и зрачки тут же болезненно сжимаются. — У тебя минута. Объясняй. Этот приказной тон звучит уже во второй раз за день, и Драко не уверен, что готов снова перед ней оправдываться. Хотя кого он обманывает, сейчас только и остаётся, что оправдываться. — Я... — по забинтованной спине ползут мурашки, предостерегая от опасности и напоминая: думай над каждым словом. Он к ним привык. С утра его охуительно подставил Шон, теперь его охуительно подставил он сам. Забавно, как только он намеренно перестал драконить второй номер Холихедских Гарпий, сучья судьба решила регулярно делать это за него. Потрясающе. — Я жду. Этот голос чуть трезвит, но он по-прежнему отказывается фокусироваться на чем-то помимо её горящих глаз. Джиневра нервно постукивает пальцем по правому плечу. Или по левому. Ну не клеится у него сегодня с ориентирами. — Мы здесь... — То есть теперь мы. И? Она вообще не оставляет шанса что-то придумать, а шанс катастрофически нужен. Сказать, что он вообще-то ехал вместе с дружками к своему карманному сексу на ночь? Что живет этот карманный секс, очевидно прямо напротив по коридору? Что он прямо сейчас жалеет, что раньше не выяснил, где именно Уизли купила себе новые лондонские апартаменты? Что это охуительно смешное совпадение, только смеяться не хочется? Внутри ёкает при попытке то же самое повторить вслух. Казалось бы, расскажи ты как есть — возможно она даже хохотнёт этим своим снисходительным «хихик», как делала вчера, пока матч смотрели. Правда, вообще, лучшее средство от проблем. Прямо-таки панацея. Определенно, надо правду. — Я хотел извиниться. Ещё раз. Мы... перебрали, эти за мной увязались. — В три ночи? — В три ночи. Драко виновато опускает голову, как не делал, кажется, вообще никогда в жизни. Он почти честно признается в себе, что не только от режущего света прячется: в голове каша и почти истерика. Вот она перед ним — та самая боль и то самое лекарство, руку протяни — и будет в миллион раз лучше оргазма, на который он рассчитывал, поднимаясь на семнадцатый этаж. С опущенной головой не видно, какова реакция на враньё, не слышно даже того самого смешка. Но и ругательств тоже не слышно. Остается только продолжать бубнить себе под нос нечто нечленораздельное. Там наверняка затесалось ещё одно «извини» и «за это всё тоже извини». Уизли молчит ещё с несколько секунд. — Тащи их в зал. Заблюют диван — прикончу. Пойду сделаю кофе. И с очередным хлопком ладоней она растворяется где-то в приглушённом свете собственной гостиной, шлепая босыми ногами по паркету. Драко не очень понимает, послышалось ему или нет, но на всякий случай все же поднимает своих горе-друзей: теперь голова Блейза опирается хотя бы на кресло, а Нотт слюнявит не угол большого шкафа, а собственный воротник прямо на ковре. Картина, блять, маслом. Когда дело сделано, Драко позволяет себе осторожно опуститься на мягкий диван посреди комнаты. Кофе на журнальный стол (блять, Уизли ведь правда пошла ему кофе делать!) ещё никто не поставил, поэтому он наконец получает возможность оглядеться. Здесь и правда очень уютно, первое впечатление не подвело. И пусть всё ещё плывет примерно всё — в глаза явно бросается приглушенный свет, исходящий от сразу нескольких тусклых торшеров, понатыканных по всему периметру. Интересно, Джиневра тоже всей душой презирает общее освещение, или так у неё только ночью? Какое милое... совпадение. В его собственной детской тоже не было места люстрам, только подсвечникам по углам. — Пей. Грозный голос возникает из ниоткуда, или же он просто слишком влип в красный булькающий пузырёк внутри одной из ламп. Драко изо всех сил всматривается в него, чтобы в зародыше удушить желание броситься Уизли на шею и коснуться обеими пятернями конопатых плеч. — Малфой? — ... — Мерлин, за что мне это. Джиневра звучит куда более спокойно, чем пять минут назад, но все равно неодобрительно посматривает на всю компанию целиком, прежде чем снова перехватить его взгляд. — Это такой маггловский ночник. Работает от электричества, внутри нагревается воск. Пей, я тебе говорю. Малфой, наконец, возвращает себе концентрацию. И подчиняется. По большому счету, что ему остаётся? Картину целиком он восстановит завтра, сегодня на это явно не хватит сил. Посыпать голову пеплом он тоже будет завтра, да и вообще всё что угодно — завтра. Пока нужно просто запихнуть в себя пару глотков и протрезветь, чтобы думать о чем-то кроме бледной шеи напротив. Хотя бы чуть-чуть. Ему, на удивление, вкусно. Не то чтобы он был большим гурманом, но отличить дрянь от не-дряни вполне способен. То, что ему принесла Уизли, точно не дрянь. — Отличный. Драко не уверен, насколько глупо сейчас прозвучал и нужен ли был дополнительный кивок на кружку, но Джиневра даже строит подобие улыбки. Кривоватой, но улыбки. — Я знаю. Пей. Ещё несколько минут проходят в полной тишине. Её изредка прерывают только посапывания Нотта где-то справа и недовольные вздохи Джиневры, когда она снова поворачивается на Блейза, уткнувшегося носом в кресло. Ну, заблевать он его точно не сможет, не тот угол — а вот случайно туда высморкаться... — Откуда ты знаешь, где я живу? Веснушки на щеках, кажется, двигаются вместе с выражением её лица. Как-то много сегодня Драко к ним возвращается, но осмыслять это нет никакого желания. Так или иначе, ему опять нужно придумать в меру правдивую отмазку. Он берёт таймаут в несколько секунд, пока отхлёбывает ещё. Заливать столько огневиски горячим на голодный желудок — наверное не лучшая идея, но на чаше весов она перевешивает перспективу оставаться очень-очень пьяным. Того и гляди, забудется и решит дотронуться без разрешения. — Обижаешь, Уизли. Я могу узнать что угодно. — А с чего ты взял, что я буду дома? — она смотрит подозрительно, как будто все это время ждала, пока его взгляд прояснится и позволит выуживать ответы один за другим. — Интуиция. — Интуиция... Она передразнивает как-то слишком задумчиво, словно не злится вовсе. Драко жутко интересно, от чего они её оторвали в такое-то время, и он осматривает стол ещё внимательнее. Винтажная тарелка с каким-то сыром, пара веток винограда, газетный разворот и бокал вина — вот и весь натюрморт. — Не только мы сегодня пили? — По сравнению с вами я не пила вовсе, — рыжие брови чуть сводятся к переносице, но обиды в этом тоне всё ещё нет, — Но надо же было залить чем-то подарочек от Шона. Ну да, теперь Малфой почти способен продраться через пелену пьяных воспоминаний о сегодняшнем утре. Она не злится не потому, что три алкоголика в доме это норма. И не потому, что они каким-то чудом её не разбудили. У неё, кажется, совершенно не осталось эмоций после того, как она свалила из Холихеда — всё потрачено на бесконечные перечитывания гадкой статьи. Снова вдруг хочется спросить. Узнать больше, понять лучше. Сесть поближе. Нужно срочно начать разговор, пока голова в состоянии думать. — Слушай, Уизли. Я завалился с дуру, потому что решил, что виноват и как-то оно само. Но я уже говорил тебе с утра, скажу ещё — эта писанина ни на что не влияет. Блэквуд не передумал, а отношение к тебе в спортивном сообществе вообще ничего не изменит. Принимать всё на свой счет ну прямо очень плохая идея... — Ты всё ещё не понимаешь, да? Вопрос звучит как-то слишком честно, с нотками вчерашней искренности. Ах да, они же вчера были именно такими. Искренними. Уизли точно, она поверила и подпустила. А он, получается, снова здесь главный лгун? — Чего я не понимаю? — Мне больше не нужны твои извинения, Малфой. Ты их уже приносил, я всё простила. Не думала что смогу, но простила. Драко пытается думать и одновременно сдержать горький смешок. Он ведь тоже давно простил, от глубокой ненависти до принятия чужого неведения. Простил — хотя перед ним никто не извинялся. Интересно, повторила бы она его слова, будь он правда искренним? Он же свято верил, что ни в коем случае нельзя ей признаться, нельзя рассказать и отдать тайну в чужие руки. Потому что ей не может быть жаль. Ей не может быть его жалко. В школе он, пожалуй, был прав. А теперь... — Блэквуд точно не будет раскашливаться, если ты об этом. — Нет, — Малфой всё ещё не разрешает себе смотреть в упор, но отчетливо видит руку, потянувшуюся за бокалом. — Меня это просто злит. Что я опять кажусь ребёнком. Она отпивает сразу три глотка, прежде чем продолжать, а Драко вспоминает, что подшофе у неё основательно развязывается язык. И готовится слушать. — Так всегда было. Я младше всех в команде, в Лиге в двадцать три вообще никто не играет. Я должна быть не просто хороша, я должна доказывать что достаточно взрослая для всего этого. Что доросла. Что переросла. Малфой тупит взгляд и осмысляет. Она говорит с тем самым надломом, который он чувствовал в гардеробной в Суонси. Не то чтобы он совсем не верил, что у других людей тоже бывают личные трагедии, но снова слышать о них вот так прямо — странно. Не должно быть внутри вот такой странности. Он привык жалеть только себя. Уизли чужая жалость тоже даром не сдалась, и она ищет не её. Чего она правда ищет, так это признания. Так же отчаянно и искренне, как он — избавления. — Ты доросла, Уизли. Не думал, что скажу такое, но ты же переросла нас всех, — глаза напротив загораются интересом, а Драко кивает на двух спящих друзей, — Вон, смотри на них. Думаешь, кто-то из нас сравнится сейчас с тобой? Ты же всё это сама. — Скажи это Ирме Ли. — В пизду Ирму Ли. Джиневра поднимает на него нечитаемый взгляд, и в этот раз смотрит долго. Очень. И улыбается. — Спасибо конечно, но ты бы не говорил так, если бы видел мой старый район... — Так покажи, — вырывается прежде, чем Драко успевает подумать. Что-то снова толкает его в опасную близость, тянет физически так, что почти невозможно противиться. Это даже не странно, это откуда-то изнутри. Так не должно быть, в книгах о таком ничего не писали. — Ты серьёзно? А Драко не знает. Секунду назад был уверен, что нет, а сейчас — хоть на край света, только бы она еще раз позволила дотронуться, только бы ещё что-то ему рассказала. Хорошо, что он не трезвый. Будет на что свалить по утру. — Абсолютно. Где ты там жила? Слышно, как крутятся шестерёнки в чужой голове, прежде чем она отставляет допитый бокал и набрасывает что-то вроде свитера на плечи. А затем протягивает руку, и собственные пальцы взмывают в ответ со скоростью кометы. Он останавливается в сантиметре, не веря покалыванию на кончиках ногтей. Десять миллиметров — и останется шестнадцать. Если повезёт, может и меньше. — Это быстро, — Уизли делает ещё шаг, всё-таки дотрагиваясь сама. Всё-таки касаясь. Она говорит что-то вроде «вернёмся — и ты вытрясешь отсюда своих дружков», что-то про «сейчас они нетранспартабельны», и прикрывает глаза перед аппарацией, но Драко ничего не слышит. Перед ним прямо сейчас снова взрываются фейерверки, холодный анастетик ползёт по венам до нескольких ран, и крутящегося мира вокруг он не видит. Это самое долгое её прикосновние. Тактильность, которая сейчас нужнее, чем когда-либо до. Он её и хотел сегодня пьяным, он хотел её очень давно трезвым. Кажется, ничего другого он сегодня не хотел вовсе. И желудок не крутит, не ведёт голову, все побочки от трансгрессии сносит волной от простого рукопожатия. Драко сжимает в ответ — сейчас же можно? Это же нормально при парном перемещении — крепко держаться? Он надеется, что не ошибся, крепче стискивая чужую ладонь, которая во всём этом пространственном хаосе кажется не чужой вовсе. Он всё ещё сжимает эти самые нужные пальцы, когда по щекам резко хлещет предрассветная прохлада. Сжимает и чувствует, что болеть перестало под лопаткой, что самый свежий кусок треснувшей кожи под ключицей — теперь целый. И нужно больше, дольше...

Шестнадцать.

Пятнадцать.

Четырнадцать.

— Малфой? Ощущение грандиозной потери заполняет весь его мир, когда он больше не чувствует пятерню в своей руке. Когда он открывает глаза, Уизли снова смотрит. Мерлин, она всегда так внимательно смотрит? Что он себе только что позволил? Слава Салазару, Моргане, и всем по порядку — что он пьян. Пьян и может оправдаться. — Голова закружилась, — он надеется, что уголки губ успели опуститься вниз и Уизли не считала выражения его лица секундой ранее. А если считала — списала на промилле. — По тебе заметно, — она почти снисходительно хихикает, и кивает на картину прямо перед их носом. Это движение головой подразумевает, что он должен смотреть туда, куда тычет её указательный. Не получается. — Видишь пятиэтажку с той стороны дороги? — Уизли куда-то показывает, а Драко честно понимает, что нет. Смотрит, правда смотрит, но не видит. Тут ничего нет, кроме рыжих волос, моментально вьющихся от влажности, и аккуратной фаланги. Этот указательный палец только что до него дотрагивался, какого черта сейчас это не так? — Я не свою руку тебе показываю. Смотри левее. Соберись, Драко. Вспомни многолетние уроки самоконтроля и держи себя в рамках. Почти успешно. Нечеловеческих усилий хватает, хоть и приходится сжать кулаки. Все шесть чувств возвращаются вместе с лёгкой болью там, где затянуться не успело. На него будто холодную воду вылили и это почти так — сверху моросит дождь. Они совершенно одни посреди всеми забытого моста, построенного над маггловской магистралью, и в нос ударяет запах сырости и сгнившей древесины. До Драко доходит, куда она его привела. Ист-Энд. Чертов Ист-Энд, прибежище слабых мира сего — квадратные километры, утопшие в стареньких малоэтажных зданиях, готовых свалиться от любого порыва ветра. Весь район прямо сейчас расстилается перед ними, и кажется, что если на него подуть, сложится в ряд, как карточный домик. Все эти улочки — грязно-серые, и даже зарево на горизонте не спасает картину. — Ты здесь жила? — всё, на что хватает движений языка. — Почти пять лет. Переехала еще после школы, чтобы проходить отборочные и быть ближе к Лондонской базе Ассоциации. Драко ещё раз поворачивает голову, и по-настоящему наблюдает контраст. Там, под ногами — безнадёга, покосившиеся тротуары и черепичные крыши в цвете болота. Здесь сбоку — девочка, в которой эти крыши жизнь не убили. Теперешняя Джиневра Уизли — в уютной домашней шмотке, не так давно отпивавшая вино из высокого бокала — совсем не смотрится здесь. Если продолжать цепочку дальше, то она и в своих школьных обносках больше не смотрится. Он вспоминает, что когда-то на её скулах красовался не румянец, а след от дешевого летучего пороха. Ей всё это больше не идёт. Нет, на самом деле ей никогда и не шло. Самородок вроде неё должен был сверкать уникальностью среди общественных сливок, носить что-то вроде той элегантной комбинашки и с цоканьем шпилек подниматься выше, не имея преград. Но так не случилось. Вместо этого он пять лет возвращался в одну из здешних развалин. Сколько она действительно въёбывала, раз выбралась отсюда? Как много сделала? Почему он снова этому удивляется? Драко же знал, что она это сама. Понимал уже давно, как сильно её задевали все их школьные забавы и почему. Он вполне осознавал. Но осознавать и видеть — вещи разного толка. Разум сам подкидывает пищу для воображения. Он представляет здесь каждого: отправь сюда Блейза, Нотта, Пэнс и Тори, сколько бы продержались? А он сам? До этой минуты он уважал Джинни Уизли за стойкость, за готовность гореть за цель, и за то, что пробилась. Теперь он, пожалуй, разрешил себе честно ей восхититься. Она же не просто их всех догнала, она сама не представляет, насколько впереди. Чего там ей хотелось? Признания? Драко готов дать сполна, потому что она заслуживает. — Джиневра, ты не представляешь, насколько ты охуенная. Глаза напротив чуть округляются, прежде чем веснушчатые щёки вспыхивают тем оттенком румянца, который Малфой никогда не видел. Это не от вина и не от холода. Это — от него. — Спасибо, Драко, — звучит тихо, но благодарно. Всего мгновение ему кажется, что она могла бы положить голову ему на плечо, и он даже не вздрогнет от дискомфорта. Что ему хочется, чтобы так и произошло. Но то мгновение, такое же мимолётное, как её сентиментальный взгляд. Он сменяется на снова-стойкий, тот самый, что он видел на поле. Сколько ещё того, чего он не знает, есть в рыжеволосом почти-капитане Холихедских гарпий? Нужно выяснить всё до последней детали, нужно быть намного ближе, насколько возможно ближе. Потому что так велит план, разумеется. Его прошибает от пяток до затылка, когда она касается его снова, предвещая возвращение на Кэмли-стрит. Именно по плану, а никак не вопреки, Драко в ту секунду забывает про обратный отсчёт.