Сборник драбблов по баббл (не слишком ли много "б")

Эти люди приходят и задают свои вопросы. Кажется, будто они всё видят, будто знают, что внутри, как и в карманах — пусто. И они осуждают его за это. Всё, что у него было накоплено, он растратил на людей, учёбу, работу и то, что все эти люди называют нормальной жизнью. Эти люди думают, что знают его. Они каждый день пожимают ему руку. Они каждый день говорят: «Юр, как твои дела?» А у Юры всё нормально. Он проебал себя, а не эти деньги. Он проебал всё то, что пытались вкладывать в него годами. Он это всё раздавал и был нормальным. Честно нормальным. Он так пытался наебать этот мир, что, кажется, наебал самого себя. Он притворяется, что ему нравится курить и нравится видеть взгляды. Нравится привлекать внимание. Нравится быть посмешищем для них — для какофонии лиц с работы. Ничего исключительного. Ничего интересно. А жить на что-то надо. Ему нужны ресурсы, чтобы и дальше раздавать частицы себя. Где-то улыбку. Где-то взгляд. Где-то притворство, что ему действительно интересно, кто и какой жизнью живёт. Кто и как обманывает себя, что он в порядке. А в ёбаном мире никто не может быть в порядке. И неужели он один, кто это видит? Ваш мир, говорит Юра, катится в такую пизду, а вы всё ещё копите деньги на вещи, которые вам не пригодятся. Вещи, которые скажут: ну, ты настоящий. Ты жив. Новое пальто. Стиральная машина. Пачка сигарет. Смятая купюра на проезд. Банка тушёнки. Хлеб. Трещина на подошве ботинка. Новые ботинки. Ещё одна покупка пальто. — Оно новое? — Федя замечает его вещи. Он гладит ворс на рукаве и говорит: — Неплохо. Юра улыбается широко. Неплохо — это когда ночами удаётся уснуть. Неплохо — это вернуться в квартиру и не почувствовать тревожную пустоту. Неплохо — это что-то из ряда вон. А пальто… — Да это же просто вещь. Она будет в несколько раз качественней его. Может быть, в теории, в неосознанном подсознательном, он точно знает, что, если укутается во что-то красивое и дорогое, во что-то качественное и правильное, он сам будет казаться таким. За этим ворсом никто не увидит ни тело, ни то, что делает с ним жизнь. Может быть, думает Юра, Федя действительно думает о том, что это всё неплохо. Что это не дежурная фраза. Что это не то, о чём Юра всегда говорит. Господи, да помилуй их всех и утопи. Без ебучего ковчега. Без предупреждений. Безжалостно, как умеешь лишь ты. Да будет в этом всём грёбанный аминь. — Много отдал? — Федя всё смотрит на эту вещь, будто бы сквозь него. Будто самого Юры здесь нет. И только когда он поднимает на него взгляд, Юра вдруг ясно осознаёт: он видим. К сожалению, всё именно так. — Не, н-немного. Но денег бы… ещё. Понимаешь? Зарплата была неделю назад. У Юры в кармане осталась мелочь. И на вопросительный взгляд, Юра мысленно отвечает, что он себя проебал, а не деньги. Хватит так смотреть. — Ничего, если у тебя нет лишнего, брат. Нет того, что Юре бы могли дать и он мог бы почувствовать себя чуточку лучше. Юра смотрит на то, как Федя достаёт кошелёк и тяжело в него вздыхает. Вот привычка —всё копить. Ничего не тратить. А потом давать это такому, как Юра, точно зная, что он сольёт каждую подаренную (ему в долг) копейку. — У меня немного, но постарайся растянуть. — Ты хотел сказать — не проиграть? Юра смеётся открыто. Он смеётся так, как может смеяться человек, которому плевать на свою жизнь. Плевать на то, будет ли он завтра есть или же сегодня его пришьют в подворотне за крупные долги. Юра хочет чувствовать жизнь — Юра собой рискует. Юре нужны деньги — он смотрит Феде в глаза. И бессовестно забирает то, на что Федя может прожить ещё неделю. Феде давно пора понять, что водиться нужно с другими людьми. Но Феде будто мёдом намазано рядом с ним. Он снова касается ворса на рукаве и улыбается. — Прошлое было жёстким, а это такое мягкое. — Хочешь себе пальто? — улыбается Юра. Федя открещивается: куда там. Эти покупки сейчас-то ему зачем? У него куртка ещё целая. Выглядит так, будто не отходила четыре сезона. Качество, Юр — оно вот такое. Не сиюминутное. И люди качественные тоже не сиюминутные и не такие вертлявые, как ты. — А ты примерь, — предлагает Юра. И ему приходится встать. Приходится проявить эту инициативу. Он снимает с себя новое пальто и расправляет его. Держит за воротник, внутренней подкладкой к Феде. — Давай, давай. Федя отсаживается и говорит «нет». Потом он говорит «да перестань». В ход идут доводы: другой размер, не та погода, да они так больше внимания привлекут. А Юра стоит. Он будто бы забывается. Его взгляд скользит то по стене, то по лицу Феди. Порой, если ненадолго замолчать, то можно увидеть, как Юра выпадает из этой жизни. Он головой уже не здесь. И он стоит. Наверное, думает Федя, ему может быть сейчас холодно. — Ты так и будешь стоять? Юра усмехается: а что ему терять? И Федя сдаётся. Он снимает свою куртку, поворачивается к Юре спиной и позволяет себе помочь. Для них всех это так просто — попросить, принять, смириться. Юра разглаживает плечи. Юра поворачивает Федю к себе лицом. — Ну и? А никаких тут и. Человек в пальто. Человек в пальто говорит: лучше же куртка. Юра говорит: тебе больше пойдёт плащ. Они не спорят об этом, они пожимают плечами. Это какой-то детский сад, говорит ему Федя. И он пальто снимает, и бережно передаёт ему. Как единственную драгоценность, что у Юры есть. Единственное, что в Юре ценно. Все эти вещи. Все эти атрибуты роскошной жизни, которую Юра бы продал вместе с собой, лишь бы не видеть утро. Юра натягивает пальто, как натягивает улыбку. — Тебе бы и правда подошёл плащ, — повторяет Юра. Федя его слышит, но делает вид, что это мелочь. Как та самая, что звенит в кармане. Её даже не хватит на проезд. Юру даже не хватит на человека. В Юре так мало всего, что, ей-богу, занять бы у кого-то и это. Горстку чувств, пару купюр личностных черт. Всё то, что он снова сможет впустую растратить.  — Я говорю серьёзно. Федя всё ещё делает вид, что это его не касается. Юра вздыхает и говорит: — Ты же знаешь? Знаешь же, что ты красивый? Федь? Красивый как человек. Красивый, как личность. Красивый, как настоящий и такой живой. Как нечто полное, целостное и закрытое. Как то, что ещё не успели выжать или сожрать в сырую. Федя приподнимает бровь: ты, Юр, дурак, говорить такое? — Правда ведь. — Ты это вообще к чему? Юра не знает. Юра растерянно разводит руками. Просто как факт. Просто как то, что он может увидеть. Просто как то, что не смердит дерьмом за километр. Федя отфыркивается и опускается на скамейку. Курилка в это время редко бывает заполнена людьми. Погода такая, что не понять, холодно теперь или тепло. Хрен оденешься по погоде. В куртке жарко. Без неё — холодно. Юра в своём новеньком пальто опускается напротив и молчит. Порой, если не задавать вопросы, Юра выпадает из жизни. Порой, если делать вид, что смотришь в сторону и не смотришь на него, Юра перестаёт быть собой. Федя видит, как исчезает с его лица улыбка и как опускаются плечи. Как он сипло вдыхает и снова себя будто по частям собирает. Всё начинается с подрагивания ноги. Потом в движение приходят пальцы. Юра снова становится главным в этом теле. И если он замечает взгляд, то весело приподнимает брови. Грёбанный мир. И грёбанная жизнь в нём. Юра говорит: просто поверь мне. Просто в двух вещах. Остальное, конечно же, ложь чистой воды. Это как Костя, который обещает, что не будет влезать в допрос, и каждый раз нарушает слово. Это как поверить в то, что у Грома бывают дни, когда он не думает о работе. Мир крутится вокруг этого вранья. Мир крутится вокруг этого лицемерия. Если только не притворяться, если только показать настоящее, оно будет таким же отвратительным, как тошнота или ком в горле. Это не Юре тяжело дышать, это миру слишком тяжело делиться с ним воздухом. —  И зачем ты мне это говоришь? — Федя добродушно смеётся, потому что не может принять, как факт: есть люди, считающие его красивым. Есть люди, считающие его одним из лучших. Есть люди, которые думают, что он заслуживает больше, чем отложенные деньги. Есть Юра, который думает именно так. И если в Юре осталось хоть что-то хорошее, если в нём осталась хоть капля чего-то — оно всё-либо отдано Федей, либо сохраняется для него. — Потому что я правда думаю так. — А я думаю, — Федя смотрит не на него, Федя смотрит куда-то вглубь. — Что ты не в своём уме. Знал бы он, насколько он прав, ни за что бы так не шутил. Юра улыбается и разводит руками. Юра говорит: может, я и сумасшедший, но точно не из-за того, что думаю, что ты привлекателен и что тебе подойдёт плащ. Такой бежевый. А под него — костюм. — Примем к сведению, — говорит Федя. Но знают оба — нихрена. Федя ещё год будет ходить, а то и два в этой куртке. Юра сменит ещё одно пальто. И этот круг никогда не прекратится. Только если бог смилостивится и утопит их нахрен. Юра закрывает глаза и представляет, как выносит себе мозги. Федя касается его пальто. Федя говорит: приятно. Правда, приятно. И Юра открывает глаза живым, без пулевого ранения, и с улыбкой отвечает, что да, он и сам это чувствует. А помимо этого — ничего. Федя касается руки. Юра раскрывает свою ладонь. Это длится не больше одной минуты. Но Юра всё это время не дышит. Просто подушечки фединых пальцев проводят по кромке рукава. Ныряют под тёплую ткань. Касаются запястья. Ведёт к ладони. По линиям, по которым предсказывают судьбу. Федя считывает его безнадёжные линии на руках и возвращается обратно. Он убирает руку. Он неловко кашляет. И он говорит: «тебе идёт, хорошее пальто, даже если потратил на него зарплату». И это ого. И этот Юра слышит от человека, не меняющего свой гардероб. И, может, дерма в Юре больше, чем проблесков интеллекта, но сейчас он знает, что хочет сделать. Сейчас он знает, что ему нужно на этот вечер. Он занимает у Грома деньги. Он занимает деньги у тех, кто ещё может смотреть ему в глаза и не морщиться (не волнуйтесь, думает Юра, больше, чем я себя, никто меня не может ненавидеть). Юра набирает сумму, которую не потратить в карточной партии. Юра набирает сумму, которую не слить на алкоголь. Юра набирает сумму, которую тратит на плащ не своего размера. Некоторые люди до сих пор считают, что многие поступки продиктованы богом. Но с чего люди взяли, что ему не насрать? Юра кладёт плащ следующим днём на стол в курилке. Юра слушает о том, что Феде оно не нужно. Но этот плащ ему так идёт. — Сколько ты за него отдал? Я тебе верну. Но Юра не отдал за него даже часть той суммы, которая висит на нём долгом. Он не отдал даже часть того, что Федя в него вложил. Юра говорит, что это пустяки. Юра говорит, что Феде к лицу этот цвет. Юра говорит: пожалуйста, просто прими. От всей души, что как решето внутри. Федя растерянно поправляет плащ. Юра видит, как ему тяжело принять этот подарок. Но Юра ничего не может с этим поделать — Юра смотрит и думать ни о чём больше не думает. И в его случае — это лучшее, на что он способен.