Заходи

      — Заходи.        Робкий шёпот выбивает из груди весь воздух. Лёва начинает нервно потирать руки, пытаясь понять не ослышался ли он, и не было ли это просто полное страха «уходи». Но призывно открывающаяся простынь всеми силами кричит об обратном. Там, под всеми незримыми покровами, лежит уже не сопротивляющийся своей участи Лагунов. Такое поведение выводит из себя похлеще его надуманной храбрости. Сначала он играет в героя, а потом просто мирится со всем происходящим в один вечер?       Мысли бы так и съедали Хлопова, если бы не снова повторившееся «заходи же». Он вскакивает с кровати, натягивает на крепкие мальчишеские ноги брюки и кеды и выбегает прочь из палаты.        Четыре года. Вот уже четыре года он пытается подчинить Валеру. Им уже по шестнадцать, а он все так же любит эту игру в кошки мышки каждое лето. Стоило признаться, что за столько лет их догонялки зашли дальше, чем нужно. Иногда Хлопов не отказывал себе в удовольствии зажать Лагунова где-то за трибуной в разгар дня и наслаждаться тяжелым дыханием парня. Пару раз они даже устраивали забеги по лесу, в которых, правда, Валера всегда проигрывал и оказывался опять придавленным к чему-то вертикальному чужими руками. Все бы ничего, только с каждым годом Лёве становилось не столько весело, сколько приятно вот так подлавливать Валеру. Он обгонял очкарика почти на голову, а не остывающая любовь к футболу сделала его раза в полтора больше. В какой-то момент Лагунов стал все меньше походить на добычу, которую интересно поймать, и все больше на привлекательную жертву, которую точно не хочется съесть.        Разгоряченный мозг перебирал все воспоминания с парнем, который даже будучи зажатым в углу, всегда смотрел с укором и вызовом, заставляя пробегать мурашки по спине. Если бы вот такой Валера, смотрящий снизу вверх на капитана футбольный команды из-за роста и сверху вниз из-за своей гордости, что-то приказал Хлопову, тот бы беспрекословно послушался и позволил в полной мере управлять им. Нужно показать покорность перед этой силой, нужно заставлять помнить, что Лагунов может сделать с ним все, если прикажет. А тот вдруг резко распахивает простынь и нетерпеливо зовёт.       Плавиться начинает не только мозг, но и тело. Неужели, Валера правда решил, что Лёва собирается использовать его в качестве еды? За такое время, если бы он был нужен ему для этого, он бы давно под той самой трибуной впустил свои клыки парню в шею. Его будто окатывает холодной водой. Тело начинает ныть от напряжения и мысли, что Лагунов не глупый, он давно должен был понять, что все это лишь запугивания и шутки, а не реальная угроза. Значит и у него мог быть другой умысел, чтобы наконец-то пригласить Левку к себе?       Поднявшийся резко ветер заставляет громко зашелестеть листья. Обычный человек из-за такого шума ничего бы не услышал, но Хлопов то не обычный. Едва доносимый скрип петель двери их палаты не спутать ни с чем. Шестое чувство подсказывает, а разум уже знает, кто может стоять у него за спиной.        — Почему убежал?        — Почему пригласил?        Они сталкиваются взглядами, и Хлопов теряется от такого Валеры. Смотрит с вызовом, смело и с тем же будто обижено. Впервые за их четыре года в этих глазах так отчетливо видно обиду. И правда ведь. Каждый раз, когда Лёва где-то и как-то ловил парня, его лицо выражало любую другую эмоцию. Первое время страх, непонимание, презрение. Потом это сменилось вызовом и кричащей непокорностью. В последнее время так вообще запыхавшийся Лагунов иногда улыбался и посмеивался, когда его вновь загоняли в угол.       — Почему убежал?        — Почему пригласил?        Лёва чувствует себя дураком. Ходил изнывался весь, что Валере до него нет дела. Когда пустили слух, что какого-то кровопийцу подстрелили в лесу, сразу за забором лагеря, Лагунов первый примчался на футбольное поле и встревоженное подлетел к капитану команды, рассматривая на наличие ранений. Хлопов отшутился, что Валера ждёт не дождется его смерти, аж прибежал проверить сколько ему осталось, а тот лишь поджал губы и молча ушёл. Лёва тогда подумал, что попал в точку, раз товарищ так отреагировал. Теперь в голове роились новые догадки. Когда на весь лагерь гремело, что главный футболист сломал ногу, черноволосый чемпион вновь первым ворвался в лазарет. Хлопов, как последний дурак, выгнал его, думая, что тот пришёл поиздеваться. С каких пор жертва бежит к охотнику в руки?        — Почему убежал?        — Почему пригласил?        Хлопов сдаётся первым и бежит куда глаза глядят. Перемахивает через забор, и сам не замечает, что стоит у разрушенной церкви. Пришёл просить помощи у Бога. Если верить староверцам, этот мужик простит всё и всем. Нервно оглядывается то ли надеясь, то ли опасаясь увидеть знакомый силуэт. Почти шагает внутрь запретного круга, когда в спину летит надрывное:        — Почему ты убежал, Хлопов?        Валера, раскрасневшийся от бега, смотрит с укором. Как мама, когда ответственный пионер приносит четверку вместо пятёрки. Или как любимый человек, от которого ты пытаешься сбежать, потому что боишься. Трясёшься от мысли, что однажды игры зайдут дальше, что однажды голод пересилит, что однажды Лагунов посмотрит не с вызовом и усмешкой, а с нескрываемым отвращением.       — Почему ты пригласил?       Он опять не выдерживает первым. Срывается к Валере, стискивая в жарких объятиях. Парень рядом с ним натягивается как струна, а затем так же порывисто обнимает в ответ. Вот оно решение сложной задачи. Вот так хочется простоять всю жизнь, не отрываясь, забыв кто кем является.       — Почему ты убежал, Лёва?       Лагунов шепчет то ли себе, то ли парню напротив. А Хлопов понимает, что единственный смирившийся слабак тут он. Не пытался поговорить, не хотел искать компромисс, не думал, что можно честно во всем сознаться. Он отрывается от Валеры всего на секунду, чтобы потом вновь прильнуть, только уже губами. Выходит так, как и должно было выйти. Боязно, неуверенно и очень ярко. Вряд ли с таким что-то могло сравниться.       А потом вдруг осознаёт, что ничего не выйдет. Он кровосос уже навсегда, и подвергать опасности парня на всю жизнь опять боится. Он целует ещё раз, отталкивает Лагунова и скрывается где-то в лесу.       Паника в лагере быстро сходит на нет, потому что уже через три дня родители Лёвы сообщают, что тот живой и здоровый вернулся домой. Дело заминают, чтобы не портить жизнь будущему чемпиону. Мало ли, что в голову взбрело.       Валера все оставшееся время разрывается от мысли найти стратилата, выпросить обращение и нырнуть в освещенную рейку. Быть может не прояви он такую небывалую смелость, они бы до конца смены так и бегали с Хлоповым, изображая страшного кровопийца и его жертву. Сейчас в голове в принципе много мыслей о том как, когда и где что надо было сделать. Он смотрит на заброшенную церковь, возвращаясь в ту ночь, и больше не находит себе места. Выпрашивается пораньше уехать домой и не получает никакого сопротивления.       Последний раз окидывает взглядом территорию «Буревестника», но не пускает и слезинки. Хлопов бы точно не одобрил такого от примерного пионера.

***

      Год он думал, два решался и три искал оправдания. Не нашёл. Стоя перед дверью ещё пока незнакомой квартиры, двадцатидвухлетний Лев Хлопов, настоящий чемпион и победитель, опять боится. Кулак замирает в паре сантиметров от двери, когда та открывается. Перед глазами предстаёт все такой же красивый, как и все эти годы Валера. Они смотрят друг на друга, вспоминают старое, подмечают новое, расцеловывают глазами любимое лицо напротив.        Лагунов отмирает первый. Делает шаг назад в коридор. А потом невесомо, шепчет, как в те шестнадцать:        — Заходи.       И в этот раз Лёва заходит. Навсегда и может быть даже чуть дольше.