И в горе, и в радости

— Они точно спят? — Без задних ног, — заверил Феникс, плотно прикрывая дверь. — Я проверил всех троих разбойников. Царство Морфея. — И ночью тоже не придут? Майлз продолжал сомневаться. Его по ночам беспокоил только Лэнг — и то только в первые дни, пока осваивался в доме, но дети есть дети: они могут испугаться грома, проснутся от кошмара, захотеть пить или есть. Сейчас он стоял рядом с кроватью весь напружиненный и понимал, что причина, конечно, была не в детях. Они прекрасно знали дорогу на кухню, не страдали от плохих сновидений и не боялась грозы — на которую, кстати, и намека не было. Причина была в нем. Майлз боялся. Быть лучшим в любом деле, за которое берешься — этот жизненный принцип был вколочен в него (кем?) едва ли не с колыбели. Феникс говорил, что он был очень хорош в сексе. Получится ли у него сейчас хоть что-то путное? Он вообще вспомнит, как это делается? — Это приютские дети, — Феникс стянул пиджак и повесил его на вешалку. — Если они решат, что в шкафу бука, они устроят на него охоту. А Перл еще и карамелек отсыпет. Потом. — И мы их не разбудим? — Майлз понимал, как это выглядит со стороны, но остановиться не мог. И страшно на себя злился. Он наедине с человеком, которого хочет больше всего на свете и это наконец-то взаимно, он красивый, хорошо сложенный молодой человек с приятным голосом и у него отличная — этим наблюдением с ним шепотом поделились на заднем сиденье такси — задница. Ему не о чем переживать. Феникс постучал по стене. — Скажем так, если на тебя нападет Шелли де Киллер, я хочу сказать, настоящий Шелли де Киллер, и ты начнешь кричать «Феникс! Феникс!», то я ничего не услышу даже из соседней комнаты. — Хорошо. Ладно. Майлз исчерпал все пути к отступлению. Он мог отправить Феникса в душ или отправится туда сам, мог попросить проверить срок годности презервативов, проветрить комнату, зажечь свечи, сменить белье. Но гораздо честней было сказать, как есть. Ничего не выйдет. Он только опозорится. Феникс приобнял его за талию и заглянул в глаза. — Все в порядке, — сказал он медленно, словно давая Майлзу возможность осознать смысл каждого слова. — Не хочешь ничего, давай просто ляжем спать. Или можем немного пообниматься на кровати, это тоже приятно. В одежде, без одежды — как хочешь. Я не хочу никакой власти над тобой. — Я про это и не думал, — нервно сказал Майлз. Почти огрызнулся. Феникс убрал руки и посмотрел на него как на (Тициана в моем кабинете, он еще спросил, не реплика ли это, ну что за идиот) картину. С восхищением, словно запечатлевая этот момент в своей памяти. — Ты очень красивый, — ответил он невпопад. — Сейчас. И всегда. Теплые карие глаза с длинными ресницами оказались прямо перед лицом Майлза, и он почувствовал, как все его тревоги, сомнения, страх разочаровать, не дотянуть, не оправдать ожиданий, растворяются в этом нежном взгляде. Будто он сидел в темной и тесной комнате без единого окна, и тут одна из стен рухнула, впустив свежий воздух и солнечный свет. — Это ночью я собираюсь выкрикивать твое имя, — сказал Майлз тихо, едва слышно, но решительно. И заставлю тебя кричать мое. Выключи свет. Феникс послушался. В темноте было слышно, как он скидывает рубашку, как звякает об пол пряжка ремня, как шуршат, соскальзывая с бедер брюки. С рубашкой Майлза они возились вместе. Пальцы Феникса — гибкие, сильные — легко справлялись с маленькими застежками, а пока Майлз выпутывался из рукавов, которые вдруг стали узкими, двумя быстрыми движениями расстегнул ремень и толкнул Майлза на кровать. За все это время он не произнес ни слова. Только смотрел. И улыбался. Майлз вжался спиной в матрас и приподнял бедра, помогая стянуть сначала штаны, а потом и белье. — А ты? — хрипло спросил он. Возбуждение Феникса было очевидным. Ткань плавок облегала напряженный член, головка почти упиралась в резинку. — Погоди, — тот со слегка пришибленным видом зашарил взглядом по комнате. — Не могу вспомнить, где у меня. Майлз покачал головой. — Нет. Не знаю как у нас было раньше, но сегодня — нет. Этой ночью он не хотел никаких препятствий. Хотел чувствовать Феникса каждой клеткой своего тела. Феникс сглотнул и быстро кивнул, раздеваясь окончательно. В слабом свете луны он со своей белой кожей, литыми мышцами и длинными стройными ногами казался мраморным изваянием, но ладонь, сжавшая бедро Майлза было слишком горячей для статуи. Майлз потянулся к нему, взъерошил волосы на затылке, погладил щеки, накрыл большими пальцами влажные губы — Феникс приоткрыл рот, лизнув подушечку. Майлз в ответ с рычанием дернул его на себя — кровать громко скрипнула, но он ничего не слышал из-за шума крови в ушах — впился в рот, толкнулся языком внутрь. Феникс прижался к нему лоб в лоб, глядя прямо в глаза, сунул руку между их разгоряченными телами, погладил впалый живот Майлза. Пальцы скользнули вниз, вслед за прокатившейся под кожей дрожью, задели возбужденный член — и Майлз едва сдержал крик. — Ты, — прошептал он, когда Феникс оставил в покое его губы. Мокрая от пота челка липла к коже, лезла в глаза. Завтра же пострижется, возьмет в ванной ножницы и… — Я, — Феникс бережно отвел волосы с его лица, заправил за ухо, мимоходом погладил висок. А может и не пострижется. Майлз обхватил его за плечи и снова потянул, практически укладывая на себя. А потом раздвинул ноги. Тело Феникса — твердое, гладкое, горячее — казалось таким родным и одновременно таким незнакомым, будто это был их первый раз, и от новизны ощущений била крупная дрожь. — Майлз, — мягко улыбнулся Феникс, — ну не нервничай ты так сильно. Ты великолепен. Ты сам не понимаешь, на сколько. — А сам-то, — прошептал Майлз и, не давая ответить, обхватил ногами его талию, скрещивая лодыжки на пояснице, открываясь для него полностью. Феникс в ответ вжался еще крепче и снова полез целоваться. Майлз впитывал каждый его выдох и с готовностью разделял с ним свое дыхание. Он ощущал Феникса всем своим телом — его горячие бедра, руки, хаотично оглаживающие его бока, плечи, спину, упирающийся в ягодицы член, истекающий смазкой. Это было просто невыносимо. Они двигались в едином плавном ритме, соприкасаясь губами, пальцами, отчаянно терлись друг об друга, словно стремились не пропустить ни дюйма обнаженной кожи. Тяжелое дыхание Майлза смешивалось со стонами Феникса, при каждом толчке в груди что-то вспыхивало и сгорало, снова вспыхивало и снова сгорало, пока не осталось ничего, кроме танцующих перед глазами разноцветных пятен. Феникс взял в ладонь его член двинулся рукой вверх-вниз — Майлз со сдавленным стоном отпустил себя, позволив горячей сперме выплеснутся в чужой кулак, а в следующую секунду по бедрам тоже потекло что-то горячее. Феникс кончил буквально через секунду после него, и он знал, что так и должно было быть. Уже позже, лежа на своей половине разворошенной кровати и самым бесстыдным образом закинув на Майлза руки и ноги, Феникс задумчиво заявил: — Клянусь, это был самый шикарный секс в моей жизни. То есть второй самый шикарный секс в моей жизни. Первый у нас был в подсобке. — В каком-то смысле мой первый раз был сейчас, — Майлз прислушался к себе. Десять минут назад в его голове не было места ни для одной связной мысли, а сейчас он подумал, что секс мог бы всколыхнуть какие-то воспоминания. Но этого не произошло, нет, не произошло. — Мой брак окончательно консумирован. Теперь никуда не денусь. Он так и не успел понять почудилась ли ему быстрая вспышка в глазах Феникса — слишком быстро она исчезла. — Рад быть твоим Рубиконом, — весело сказал он. — Давай теперь ты в душ? Майлз высвободился из его захвата и сел. — Это успеется. — Ты что надумал? — с любопытством спросил Феникс, приподнимаясь на локтях. Майлз толкнул его обратно на подушки. — Решил тебя поблагодарить, — усмехнулся Майлз. — Посмотрим, удастся ли мне превзойти подсобку. Он потратил пару минут, покрывая поцелуями-укусами мускулистый живот Феникса, прочертил языком влажную дорожку от пупка до паха и устроился между бедер. До сегодняшней ночи этой фразы в его лексиконе точно не было, но не находил ей замены, да и не искал. Феникс ответил приглушенным полустоном полувздохом, который в теории мог означать что угодно: от «конечно, все для тебя» до «вот ты извращенец». Майлз не стал уточнять. Он просто расслабил горло и накрыл губами его член. Феникс коротко вскрикнул, запустил пальцы в его волосы — а Майлз сердито тряхнул головой, наращивая темп, просто расслабился, следуя заданному ритму. Майлз отдавался этому процессу, как и любому другому — добросовестно и с полной отдачей. Когда Феникса во второй раз настигла разрядка, он проглотил все, что тот ему подарил. А затем совершил еще один поступок, которого сам от себя не ожидал — вытер губы краешком простыни. Все равно ее теперь только в стирку. Главное не с детскими вещами. — Ух ты, — Феникс пытался перевести дыхание. Его член обмяк, но бедра еще подрагивали. — Не хочу знать, где и с кем ты этому учился, но ух ты. Майлз потянулся к нему через темноту и поцеловал — скромно, почти целомудренно, как будто не держал во рту его член буквально секунду назад. — У нас всегда так было? Феникс подтянул его повыше — в полумраке спальни его глаза казались еще больше и темнее, и блестели как-то по-особенному. Он провел ладонью по щеке Майлза, обвел мизинцем контур губ. И ответил: — Всегда.