Игра наваждений

Николай Ефремович задумчиво разглядывал содержимое нищенской торбы. Семишник, пара грошей, ничего странного. Помятые дешевые часы на цепочке. Стекло поцарапано, надписей нет. Сильный бинокль, причем – Николай Ефремович заглянул в окуляры – линзы чистые, а футляр истрепан, замаран грязью. Наконец, камень. Тяжелый, словно из свинца, а на вид – обычный булыжник, какими выложена мостовая. Глубокие царапины складывались в загадочные значки. Николай Ефремович посмотрел и так, и эдак, но ни под каким углом надпись не становилась понятнее. Он так увлекся этим занятием, что не услышал, как в дверь постучали и вошли без разрешения. Вчерашний день Красновский посвятил генеральскому визиту. Он в деталях расписал прибытие его превосходительства, знакомство с отделением, словом, все, что мог рассказать ему Алешка. Однако статья получилась пресная, по сравнению с предыдущими опусами. Конечно, подобное событие не может быть увлекательным, и все же журналисту хотелось разбавить сухие факты чем-то живым. Хотя бы и интервью с начальником! Нелюбовь Штольмана к прессе трудно было не заметить. Однако Павлу было не занимать настойчивости, если не сказать больше. Он был уверен, что со временем сможет расположить к себе неприветливого начальника, и собирался начать с сегодняшнего дня. Каково же было разочарование Красновского, когда он увидел, что начальника на месте нет. Николай Ефремович интересовал его гораздо меньше. Павел уже хотел извиниться и уйти, когда вдруг заметил, что именно лежит на столе у Бойцова. Он кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. Николай Ефремович вздрогнул и поднял голову. - Простите, что побеспокоил. Я к господину Штольману. - Он скоро будет. Можете подождать в приемной, - ответил Бойцов, недовольный вмешательством журналиста. Но одним недовольством Павла было не остановить. Он шагнул поближе и уставился на надпись. - Вам знаком этот язык? – тут же спросил Николай Ефремович. - Похоже на арабские буквы, но это не арабский, - без запинки ответил Красновский. - Откуда вам это известно? - Когда-то изучал арабский. Мечтал путешествовать по Востоку, даже проникнуть в Мекку... - И что же? – поневоле заинтересовался Николай Ефремович. - Увы! Отговорили. Мой отец не злоупотребляет запретами, потому что обладает даром исподволь подтачивать воздушные замки практическими соображениями и здравым скептицизмом. Он делает это столь искусно, что осознаешь происходящее лишь тогда, когда замок начинает разваливаться. Бойцов хмыкнул. - Так значит, помочь полиции вы не сможете. - Отчего же? Если позволите, я покажу эту надпись отцу. Он специалист по восточным языкам, владеет арабским, турецким и фарси. Если не разберет сам, проконсультируется с коллегами. Николай Ефремович испытующе посмотрел на журналиста. Конечно, мальчишка гонится за сенсацией. Дай ему кончик ниточки, непременно потянет дальше. Сегодня камень, завтра о цыганенке узнает… Штольману это не понравится, тем более что его это касается лично. Словно угадав сомнения сыщика, Павел сказал серьезно: - Не подумайте дурного, Николай Ефремович. Я могу блюсти тайну, если в том есть необходимость, а отец мой тем паче. Бойцов решился. Однако вместо того, чтобы передать Красновскому вещественное доказательство, он вынул из стола папиросную бумагу, прижал ее к поверхности камня и быстрыми карандашными штрихами перенес выбитые знаки на листок. Протянул рисунок Павлу. - Прошу. Рассчитываю на вашу скромность, молодой человек. Красновский чуть поклонился. - Можете не сомневаться. - Благодарю за предложенную помощь. - Я тотчас же иду к отцу. Надеюсь вернуться с новостями. Честь имею! Николай Ефремович проводил журналиста и выглянул в окно. Что-то Штольмана все нет. Неужели в больнице происшествие? Впрочем, если так, об этом скоро станет известно. А пока он хотел допросить задержанных Федорова и Смирницкую. Элю и Поликарпа.