Сборник драбблов по баббл (не слишком ли много "б")

У Юры плохая память. Он пытается записывать на бумаге всё, что ему нужно запомнить. Рано утром он сидит над листом и пытается вспомнить: что он увидел на запястье перед рассветом? Что-то важное. То, что он не должен был забыть, но, видимо, всё же забыл. Этот пустой лист бумаги напоминает ему об упущенной возможности. О том, что он мог, наверное, что-то исправить или кому-то помочь. Душевных терзаний — ноль. Но его голова кипит от предположений. Его проблема в том, что он хочет помнить всё, но может запомнить малое. Например то, что годами будет висеть на холодильнике, то, что будет пробивать путь к долгосрочной памяти. Он просто не должен был засыпать, чтобы успеть переписать с руки на лист что-то важное. Юра не знает, что именно, но чувствует — это и правда важно. Иначе бы у него не было чистого запястья так долго. А там — не просто надпись. Там было ему послание. Что-то сказать? Что-то сделать? Утром он сидит над пустым листом. Днём он сидит над пустым листом, но уже на работе. Он приезжает в участок, чтобы закурить. Как забавно. Покурить он помнит, а руку свою — нет. Федя спрашивает: эй, всё в порядке? Федя бледен, плохо спит, а спрашивает про самочувствие у него. У Юры. У Юры, который спал всю ночь, чтобы утром что-то... потерять? Какие-то слова. Они сводят его буквально с ума, но он улыбается Феде и говорит: «всё нормально, Федь, ты сам-то как?» Федю в таком состоянии хочется либо обнять, либо не тревожить, и Юра выбрал бы последнее, если бы не одно «но» — впервые за эти годы Федя сам начинает разговор, сам подсаживается к нему в курилке. Юра, может, многое и забывает, но такие вещи врезаются не в память, а в самое сердце — поэтому он и помнит. Чувства запоминаются не так. Можно забыть, что такое любовь, но всё равно её чувствовать. Можно забыть человека, но всё равно по нему тосковать. Юра, к счастью или сожалению, человека не забывает. И сам не может, и Федя не даёт. Он с таким рвением бросает все силы на поиски Кости... Юра тоже бросает, но... он не всё способен запомнить. Не всё может успеть записать. Даже если будет проговаривать в голове адрес минутами и часами, там может хватить и одной секунды, чтобы отвлечься и забыть. Как хорошо, что Федя ничего не забывает. И как плохо, что он совсем не спит. — Ты бы взял выходной, Федь? Федя чувствует в вопросе оскорбление. Федя чувствует в вопросе немую просьбу прекратить. Сдаться. А потом, когда он смотрит на Юру, он понимает, что тот не желает никому зла. Не хочет ничего плохого. Он был там... и ничего не помнил. Юра был там... и оказался бесполезен? Или он что-то сделал? Его оправдали почти сразу. Хмурова сказала: следствие показало, что твоих следов не было. Хмурова сказала... что-то ещё. И Юра не помнит, было это в кабинете, было это в переулке, было это... Не помнит. Федя на вопрос качает головой: — Пока тело не нашли, — говорит спокойно, все силы тратит на то, чтобы не запнуться, — я не остановлюсь. Тело. Да. Тело Кости так и не нашли. Он искал Анубиса и, видимо, нашёл его. А что из себя представляла эта встреча — никто не знает. А, вот, Юра не помнит. Что там было? Кто там был? Какие-то выстрелы. Какие-то разборки. Юра на что-то отвлекался — и это его промах. Потому что стоит только посмотреть в сторону — и мир откатывает до заводских настроек. Снова приходится его узнавать. Повторять свои вопросы. Здороваться с одними и теми же людьми по десять раз на дню. Федя садится рядом. Юра не отводит взгляд, чтобы не забыть, что они говорят. Порой Федя делится мыслью: мне кажется, ты не настолько всё забываешь, это больше стресс. Юра переводит это как: ты просто не желаешь помнить. Он ставит это, вроде бы, не в вину, но вечерами Юра пытается не спать, чтобы увидеть надпись. Что-то важное. Но ни кружка кофе, ни попытки себя чем-то завлечь не спасают от перегрузки. Юра отключается вечером, до того, как его запястье начинает темнеть. До того, как эти черные линии складываются в слова. Он же ещё помнит, кто его соулмейт, правда? Он же это не выдумал? Утро встречает посеревшей надписью и карандашом, что закатывается под диван. У Юры смят листок бумаги, но он хотя бы под рукой. Под рукой, на которой написано: «это всё Хмурова, Юр, она в меня стреляла, не знаю, сколько ещё продержусь, но ты будь осторожен, ты должен обо всём рассказать Феде». Федя. Юра переключает внимание на другое имя. Сначала она. То, что нужно рассказать Феде — это он и без памяти поймёт. Но Хмурова. Это всё она? Юре нужно запомнить именно это. Юре нужно это записать. Он ищет карандаш. Падает на пол на колени. Больно. Надпись почти сливается с оттенком его кожи. Он тянет руку под диван, пытается достать карандаш. А где ручки? Где должны быть ручки. Что он делает вообще? Как же это глупо. Юра чувствует себя полнейшим идиотом. Он должен записать имя, а может только что-то вечно искать. Бродить в лабиринтах памяти изо дня в день и всё равно заходить в тупик. Карандаш в пальцах ощущается победой. Он берётся за чистый смятый лист и замирает. Чистая кожа на запястье. Чистая память, обновлённая под ноль. Что он должен был записать? Имя? Адрес? Послание? Он не помнит. Он снова забыл. Поэтому сидит над пустым листом всё утро. А потом едет на работу.