Знаешь, в чем твоя проблема, Квентин? Ты все ждешь от людей, что они перестанут быть такими, какие они есть.
Джон Грин. «Бумажные города»
Самокопание, дабы назвать его по имени, явно является неотъемлемой частью Лилит. Оно просыпается раньше нее и ложится позже. Неутомимо ворчит, капризничает и нагоняет тоску. Она размышляла, что, быть может, сильная пощечина удержит это самокопание в тени навсегда. Однако даже если бы она смогла подавить его, миллион вопросов все равно остались бы навязчиво вертеться в ее голове. Могла ли она действовать иначе, чтобы удержать Кая? Почему он восстал против нее, когда здесь он находил все, чего жаждал ранее? Стоило ли вообще позволять ему уйти? Возможно, следовало приковать его к себе, словно пса к своей конуре, и сломить его дух? Или все-таки было мудрее отпустить его? Но ведь она отпустила его на свободу с воспоминаниями о Хоуп. Еще глупее поступить было невозможно, и Клаус, без сомнения, осудит ее за такую бестолковость. И, по правде говоря, он осуждал, хоть и не высказывал этого напрямую, лишь время от времени приподнимал брови с осуждающим видом. Но нельзя сказать, что ему было все равно на эту ситуацию. Нет. Если у Лилит возникала проблема или просто ухудшалось настроение, это немедленно отражалось и на нем, словно мигрень. Сидя в кресле напротив кроватки дочери, Лилит распахнула глаза, пробудившись от короткого, но кошмарного сна. Она смахнула маленькие капли пота с лба и торопливо направилась к двери. Ее рука плавно скользила по массивным перилам лестницы, изготовленным из темного дуба с резьбой в виде завитков и узоров. Вздыхая при каждом шаге, она продолжала умозрительно погружаться в мысли о Кайе. Вот так вот, день ото дня. День ото дня. Но помимо всего этого, ее стали преследовать кошмары, обволакиваемые липким неприятным предвестием, и она понимала, что что-то неизбежное должно произойти. У Лилит всегда было поразительное предчувствие зловещего будущего, которое не всегда являлось, но всегда подтверждалось. — Лилит, — прозвучал голос в ее мыслях, заставив ее, наконец, выйти из них. — Мне нужно, чтобы ты сделала кое-что для меня и нашей семьи, — подошел к ней Элайджа. Он бросил взгляд на часы на своем запястье и на лестницу, чтобы удостовериться, что никого нет поблизости. — Ты должна уговорить Никлауса не убивать ведьм Нового Орлеана. — Я? — переспросила Лилит с расширенными орбитами. — И каким образом я должна это осуществить? Ты ведь знаешь, если Никлаус уже решил что-то, то так тому и быть, — проворчала она, ведя бровью, стараясь замаскировать скептицизм в голосе, но ей это не удавалось. — Как-то же ты умудрялась переубеждать моего брата от неразумных поступков, вот и соверши это снова, — произнес Элайджа, на что Лилит подняла брови вверх так стремительно и высоко, что, казалось, они могли бы задеть потолок. — Меня обсуждаете? — послышался голос, вызвавший поворот голов в его направлении. — Надеюсь, только хорошее, — усмехнулся Клаус, спускаясь на первый этаж и приближаясь к своей даме. — Готова осыпать наш город головами ведьм? Его кровожадная улыбка, открывающая ряды ровных белоснежных зубов с острыми клыками, была направлена на нее, в то время как Элайджа попытался жестом привлечь ее внимание, однако лишь на мгновение это ему удалось. — Э…М-м, — промычала Лилит. — М-мы можем уединиться? — спросила она, направив свой взгляд из-под черных ресниц на него. — Я бы хотела… Клаус, хихикнув, осоловело поглядел на свою собеседницу. — Это может подождать, а вот ведьмы — нет, — заверил он. Она протянула руку к нему, пристально глядя ему в глаза, как изголодавшийся бедняк на свежеиспеченный голубиный пирог. Ее пальцы вырисовывали узоры на его груди, и от ее настойчивых движений, скользящих по ткани его футболки, жар в нем начал разгораться, словно пламя от дуновения легкого ветерка. — Хотя, ведьмы все же могут еще немного подождать, — проговорил Клаус, обхватив ее руку, и повел ее вверх по лестнице. Лилит бросила взгляд на Элайджу, чье лицо выражало недоумение, словно говоря: «Я совсем не это имел в виду». При входе в их общую спальню он, с грацией двигаясь, приступил к освобождению джинсов от черного кожаного ремня, который украшал его талию. — Ложись на кровать прямо сейчас. Я хочу быть сверху, — прозвучало из уст Лилит. — Ты забыла топнуть ножкой на словах «сейчас же», принцесса, — сказал Клаус. Лукавая улыбка просочилась на его лицо, озаряя его черты, и она почувствовала, как внутри нее что-то поднялось. По какой-то причине ей захотелось противиться, проявляя свое упрямство и надувая губы, как маленькая девочка, которой не позволили купить мороженое. — Я сожалею, но мне приходится отказать тебе. По всем моим сведениям, эта кровать принадлежит мне, следовательно, я и устанавливаю правила здесь. — Никлаус, уступи девушке. Скрещенные руки на ее груди говорили о том, что этот разговор обещал мало хорошего. Он должен был уступить, поэтому начал мрачно хмуриться, сделав шаг вперед. В ответ она отступила в сторону. Между ними возникло небольшое, но ощутимое расстояние. На лице Клауса внезапно отразилось не возмущение от неповиновения, а азарт. Вместо того чтобы ринуться вперед, он медленно и грациозно повторял каждое ее движение, словно кот, ищущий подходящий момент для охоты на птицу. Так они неспешно обошли комнату, образуя полукруг. — Это неразумно, у нас нет времени на твои игры, — сказала Лилит. — Но ведь ты понимаешь, что я все равно поймаю тебя? — выдал Клаус, приближаясь еще на шаг. — Но ведь ты знаешь, что я могу использовать магию? Она не успела сделать ни шагу, как в следующее мгновение он обвил ее талию и прижал к себе. Это прикосновение застигло ее врасплох, вызвав легкое головокружение. Но она не собиралась так легко сдаваться и резко отпрянула от него, отступив назад так стремительно, что ее поясница задела угол стола. Лампа, стоящая на письменном столе, начала неустойчиво качаться, готовясь к падению. — Шшш, — прошептал он, успев удержать лампу от громкого столкновения с полом. — За этой стеной спит наша дочь, — напомнил Клаус, осторожно устанавливая лампу на место. — Ты же не хочешь ее разбудить? — Ничего не будет Никлаус, пока ты не сделаешь так, как хочу Я. Он поднял руку и подушечкой большого пальца провел по ее нижней губе, оттягивая ее. — У меня есть способ заставить этот непослушный рот замолчать. Недолго раздумывая, Лилит приоткрыла рот и укусила его за палец. Никлаус зарычал от боли и резко отдернул руку, едва не лишив девушку передних зубов. Огонь их противостояния все сильнее разгорался, поднимая температуру в комнате с каждой секундой. Как дымка пронеслась перед глазами, Лилит вдруг обнаружила себя на белоснежной постели. Клаус подмял ее под себя, лишив возможности двигаться. Его пальцы сомкнулись вокруг ее запястий, будто пытаясь удержать птицу, стремящуюся взлететь. — Почему ты продолжаешь бороться, даже когда уже проиграла? — запыхавшись спросил Майклсон, держа ее непокорные руки. — Я даже не прилагаю половины своей силы против тебя, — заявила Лилит. — Почему ты не можешь уступить? — Не в этот раз, милая, — тяжело дышал он, пока дыхание его спутницы было более или менее ровным. Одна из ее рук освободилась не потому, что ей это удалось, а потому, что он был вынужден ее отпустить, когда она начала выворачивать кисть так, что могла бы сломать ее. Однако прежде чем она успела воспользоваться свободной рукой, его губы уже коснулись ее. Проникнутая поцелуем, она ахнула и, казалось, ощутила, как его губы изогнулись в улыбке. Ей хотелось увидеть его лицо, ведь похоже, что улыбка была яркой, с полным раскрытием губ и двумя ямочками на щеках. Лилит замерла, а сердце ее трепетало, как бабочка в сачке. Цепочка из восхитительных поцелуев плавно переместилась на шею, плечи, ключицы, затем спустилась к груди. Сквозь ткань он сжал ее сосок своими губами, заставив ее испустить громкий вздох. Мужские руки спустились вниз, сжимая ее бедра с властной нежностью, после чего кончиками пальцев он зацепился за подол платья-футболки, приподнимая его. Тонкая ткань скользила по ее коже, обнажая ноги и живот, предоставляя ему путь. Щетина царапала бархатную кожу, а касание его губ щекотало. Он нежно провел пальцем по изгибу ее талии, заставляя ее тело выгибаться навстречу ему. Клаус взглянул на нее исподлобья, а Лилит, словно почувствовав на себе его взгляд, приподнялась на локтях. Трепет охватил каждую клеточку ее тела, когда их взгляды встретились. Она ощущала его дыхание на внутренней стороне ее бедер и почувствовала, как воздух начал искриться вокруг них. Его пальцы демонстративно оттянули резинку ее нижнего белья, пока он пристально смотрел на нее, после чего Клаус опустил голову. Теплый язык прошелся по внутренней стороне ее бедра, выписывая круги возле заветного местечка, пока наконец не достиг пункта назначения. Губы его едва коснулись клитора, и это прикосновение было подобно слабому дуновению, словно перышко, легкое и невесомое, плывущее по коже. Но и этого было достаточно для того, чтобы мозг Лилит начал говорить на тысяче разных языков, ни один из которых ей не был знаком. Она ощутила его вращающийся язык и с громким стоном приподняла бедра ему навстречу, отчего легкий хлопок прошелся по ее голени, напоминая о спящей за стеной дочери. Лилит прикусила губу, которая с каждым движением его губ и языка припухала сильнее. На контрасте с его руками ее тонкие, как прутики, пальцы сжимали одеяло, а громкие прерывистые вздохи перекрывали тишину в комнате. Тут он ввел в нее палец. Медленно, проникая все глубже и глубже. Клаус ловил каждую ее реакцию, внимательно изучал, как именно на него реагировало ее тело. Он неспешно ввел в нее второй палец до конца, затем вытащил их и снова ввел. Это было достаточно, чтобы подвести ее к краю, но не настолько, чтобы опрокинуть. Лилит опустила руку на его голову, погружая пальцы в густые мягкие волосы, притягивая его лицо ближе к желаемому месту. Она слышала, как он усмехнулся в ответ на ее действие, но не поспешил ускориться, продолжая дразнить ее. — Никлаус, ну же, — прошептала она, раздувая его эго до размеров Сибири, в то время как он вырисовывал различные узоры языком. Мужчина, который доставлял ей удовольствие или, точнее, вырывал его из нее пинками и запихивал обратно, не позволяя ей окончательно упасть на кровать в судорожном оргазме. Он вынимал и снова вводил в нее пальцы, накрывая ее жар своим ртом. Лилит раздвигала ноги еще шире и громко***
Застегнув пуговицу на брюках, он прикрыл глаза, легкий ветер из открытого окна осушал разогретую кожу, покрытую капельками пота. Гибрид повернул голову в сторону своей дамы, играя улыбкой на губах. Он проследил взглядом за тем, как ее рука потянулась к ящику комода, извлекая оттуда бюстгальтер, который он мгновенно перехватил. Никлаус надел его на нее и при этом наклонился, чтобы взглянуть на нее. Но вместо счастливого блаженного лица он узрел тревожное. Она подняла глаза, встретившись с ним, а затем спешно отвела их, повторив это несколько раз, завершив этот момент легким смешком. Все эти манеры были ему очень знакомы, и если сначала он мог подумать, что она была чем-то смущена или еще что-то, то этот смешок все объяснил. — Почему ты нервничаешь? — спросил он. — Я??? — удивленно переспросила она, подчеркнув свои слова нелепым смешком. — К чему мне нервничать?? Я не нервничаю. — Ты слишком громко думаешь, — сообщил Клаус, не отрывая взгляда от нее. — Кошмар-то какой, приношу свои извинения, — пробормотала Лилит. — Я бы прикрутила громкость, да только, чтобы отключить мозг, придется отдать концы. — Лилит, настало время идти, — настойчиво произнес Никлаус. — Ты будешь продолжать играть в театр одного актера или расскажешь мне, в чем дело? Ведьмы ждут. — Да, касательно них… Может, мы отложим их убийство и попытаемся договориться? — Мы говорим о ведьмах, которые уже несколько дней как вышли из-под контроля. Думаешь, я не пытался с ними договориться? — осведомился он, и она кивнула. Ну да, пытался, знает она, как он умеет договариваться… — Когда-нибудь о Хоуп в конце концов узнают, а пророчество утверждает, что она станет крахом для ведьм, что можно интерпретировать как то, что за ней будут приходить ведьмы, чтобы ее убить. — Да, они будут причинять ей вред, но мы не можем избавиться от всех ведьм в мире, — произнесла Лилит. — Погибнут одни, придут другие. Могут явиться и те, кто будет жаждать мести за их гибель, — добавила она. — Грехам вашей семьи тысяча лет, и когда Хоуп появилась на свет, она унаследовала не только наши гены, но и наших врагов. Единственное, что нам под силу, — сформировать прочный союз и прекратить заводить себе новых врагов. Выточенные черты лица несли на себе отпечаток глубокой вдумчивости. Уголки его губ исказились в недовольной усмешке. — Кто тебя подговорил? — Никто, — невозмутимо ответила она. — Послушай, я знаю, что ведьмы — хитрые и коварные существа и им не стоит доверять, но можно держать их в узде и быть начеку. В худшем случае, можно придумать нечто подобное тому, что предпринимала Давина в свое время, отслеживая магию в городе. Тишина, собственный пульс… И она. Смотря на нее, он хорошенько понимал, что за всем этим стояло мастерство его старшего брата. Молча подойдя, он склонился к ней, его губы едва коснулись места под ее левым глазом, где располагалась ее родинка, а затем он открыл дверь и вышел, не проронив больше ни слова. — Ник, — позвала она его, выглядывая из дверей. — Никлаус, стой. Давай обсудим это еще раз. — Поступим так, как ты желаешь, — проговорил он, уже спускаясь по лестнице и сердито взглянув на брата, который явно заждался их. Новый Орлеан каждый день вспыхивает яркими оттенками и оживает шумом, словно бесконечный цирк. Местные жители даже не подозревают, что в его глубинах скрываются уголки, где царит кромешная тьма. Три фигуры заплыли в тихий переулок, забытый городской вакханалией. На их пути встала стая волков, но братья Майклсоны пробрались сквозь них, перекладывая всю работу на Лилит. Преодолев барьер, они проникли внутрь и устремились к изумрудному бархатному дивану. Клаус расположился на нем, захватив большую часть его пространства, тогда как Элайджа занял скромное место в углу. — Наша семья хочет предложить перемирие между обитателями этого города, а также утвердить взаимовыгодный союз, — возвестил старший Майклсон, встречая взгляды, пропитанные разнокалиберной враждебностью. — С вами? — переспросила одна из ведьм, завершив свой риторический вопрос насмешливой улыбкой. — Клаус истребил огромное количество ведьм. Много лет назад ваш отец истреблял таких же, как он, и наших братьев и сестер, потому что они препятствовали ему найти вас. А что говорить об остальных членах вашей семьи?! — продолжила она. — С нас довольно вас, Марселя, оборотней… И вообще всего этого. Прогнило самое основание этого города, и тут даже не осталось ничего, что можно спасти. — Однако, учитывая, что в данном городе обитают три различные породы существ, мы должны найти общий язык, — настаивал Элайджа. — В противном случае нас ждет не одна война, что сравняет Новый Орлеан с землей. — И нас не убить, в отличие от вас, — с иронией проговорил Клаус. Старший Майклсон вздохнул и порицательно покачал головой, как будто только что поставил младшему брату двойку. — Вам будет обеспечена защита и любая помощь от моей семьи, вампиров и оборотней, — заявил Элайджа. — У нас имеются оборотни, и мы способны завербовать и других. — Ваши оборотни, — раздался голос у входной двери. — Их численность уменьшилась вдвое за последние два наших визита, — подметила Лилит. Она отряхнула руки и направилась вперед, звонко цокая каблуками по мощеному полу. Этот звук пугал своей чуждостью, разносился вдоль стен, подобно пистолетному выстрелу. Некоторые ведьмы сделали шаг назад, другие стояли, непоколебимые в своем положении, когда Лилит проходила мимо них, однако каждый пристально следил за ее сифонскими руками. — Ну, вы уже закончили? — осведомилась Лилит у братьев, присев на диван. — НЕТ, — грозно прогремело из уст ведьмы, выражая открытое возмущение от присутствия «ошибки природы». — У вас могут быть сомнения относительно этого союза. Я понимаю, — излила вслух свои мысли она, устремив свой взгляд на ведьму. — Но уверяю вас, если вы будете колебаться, мы без колебания примем меры. Элайджа взглянул на Лилит так, словно у нее вдруг выросли две головы. Клаус же поспешил присоединиться, ему наскучили происходящие переговоры. — Если вы не примкнете к нам, то вас и всех, кто вам дорог, — растягивал слова Никлаус, раскрывая улыбку, — ждет кровь, кишки, крики и… Смерть. С немыслимой мольбой во взгляде Элайджа смотрел на членов своей семьи, словно надеясь, что это заставит их держать рты закрытыми. — Или я могу навскидку предложить несколько способов убеждения, — заявила Лилит. — Например, пытки. Никлаус рассмеялся, пренебрегая косыми взглядами, брошенными на него ведьмами. — Глупцы, — провозгласила женщина, и в этом коротком слове прорвалась вся сдерживаемая злость. — Думаете, что сможете справиться с ведьмами Французского квартала? — Ох, я думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, — ухмыльнулся Клаус. — Прошу прощения, — восстал с дивана Элайджа, застегивая пуговицу на пиджаке. — Мы на минутку. Он взглянул сурово на Лилит и Клауса, махнув рукой, как бы говоря им последовать за ним. — Чего это вы творите?! — возмутился Элайджа. — Не запугивать, а договориться! — яростно шептал он, указывая на них пальцем. — Я думал, что ты повлияешь на него, — обратился он к Лилит. — Но вы словно спелись! Знаете что? Стойте-ка тут, я разберусь без вас. Поправив края пиджака и сопровождая это вздохом, он вернулся в дом ведьм. Клаус и Лилит стояли неподвижно, как два стержня. — Нас только что отчитали? — переспросила она, шепотом. Никлаус растерянно потер лоб. Ветер колыхал деревья, и желтые листья кружились в воздухе, а затем падали на землю. Асфальт уже был усеян сухими листьями, и под ногами они хрустели, будто шуршащие страницы старой книги. Возвратившись в родные стены, они едва успели захлопнуть дверь, как их взор встретился с неожиданным гостем. У Лилит челюсть отвисла, ударившись о пол так же отчетливо, как монета, упавшая в пустой колодец, где уже давным-давно высохла последняя капля воды. — К-к-как т-ты здесь оказался? — прошептала она. — Зашел через дверь. — Ты взломал замок? — спросил Клаус. — Чего его взламывать? Подергал ручку, и он сам открылся, — произнес он, улыбаясь, а потом взглянул вниз, сдавливая губы. — Эм… Гм… Ну. В сущности, я понял, что эта семья не может позволить себе потерять меня. Я — ее актив. Поэтому я здесь, — объявил он. Во второй раз челюсть Лилит упала, прежде чем сомкнуться с таким треском, будто дверь заперлась на засов. Сжимая ладони в кулаки, она стремительно промчалась мимо него. — Лилит, стой, — вздохнул Кай. — Что же ты здесь забыл? — вопросил Никлаус, приближаясь к мини-бару, где искромсалась ценная бутылка виски и блестел граненный стакан. Он пристроился к удобному креслу, рядом с которым уютно располагался небольшой столик. Стакан наполнился янтарной жидкостью, и, углубившись в кресло, он закинул ногу на ногу. — Ведь тебе была предоставлена возможность жить с нами, но ты этого не захотел, и вот ты снова здесь. Несколько недель тому назад Малакаю казалось, что его ярость на Лилит и их несчастную связь простирается до самых отдаленных уголков Вселенной. Но сейчас он неуклюже топтался на месте. Может, у него биполярное расстройство? — Довольно уныло прошли эти две недели, если не считать того раза, когда благодаря одной ведьме я застрял в заборе и чувствовал себя как торт на празднике — весело, но немного неловко. И это все началось с того момента, когда я решил устроить настоящий фейерверк в парке. Да, когда-то мне казалось, что моя страсть к пиротехнике лишь невинное хобби, но, оказывается, это привлекло внимание не только местных жителей, но и вот этих… Ведьм. Паркер пронзительным взором скользил по спине Лилит. У него представлялся целый набор возможностей, потенциальных событий, шансов сделать верные шаги, которые могли бы привести к тому будущему, которого он желал. Однако он… он был так не прав, что решил уйти и, к тому же, обвинил ее. «Все мои шаги оказались неверными, они всегда были такими. Я — воплощение ошибок», — тоскливо проговорил себе Кай. Клаус взглянул на Лилит, которая стояла к нему лицом. Она открыла рот, но уже в следующее мгновение закрыла его снова. От его внимания не ускользнуло то, как дрожал ее подбородок. — Очень глупо было сюда явиться, ты точно сумасшедший, — заверил Клаус, отпивая виски. — Это не так… — Я не намерена устраивать разбор полетов и проводить дискуссии на тему, кто здесь более сумасшедший! — воскликнула Лилит. — Я оторву этому ублюдку конечности! Он воскреснет, и я его утоплю! Он выплывет, и я его зарежу! Он восстановится, и я его повешу! Я посвящу этому занятию века! У Майклсона горло сжимало горячим клоком виски. Он не узнавал в этой буре свою возлюбленную. Лилит наконец обратила свой взор на Паркера. Он ощутил, как каждая клеточка его кожи оживает, словно древесный уголь, пронизанный жаром пламени. — Мы все ожидаем от негодных людей, что они перестанут быть такими, какие они есть, но ты такой, какой есть, — произнесла Лилит. — Самый мерзкий и опасный человек в этом мире тот, кто не чувствует угрызения совести. Тот, кто никогда не просит прощения и, следовательно, не ищет его. Тот, кто не ценит возможность, которую ему предоставляют, чтобы он изменился и начал все заново, пренебрегает ею. — Нет, это не так, я жалею о своих поступках, да и я… Лилит отвернулась от него, взмахнув своими волосами так резко, что они, словно кнут, ударились о его лицо, заставив его замереть в молчании. Кай поплевался, пытаясь избавиться от остатков ее волос, прилипших к его влажным губам. — Когда у тебя большая часть родственников — бараны, то что будет, если ты им вышибешь мозги «магнумом» тридцать восьмого калибра: уголовное преступление, проступок или Божественное Провидение? — спросила она у Клауса. — Иногда мне кажется, что в тебе обитает несколько личностей, — произнес гибрид. — Половина нашего Клана погрязла в безумии. Неудивительно, ибо с самого начала нам настойчиво внушали, что Клан — это все, ни в коем случае нельзя было осквернить репутацию, и, конечно же, ни один из близнецов не хотел умереть в слиянии, — начал свою болтовню Кай. — Поэтому со временем некоторые не выдерживали давления и начинали сходить с ума. Возможно, это безумие укоренилось в наших генах. Ведь моего отца тоже можно назвать в каком-то смысле безумцем, — задумчиво проговорил он. — О! Кстати, в нашем Клане, в главном доме собраний на стене написана фраза: «Безумие и величие — это две стороны одной монеты. Каждый раз, когда рождается новый член Клана Близнецов, Боги подбрасывают монету и весь мир, затаив дыхание, следит, какой стороной она ляжет». На Лилит монета, кажется, легла ребром. Тут она попыталась заткнуть его вновь, но он в буквальном смысле слышал только себя. — Слыхали ли вы, что одна ведьма из нашего рода так боялась проиграть в слиянии, что нашла способ обмануть всех и даже саму природу, которая, видимо, не оценила этого? Существует множество версий этого слуха, но самая популярная гласит, что она создала заклинание объединения, способное черпать силу из тех, кто принял какой-то отвар. Именно так она одержала нечестную победу и спустя годы родила первенца, который стал первым сифоном в истории. Естественно, Клан заключил ее и ее ребенка в один из тюремных миров, но, как видите, это не изменило ничего, и сифоны продолжили появляться. — Достаточно, — отозвалась Лилит. — Дверь за тобой, надеюсь, ты знаешь, как она работает, ведь здесь тебе не приют, Кай. Он заметил, как ее глаза сузились, став похожими на две бойницы. Она больше ничего не произнесла, лишь пошла прочь из этого дома. Клаус проследил за ней. Ему нравилось, как уходят женщины, надменно и стремительно постукивая каблуками и хлопая дверью. Может, они потом и сползают по ее обратной стороне и горько плачут, но уходят они замечательно. Конечно, он не планировал оставлять ее одну, лишь хотел дать ей несколько минут в уединении. Ее неистовая ярость могла легко перекинуться на него, а он этого не хотел. — Она назвала меня Кай, а не Малакай, как обычно… — произнес он, задумчиво вглядываясь вдаль. Улыбка медленно проступила на его лице. — Это же хорошо, не так ли? — По своему опыту скажу, что это весьма плохо, — ухмыльнулся Клаус, допивая содержимое стакана.***
Уже полчаса Лилит прогуливалась, взор ее не удерживался на тропинке, пока она не оказалась затерянной в густом лесу, пропитанном утомительными и, в основном, негативными эмоциями. Но она просто следовала совету Жака: «Когда кто-то раздражает тебя, отойди настолько далеко, чтобы это уже не имело значения». И это сработало, правда, она забрела глубоко в лес. И хотя она не могла прекратить себя упрекать за глупые поступки и за эмоции, которые всегда доминировали над ее разумом, как бы она ни старалась… Но в конце концов женщина, которая не делает глупостей, — это мертвая женщина, а Лилит все-таки не совсем мертва. Проходя по хрустящим опавшим листьям, она не смогла удержать улыбку. В ее сердце всегда жила любовь к осени, ведь в этом времени года было столько приятных воспоминаний и удивительных моментов, которые навсегда оставались в памяти благодаря осенней атмосфере. Промозглые туманные утра и ранние вечера, запах дыма из каминных труб, низкое небо, затяжные дожди, окна в бриллиантах мелких капель, красные ягоды и желтые листья. Тонкой струйкой режущий ветер подбирался к ней, и в мгновение она ощутила, как ее пальцы поймали самодельную стрелу, направленную прямо на нее. Вслед за первой стрелой она ловко перехватила и вторую. — Тебе стоило приложить больше усилий, — произнесла Лилит, разламывая стрелы пополам. Шаги неумолимо приближались, и из покрывающей зеленью стены деревьев вышел стрелок. Брови Лилит образовали вертикальную складку на лбу. «Ребенок?» — промелькнуло в ее мыслях. Мальчик, словно вышедший из сказки, стоял перед ней — лук в руках, стрелы на спине. На его личике играла восторженная улыбка, но когда он заметил ее, она исчезла, как тень в ночи. Он отступил на шаг, внезапно столкнувшись со стволом дерева, затем побежал, а за ним, словно призрак, погналась Лилит. Он пробегал вдоль тропинки, не обращая внимания на дорогу перед собой, ведь постоянно оглядывался назад. Внезапно его лоб столкнулся о мягкий объект, и, ощутив, как его обхватили, он издал громкий крик. — Эй, эй, — обеспокоенно прошептала она, опустившись на колени. — Это я, все хорошо. Лилит, добежав до мальчика, заметила Хейли, которая мгновенно приподнялась, защищая мальчугана своим телом. Однако, когда она узнала перед собой знакомое лицо, напряжение в ее теле медленно рассеялось, хотя выражение лица оставалось сосредоточенным. — Что ребенок делает один в лесу? — спросила Лилит. — Решил помочь нашим мужчинам словить дичь и заблудился, — отозвалась Хейли. Лилит окинула еще одним взором юношу и собралась уйти, как ее окликнули. — Несколько дней назад наш небольшой огород сгнил. Думаю, что это дело ведьм. Можешь помочь это исправить? Бровь ее вздернулась, выражая удивление: откуда вдруг взялась уверенность в том, что она поможет им? Возможно, они и разделили пару рюмок, но это еще не делало их подругами. Однако это была лишь первая ее реакция, ведь вторая последовала за соглашением. Хейли шла впереди, ведя мальчика, а Лилит следовала за ними. Дорога казалась искусно запутанной, словно стебель клубники, переплетающийся в узелки после летнего дождя. Когда они поднялись на холм, она пристально вгляделась в окружающий пейзаж, пытаясь запомнить каждый поворот. Но когда они начали спускаться, дорога расплеталась перед ними, словно клубок пряжи, ускользающий из рук. Перемещаясь то влево, то вправо, они все глубже погружались в этот лабиринт, где каждый поворот казался одинаковым и каждый след отличался лишь тем, что вел в никуда. Однако они все же добрались до лагеря. Голубые глаза окутали весь периметр, и она подметила, что ничего не изменилось с предыдущего визита. Дети радостно возились вокруг, женщины, взирая на ковши с водой, готовились к ближайшему приему пищи. Хейли, указав на огород, где корни овощей сгнили в земле, удалилась, оставив Лилит одну со зрелищем увядшей жизни. Опустившись на колени, она протянула руку. — Voco vires naturae… Ego quaero auxilium. Стебельки и листья начали пульсировать зеленым светом, возвращая прежнюю жизнь. Каждый плод восстановился, но Лилит не могла пройти мимо знакомого чувства, чего-то большего, чем просто оживление растений. Вглядываясь в пустоту вокруг, она ощутила, как связь с магией простирается дальше, чем казалось. Никого рядом не было, но она решила проверить свою интуицию. Углубив руку в почву, она ощутила легкое покалывание, словно сама земля откликалась на ее прикосновение, но это была не совсем она. — Ведьмы не только разрушили огород, но и ядом пропитали его корни, — прозвучало от нее. Вытянув последние изыски магии, она встала, отряхнув руку и колени от земли, когда вдруг перед ее глазами возникла какая-то палка. Удочка. Лилит прищурилась на нее. — Лишние руки не помешают, — возвестила Хейли, вызывая изумление на ее лице. — Дети голодны, нам бы рыбу добыть… К тому же она быстрее разделывается, чем мясо или птица, да и готовится тоже быстрее. — Я тебе что, похожа на рыбака? — Нет, но раз ты ведьма, магия, вероятно, упростит этот процесс, — пожала плечами волчица. — Да, я ведьма, — подтвердила Лилит. — «Специфическая», — добавила она. — Но я тебе не волшебница из клуба Винкс. — Так ты поможешь? — спросила Хейли, помахав удочкой перед ее носом. Лилит упорно молчала. Однако это мельтешение начало раздражать ее, и она вырвала из рук Хейли удочку, направляясь к озеру. — С ума сойти, что я делаю?! — воскликнула она. — Наживка ведь нужна или что там надо для этой рыбы?! — У меня тут есть все, чтобы поймать рыбу. И вот она подняла взгляд с земли, сердито осознавая, что не она поймала рыбу, а сама оказалась пойманной. На берегу сидел Энтони, приветливо улыбаясь. — Прекрасно… — фыркнула Лилит.***
Поверхность озера тихонько покачивалась под легким прикосновением ветерка, создавая нежные волны, и это казалось единственным приятным аспектом в этой рыбалке. Лодка покачивалась убаюкивающе, а минуты невыносимо медленно тянулись. В воздухе не плавала свежесть, скорее нависал зловонный запах болота. К тому же приходилось отбиваться от комаров, которых хоть жопой жуй как много. Да и мобильная связь в этих трех ебенях была недосягаема. — Ох… Ох… Ооооох… — тяжело вздохнула Лилит. Удушающая тишина между ними раздражала, но еще более раздражала мысль о том, что она здесь в этой лодке посреди озера. Хотя нет, еще больше ее раздражало то, как он с умиротворенным лицом сидел, словно декламируя монолог Шекспира перед аудиторией водорослей. — Ох!!! — Ты знаешь, что рыба тебя слышит? — спросил Энтони. — Думаю, нам стоит перебраться на другую сторону озера, — предложила она. — Тут хорошее место, — убеждал он. — В чем смысл этой рыбалки? Сидеть вот так часами и вернуться без улова или, если повезет, поймать одну-две рыбешки? — выразила свое недоумение Лилит. — Ну, в рыбалке, как и в жизни, иногда важно просто наслаждаться моментом, — ответил Энтони. — И на рыбалке должно быть тихо. — На рыбалке должна быть рыба! — хмыкнула она, скрестив руки на груди с видом эксперта. Воцарилась снова тишина, но это было ненадолго. — ОКЕЙ. Просто предположим, что здесь есть рыба, и предположим, что у нас правильные наживки и приманки. Значит, у нас должно быть больше поклевок, чем НОЛЬ в час! — возмутилась Лилит. — Это означает, что рыба где-то в другом месте. Вон там, там или вот там! — Но если мы переплывем туда, ты опять испугаешь рыбу своей болтовней, — сказал Энтони. — Перестань возмущаться, не болтай, не психуй, не думай и просто наслаждайся моментом. Лилит расширила глаза, взглянув на него из-под поднятой брови. Как это не думать? Она так не умеет. Откинувшись снова на спинку сиденья, она уставилась на волны озера, как… — Я просто не могу перестать, — сказала Лилит. — Мозги не отключаются. — О, я уверен, что все ты можешь, — утверждал Энтони. И снова эта тишина окутывала их. Лилит не могла определить, сколько времени они угробили в молчаливом ожидании, но в какой-то момент она даже задремала, когда внезапно услышала бульканье. Распахнув глаза, она увидела, как вершинка ее поплавка начала двигаться. — Клюет! — воскликнула она радостно. — О, боже мой, у меня клюет! Что делать? Что делать? — Спокойно, садись, — сказал Энтони, перебравшись на ее сторону лодки. — Держи покрепче и не дергай, пусть рыба сама подойдет, — наставлял он. — Вот так, не торопись, просто тяни. Лилит сосредоточенно втянулась в процесс, сжимая губы в тугую линию. Она вращала ручку удочки, пока наконец не увидела, как из воды вынырнул улов. — КАРАСЬ! — воскликнула она. — Я поймала рыбу! Я-я поймала рыбу! Она подпрыгнула в лодке, чуть не перевернув ее. Он улыбнулся, зачарованный ее восторгом. По радостным крикам было ясно, что это их первый и последний улов… Подплывая к берегу, Энтони пришвартовал лодку, привязав ее к стволу ближайшего дерева. — Ты умеешь разделывать рыбу? — спросил он, но на его вопрос не последовало ответа. Лилит исчезла, как будто ее никогда и не было здесь. Опустив голову, он взял ведро с рыбой и направился обратно в лагерь. Пейзаж размывался перед ее глазами полосами, а в ушах продолжал звучать непрерывный звук. — Снова ты здесь, — выпрямилась Лилит, приводя в порядок пряди волос, которые от бега взъерошились. — Одного раза было недостаточно, чтобы понять, что в лесу одному можно заблудиться? — Моя мама ушла собирать травы, — произнес мальчик. Ветер сдул капли слез с его ресниц. — Ее нет дольше обычного. — Предполагаю, что твоя мама хорошо ориентируется в лесу и найдет путь назад, раз живет здесь. Мальчик начал мять свои маленькие ладони, пытаясь удержать свое внутреннее беспокойство, как должен делать настоящий мужчина. — Я ощутил запах крови. Вдруг моя мама попала в беду? Лилит сделала глубокий вдох, покачав головой. — Я не слышала звуков борьбы, только твой плач. А кровь… Это, вероятно, кровь животного. Ведь ваши жители отправились на охоту, — усмехнулась по-доброму она, пока в нос не ударил запах и слова мальчика не сложились в одну картину. — Ты уже волк? Сколько тебе лет? — спросила Лилит, шокировано смотря на него. Мальчик опустил взгляд, его пальцы скользили друг по другу. — Эм… Сделаем так, я отведу тебя в лагерь и… — Нет! — И найду твою маму. — Нет! — И все же, я уверена, что каждый родитель хочет, чтобы его ребенок был в безопа… — Нет!! Я пойду с тобой. «Вот же, упертый малый!» — пронеслось у нее в мыслях. — Ну что же, Робин Гуд, — вздохнула она, взметнувшись с места. — Внимательно прислушивайся к звукам и выделяй только те, которые нам нужны. — Это как? Вот уж! Оборотней не научили пользоваться своими способностями: концентрировать слух. Тем не менее, он решился следовать за ней. Вдруг там действительно опасно? И в этом случае ей придется нести ответственность за троих: за себя, за ребенка и за его мать. Лилит вдохнула, взглянув на ветки деревьев, и заметила там прыгающее рыжее пушистое создание. — Видишь ту белку на дереве? — указала она пальцем на нее. — Сосредоточь свой слух на ее сердцебиении. Убирай каждый лишний звук, словно проходишь сквозь занавеску и он отдаляется на второй план, пока не услышишь только то, что нужно: ритм ее сердца. Мальчик пристально уставился на белку, и его виски покрылись выпуклыми венами от напряжения. Лилит отступила за его спину и наклонилась к нему, вдыхая его запах и сохраняя его в памяти, в надежде таким образом отыскать его мать. — Удалось! — резко воскликнул он, отчего она вздрогнула. Они отправились на поиски, вступив в лабиринт древесных аллей. Миллионы звуков кружились вокруг них: шелест деревьев, играющих с ветром, гомон ручья, весело бегущего сквозь камни, и щебет птиц. Но приблизившись к реке, Лилит почувствовала всего один запах. Пахло смертью. Их стопы оторвались от земли, и шум листьев на каждом шагу возрастал. Эхом разнесся голос, тонкий и пронзительный, зовущий маму, и с каждым шагом, приближаясь к истоку запаха, волнение возрастало, пока наконец они обнаружили ее. Под стволом дерева лежала на земле хрупкая женщина. Рядом валялась плетеная корзинка, из которой высыпались собранные травы и ягоды. Одна сторона лица женщины, прижатая к коре дерева, была опухшей, окрашенной в розово-фиолетовые оттенки, отчего один из ее глаз был совсем скрыт. — Мама! Мальчик мгновенно метнулся к ней, но Лилит схватила его за плечи, останавливая. Сначала ей показалось, что женщина лежит мертвой: ее неповрежденный глаз был широко открыт, но казался лишенным жизни, также от нее не исходило ни малейшего движения или звука. Однако сквозь вопли, пронзающих тишину леса, Лилит различила едва уловимый пульс сердца. Сорвавшись с места, она мгновенно ринулась к ней, вцепившись пальцами в ствол дерева. С невероятным усилием она приподняла его. Пыхтя под тяжестью, Лилит отбросила дерево на несколько сантиметров в сторону от тела женщины. — Моя мама… — промолвил мальчик. — Она не разрушила проклятье. Она человек. — Что??! — взволновалась Лилит. Она заметила, что раны на ее животе, оставленные острыми ветвями деревьев, не затягивались, как это было бы, если бы она уже стала оборотнем. И внезапно раздались бурлящие звуки, за которыми последовала струя крови изо рта женщины. Лилит, прокусив кисть своей руки, тут же приложила ее к губам пострадавшей, молясь, чтобы ее кровь успела помочь.***
Звезды на небе, словно рассыпавшийся сахар на столе: они ярко переливались, озаряя ночное небо своим блеском, но темные облака вмешались. Они бесцеремонно вторглись, словно непрошенные гости, после чего разразился дождь. Лилит шла по мокрым улицам, ощущая, как вода проникает сквозь ее одежду, но когда она оказалась под козырьком заведения, смахнула с себя все капли дождя, став абсолютно сухой. Над дверью раздался звонок, знакомый уже по многим дням и ночам. Лилит, сделав несколько шагов, почувствовала ладони, обхватившие ее плечи, позволяя развернуть себя в другую сторону. — Знаешь, у меня тут такая штука произошла, хм, когда мы тут веселились, а потом Адам меня до дома подвез, — тороторя говорила Майя. — Так вот, он меня не совсем подвез, хотя, да, до дома, но не до моего. И… Вот таким образом я проснулась… В его постели, — добавила она. Лицо Лилит, изначально усталое, вдруг просияло удивлением. — Но, вот беда, я ничего не помню! Совсем! Ни малейшего воспоминания. — Почему ты мне об этом по телефону не сказала? — спросила Лилит, невольно улыбаясь. — Да и в прошлые визиты? Майя уставилась на подругу с изумлением, словно в глубине души хотела произнести: «Ну в смысле, тут ведь все ясно!» Стыдно же было поддаться страсти с парнем и потерять память от излишнего употребления алкоголя. — Моя жизнь сейчас целиком протекает между стенами бара, аудиторий университета, кусочками домашнего уюта и короткими прогулками, но, когда он предложил остановиться и перекусить, что-то во мне зашевелилось, и я захотела объехать все таверны на Бурбон Стрит. — Он тебе нравится? — поинтересовалась Лилит. — О нет, — рассмеялась Майя. — Я его едва знаю, да и в настоящий момент совсем не время для всей этой романтики, у меня экзамены. Лилит прикусила губу, стараясь скрыть улыбку, которая упорно пыталась вырваться на свободу. — Раз я сюда пришла, давай выпьем. Сегодня выдался…. Странный день, — произнесла она, вздохнув и посмотрев в никуда. — Да, давай, — согласилась она, а затем ее глаза выпучились. — А нет, я тебя позвала, потому что меня попросили, так что, — промолвила Майя, обвивая ее плечи своими руками, будто пытаясь удержать ее на месте. — О, подожди-ка минутку. Майя оставила ее одну, уйдя куда-то за ее спину. Лилит переплела свои пальцы, не зная, чего вообще ожидать. — Мы встречались? — прозвучал голос, словно возникший прямо у ее затылка. — Может быть, я видел тебя здесь раньше? — Приятель, этому пикапу слишком много лет, тебе явно нужно расширить свой скудный репертуар, — усмехнулась она, оборачиваясь. Перед ней возвышался высокий мужчина. Его глаза, глубокие и загадочные, будто отражали бирюзовые глубины океана. Черные волосы, словно мягкий шелковистый плащ, окаймляли его лицо, создавая контраст с ярким цветом глаз. Выразительные черты лица, словно вылепленные самим мастером, воплощали неповторимую привлекательность, которая заставляла сердца дам биться чаще. — Деймон? — удивилась Лилит. Карие глаза шпионили за происходящим, она с нетерпением желала узнать, о чем именно они беседуют, но гул окружающего мира был слишком настойчив, чтобы позволить ей разобрать их разговор. Тем не менее, ее уши смогли уловить звук. Рядом с ней отчетливо и четко прозвучал голос. Звучание этого голоса с глубоким тембром проникло в ее левое и правое предсердия. Лицо Майи смазалось печеным свиным жиром, словно она пыталась скрыть стыд, который охватил ее, когда она обнаружила Адама рядом с собой. В груди взвился вихрь мыслей: как начать разговор? Стоило ли вообще вспоминать о происшедшем? И что говорить, если в памяти нет ничего? — Прежде чем я произнесу что-либо, хочу предупредить, что я все слышал, — заявил он, и ее щеки впитали розоватый оттенок, словно цветы в рассветной заре. — Ты стояла прямо рядом со мной. Это, должно быть, новый уровень неловкости, которого Майя только что достигла. — О… — виновато протянула она, устремив на него свой взгляд. Адам кивнул, неловко улыбнувшись и отводя взгляд, замолчал. — Если ты все слышал, значит, в тот вечер мы… М? Того? — сказала Майя, но он, похоже, был столь же прозрачен, как план похудения после праздников — ничего не понял, как и многие мужчины в этом мире, которые часто остаются слепы к женским намекам. — Так, хватит, просто скажи, мы переспали? — Тебе правду или приукрасить? — весело поинтересовался он, заставляя ее нервничать. — Правду. — Нет, мы не спали, — спокойно ответил он, сохраняя улыбку на лице. — Это еще почему? — удивилась она. Из его уст вырвался смех, и он не мог определить, как он должен отнестись к этому вопросу. То ли с гордостью о себе, то ли с возмущением, что женщина подумала о нем так. Майя была пьяна, поэтому использовать ее состояние было не только странно, но и лишено всякого смысла. Позывной крик раздался где-то поблизости. Они обернулись и увидели парней и еще двух девушек за квадратным столом, явно зовущих их. — Присоединишься? — спросил Адам, и как только она отрицательно помотала головой, он добавил: — Камилла сказала, что твоя смена закончилась десять минут назад. Избежать его компании теперь ей показалось невозможным и неправильным после того, как она переночевала у него. Чувство какого-то долга висело на ней, словно ключи на петле. Поэтому, согласившись, она направилась к столику, где они заказали напитки. — Вот Лукас и Чейз, — проговорил Адам, представляя своих друзей. — Мы познакомились в первый день в детском саду и подрались за логический кубик. С тех пор мы неразлучны. Секундная стрелка на часах медленно скользила по циферблату, и он внимательно следил за ее движением. Майя сидела слева от него, и он не понимал таких людей, как она. Людей, которым удавалось или у которых был особый дар находить общий язык с каждым на первых же минутах знакомства. Спустя некоторое время за столиком началась игра знакомств, и хотя парни не слишком вовлеклись в нее, рассматривая ее как более подходящую для девушек, они все же поддержали идею. Адам отвлекся, не вдаваясь в разговор, пока не заметил на себе пристальный недоумевающий взгляд Майи. Это было что-то новое для него. Он еще никогда не видел ее так близко. Ее лицо имело нежный овальный контур, а взгляд из карих глаз был приятен и тепл, как первый луч солнца после долгой зимы. Ее фигуру обволакивало персиковое платье и белая кожаная куртка, которая небрежно складывалась на плечах. Адам перевел взгляд на край стола. Ему уже давно не пятнадцать, но это маленькое расстояние между их ладонями сводило его с ума, а пальцы горели от желания прикоснуться к ней. Он был почти уверен, что она неслучайно положила руку здесь, правда? Но как только эта рука поднялась и ударила по столу, он вернулся в реальность. Оказалось, что в компании разгорелся спор, и предметом спора стал любимый цвет Адама. Подумать только, какая глупость… — Да я даю пять баксов, что это черный, скажи ей, чувак, — воскликнул один из его друзей, устремив на него свой взгляд. Другой присоединился к нему в оценке ситуации. Рука, которая ранее безмятежно покоилась на спинке дивана, неловко дотронулась до собственных волос. — Мгмх, — задумчиво пробормотал он. — Вообще-то она угадала. Майя звизгнула от радости, будто выиграла кубок в чемпионате. Она отгадала его любимый цвет с первой попытки… Но только между нами, читателями. У Адама не было даже предпочтения в цветах до тех пор, пока она не выкрикнула «желтый!». Она была чертовски уверена в себе и взволнована. Так что он признал, что она была права. Майя медленно уткнулась спиной в диван, почувствовав, как его рука в это же мгновение вернулась на вершину спинки дивана, дотрагиваясь до нее. В воздухе застыло что-то тяжелое, а дыхание затаилось. Губы сжались от неловкости точно так же, как у него. Ей было все это знакомо: первые прикосновения, первые шаги к друг другу, трепет мандража за ушами и на выступах позвоночных косточек, магнетическое влечение, электризующий воздух. Но с ним всего этого она не ощущала. Тем не менее, ей нравилась японская фраза «koi no yokan». Это не означает любовь с первого взгляда. Это ближе к любви со второго взгляда, когда ты встречаешь кого-то особенного и чувствуешь, что влюбишься в него. Возможно, не сразу, но это неизбежно. У барной стойки расположились два старых дружка. В их руках плавно кружились бокалы, наполненные крепким напитком, искристо переливающимся в мягком свете. Ладно, этот день предстал перед Лилит как экспрессионистское полотно. Она ощущала себя усталым шмелем, парящим в воздухе, одурманенным сладким нектаром. Она глубоко вдохнула, не зная, с чего начать и как распределить полученную информацию по полочкам. Все казалось переплетенным и запутанным: Ад в прямом смысле обрушился на Мистик Фоллс. Кэтрин не теряла времени даром и успела стать правительницей Ада, желая стереть Мистик Фоллс с лица земли при помощи адского пламени, а заодно и свою соперницу, своего двойника. Ей почти удалось достичь своей цели, но вмешалась Бонни. В этой битве погиб Стефан и, естественно, Кэтрин, а не задолго до этого умер и Тайлер. Кэролайн и Аларик хотят превратить дом Сальваторе в школу для «одаренных» детей вместе с Джереми и Мэттом. Бонни же, измученная вечной помощью друзьям и потерей возлюбленного, решила уехать из города. Ах, точно, а вот Елена и… — Мое мнение таково: с каждым человеком в жизни случается какое-то чудо. Ну, то есть, конечно, маловероятно, что в меня попадет молния, или я получу Нобелевскую премию, или стану диктатором маленького народа, обитающего на каком-нибудь островке в Тихом океане, или подцеплю неизлечимый рак уха в конечной стадии, или вдруг самовозгорюсь. Но, если посмотреть на все эти необыкновенные явления вместе, скорее всего, с каждым хоть что-то маловероятное да происходит. Но ты, Деймон Сальваторе, выходишь за рамки всего, что можно считать маловероятным. Такое просто невозможно. Он пробуравил ее въедливыми глазами, принимая решение о срочном повышении градуса алкоголя. — Я не знаю, что ты себе там воображаешь, но реальность никогда не бывает такой, какой ты себе представляешь, — сказала Лилит. — Ты, чья жизнь длится более двух веков, совершенно забыл понимание человеческого бытия. Ведь люди почти все время только о будущем и думают, в отличие от вампиров, — произнесла она. — Ты делаешь что-то только ради будущего. Окончил школу, чтобы поступить в колледж, чтобы потом найти лучшую работу, чтобы купить большой дом, чтобы обеспечить своих детей, чтобы отправить их в колледж, чтобы и у них потом была лучшая работа, чтобы они смогли купить большой дом, чтобы и у их детей было достаточно денег на обучение в колледже. Деймон, — выдохнула она, освобождая воздух, зажатый в груди после длинного монолога. — Ты прекрасно чувствуешь себя вампиром. — Крошечный шанс на короткую жизнь с ней бесконечно лучше, чем вечная жизнь без нее, — произнес Деймон, отпивая содержимое стакана и облизывая губы. Ее брови склонились в замешательстве, и, уводя взгляд к стакану, она приподняла его, крутя между пальцев, но не осмелилась опробовать напиток. Не понимала она, почему так стремилась уговорить его отказаться от этой затеи, ведь друг должен был оказать поддержку. Однако, может быть, причина кроется в том, что он пришел попрощаться? Ведь вскоре он собирается принять лекарство от вампиризма и уехать с Еленой в неизвестном направлении. Да, после того, как Лилит покинула Мистик Фоллс, они перестали общаться, лишь***
Утро в доме настало под аккомпанемент шума и суеты улиц. Струи солнечного света играли на стенах, в то время как вчерашний дождь, словно художник, оставил свой отпечаток на окнах, медленно высыхая разводами. Помимо монотонного гула города, в доме раздавались лишь едва уловимые звуки: тихое шуршание ступней по полу, мелодичное жужжание кофейного аппарата, струящаяся вода из душевых комнат. Элайджа тихонечко себе поглощал утренний кофе, когда раздался стук по массивной двери. Отставив свою чашечку кофе на мраморную кухонную тумбу, он направился к входной двери, но, прежде чем достиг цели, Лилит уже распахнула ее. С легкой улыбкой она пригласила незнакомцев внутрь. Взгляд Майклсона застыл на синих комбинезонах и темных кепках. Он медленно моргнул, взвешивая ситуацию. — Небольшая перестановка, — пояснила она, в то время как позади нее проходили люди на второй этаж. От внимания Элайджи не ускользнул огонек в ее глазах. Возможно, это была игра солнечного света, а может быть, это было сияние красного платья, что окутывало ее тело. Любая осведомленная дама могла бы назвать этот наряд ничем иное, как «творением от Шанель». Ведь ткань букле, усеянная множеством колечек, завитушек и узелков, была неподражаема. И эти уникальные пуговицы, характерные для данного бренда, добавляли образу особый шарм и изысканность. Элайджа, убрав руки в карманы своих идеально выглаженных штанов, внимательно наблюдал за рабочими. Внезапно его взгляд привлекла группа людей, несущих на вынос кровать. — Э-Эта кровать, — произнес он, вытягивая руку из кармана и указывая на ложе. — Она из эпохи Возрождения, принадлежала английскому королю Генриху VIII. Кровать вылеплена из драгоценных пород древесины и украшена резьбой, — поведал он. — Никлаус выкупил ее на аукционе. — Ух, как это впечатляет, — промолвила она. — Вот почему такое чувство старины, но и я выбрала нечто весьма интересное, — произнесла Лилит, жестикулируя руками. — В общем, новое ложе не только свежее, но и функциональное, отражающее принципы скандинавского дизайна. Фирменный стиль характеризуется чистыми линиями, минималистичным дизайном и практичностью. Кровать изготовлена из натуральных материалов, таких как сосновая и буковая древесина, что придает нежный природный оттенок. Кроме того, функция матраса, способного подниматься и даже массировать. Элайджа увлеченно внимал рекламной речи Лилит, задумчиво глядя на вычурный интерьер дома. Может быть, действительно, пора идти в ногу со временем и изменить его? Из дверного проема медленно выдвинулась удлиненная, массивная коробка, и он с любопытством посмотрел на нее. Когда коробка высунулась на половину, он заметил логотип, и его глаза выпучились. — Ему это не понравится, — пробормотал он, взглядом пробегая по логотипу Икеа… — Ну теперь я тоже могу вносить изменения в этот дом, — заявила она, заправляя прядь за ухо и демонстрируя кольцо. Элайдже потребовалось некоторое время, чтобы понять значение этого жеста, и, наконец, его взгляд остановился на кольце. Затем ему потребовалось еще некоторое время, чтобы сообразить, что это означает, и лишь тогда его губы растянулись в радостной улыбке. Грубый баритон рассек воздух, резонируя от второго этажа так громко, что Элайджа и Лилит вздрогнули, а Ребекка, с любопытной мордашкой, выглянула из двери уборной, подслушивая. — Оставьте же мою кровать! Разве вы не в состоянии услышать меня? Вы там, да-да, вы, все четверо! Верните мне мое спальное место! Клаус торопливо спускался по лестнице, в своей тонкой серой кофте с расстегнутыми пуговицами на груди, выставляя на показ свои четки и кулон на кожаном шнуре. Он подошел к открытой входной двери, останавливая одного из парней за комбинезон и приказывая ему вернуть его кровать, но паренек, пожав плечами и буркнув что-то на румынском, ушел. Приоткрыв рот, он смотрел, как закрываются двери огромного белого фургона, а его внушение на рабочих оказалось безрезультатным. Клаус выпрямил плечи и размял шею, затем медленно повернул голову, словно сова, сидящая на ветке. — Теперь у нас новое спальное место, — прозвучало от Лилит, улыбка играла на ее губах, а руки сцепились за спиной. — И так как это теперь моя кровать, то и правила теперь будут мои. — Ты издеваешься? — прикрыл глаза Никлаус, вспоминая утро прошедшего дня. Да-да, именно то утро, когда он заявил, что это его ложе и он диктует здесь правила. Одним большим шагом он приблизился к ней. Раздутые ноздри свидетельствовали о его ноющем раздражении. — Нет, — ответила она, чувствуя опаляющий выдох у своего лица. — Кстати, если мы когда-нибудь разведемся, нам придется делить имущество. Так что я готова подарить тебе эту кровать, у нее, кстати, великолепный матрас. Может, хочешь его опробовать? Ребекка прыснула со смеху в кулак, но, поймав злобный взгляд брата, закусила губу. — Ты же не велела им выкинуть кровать на свалку, верно, Лилит? — вопрос прозвучал как-то по-детски обиженно, и Клаус поспешил прочистить горло. Лилит скрестила руки на груди и прищурилась, но через мгновение все же улыбнулась. Она умышленно хранила молчание, зная, как это бесит его. Забавно было наблюдать за тем, как он не может понять, что у его оппонента на уме. Майклсон провел большим и указательным пальцами по переносице и провыл себе под нос. — Господь мог бы послать мне ангела, но, поразмыслив, решил, что в последнее время я слишком хорошо себя вел, поэтому расщедрился и послал мне Лилит… — пробурчал он, на что она спрятала пакостливую улыбку за своей ладонью. Ни одна деталь не осталась незамеченной для зорких глаз Ребекки. Она обескураженно моргала кукольными ресницами, заметив кольцо на пальце Лилит. — Стоп, вы оба… Помолвлены? — проронила она, едва приоткрывая пудрово-розовые губы. — Когда?! Когда это случилось? — расспрашивала она, оглядывая присутствующих и замечая Элайджу, который совсем не был поражен этой новостью. — Ты знал??? Почему я узнаю об этом в последнюю очередь? — сложила руки на талии девушка. — Значит, наш брат женится, — со вздохом произнесла она. — То есть мы официально стали старыми? — Если и стали, не говори мне, — попросил Элайджа, взглянув на сестру, чье лицо словно ожило от предвкушения великого события. — Я приму на себя заботу о поиске подходящего банкетного зала и флориста, и… — Я так подумала, может, на нашу свадьбу не будем приглашать так много людей? А то столько мороки, — начала Лилит. — Может быть, нам просто оформить нашу свадьбу только вдвоем? — Нет, милая, — возвестил Клаус, посмотрев на свою возлюбленную, а потом на Элайджу и Ребекку, которые явно были возмущены вероятностью быть не приглашенными на свадьбу. — Именно у нас будет самое большое торжество за всю историю. Дабы ты потом не утверждала, что ничего не произошло. На нашем бракосочетании будет много свидетелей и, конечно, официальный документ. Лилит картинно закатила глаза и развела руки в стороны. К ней подошла Ребекка, которая взяла ее руку, чтобы внимательно рассмотреть кольцо, в то время как Клаус направился к брату. — Элайджа, у меня к тебе дело, — прошептал он. Старший из семейства приподнял подбородок, готовый сделать все ради своей семьи. — Верни мне мою кровать. Элайджа взглянул на брата, вкладывая в этот взгляд все свое негодование, когда внезапно, словно из ниоткуда, через входную дверь ворвались люди. — Клаус! — завопил Джексон. — Мне помнится, что в нашем договоре было условие, что ни один из вас не трогает нас! — Так какого черта твоя сучка напоила кровью одного из наших? — зарычал один из прибывших волков. Слишком быстро и неожиданно, будто гром среди ясного неба. Майклсоны взглянули на Лилит вопросительно. Среди них была и Хейли. Она быстро смахнула волосы за спину, делая вид, что они ей мешали, но на деле стремилась уйти от всей этой ситуации. Волки возмущенно перебивали первородных, которые огородили Лилит своими спинами. Несмотря на то, что Майклсоны старались сохранить спокойствие, их челюсти постепенно напрягались, словно стальные пружины, и первым сдался Никлаус. И хотя он не собирался показывать свою злость этим недомеркам, которых он по праву ненавидел и которым желал смерти, он понимал, что проиграл. Он был в этом уверен. Все катилось к черту, вся созданная им власть в этом городе рушилась. И главное, он даже не осознавал своих собственных ошибок, не ценил своих подопечных и относился ко всем как к врагам народа, хотя многие из них были на его стороне. Но он не видел этого. Единственное, что его до ужаса волновало, так это то, что каждый возомнил, будто город останется в распоряжении этих щенков или ведьм, которых он бы с легкостью прикончил, не мешай ему брат. Старший Майклсон смотрел на все происходящее с присущим ему спокойствием и безразличием. Но внутри него полыхала ярость, словно пламя вулкана, готового в любой момент извергнуться. Он с огромным удовольствием показал бы силу его семьи, но лишь поднимал руку в примирительном жесте. Хах, а что же насчет Ребекки? Да ее слов вообще никто не слышал, словно она находилась в каком-то вакууме, и не одна она такая была. — Я ей спасла жизнь. Без крови вампира, она умерла бы на глазах собственного ребенка, — прозвучал голос Лилит за спинами Майклсонов, который удачно был проигнорирован. И Лилит совсем растерялась под натиском обвинений, которые направили на нее и на семью первородных. В ее голове крутились мысли о том, что ей стоит сделать, и единственное, на что она могла решиться, это либо стоять на месте, либо попытаться убежать, как провинившаяся школьница на бальных танцах. Она бросила взгляд на Хейли, которая стояла с краю. «Ну же, скажи, что у меня не было никаких злых намерений», — посмотрела она на нее. Однако Маршалл смотрела на нее с явным подозрением, напоминая ей, что весь мир полон людей, просто битком набит и вот-вот лопнет, так легко составить представление о каждом человеке, но оно постоянно оказывается неверным. Лилит проявила милосердие, но оно вышло ей боком. — Я вырву язык за каждое слово, вылетевшее из твоего рта, если еще раз скажешь что-либо о ней, — заверил Никлаус. — О нет, Клаус, нам не нужна твоя защита, она нужна ВАМ, — решительно заявил Джексон, шагнув вперед. Пожалуй, Никлаус больше всего недолюбливал именно его. Если бы он мог устранить его, все проблемы бы отпали. — Ты нуждаешься в нашей поддержке, признании. Вам нужны люди, которые склонят колени перед вашим «величием». Ведь ведьмы — сами по себе, а вампиры верны только Марселю. А ты, Клаус, король без своего народа, и наступит время, когда твой «трон» опустеет, ведь ты сам показал нам, что твои братья и сестры слабы перед клинком, верно? — произнес он, заметив, как глаза и губы гибрида ярко выделялись на побледневшем от гнева лице. — А что говорить о твоем брате, Коле? Он создал клинок из золота, способный причинить тебе вред. Да, Майклсоны недавно узнали, на что был направлен бриллиант Кола: создать оружие против собственного брата, способное усыпить его так же, как и те кинжалы, которыми Клаус так охотно пользовался, чтобы похоронить на время членов своей семьи. — За тысячу лет ты породил себе тысячу врагов. Скажи, какого быть столь ненавидимым? Все разом замолкли, воззрившись друг на друга. Эта напряженная атмосфера лишь разжигала новую волну гнева в Клаусе, заставляя его недовольно зашипеть, обнажив клыки. Он точно намеревался вцепиться ими в горло вожаку, но его остановил совершенно незнакомый ему властный голос. — Причина в том, что они не могут определить, кто в конечном счете займет трон и кому кланяться, ведь сейчас у нас есть некоторые разногласия со всеми сторонами, — провозгласила Лилит, ее голос наконец-то был услышан, и она протиснулась между двумя братьями. — Ведьмы или Марсель, а возможно, темная лошадка — волки, — в слух раздумывала она. — Но я знаю, кто будет возглавлять Новый Орлеан, и вы, на самом деле, прекрасно знаете. Лилит закатила рукав своего платья и прокусила свою кисть. Бисерки багряной жидкости собрались воедино и упали на пол, напоминая всем о ее полной власти над оборотнями. — Вас никто не держит. Вы вольны уехать из этого города и его окрестностей, но вы не можете так поступить, верно? Гордость не позволяет вам покинуть этот город Полумесяца, который вы до сих пор считаете своим, — пророкотала она. — Что же, тогда у вас только два варианта: либо служить своему правителю, либо мы можем это подправить. Кто первый? — спросила Лилит, обведя взглядом всех. Оборотни сделали колебательный шаг назад — он был незначительным, но достаточным, чтобы заявить, что они отступают. — А почему вы отступаете? Вы ведь так были уверены в себе. Она наступала на них, и искореженные страхом лица оглядывались друг на друга, беспокоясь о собственной безопасности. — Клаус, останови это, — произнесла Хейли. Тот сложил руки в карманы и одобрительно взглянул на спину Лилит с собственнической внимательностью, как творец, рассматривающий созданный им шедевр. Джексон остановился первым, внушая своим присутствием непоколебимость, не отступив больше ни на шаг, и его последователи повторили за ним. Он стойко встретил ее взгляд, когда она медленно, словно вальсируя, приближалась к нему, оставляя лишь несколько миллиметров между ними. Запах крови пронзил его ноздри. — Я хочу услышать, как тебе жаль, — прошептала Лилит. — Как вам всем жаль, что вы здесь устроили. — Мы заключили договор, и вы его нарушили. Почему нам должно быть жаль? — Вы всегда быстро улавливаете суть, — саркастично отозвалась она. — Ведь в нашем соглашении было сказано, что мы обеспечиваем защиту стае. Разве я не защитила ту женщину? — риторически спросила Лилит. — Она не разрушила проклятие оборотня. Так если бы я желала создать гибрида, я бы выбрала обращенного волка, как минимум. Губы Джексона сомкнулись. Возможно, он поспешил, слишком сильно его охватил гнев, а ведь Хейли предупреждала его не делать поспешных выводов. Он бросил взгляд на дверь, через которую он вошел пару минут назад, и махнул рукой своим соратникам, которые молча поняли его намерение и готовились к уходу. — Я еще не закончила, — произнесла Лилит, глядя им вслед, но они не остановились. — Это будет воспринято мной как неповиновение и оскорбление. Клаус был готов поклясться, что на их мордах проступило подчинение, и, действительно, они остановились и повернулись. Лилит протянула руку, давая намек на то, что хотела бы, чтобы ей пожали руку, и Джексон преобразился в лице. — Доверие — это первый шаг к союзу, верно? — спросила она. Решиться дотронуться до сифона, надеясь, что это всего лишь простое рукопожатие, — это как внезапно стать верующим в падающем самолете. Поэтому Лилит и стояла, словно вековая статуя, протягивая руку в ожидании Джексона, но из его спины выдвинулась Хейли. Несмотря на внутренние противоречия, казалось, что принятое рискованное решение было правильным. Длинные пальцы волчицы обвили ладонь трибрида. К ее удивлению, рука Лилит оказалась теплее, чем ее собственная, и это вызывало некое ощущение доверия. — Будем считать, что между нами возникло недопонимание, — произнесла Хейли, после чего присоединилась к стае, которая вышла из поместья. Тишина взорвалась, когда дверь хлопнула, и в этой мгновенной паузе раздался смех Клауса, наполняя комнату злорадством и радостью. Лилит направила на него взгляд исподлобья. Она не разделяла его приподнятое настроение. — Прекрати. Не будь таким легкомысленным и поглощенным собой, — произнесла она. — Когда твои враги бросают тебе вызов, ты должен встречать их сталью и огнем, но когда они признают свое поражение — протяни руку помощи. Иначе никто больше не упадет перед тобой на колени. С этого момента постарайся доверять своим союзникам. — Первое правило, дорогуша, — поучительно поднял палец вверх Никлаус. — Не доверяй никому, кроме себя. — Мне кажется, что король, который никому не доверяет, столь же глуп, как и король, доверяющий всем и каждому. Каждый новый человек, которого ты берешь к себе, представляет собой безусловный риск, но как ты сможешь удержать свое королевство и своих людей, если они не доверяют нам и, следовательно, не будут идти за нами? Так может быть, именно ты должен заслужить их доверие и уважение? Напряженные мышцы рук гибрида пытались удержать внутреннего капризного правителя в узде. В притворном поражении он хмыкнул и завел руки за спину, провожая ее взглядом. — А вы что молчите? Почему не вступились за собственного брата? Разве я не прав? — спросил Клаус у родных, которые пожали плечами, удовлетворенно ухмыляясь.***
На часах было четыре часа вечера. Время тянулось медленно, словно патока, однако Лилит не жаловалась на него. Хоуп сопела в своей кроватке, предоставляя матери возможность погрузиться в новые заклинания и, только когда единственным источником света в комнате стала настольная лампа, она оторвалась от занятия. Лилит потянула руки вверх, разминая затекшую спину, и встала, приблизившись к комоду, где стояло круглое зеркало на изящной ножке. Ее пальцы легли на кожу, стирая подтекшую черную подводку на уголках глаз, когда за ее спиной пробежала тень. Лилит спокойно выпрямилась, пристально оглядывая комнату. День за днем она ощущала, как становится параноиком, как начинает бояться темноты. Что было смешно. Но в ее душе зародилось чувство, будто за ней тайно наблюдают. Она разделила свои опасения с Клаусом, но он лишь утешал ее, уверяя, что это ее собственные сомнения и неуверенность в силе заклинания, наложенного на детскую комнату, так что ее воображение просто играет дурную шутку. Тогда как объяснить инстинкты и звуки чьих-то шагов, раздающиеся за дверью уже в который раз? Шаги, тихие и настойчивые, устремились к двери, играя на нервах Лилит. Она знала, что кроме нее и Хоуп в доме никого больше нет. Она замерла, пытаясь разобраться, сходит ли она с ума или это происходит в реальности. Однако дверь неожиданно отворилась, и она резко вскочила, набросившись на вошедшего, сбивая его с ног и наваливаясь сверху. Но вместо того, чтобы встретить сопротивление, Лилит почувствовала что-то горячее на своем лице. Сжимая губы, она закрыла глаза, стараясь стереть с лица непонятное пятно. Что это было? И тут она почувствовала едва заметный запах железа — это была кровь. — Прости, я не специально, — проговорил он, кашляя. Лилит медленно открыла глаза и заметила сгустки крови. — Хм, видимо, жизнь устроена так, что все хорошее так или иначе будет уравновешено вещами не столь приятными… Мне нужна помощь. — Кол… — прошептала она, чувствуя, как сердце начинает биться сильнее.***
В ее голове царил хаос, и истерика уже несколько минут разрывала изнутри. Длинная стрелка на циферблате неумолимо продолжала свой путь, отсчитывая беспощадно минуты. Лилит беспокойно металась по комнате, а Кол терпеливо ждал, когда она придет к стадии принятия информации. И наконец она остановилась, нервно сжав в руках гримуар, глядя на неизвестного человека в комнате. — Я думал, тебе понравится смотреть, как я страдаю, — произнес Кол. — Только если бы я была причиной этого, — ответила она. — Осторожнее, Лилит. У тебя начинает появляться чувство юмора, — усмехнулся он. Ткань его белой футболки выглядела как цветной снимок планеты Марс. — Почему ты так долго ждал, прежде чем попросить о помощи? — Наверное, я был слишком самоуверен. Да и Клаус был зол, когда узнал про кинжал, ну а потом я понял, что сглаз, наложенный на меня Финном, уже не обратить назад. — Нет, все можно исправить, — заверила она. — Это уже сработало на Кае. Лилит опустилась на колени, обхватив руку Кола и ухватившись за случайного прохожего, которого она нашла неподалеку от дома. — Этот несчастный остался в живых? Из-за его болтовни все обернулось так. — А он заявил, будто ты его уговорил заверить Финна, что вы поддержите его, но он понял, что вы играете нечестно, и решил наказать. — Ну и это тоже было… — фыркнул Кол, услышав фоновое пение заклинания, произнесенного Лилит. Его одолевал один и тот же вопрос: стоило ли оно все того? Но сомнения быстро уходили, сжираемые честолюбием. В конце концов, у него была цель, у него была стратегия, чтобы проучить свою семью. Все остальное было не важно. Лилит разомкнула пальцы и медленно отодвинула их, обнаруживая все тоже клеймо на своем месте. — От этого не избавиться, — прошептал Кол. — Уже сдаешься? — тараторила Лилит, развернув гримуар и ища что-то ценное. — Что случилось с Колом, который всегда смеялся в лицо опасности? — Смеяться легче, когда ты ни разу не умирал, — произнес он. — В первый раз было мерзко, хотя перерождение мне даже понравилось. Стать ведьмаком, — вдохнул Кол. — Ни обостренных чувств, ни жажды крови — это настоящий я. Жаль, что это было недолго. Они встретились взглядами, и она почувствовала, как ее сердце сжимается, словно струна, натянутая до предела. Что-то густое поднималось к его горлу, заставляя его снова раскашляться, покрывая ладони сгустками крови. Такая смерть его пугала. Когда ее тень, медленно и неспешно, вторгалась на его территорию. — Лилит, можешь позвать Давину? Я должен ее увидеть. Она отрицательно помотала головой, подтверждая свою уверенность в том, что ему не нужно прощаться с кем-либо. Он будет жить. Однако новый приступ кашля заставил ее моментально схватить телефон. По пустому коридору разнесся звук шагов, мягко переходящих в бег. Кол поспешно застегнул куртку, дрожащими пальцами, скрывая пропитанную запахом пота и крови футболку, прежде чем его взгляд упал на ее фигуру. — Чудесно выглядишь, — проговорил он, прислоняясь к стене. Давина подбежала к нему с ужасом в глазах. Она оглядела его бледное лицо, на котором явственно вырисовывались синие мешки под глазами и треснувшие губы, до которых едва дотронулись ее пальцы. — Ты же ледяной, что с тобой? — Слушай меня внимательно. Финн вышел из себя, и я думал, что все пройдет, но теперь времени уже нет, — проговорил он, сглатывая приближающийся приступ кашля. — Мы можем… — начала она, но он взял ее за руку и крепко сжал. Кол медленно покачал головой в ответ, устало прикрывая глаза. — Знаешь, когда я увидел тебя первый раз? — спросил он. — В магазине пластинок, — ответила она. — Нет, еще до этого, — улыбнулся он сквозь боль. — Я был мертв многие годы, Давина. Когда я очнулся, меня ждали только семейные раздоры, интриги, незнакомое тело и гнев, который я не мог отбросить, — произнес Кол. — И в ту самую ночь я увидел, как ты выходишь из церкви. У тебя был взгляд, будто весь мир покоится на твоих плечах, — вспоминал Майклсон, глядя на нее в последний раз. — Ты провела рукой по увядшим цветам и своей магией вернула этим цветам жизнь, после чего улыбнулась. Именно тогда камень вокруг моего сердца треснул. Я был мертв долгие годы, Давина Клэр, и лишь тогда я почувствовал себя живым. Он приблизился к ней, обхватив ее лицо ладонями, и вынужден был заставить ее заплаканные глаза встретиться с его. Между ними была всего пара десятков сантиметров. Но ощущение, что целая пропасть. — Я очарован тобой с нашей первой встречи. Никогда бы не подумал, что смогу почувствовать такие эмоции, — прошептал он, сближаясь к ней, стремясь поцеловать, но волна неуправляемого кашля вырвалась наружу. — Ничего, — прошептал Кол, прикрыв рот рукой, чтобы не пугать ее. — Сейчас я должен остаться один, — быстро направился к выходу он, оставив за спинами двух зовущих его девушек. — Боюсь, не получится, — прозвучал голос, заставляя парня остановиться. — Вместе навсегда — это тебе не пустые слова, братец, — сказал Клаус, когда за ним встали остальные члены семьи. Ветви деревьев, подобно когтям, царапали сточную трубу, а ветер бился об окна, сопровождаемый шуршанием листвы. Раскаты грома отдавались эхом, пока на душе у членов семьи скреблись кошки. Кол лежал в объятиях своей сестры, тогда как два брата, встревоженно кружили вокруг него. — Мы, Майклсоны, — не лучший пример семьи. Всю свою жизнь я всего лишь хотел, чтобы вы обо мне заботились, — произнес Кол, еле шевеля губами. Он чувствовал неприятный холодок, который пробежал по его спине. Знакомый холод. Это холод приближающейся смерти. — Я создал кинжал лишь для того, чтобы защитить себя. В этой главе семейной истории злодей не я. Когда Кол взглянул на потолок, словно медитируя взглядом в бескрайнем просторе, казалось, что там, в темных углах, собрана вся его обида. И каждый раз, когда остальные Майклсоны приковывали свой взор к тому же потолку, молясь о его спасении, на них обрушивались все его чувства и обиды. — Да заткнись ты, — воскликнул Никлаус, его слова резонировали в воздухе, словно удары молота о наковальню. — Мы все страдали. Хватит этой чепухи о том, что ты нелюбим и одинок, ты Майклсон, — произнес он, склонившись над братом, обхватив его плечо. — Как бы ты ни вел себя, ты все равно мой брат. Мы одной крови, и ты нужен мне. Ты нужен нам, дурень. Сжимая плечо брата, Клаус смотрел в его глаза, но они становились все более серыми и пустыми. В них терялось тепло, искра жизни. Он видел, как жизнь медленно ускользала, как капли воды, бесследно исчезающие в песке. — Лилит, сделай что-нибудь! — пронзительно закричал он. Она ощутила всю горечь в его словах. Ей хотелось обнять его, принять на себя всю эту боль и печаль, утащить его из этого места, но единственное, что могла она сделать, это судорожно пытаться с Давиной замедлить неизбежное. Две девушки объединили усилия ради одной цели, несмотря на то, что природа диктовала им быть врагами. — Vitas Fasmatis. Ex Saleto, Revertas Fasmatis, — произнесла Лилит, перебирая заклинания в своем разуме, словно ища ключ. — Ex Saleto, Revertas Fasmatis. Ut Vectas, Vitas Fasmatos, Ex Saleto, — добавила Давина. Они боялись прерывать эту бесконечную мантру, которая наполнила все уголки их сознания, будто если они прекратят, то наступит страшное. Смерть. — Я не брошу тебя, Кол, пока не найду способ вернуть тебя, — всхлипнула Ребекка, и ему хотелось ухватиться за эти слова, как за единственную дощечку в открытом море. Сестра осторожно разглаживала волосы брата дрожащими пальцами, а он просто смотрел на нее, тяжело вздыхая. Он мечтал о единстве, о том, чтобы они всегда оставались вместе, как одна семья, обмениваясь поддержкой и любовью. Кровь начала проступать через нос. Кол сделал несколько рваных вдохов, каждый раз поднимая грудь с трудом, сопровождаемый судорогой, которая пробегала по его телу. Конечности будоражило, словно миллиардами крошечных иголок, пересыпающихся саднящим песком. Старшие братья, глядя на эту картину, прикрыли глаза, не в силах вынести эту боль. Лилит приподнялась, глядя на Давину, и утвердительно кивнула, подтверждая их мучительные поиски. — Кол, послушай, тебе осталось недолго, — подошла к нему его возлюбленная, переплетая пальцами его руку. — Скоро ты умрешь, но ты умрешь как ведьмак. — Мы осветим твое тело, и ты присоединишься к предкам французского квартала, — промолвила Лилит. — Душу можно вернуть обратно, — улыбнулась она сквозь горечь. — Давина — ведьма этого города, и мы сделаем так, чтобы у нее была сила регента. Тогда ей будет позволено вернуть одну душу. Она приблизилась к нему, осознавая, что на ее месте должна быть Давина, а не она. Их прогулки, смех, веселые истории, объединение магии, любовь — все это они пережили вместе. Они понимали друг друга, как никто другой. Но ныне Лилит должна была передать ему важные слова и склонившись к нему, она медленно двигала губами, шепча. — Кол, ты обязан вернуться. Тебя ждет племянница, — прошептала она. Зрачки его заполнили радужку, и, переведя взгляд на нее, он едва смог вымолвить: «Жива?», и она кивнула ему в ответ. Губы Кола шевельнулись в улыбке, прежде чем он испустил последний вздох. Присутствующие жаждали кричать охрипшими голосами, чтобы каждый уголок мира услышал их. Но их сердца были сильны и пропитаны надеждой. Отпускать людей в иной мир — это как выдергивать зуб. Когда его вырвали, ты чувствуешь облегчение, потому что страдание прекратилось, но сколько раз твой язык касается того места, где до этого был зуб? Вероятно, сотни раз в день. То, что он больше не болит, не означает, что ты забыл о нем. Остается щель. И они не забудут. Майклсоны должны быть вместе, единой семьей, а задавать Вселенной вопросы: за что и почему? Какая, черт возьми, разница, почему небеса снова обрушились на них? Они рухнули, следовательно, нужно выстоять.