Сборник драбблов по баббл (не слишком ли много "б")

Костя не называет Федю «течным», потому что знает, как это напрягает его. В кресле начальства течным омегой не побудешь, тут нужна крепкая хватка, но это единственное слово, которое могло бы подойти. К Феде. К ситуации. Вообще. Костя его к шкафу подталкивает, и закрывает дверцу буквально его спиной. Федя перед ним в одних спортивных штанах да майке. И Косте не составляет никакого труда рукой нырнуть за пояс штанов и белья, и пальцами сначала раздвинуть ягодицы, а после надавить на вход, чтобы смазки стало выделяться больше. — Ну и куда ты в таком состоянии собрался? Хочешь, чтобы тебя там какой-нибудь альфа зажал? Как я. А Феде хочется отметить, что только Костя его так и зажимает: другим бы Федя голову откусил только за одно глубокое дыхание. — Я выпил таблетки, вот-вот подействуют. — Сказал: не отпущу. — А я сказал... Что там Федя сказал он уже и сам не помнит. Костя пальцами его ласкает. Именно что ласкает, а не растягивает или трахает. Его пальцы дырочку гладят, едва-едва края потирая, пальцы не проталкиваются даже на фалангу, и все кружат, размазывая смазку. Костя ждёт, что его руку зальет полностью. Федя ждёт, что неожиданно станет собранным. Но ни того, ни другого не происходит. — Кость, — Федя даже шепотом умеет говорить, как гребанный начальник. Он цедит имя грозно, и Костя, как аргумент, в его бедро вжимается пахом. И, блять. Стоит крепко. Федю кроет от мыслей, что это сейчас может быть в нём. Что Костя дотрахает до узла, вцепится в метку и только потом станет тихо. — Кость, — звучит уже почти умоляюще, что Феде дается с трудом. И знал бы он, как Грома разъебывает от приказного тона, он бы больше вот так умолял, чем строго говорил «я сказал — и точка». Никаких, блять, точек. Только пальцы. И текущий на них Федя. — Тш. Не сжимайся, Федь... Для протокола: Федя даже близко не сжимается. У него колени дрожат, а Костя свободной рукой его бедра раздвигает. И пальцы наконец-таки оказываются внутри. До хлюпанья и стона, который не удаётся скрыть. «Только не это» и «господи, да» смешиваются в голове в одно. И Федя знает, что он хочет и знает, что он должен хотеть. — Какой податливый, — шепчет Костя. И ухмылку с его лица теперь не стереть. — Не хочешь быть течным, но в моих же руках хорошо… Да, Федь? Скажи, что хорошо. Федя чувствует, как пальцы начинают двигаться. Костя их разводит, выпуская больше смазки, и все белье становится до неприличия мокрым. И хлюпает так, что закрывай глаза и думай, что сон. В реальности он должен быть уже собран и выходить на работу. — Что такое? Не хочешь эти пальцы? Мне их вытащить? Костя говорит таким тоном заботливым... Таким нежным. Участливо, а сам пальцы загоняет внутрь, поглубже. И каким-то чудом поворачивает запястье, чтобы костяшки пальцев так правильно промассировали стенки. Он только после этого тянет штаны и бельё с Феди вниз. Опускает до самых коленей, а дальше спасает гравитация — вещи падают на пол, и Феде остается через них переступить. — Теперь согласен пойти в кровать? Или мне тебя прямо здесь взять? Костя из дырочки выскальзывает и влажными пальцами по внутренней стороне бедра скользит, размазывая смазку. Он и ягодицы вниманием не обделяет. Движение вниз, снова внутрь, до самой простаты и наружу, чтобы в смазке испачкать бедро. — Я нахрен лишу тебя премии, — цедит Федя. И Костя усмехается: — Значит, здесь. «Прибью» — шепчет Федя. «Только посмей ещё раз». Костя смеется: «ну, раз ты просишь». И в дырочку упираются костяшки, что ещё неделю назад были сбиты в мясо. А теперь зажили к его течке. Как назло. Или специально. Костя пытается в него протолкнуть больше, чем есть. Он так старается, что чувствуется давление, и Федя на носочки встает, но с пальцев не слезает. Это просто позволяет ему чувствовать контроль. Точно прибью, думает Федя. Но Костю, дорвавшегося, уже несёт. Он трется о его бедро эрекцией, и совсем по-собачьи поскуливает. Руки, вот, распускает. Лает. Но знает, что, если не дали добро — нельзя. Поэтому пальцы трут стенки навязчиво, обещая, что будет лучше и больше, если Федя только позволит ему. — Хочешь глубже, да? — шепчет Костя, и носом ведёт по открытой шее. Пахнет так, что обалдеть. И Федя с таким запахом собрался руководить?.. Его бы обхаживали и слушались по одному взгляду, точно. Костя по себе это знает. И они бы за свои заслуги хотели сделать то, что делает сейчас он, потому что... а как иначе? Ему-то можно, у Феди на шее его метка. Только это можно разделяется на «можно, потому что Федя не против» и на «можно, потому что Федя разрешил». И сейчас состояние «не против» никак не доходит до «разрешил». Костя знает внутренне, что имеет право. Знает. Он только не знает, сколько еще раз придется провернуть пальцами, чтобы Федя сдался. — Нет? Не хочешь внутрь? Посильнее чтобы... Костя в запале подхватывает федино бедро, и к его заднице пробирается. Цепляется за ягодицу до побелевших костяшек, оттягивает, раскрывая, и быстрее пальцами толкается. Внутрь до упора, наружу. Снова в тепло и влагу (в которую бы вколачиваться без передышки) и обратно размазать смазку по заднице или внутренней стороне бедра. Федя издает такие стоны, такие приятные для слуха вибрации. Он глаза свои не открывает, растворяясь в этом. Костя и сам... Ну, почти. — Хорошо так? Скажи, Федь. Хорошо же? Федя хмурится и кивает, что затылком потом бьётся о шкаф, но это почти не ощущается, потому что пальцы давят на простату. Пальцы то внутри, то ласкают вход. По кругу, пока влаги не становится так много, что она стекает каплями. — Хорошо, блять, как хорошо, — Федя сам насаживается на пальцы. Костя проталкивает ещё один. Дает Феде ими себя трахать. И только шепчет «можно, Федь? Можно?» А Федя будто и не слышит. И Костя понимает — мстит. Получает наслаждение, которое Костя самолично ему преподнёс без всякой просьбы. Поэтому в ответ только стоны. Разве не этого ты хотел? Костя скулит-рычит-хнычет, но пальцами работает. Себе помогает только тем, что о бедро трётся, и его штаны оказываются с мокрым пятном посередине. Это всё Федя его испачкал. И внутри будто мысли испачкал… Костя даже по молодости так не срывался. Он брал то, что хотел, и омеги сам напрашивались на большее. На грёбанную охренительную вязку. А Федя не такой. Он сначала рычал, потом воспитывал, а теперь… разрешает быть рядом и любить себя всем нутром. И точно любит в ответ, только как-то по-садистски, что ли… Костя чувствует, как пульсирует нутро, как крепко дырочка сжимается на пальцах. И через несколько движений запястьем, Федя кончает у него в руках, зажатый между ним и шкафом. И блять. Федя обмякает. Костя его хватает и держит крепко-крепко. Больше не потереться. Нужно теперь остыть. Дать Феде всё обмозговать. — Ладно, может, премии я тебя не лишу, но, — Федя облизывает свои пересохшие губы и растерянного Костю от себя отрывает, указывая ему на кровать. — Ты на кровать. Это не я сегодня на работу не иду, это ты на неё не идёшь. Решение начальства. Костя садится на кровать, и сам и не помнит, как делал все эти движения. — Федь? — тихо спрашивает. Федя волосы своим приглаживает. — Не «Федь». Я иду в душ. Как раз к моменту, когда выйду, таблетки уже подействуют. Я на работу, у меня бумаг целый стол, а ты видел, какой он длины… стол этот. И на нём нет пустого места. Вечером вернусь и разговор продолжим. Разговор? Только разговор? У Кости так сильно стоит, что ему даже больно к себе прикоснуться. Он хочет во влажное лоно, потому что внутри Феди именно так… хорошо, тепло, в меру тесно. Слышно, как хлопает дверь ванной. Как шумит вода. Когда Федя выходит к нему, Костя предпринимает вторую попытку из разряда «не против». Но Федя чеканит «нет». — Будешь хорошим мальчиком, и вечером я уделю тебе время. А пока не зли меня лишний раз. Федя не течный, никогда этого не признаёт. Вообще это слово ненавидит, и таблетки свои эти дурацкие пьёт. А Костя всё чувствует и видит. И когда Федя, одетый в свою форму, подходит к нему и целует на прощание, Костя только шумно дышит. — От тебя всё ещё пахнет, — говорит тихо. — Потому что я твой омега. Тебе всегда от меня пахнет. К моменту, когда приеду в участок, от меня только твои феромоны почувствуют. За это и спасибо. Не такой уж и плохой утренний секс. Костя получает ещё один поцелуй и едва уловимое поглаживание по паху. Федя просто пробегается пальцами, и уходит. А Костя остаётся дышать остатками его запаха и надеждой, что вечером Федя будет в хорошем настроении для вязки.