Делец

Вот и я вкамуфлировавшись в стеллаж стою блять как вымысел как мираж

      Если там, немного в стороне, человек, склонившийся над столом, пират, дела плохи. Это если рассуждать в пределах комнаты. Если рассуждать в масштабе корабля, проблем насчитается двадцать три головы. Из них похожи на людей едва двое, остальные — монстры, вот что.              Поэтому в масштабе корабля пока рассуждать не надо, а то накатит паника, здравый смысл затребует переговоров. Очень даже можно, но нет. Пока здравый смысл не очнулся от тяжелого сна, царь и бог в этой голове другой.              Остается простор для того, чтобы пойти и проиграть, умереть, возможно, даже немножечко двинуться. Пока пират там не чувствует, как она медленно неслышно поднимается с постели, обводит взглядом каюту. Не слышит. И даже если услышит, не обратит внимания: Воля вмазывает собственное существо в стены, приукрашивает узором обшивки каюты. Пока сознание не устроило переполох, пират не отличит ее присутствия от присутствия книжного шкафа. Сознание не умеет быть безликим. Для его же блага лучше сознанию не просыпаться ближайшие несколько минут, а это эти две дюжины монстров на корабле не оставят от нее живого места.              Пират занят газетой. Или бумагами? Или книгой? Неважно чем, главное, легко не быть в его поле внимания, подняться с постели. Здравый смысл бы велел, пользуясь промедлением, выйти наружу, но это все не то. Оружия в каюте нет. Окно есть. Есть длинная палка. Не так хорошо, как клинок, к которым привыкли руки, но тоже сойдет.              Она выбралась из постели, мерное сосредоточение размазывало собственное присутствие по комнате, что пират даже не заметил исчезнувшую из его поля зрения палку, и его собственная Воля среагировала в самый последний момент, когда Зоуи уже, замахнувшись, как по бейсбольному мячу, прицелила удар аккурат пирату в висок.              Но он был непрост.              От удара ушел, склонившись над столом, и поднялся после так резко, что его стул улетел Зоуи под колени и сшиб бы ее с ног, но она четким движением остановила его за спинку.              — Доброе утро, — улыбнулся пират в коротком промежутке между одним ударом и вторым, и Зоуи через стул — благо, оружие позволяло — пихнула пирата в грудь. Он поймал палку в железную хватку, толкнув ей Зоуи вперед, чуть-чуть не вывел ее из равновесия. Она выиграла полшага, только снова пихнув ногой ему стул. Оружие осталось у нее на последнюю попытку, в которую она вложила широкий и, безусловно, очень символичный, но крайне бестолковый мах, от которого пират увернулся легко, а вот ее понесло вслед за ним, и тяжелый размашистый удар разбил стекло кормового окна.              Звук битого стекла не прикрыть никакой волей. Народ на корабле очухался: услышали звон осколков. Не всполошились, но вот-вот явятся. И Зоуи перехватила шест: времени не было. Больше.              — Ну хватит, — сказал пират, снова остановив удар голыми руками, и Зоуи, вместо того чтобы снова тянуть оружие на себя, согнулась, подломила трость ровно по середине пяткой и осталась с длинной ее половиной, заостренной поломанными остриями древесины. Острота и колюще-режущие свойства были любы сердцу, и пират, не подумавший, что она научится на своих ошибках на третью секунду потасовки, едва ли не пропустил следующий выпад. Она оцарапала ему лицо.              Это польстило самолюбию. Но поставило ее в очень неприятную ситуацию, когда одновременно в голове вспыхнуло озарение чужого сознания, двери в каюту распахнулись, следующий мах разбил палку в щепки, когда она ударилась о блок, укрепленный волей, и цепкая рука перехватила ее за запястье. Один шанс оставался.              Один.              Отпустить оружие, сдать его. Вторую руку выкрутить из захвата, возможно, ценой вывернутого запястья. И потом быстрым прыжком сигануть в море.              Но сигануть в окно и в воду ей не дали. Удержали за шкирку, и пират, с которым она воевала, выкрутил ей руку, толкнул к разбитой раме, и она здорово ударилась спиной и не вывалилась спиной вперед и головой вниз, только потому что пират же и удержал ее на весу.              Из дверей донеслось:              — Что за шум на драки нет?              — В себя приди, Гласс, — встряхнув ее за воротник, велел Хонго. Она вцепилась ему в запястья. Она разобьет о воду.              — Смотри молча, — ответил знакомый голос у входа в каюту.              Она испугалась. Того, что сделала, того, где увидела, того, почему Хонго не дал ей, даже забавы ради, выскочить в окно. И Воля отрисовала конкретную причину беспокойства врача Красноволосых.              — Хонго, — у нее слегка сдал голос. Она узнала его несколько моментов назад, когда сознание влезло в голову поперек воли. Она вцепилась ему в запястья, почувствовав, что буквально висит над водой, кишащей какой-то дрянью. Воля кипела раскаленным маслом в голове. Рыжий стоял, подперев косяк, в дверях с видом наблюдателя матча поло, с ним рядом с сигаретой стоял Бекман и между ними в каюту стремился заглянуть любопытный нос какого-то малолетки.              И Воля могла бы шуметь в ушах, но сквозь нее тяжело отделывающийся от какой-то безнадежной бессознанки здравый смысл требовал не следовать ни единому ее позыву, а то она бросит ее подраться с этими людьми или поплавать с морскими королями. Бороться с ней было тяжело, и каждую секунду голову наполняло какой-то чудовищной схваткой, и у Зоуи не нашлось слов, кроме:              — Хонго, — которое было призвано сообщить врачу, что она в себе, когда вдруг, разом, единомоментно, вопли и шорохи в одном звуке не стихли в голове, опрокинувшись в черноту. Сухая, беспросветная тишина в голове напугала своей внезапностью.              Слепящая ясность чистого осознанного разума заполнила собой дыхание и мысли. Зоуи сфокусировала взгляд на лице Хонго: у него кровь медленно стекала к подбородку и вот-вот намеревалась капнуть аккурат ей на шею.              Потом перевела взгляд на Шанкса. Он стоял с самым беззаботным видом у двери в каюту. Парнишка позади него держался за косяк, как будто иначе уселся бы на пол на слабых ногах.              — Легче?              — Убийца Воли наблюдения, да? — скривилась она. Хонго ослабил хватку, покачав головой, потянул ее на себя, перехватив за предплечье, и Зоуи, ногой перевернув стул, валявшийся вверх ножками, уперлась двумя руками о его спинку. От королевской Воли Шанкса почему-то не подкашиваются коленки и не мутнеет сознание, только выключатель Наблюдения переходит в режим отключено. А Рейли ее укладывал в обморок по щелчку пальцев. Любопытно.              Не только это. Вообще ситуация любопытная, если задуматься.              — Можно просто Шанкс, — сказал он. Зоуи подняла на него взгляд. Воля молчала так глухо, что она даже не сможет сейчас сказать, сколько человек на борту. Воля молчала, но в голове, как далекое воспоминание, осталась цифра двадцать три.              Хонго хлопнул ей по плечу, усмехнувшись. Зоуи подняла взгляд из-под бровей на Шанкса.              — Кэп, а меня за что?              — Под руку попал, пардон, — усмехнулся Шанкс, хлопнув мальчику по спине. Тот заглянул в каюту. Глядел на нее с нескрываемым любопытством и непониманием.              То, что теперь не подсказывала Воля, начинало реставрировать здравомыслие: это корабль Рыжего, это его команда, это его врач приглядывал за ней какое-то время. Она спала с его страшим помощником накануне. Она подкинула ему ром будучи в дозоре. И она все еще рассчитывает получить миллиард, если прежде не отъедет с катушек.              От сборной солянки информации о сегодняшнем дне она улыбнулась: немного безнадежно, но задорно.              Одно но было в этих умозаключениях, царапало кошкой.              — Привет от Рейли, Шанкс, — сказала она, чтобы не молчать. Шанкс переглянулся с врачом.              — Как там старик?              — Скоро со скуки продаст себя в рабство.              — Да? Тогда я сдамся дозору, — усмехнулся Шанкс.              — Мы с Бекманом поделим гонорар за тебя, — сказала она.              — Дозорным не платят наград за пиратов.              — Я в отставке, можно сказать.              Шанкс усмехнулся. Зоуи скривилась. Оглядела еще раз состав в комнате.              — Шанкс, — начала Зоуи. Тот поднял брови в искреннем удивлении. — Можно глупый вопрос?              — Валяй.              Зоуи редко не могла подобрать слов, потому собралась говорить сразу, а потом поняла, что еще не решила, как это сказать. Закрыла рот. Подумала еще раз на случай, если может показаться идиоткой — и напрасно. Но ситуация не прояснилась от этого.              — Как бы это сказать. — Она поглядела на Хонго, тот стер лица кровь влажной салфеткой и уперся о стол, сложив на груди руки. — А что конкретно я здесь забыла?              На этот вопрос реакция была не та, что она ожидала. Бекман выдохнул дым сигареты вместе с долгим и немного озадаченным или озабоченным:              — Гласс.              Хонго медленно покачал головой, как будто подтвердились опасения, но уголки его губ дернулись кверху:              — А я говорил.              Шанкс юнгу развернул за плечом к выходу — тот понятливо вышел прочь. Зоуи повернула к себе стул и села. Не чувствовать себя в опасности из-за того, что воля полностью обрезана королевской волей йонко, это настоящее блаженство. Шанкс прошел в каюту. Бекман потушил окурок сигареты, бросил коротким движением в пепельницу.              — Ты здесь плывешь с нами на Виолончель, — сказала Шанкс. — Уже сколько? — он посмотрел на Бекмана. — Дней шесть? — Бекман неопределенно покачал головой, показывая, что истина где-то близко.              — На Виолончель? — Это было хорошо, с одной стороны. Значит, там они встрется с Карсом. Все как по маслу. Но полноты картины все равно не возникает.              — Ты обещала мне саке.              — А, так миллиард будет?              — Мы уже заплатили миллиард, Гласс, — улыбнулся Шанкс.              — Да? Что-то не вижу мешка денег, который не смогу поднять, — сказала она. Усмешку Бекмана можно было не услышать из-за того, что он одновременно щелкнул зажигалкой, но Шанкс улыбнулся, не скрывая.              — Мы заплатили миллиард Гилдо за твою жизнь. Так что, как говорит Бекман, это твоя сторона сделки.              Зоуи закинула ногу на ногу, откинувшись на спинку стула. Зоуи смотрела на лицо Шанкса, абсолютно нечитаемое. Воля не шептала, ложь или истина. Шанкс не шутил, но и разочарования или угрозы в его голосе не было. Легкий тон, будто рассказывает приключившуюся ничего не значащую историю.              Ладно, не надо владеть волей наблюдения, чтобы различить правду.              — Забавно, — сказала она.              — Это еще не самое забавное, — предупредил Бекман.              — А ты правда не помнишь? — спросил Шанкс.              — Шанкс, я предупреждал, — подал голос Хонго. Зоуи отрицательно покачала головой.              Шанкс махнул рукой. Зоуи, почувствовав, что сидит с нахмуренными бровями, расслабила лицо.              — Ну да что тут штаны просиживать, — он поднялся. — По возможности не бросайся на моего врача. — Окинул перед выходом разбитые окна.              Бекман выдохнул дым сквозь зубы. Зоуи сейчас услышала запах его табака. Травянистый. Немного сухой. Он курил табак Амазон лили.              — На Деке найдем стекольщика, — сказал он. Шанкс покачал головой.              — И кровельщика, — сказал Хонго. Шанкс рассмеялся уже где-то в коридоре. Зоуи невольно растянулась в улыбке — заразительно. Бекман хмыкнул, пустил седую нитку дыма. Хонго усмехнулся. — А то у Гласс совсем крыша съедет, — добавил он негромко. Зоуи подняла взгляд на Бекмана.              — А самое забавное что? — напомнила она, покачнув ногой. Бекман качнул головой в сторону выхода, но ответил Хонго:              — А это смотря с какой стороны смотреть, — сказал врач. Смерил ее взглядом. Зоуи сложно было сказать, что он искал: она была в полном порядке. Или Хонго свинченные гайки тоже на внешний осмотр определяет. Но Бекман очевидно приглашал показаться на палубе. Она поднялась со стула. — Иди поешь. Я с тобой потом разберусь.              Одобрение врача на выгул было получено, и Зоуи, усмехнувшись вышла в дверь, которую для нее придержал Бекман.              Они вышли на палубу. Зоуи прикрыла глаза козырьком ладони: солнце в зените ослепило, отраженное от спокойного моря. Команда Шанкса была здесь, и когда она показалась из дверей, она поймала на себе несколько взглядов.              — А о чем Хонго предупреждал? — спросила она Бекмана, вышедшего следом.              — Что у тебя будут провалы в памяти.              Зоуи подняла брови. Ну, провалы в памяти — это не быть продырявленной клинком и утопленной после. Не звучало как критическое повреждение.              Зоуи медленного прошла взглядом по парусам, надутым ветром немного исподтишка. На верхнем рее, под самым небом, человек, которого она не знает, сидит, свесив ноги в хило зашнурованных ботинках, глазеет куда-то в сторону. На палубе вообще достаточно неизвестных ей людей. Зоуи знает только офицеров: из них Бекман с ней рядом, на штурвал стоят Снейк и Габ, не особенно следят за курсом, болтают, смеются. Снейка можно узнать по узким очкам, драконье татуировке и полосатым штанам, а Габ — громадный мужик с полтора человеческих роста с пышной каштановой гривой. По палубе юнга, что заглядывал к ней, тащил ящик и спрыгнул в люк на палубе. Вылез оттуда не один, а со вторым пацаном, кивнул в ее сторону.              Воля молчала. Так бы можно было прикинуть, кто еще где по кораблю. Куда сам Рыжий делся.              Зоуи привыкла к полуденному свету, убрала руки от лица.              — Не смертельно, — сказала она. — А до Виолончель долго?              — До Грифа недели две. До Деки сутки.              Зоуи подняла бровь, но спрашивать не стала. Это все было вторично. Они с Бекманом поднялись на мостик, Зоуи ощутимо почувствовала себя куском мяса. Она оставалась в вечернем платье, и высокий вырез привлек внимание. Укол непривычного, давно не испытываемого ощущения, что за линией бедра проследил чей-то взгляд, дал в подкорку без всякой воли.              — Коммодор, — усмехнулся Габ. Сделал вид, что отдал честь. Было в этом что-то насмешливое. Немного острое, но не злое.              — Господа пираты, добрейшее утречко, — ответила Зоуи. Габ медленно рассмеялся, Снейк не обратил внимания, потому что поглядывал на Лог у него на запястье. Бекман этот обмен любезностями проигнорировал. Не опустился до протекции. Снейк смотрел на нее с прищуром.              — Полдень, — сказал навигатор Красноволосых, кивнув на зенит. Зоуи пожала плечами, обернулась на Бекмана.              Он указал кивком на газету, развернул ее на середине, и удержал листовки от того, чтобы их не снесло порывом ветра. Снейк на этот порыв ветра срегировал остро: подскочил со стула, свистнул на палубу.              — Почему кливера проморгали, бестолочи, — это был не столько вопрос, сколько констатация, и двое юнг, потратившие время на то, чтобы разглядывать восставшую из мертвых Гласс, дернули оба к носу корабля. Кое-то из команды за ними последовал, чтобы добавить делу быстроты. А Зоуи Бекман подал газету.              Она уперлась о стол, потому что Снейк вернулся на свое место, и из мест куда сесть были разве что чужие коленки, но она в сознании еще даже не пьянствовала с этими людьми.              — Спрашивала, что самое забавное, — сказал Бекман.              На первой полосе новостей, стоящих немедленного внимания, не было. Она сразу развернула на разворот с листовками.              — Я уже ничему не удивлюсь, Бекман.              Он пожал плечами.              — А ты еще не видела, мать? — полюбопытствовал Габ.              — Ну какая из меня мать, дядя? — Зоуи забрала листовки, отсматривала их по одной. Была, кстати, одна любопытная. Зоуи показала ее Бекману. Тот не понял, чем ее заинтересовал пират за двести сорок миллионов с безликим имечком Пейн. Дело было не в этом. Но Габа не отпускало желание поболтать. Она сложила листовки на колени, чтобы эту потребность удвлетворить, и подняла на него взгляд, мол, слушаю.              — А как к тебе обращаться? Кэп говорит, коммодор в отставке, — Габ развел руками.              — Зоуи Гласс, — улыбнулась она.              — Гласс убили Белоусы.              — Морганс так в газете написал? — спросила она. — Святая правда в последней инстанции, насколько мне известно.              Габ с усмешкой откинулся мощным торсом на спинку стула, повернулся к Снейку.              — Ну как ты выбралась? Что ты была в море и что Феникс спалил четыре корабля, дело известное, — сказал Снейк. Его тон не содержал той насмешки, с какой говорил Габ. Зоуи оглядела офицеров. Потом обернулась на Бекмана.              — Скажем так, у меня с Белоусом никогда конфликта не было, — сказала она. За столом замолчали. Габ опустил подбородок разглядывая ее из-под густых светлых бровей. Снейк наоборот посмотрел куда-то в небо. Он навигатор, ему проще пазлы складывать, когда он чувствует единение с природой. Бекман пропустил затяжку. — Но это так, по секрету.              Она вернулась к листовкам.              — Ловко, — сказал Габ.              — А Морганс тебя провел на Санрайз, — сказал Бекман.              — Вроде того, — улыбнулась Зоуи. — Он любит большие новости. Безукоризненной честности человек.              Бекман усмехнулся. Глубокой затяжкой компенсировал прошлый пропуск, потом указал на листовки у нее в руках. Имел в виду ту, что в самом низу. Зоуи вытащила листовку со дна пачки.              И почувствовала, как улыбка сошла с лица.              Свой портрет она узнала, а вот нули сосчитала не сразу. Пришлось пересчитать дважды. На всякий случай подняла взгляд на Бекмана: не было похоже на шутку. Габ усмехнулся, прекратил комментарии, давая время поглядеть на листовку. А поглядеть было на что.              Нулей много. Портрет свежий — блаженная мордашка с войны с собственным сознанием на Сабаоди. Зоуи опустила листовку на стол. Поглядела на Бекмана. Он предложил ей сигарету, которые вытащил из кармана. Она не стала отказывать. Когда затянулась и табаком Амазон лили немного смягчило углы, она выдала только:              — Да, это, пожалуй, самое забавное.              Листовка изображала награду миллиард и шестьдесят шесть миллионов белли. Надпись под фото гласила: мертвой.              Бекман покачал головой в подтверждение ее слов и как отдавая должное ее выдержке.              Провалы в памяти начинали беспокоить. Что произошло на Гран Тесоро?              — И миллиард, который вы заплатили Гилдо — это…              — Миллиард за твою голову, — сказал Бекман.              — Скорее за тело, — сказал Снейк.              Зоуи, технически согласная с этой оговоркой, медленно несколько раз кивнула головой. Мертвой — это значит платили полную сумму за доказательство смерти. С одной стороны, вязалось с тем, что она якобы и так мертва: хотят найти этому подтверждение. Но судя по награде, дело не в том, чтобы утвердить бюджет на похороны. Живыми пиратов ищут, чтобы провести публичную казнь. Мертвыми, помимо прочего, ищут тех, чья публичная казнь не принесет пропагандистского эффекта. Какой кошмар.              Потом на губы снова вылезла ухмылка. Воля — не Воля, а почему-то кризисы и проблемы не вызывали ничего кроме слегка тревожного, но горячего азарта.              — И как я докатилась до жизни такой, — проговорила Зоуи.              Вопрос был риторический, немного позабавил Габа, и когда на мостик влетел юнга сказать Снейку, что они исправились с кливерами, Зоуи погрузилась мыслями вглубь себя в попытке черноты воспоминаний изъясниться с собой за такие исходы, и если не в памяти, то в здравом смысле найти этому объяснения. Но она не знала. Никакого объяснения этому не было.              Ред Форс по неизвестным ей причинам с людьми, отчего-то считающими себя в праве подшучивать над ней, как со старым другом, с юнгами, поглядывающими на нее, когда она сидела за обедом за общим столом, шел, набравшись попутного ветра, куда-то в сторону сомнительного места со сборным названием Виолончель.              Снейка, если вечером незамеченной пробраться к рулю и достаточно долго простоять у него за спиной, оказалось возможно разговорить на объяснения, пока на палубе наводится какая-то суета. Корабль к ночи ставили на якоря, а еще вроде как не переставал ходуном ходить камбуз: Лакки Ру затевал ничуть не меньше чем свадьбу, и дело пахло пьянкой.              Но вот Снейк стоял под бизань мачтой немного в стороне от приготовлений к кутежу. С одной стороны, разговоры о его деле его немного воодушевляли, как будто льстили его знаниями. Но он не был похож на Декси, который звучал в объяснениях как говорящая энциклопедия, и немного нехотя отпускал слова, но в целом, поскольку как и прочие великие, был чутка психопат до своего дела, все же перед слушателем и без Габа начал.              — Виолончель это не остров, Гласс. Это архипелаг. Своего рода, — сказал он. — Карту в глаза видела?              Зоуи стояла в плаще поверх шелкового платья — она в нем сбежала с Гран Тесоро и в нем же продолжала щеголять по Ред Форсу. Нарвалась, конечно, на взгляды, струящийся шок инспектирующие, как будто вживили рентген, но в целом на корабле спокойно. Красноволосые, в отличие от Белоусов, не возили с собой небольшой батальон сексапильных медсестер, а потому немного по-другому относились к женщине. Но в целом, ничего криминального.              — Видела. На купюре сто белли, — она потянулась в задний карман, чтобы достатать банкноту: на ней действительно были изображены дозорные причиндалы и предметы навигации и еще карта. Но Снейк махнул на нее рукой.              Снял с запястья лог, подал его Зоуи. Она забрала компас. Одна стрелка бесновалась, ворочая носом то к югу, то к северу. Одна ходила мерно по часовой стрелке, давая круг, как Зоуи показалось, за полную минуту. Третья указывала постоянным недвижимым направлением. Вверх.              Когда она подняла голову к небу где-то вдалеке, куда указывала стрелка, Снейк объяснил:              — Виолончель состоит из двух частей — Гриф и Дека. Логи указывают на Гриф. Это небесный остров, столица страны.              — Гриф — нейтральная территория, — сказала она, припомнив свои невероятные экзамены на офицерское звание. Снейк забрал лог, надел его на запястье.              — Да. А Дека — нет. Дека — остров Синего моря — ты знаешь, что называют синим морем? — но логи на него не указывают, потому что магнетизм, магнетические породы — на небесном острове. Есть у Виолончели несколько проблем, — сказал он. Потянулся к сигарете, закурил. Зоуи в паузе в разговоре примерно прикинула особенности такой географии и разделенных статусов для столицы и остальной части страны.              — Теряют контроль? Столица в небе, страна в море, — предположила она.              Звучало как головная боль. Угораздило же страну так сформироваться исторически. Могло вести по разным сценариям исключительно в силу геополитики. Своеобразной. Снейк чиркнул спичкой, закурил, сцедил дым сквозь зубы. Видно, она назвала только одну проблему из вороха, и может быть даже не попала в самую большую:              — Дека — в центре хороших маршрутов. Для торговли и пиратов и в принципе любого, обреченного на навигацию в Новом мире. Такой остров нужно защищать, и это дорого. Виолончель технически — член мирового правительства целиком, Гриф платит Небесную дань. Но Дека далеко. Гриф кружит вокруг, попасть на него сложно. Правительство потихоньку сматывает удочки, требует с Деки отдельный платеж, соразмерный обороту. На Деке много лет стоял бардак.              — Ну это, разумеется, пока Рыжий великодушно не навел порядки. — Зоуи усмехнулась. Снейк затянулся. Ирония его не особенно задела. — Гриф платит подать, а вы все равно его опекаете? — еще раз уточнила она. Снейк усмехнулся. Покачал головой. Зоуи заметила хитрецу в его ухмылке.              — Шанкс давно знаком с их Королем и в особенности близко с его женой, так что она, дама с изящным политическим вкусом, нашла для нас всех компромисс.              Зоуи подтянулась и села на релинг. Опускался вечер, быстрые сумерки разбросали по небу сначала самые близкие и яркие звезды. Зоуи ничерта не знала в астрономии, кроме Пента Пали. Ту было видно по левый борт.              — Так вы на Гриф? — спросила она. — А как туда попасть, еще раз? Как на Джайю?              Снейк только немного был удивлен услышать название Джайи, но ответил:              — По Струнам, — как само собой разумеющееся сказал навигатор. Увидев на ее лице незаданный вопрос, объяснил: — Это вертикально бьющие потоки. Виолончель редчайшее явление на всем Гранд лайн. Там вертикально бьющие потоки двунаправленные. — Он оглядел перед собой, наконец, увидел, что на столе под масляной лампой лежали листы бумаги. Он качнул головой туда.              Они пересекли палубу. Снейк склонился над столом. Стал пером иллюстрировать то, о чем говорил:              — Каждые семь с половиной недель бьет вертикально бьющий поток Апстрим. — Он изобразил над островом в синем море небольшой кусочек земли в небе, стрелку. Нарисовал что-то, напоминающее орбиту: так Гриф ходил вокруг Деки. — В нем, кстати, идет миграция местной фауны на нерест. А каждые девять и три четверти недель бьют вертикально бьющие потоки вниз — Даунстрим. — Стрелку вниз он изобразил из другого места на орбите. — Спускает всю эту живность обратно.              Выглядело как маленькая система планета — спутник. В миниатюрном исполнении. Зоуи посмотрела на изображенную схему. Чего только этот мир не видел. Ее долгое молчание, в ходе которого она уразумевала это устройство, заставило Снейка усмехнуться:              — И ты туда людей отправила, не зная что собой представляет архипелаг?              Она хмыкнула. Немного забавно.              — Да.              — Шальная, — не особенно вкладывая в слова упрек, сказал Снейк. Зоуи обернулась на палубу. Там уже начинали играть в картишки. А еще с падением ночи на море становилось немного прохладно.              — Будь это опасно, мой навигатор бы мне сказал, — сказала Зоуи. Снейк поправил солнечные очки. Зоуи опустила свои. Они переглянулись в связи с тем, что обнаружили друг у друга неуместный для ночи аксессуар.              — Снейк! — Зоуи, поскольку Воля все еще помалкивала после ударов Королевской хаки, обернулась. Снейк обернулся только после того, как не глядя поймал бутылку рома. Но лестнице на квартердек поднимался пират, которого она не знала по имени. — Коммодор, — позвал он и ее тоже.              — Мисс Гласс, — сказала Зоуи.              — Гласс! — донеслось с палубы, не успел пират поправиться, а следом оглушительный свист. Капитанский. — Снейк, тащи ее сюда.              Зоуи обернулась. Снейк тоже. Скрутил с бутыли пробку. Перед Зоуи ром поставили на стол, и пират, что поднялся к ним, открыл закупоренную бутыль. Любопытный способ предложить культурно выпить.              — Не надо меня никуда тащить.              — Больше того, кэп, ее нельзя никуда тащить, — сказал Снейк. Зоуи перевела на него взгляд. Шанкс тем временем поднимался следом за пиратом, которого послал в качестве посыльного с комплиментом. Выглядел беззаботно приключенческим. Повеса, про таких говорят. По-другому не скажешь.              Он подошел к их столу, и когда остановился перед ними, поднял в руке бутыль, Зоуи пришлось поднять в свою салюта ради. Со Снейком они чокнулись стеклом.              — Почему?              Снейк посмотрел сначала на капитана, потом на нее. Зоуи была готова поклясться, за очками был немного хитрый прищур. Наконец, снова на Шанкса.              — А Гласс под Белоусами. Как оказалось.              Шанкс многозначительно покачал головой и запил эту новость ромом в его руке. Лыбился. Довольный жизнью. Зоуи глотнула рома: изрядно обожгло горло и грудь, сладкой тростниковой горечью осталось долгим послевкусием на языке.              — Ты под Белоусами? — спросил Шанкс. Зоуи не услышала в этом удивления — Шанкс явно допускал эту мысль раньше, и теперь ждал подтверждения или опровержения. С палубы донеслось несколько истошных «Кэп, спасите» и стрельба, но Рыжий не обернулся на зов юнг.              Вопрос прямой, и хотя мордашка у него задорная и он стирает с подбородка ром тыльной стороной ладони, вопрос этот вероятно имеет под собой определенную цель. Был один способ это проверить.              — Можно так сказать, — ответила она.              — Да или нет? — спросил он. Зоуи улыбнулась. Проверила. Шанкс хотел быть уверенным в истине ее слов.              — Да.              Шанкс усмехнулся. Зоуи не представляла, что Шанксу известно о ней, но выглядел он как человек, у которого не сходились сведения из разных источников. Своей Воле он был готов доверять больше, чем информаторам.              Получив ответ, для которого концентрировал волю, он обернулся к релингам, глянул на главную палубу: там юнгу за ногу подвесили к рею. Видимо, он угодил в ловушку. Зоуи посмотрела на это зрелище немного болезненно, но парень болтался на тросе и хохотал. Ему подали рома прямо так, и он с бутылкой не нашел никакой сложности в том, чтобы подтянуться и на тросе, на котором висел, взобраться на рей и оттуда срезать ловушку ножом, который носил на поясе.              — А в целом это ничего не меняет, Снейк, — сказал Шанкс, поглядывая на парнишку. Тот показал раскрытую ладонь, мол, сам выбрался, никто не умер. Зоуи не вполне поняла, кто и зачем стрелял. Шанкс повернулся к ним с навигатором. — Пьянка есть пьянка.              И черт возьми он был прав. И ром ударил в голову, когда они выпили во второй раз, а потом стало понятно, кто стрелял: в ловушку угодил второй юнга. Несмешная штука становится все более и более смешной, когда ее повторяют. Заключалась она в том, что попадая в петлю, трос тянул их кверху и срывалась скоба пистолета. Когда трюк выгорел во второй раз, показалось, что это запустило точку отсчета «пьянки».              Шанкс, посмеиваясь, развел руками, когда второй юнга подвис на одной ноге под реем, и его возмущенные крики, мол снимите меня отсюда, встретили не только тираду Шанкса, начавшуюся с «а вот я в твоем возрасте», но и в осуждении команды, мол, а второй сам справился. Зоуи зареклась ходить по палубе, не глядя под ноги, тем более что воля теперь даже не подскажет, куда уворачиваться.              Потом на палубу вылетел Лакки с тяжелыми блюдами закусок, Бонк затянул какую-то пиратскую песню, на мотив Саке бинска, Бекман закурил, и Ред Форс опрокинулся в пьянку посреди ночи и посреди океана, как будто Новый мир — самое подходящее для этого место.              Зоуи сидела в окружении семи взрослых крупных мужиков. Еще несколько стояло чуть позади, за их спинами. Ее слегка покачивало, хотя она сидела на бочке: в нее просто вливали ром, и ром этот закружил как метель, и она не была уверена, если встанет, устоит на ногах.              Ее и так-то качало.              Ей хватило ума спасовать на префлопе. Выпал туз и тройка, и она не была намерена ничего с этим делать.              Или весь Ред Форс качало.              Небо затягивало, в кучах облаков начинали таять звезды. Она надела чей-то камзол, чтобы ветром не застудило шею. А вообще-то, когда сдали ривер, порыв ветра просто сдул со стола раздачу, засвистел такелажем, а потом над самой палубой сверкнуло, казалось, достав до самого носа. Зоуи не успела заметить, как Красноволосые, будто в ответ на этот разряд вдруг похватались за бутылки, а она взялась за свою. Они чокнулись стеклом в общей куче, когда разразился тяжелый, глубокий, достающий до самого дна гром, и море бросило над Форс длинную, кривую, как горбатая старуха, пенную волну.              Корабль покачнулся в сторону, бочка, на которой она сидела, полетела прочь, народ дернулся к закрепленным элементам палубы, а Зоуи успела уйти в перекат и подняться на руки по неясно откуда взявшейся привычке, а качка в голове уравновесила качку моря: она встала прямо, даже не схватившись за борт, когда корабль бортом оттолкнулся от волны и его маятником качнуло обратно.              Над палубой раздался свист. Зоуи вдалеке различили улетающие карты: одну из них сбило молнией, и она обратилась пеплом.              Бонк, музыкант, бряцал на гитаре бой, и народ ржал резко обрушившейся на них буре в лицо. Когда она поднялась, ее встряхнул за плечи матрос, мол, в порядке ли она, и она покачала головой. Снейк сидел с бутылью, расчерчивая небо взглядом, как будто громыхающее одновременно все целиком небо его мало волновало, а раскачивающиеся волны не тревожили.              Бекман закурил на носу. Шанкс вообще спал, закинув ноги на стол и запрокинув голову.              Зоуи стояла, чувствуя баланс, только потому что вертолеты были, похоже, когерентны качке моря. Она отступила к центру палубы. Почему-то мгновенно опустившийся шторм и, кажется, чуть не перед лицом ударившая молния, либо были плодом ее воображения, либо по какой-то причине совершенно не волновали команду Красноволосого, его самого и его навигатора.              Зоуи прихватила бутылку рома, прилетевшую ей в руку откуда-то сзади, глотнула, пересекла палубу, когда корабль подскочил на пике волны, свалившись на ее крутой спине обратно на плоскую подошву.              И тогда в голове ударило. Выстрел в спину, петля на лодыжке.              Она не успела ни охнуть, ни испугаться. Когда трос уже затянул петлю у нее на ноге, она только ухватилась за него рукой прежде, чем ее перевернуло, как на подножке. Выстрел раздался одновременно с громом. Она обернулась к источнику выстрела, болтаясь на одной руке на тросе с не пролитым ромом в другой. Затейником этой забавы выступал Ясопп, и когда она влезла на рей и села на него, глотнув рома, он стоял с видом то ли одобрительным, то ли восхищенным. Пихнул Бекмана в бок. Тот курил. Поднял на нее взгляд, когда она опускала бутылку. Еще на нее поглядывали двое юнг. Между собой что-то показывали жестами: видимо, как она пропустила мимо себя выстрел, как будто знала о нем наперед.              Она вообще-то знала. Не вполне понимала, откуда, если Наблюдение должно помалкивать, придавленное Королевской волей Шанкса. Поглядела на палубу внимательно: Ред Форс перешагнул еще один гребень.              Спрыгнула вниз, когда палуба на долю секунд встала ровно.              Зоуи переглянулась с Бекманом, заметила, как он неодобрительно покачал головой Ясоппу в ответ на эту шалость. Она поднялась к ним.              — А что, никого не волнует шторм?              — Да это не шторм, это блуждающая буря. Пройдет, не успеешь глазом моргнуть, — отозвался Снейк. — Значит, что мы близко, — добавил он, улыбнувшись. — В народе блуждающая буря, на деле — Гриф.              Зоуи подняла голову. Тяжелое черное облако простиралось над ними так низко, что было тяжело дышать. И все же вдалеке виднелось снова звездное небо.              — Будем к утру? — спросил Шанкс. Зоуи до сих пор была уверена, что она задремал.              — Будем. К одиннадцати, к полудню.              Через десять минут буря кончилась так же быстро, как началась. Зоуи большую часть оставшейся пьянки пыталась подловить себя на шепоте Воли. Но та молчала партизански. И все же. Она работала. Без тревоги, без радио в голове, без двенадцати минут и сотни миль провиденья. Оставалась сухим инстинктом как воля здорового человека — воля, которая не пытается свести ее в могилу.              Было о чем подумать.