Всему свое время

      Тони знал, что Боссу это не нравится. Никогда не нравилось, с первого раза. С того единственного, когда он позволил себе высказать недовольство вслух. Однако недовольство осталось без ответа: Тони выслушал, покивал, но продолжил делать по-своему, вот уже который год. Босс больше никогда ни слова на эту тему не говорил и даже взглядом не показывал своего отношения, но Тони знал — не нравится.       Честно говоря, он не понимал причины. Это никак не влияло на их работу, с какой-то точки зрения даже помогало. Самому Тони нравилось, придавало некоторой дополнительной уверенности в себе, и вообще, это исключительно его дело! Почему он должен прислушиваться к мнению Босса в этом случае? Он ему друг, телохранитель, правая рука, но никак не собственность.       Тони не прислушивался, а Босс и не требовал, но что-то мешало забыть и отпустить. Может быть, тот факт, что за несколько последних лет это оказалось единственное их непримиримое разногласие. И единственное разногласие, в котором Тони не видел логики, не понимал — почему, а потому не мог просто сделать как обычно, приняв за отправную точку установку «ты Босс, тебе виднее».              В этот раз они выехали на встречу с новыми партнерами в Милуоки, как обычно — на машине, Элайас не любил поезда и тем более автобусы. Да и несолидно уже как-то.       Встреча прошла тяжело, хоть и закончилась благополучно. Сделку заключили, руки пожали, разошлись хоть не друзьями, но партнерами поздним вечером. Тони был готов ехать обратно в Чикаго прямо после завершения встречи, несмотря на тупую головную боль от духоты в прокуренной переговорной, но Босс решил иначе, и на ночь они остановились в Хилтоне. Элайас любил хорошую еду, приятных людей и дорогую обстановку, хотя всегда мог обойтись и меньшим, и обходился, когда это требовалось. Но если есть возможность — почему ею не воспользоваться, считал он, и Тони не возражал. Почему бы и нет.       В номере люкс — один на двоих, с двумя кроватями, все, как обычно, — Босс первым отправился в душ, тоже как обычно, а Тони остался ждать своей очереди и ужин. Больше всего на свете ему хотелось упасть на постель и уснуть, но есть хотелось не меньше, поэтому он мужественно сидел в кресле, таращил закрывающиеся глаза в экран телевизора и тупо щелкал кнопками на пульте, пытаясь найти хоть что-нибудь неснотворное.       — Да, я десять раз был прав, — вывел его из ступора голос Элайаса — отвратительно бодрый и громкий, словно стукнувший по так и продолжавшей ныть голове.       Тони вздрогнул, открыл глаза и поднял вывалившийся из пальцев пульт с ковра.       — Босс всегда прав, — покладисто отозвался он и сделал невероятное усилие, чтобы подняться на ноги. Да уж, последнее, что им было нужно после заключения этой долгожданной сделки — это впилиться в дерево или машину на встречке, когда Тони вырубился бы за рулем.       — Тебе нужно хорошенько выспаться, — закончил Элайас. — Иди в душ, я дождусь официанта.       Тони зашел в ванную и прикрыл за собой дверь, оставив щель, чтобы слышать, насколько это возможно, происходящее в комнате. Ствол оставил на краю умывальника, просто ради спокойствия.       Ужин доставили уже после того, как с мытьем было покончено, но до того, как он набрался духа сменить теплую воду на холодную. Стук в дверь дал ему еще минуту на принятие этого сложного решения — он выскочил из душевой кабины, не выключая воду, взял ствол и некоторое время прислушивался к происходящему в комнате. Ровный дружелюбный голос Элайаса и вежливый — работника отеля его успокоили.       Душ подействовал, особенно ледяной в конце, так что из ванной он вышел достаточно проснувшимся, чтобы суметь поесть. В голове все еще тяжело ворочался невыветрившийся табачный туман, но в целом он ощущал себя почти в норме.       — В ванной есть фен, — сообщил Элайас. — Или предпочитаешь спать на мокрой подушке?       Тони только отмахнулся:       — Высохнут, пока есть буду.       Он встряхнул волосы пятерней, прежде чем сесть за небольшой стол, и лишь усмехнулся на взгляд Элайаса, театрально-укоризненно проследивший разлетевшиеся брызги.              Ужин прошел в привычном теплом молчании. Они оба устали, хоть Босс и старался изображать бодрость. Тони изображать ничего не хотел, просто молча ел и мечтал о кровати. Тарелка, наконец, опустела, есть больше не хотелось, пить тоже, а на встать сил почти не осталось, поэтому он просто откинулся на спинку стула, и прикрыл глаза.       — И правда высохли, — сказал Элайас у него за спиной. Будь это кто другой, и будь Тони менее сонным, он бы вскочил раньше, чем тот сумел бы сделать шаг в его сторону, но это был Босс, а вскакивать все равно не было сил. Когда они оставались вдвоем, можно было позволить себе так расслабляться.       — Я заставил их выкинуть все гели для волос в ванной, — вкрадчиво сообщил Элайас, и сказанное дошло не сразу, а когда дошло, было поздно возмущаться: в волосы Тони мягко проникли сильные теплые пальцы.       — Ненавижу, когда ты так делаешь, — сказал он, наклоняя голову, чтобы Элайасу было удобнее.       — Треплю тебя за волосы или выкидываю гель? — уточнил тот, нежно, но сильно надавливая на особо чувствительные точки, так что дымный обруч, все еще сдавливающий голову, неохотно начал отпускать.       — Ты знаешь.       — Ты тоже знаешь, — в голосе Элайаса прозвучала улыбка. — Когда ты залит этой гадостью, я не могу сделать так… — Он пропустил волосы Тони сквозь пальцы и продолжил массаж.       Несколько мгновений Тони наслаждался этой внезапной, полузабытой, но такой привычной лаской, а потом все-таки сказал:       — Это моя голова и моя прическа. Кудряшки на взрослом мужике со стволом просто смешны. Я же не фотомодель, я правая рука босса мафии.       Пальцы в его волосах не остановились, чего он опасался, и даже не вздрогнули.       — Ты прав, — вздохнул Элайас. — Правая рука. Да. Наверное, мне не стоило… Наверное, надо прекратить.       — Не надо! — вырвалось у Тони, а в ответ донеслась тихая усмешка.       — …Но у тебя болела голова. А я не люблю, когда тебе больно. — Элайас помолчал, не прекращая массаж, и добавил: — И это не кудряшки, а нормальные кудри, вполне достойные правой руки босса мафии. Но если они тебя бесят, кто я такой, чтобы возражать.       — Ты — Босс, — отозвался Тони. — Но да, бесят.       — Завтра попрошу горничную вернуть гель.       — Спасибо, — совершенно искренне поблагодарил он и зевнул во весь рот.              Это была правда. Босс не любил, когда Тони причиняли боль, он ясно дал это понять с их первой встречи в исправительном доме.       Он сам не мог потом объяснить, чем Тони его так зацепил, но факт — еще не зная имени, Элайас вписался за незнакомого парня в драку, сам получил вывих запястья и трещину в ребре, но с тех пор они были вместе, и как Тони был готов за Босса загрызть любого, так и Элайас — за него. И когда в первый совместный вечер, в медчасти, где их оставили до утра, Тони рассказывал новому другу о матери и отце, Элайас запустил руку в тогда еще буйную копну его кудрей и гладил так долго, сколько понадобилось, чтобы Тони перестал плакать. Это был первый и последний раз, когда он позволил себе разреветься, вспоминая о матери, и первый, но далеко не последний раз, когда Элайасу стоило едва прикоснуться к его волосам, чтобы бешенство утихало, тревога отступала, и возвращались спокойствие и трезвый рассудок. Чем дальше, тем реже Тони это требовалось — в конце концов, он давно уже не тот ошеломленный самим собой и собственным поступком мальчик, а взрослый мужчина… Тем ценнее были такие мгновения.       Может быть, еще и поэтому он точно не откажется от «гадости» на волосах. Чтобы у Босса не возникало желания пользоваться случаем и воздействовать на него, как на младшего братишку.       Всему свое время.       С этой мыслью Тони и провалился в сон под размеренное дыхание уже спящего на соседней кровати Босса.