La Eme

Чонгук снимает с переносицы очки, откидываясь на спинку рабочего кресла, трёт глаза пальцами и смотрит на небольшие электронные часы, расположенные на краю стола. Время вечернее – без пятнадцати шесть – а значит, что Мико с Хавьером должны вот-вот вернуться с прогулки. Он спешит отложить всю работу, которой сегодняшним днём и так выполнил слишком много, и берёт в руки телефон, проверяя сообщения и входящие звонки. И как всегда, от него – ни одного. Альфа даже усмехается, находя такой привычный игнор со стороны своего мужа чем-то милым, и прикрывает веки на пару секунд, позволяя глазам отдохнуть от тысячи букв, что они успели прочитать за добрые шесть часов. — Спишь, что ли? — и знакомый голос вырывает из лёгкой полудрёмы внезапно. Чонгук открывает глаза, встречая на себе наигранно незаинтересованный взгляд мужа, и шумно выдыхает, потягиваясь. — От тебя ни слуху ни духу. Как обычно, — беззлобно говорит он, упираясь локтями в стол. Омега проходит в глубь кабинета, не удосужившись закрыть за собой дверь, и пожимает плечами, останавливаясь возле Чонгука и уперевшись бедром в край стола. — Работал. Некогда было. — Сложно хоть точку мне отправить, чтобы я знал, что с тобой всё в порядке? — снова без лишних негативных эмоций отчитывает Чонгук. — С моим замужеством охрана ходит за мной по пятам, Чон. Тебе, поверь, не о чем беспокоиться, — вздыхает он в ответ. — Конечно, Чон, — передразнивает его альфа, снова откидываясь на спинку кресла. — Мало ли, кто-то захочет на тебе нажиться за мой счёт. — Ты меня сильно недооцениваешь в таком случае. — Ой, Тэхён, — тихо посмеивается Чонгук. — Иногда мне кажется, что я тебя даже переоцениваю. И возможно, это моя ошибка. Потому что иногда Чонгук представляет себе жизнь, в которой Ким Тэхён – уже как почти пять лет Чон Тэхён – где-то от него поодаль и совершенно в нём не нуждается. Порой даже закрадывается мысль, что сердце этого неприступного омеги он мог и не заполучить по итогу всего того года, что он его старательно добивался, и становится в такие моменты не по себе. Потому что как бы Тэхён ни юлил, ни язвил и ни проявлял свой характер, что, кажется, с того времени стал чуточку мягче, только относительно его семьи, Чонгук не представляет своего существования без этого человека, как бы ни пытался. Шесть лет назад он влюбился, сейчас – крепко любит, и вряд ли когда-то что-то изменится. Тэхён отходит от стола, подходя ближе к Чону, и становится за его спиной, укладывая ладони ему на плечи. Чонгук накрывает его руки своими и спокойно интересуется, прислушиваясь к запаху терпкого сливочного ликёра, давно смешанного с его собственным: — Как прошёл день? — Довольно муторно. Три часа спорил с индонезийцами по телефону, потому что они, по-моему, слишком тупые, чтобы вникнуть в условия нашего соглашения, что мы им предоставили на прошлой неделе, — фыркает он. — Ещё бы минут пятнадцать, и я бы точно послал их к чёртовой матери. Благо, Юнги вовремя вмешался. Заезжал в клуб. Два собеседования с новыми мальчиками-танцорами. Такие симпотяжки, ты бы только видел, — хмыкает на ухо альфе Тэхён. — Поэтому в их смены ты туда не зайдёшь. Чонгук удивлённо вскидывает брови, оборачиваясь через плечо: — Что? Даже вырывается тихий смешок, потому что не верится. Но омега отнимает одну руку от плеча, чтобы развернуть его голову обратно к столу, и усмехается: — Я сказал, ты туда не пойдёшь. Они слишком сладкие, а ты последние полгода на зубы жалуешься. Чонгук всё же не выдерживает и тихо смеётся, качая головой: — Если ревнуешь, так бы и сказал. Знаешь же, что мне кроме тебя никто не нужен. — Я не ревную, Чон. Умерь своё эго. Всего-то беспокоюсь за твои зубы. Цены нынче у стоматологов слишком высокие. Боюсь, разоришься. — Говори больше, смерть моя, — Чонгук подносит одну руку Тэхёна к своим губам, оставляя на тыльной стороне ладони мягкий поцелуй, где покоится обручальное кольцо. Всё равно прекрасно видит. Тэхён когда-то обещал не надевать перед Чонгуком масок, и если он словами доказывает совсем обратное, то по игриво угрожающему тону голоса и сцепившимся на плече пальцам он отчётливо понимает, что это ничто иное, как ревность. Тэхён на эти слова ничего не отвечает. Склоняется ближе и почти кладёт подбородок альфе на плечо, где покоятся их руки, и говорит больше деловито: — Я вообще чего зашёл-то: у меня пара вопросов. Первый: где моё сокровище? — Мико гуляет с Хавьером перед ужином. Вернутся, кстати, минут через пятнадцать. Тэхён на это удовлетворительно мычит, будто что-то прикидывает в своей голове. — Хорошо. Тогда второй вопрос, — и игриво прикусывает Чона за мочку уха, понижая тон голоса минимум на октаву: — а в душ со мной пойдёшь? И Чонгук сказал бы, что это слишком заманчивое предложение, но: — Мико вернётся через пятнадцать минут, дорогой. Какой душ? — Тот, что через три двери от нашей спальни, — снова игривый укус за мочку уха. Рука омеги сползает с плеча Чонгука ниже, по груди, и останавливается в опасной близости от резинки домашних спортивных штанов. — Тем более Мико вернётся с Хавьером, а пятнадцати минут нам вполне хватит. Заговорщической тон, нежные прикосновения, дразнящие ласки. — Ты сегодня поразительно ласковый, — шепчет Чон. Он снова накрывает блуждающую ладонь омеги своей, что совершенно не мешает Тэхёну накрыть сплетением их рук его член и сорвать с губ альфы шумный выдох, и догадывается: — Течка? Тэхён ему на ухо вдруг соблазнительно смеётся, облизывая губы и задевая кончиком языка щёку, и честно отвечает: — По прогнозам календаря: завтра. Только хочу я тебя уже сейчас. Так пойдёшь со мной? Или мне в одиночку справляться со своими желаниями? — и, будто издеваясь, нарочно выводя, добавляет: — Мне не привыкать. Мой бывший муж часто пропадал во время моего скачущего либидо. Но сколько бы ни прошло лет, Чонгук до сих пор испытывает злость хоть при самом малейшем упоминании Матео Гонзалеза. Альфа натягивает языком щёку, разворачиваясь на стуле лицом к Тэхёну, и хватает его талию, пересаживая на свои колени. Тэхён тихо ойкает, снова соблазнительно посмеиваясь, и елозит задницей на уже призывно привставшем от его ласк члене Чона, закинув руки ему на шею. — Ещё хоть одно слово о нём, и я тебя выпорю, Чон Тэхён, — Чонгук легко шлёпает мужа по ягодице, заставляя его тем самым дёрнуться вперёд и почти коснуться своими губами чужих. Тэхён жарко выдыхает ему в рот, прикусывая нижнюю губу. — Пойдёшь со мной, и я заткнусь. Но только на сегодня. Насчёт завтра придётся подумать. — Какая же ты сволочь. — Сколько раз я этот уже слышал… Скажешь что-нибудь новое? — Мико пожелал на день рождения яхту. Абсолютно серьёзно отвечает Чонгук, и Тэхён даже выпрямляется, вскидывая бровь. — Что? — и абсолютно забывает про свои попытки вполне успешного соблазнения. — Ты просил сказать что-нибудь новое. Этого ты ещё, полагаю, не слышал. Такого он не слышал абсолютно точно. И был уверен, что в жизни его уже ничто не удивит. — Какая, твою мать, яхта?! Ему пять лет! — Я сказал то же самое, — согласно кивает Чонгук. — И догадайся, чья это идея. — Я Хосоку скоро язык отрежу и заставлю его сожрать, — раздражённо выплёвывает Тэхён. — Давно пора запретить ему общаться с нашим сыном. — Он его крёстный отец. К сожалению. — И что этот придурок ему сказал? Я уверен, Мико его процитировал. О, да. Чонгук помнит, с каким важным видом озвучивал не свою идею подарка на день рождения его сын, и благодарит Хосока за то, что он сдержался от нецензурных высказываний. — Я буду катать на этой яхте своих омег, пить бейлис и танцевать под Бруно Марса. Дядя Хосок сказал, что яхта необходима каждому альфе, поэтому я хочу яхту! — цитирует Чонгук Мико. Тэхён бы, несомненно, от таких высказываний пятилетнего ребёнка засмеялся, но уже разозлившийся на Хосока омега только ещё больше раздражается и снова ёрзает на паху мужа, заставляя того нервно выдохнуть и схватиться вновь за ягодицы мужа. — Вот же кретин… Чему он учит ребёнка? — Смерть моя, хватит меня возбуждать. — Я всё правильно делаю, — снова переключается на прошлую тему Тэхён, вновь начиная ёрзать на коленях альфы. — Мне необходимо прямо сейчас сбросить стресс, поэтому ты всё равно идёшь со мной в душ, Чонгук. Или прямо сейчас возьмёшь меня на этом столе. Тэхён кивает головой в сторону рабочего стола, заваленного бумагами, всё ещё не разобранными до конца, и провоцирует ещё больше, склоняясь ближе к альфе и облизывая языком его щёку. Чонгук вновь мнёт его ягодицы в руках, тем самым провоцируя в ответ, и уже сам целится на вышеупомянутый душ. И собирать потом документы с пола и снова искать какие для чего совершенно не хочется. — Никакого стола, — предупреждает Чонгук, склонив голову в сторону и позволяя Тэхёну оставлять на шее поцелуи-укусы. — Но душ, если встанешь передо мной на колени. У него тоже есть свои условия. Потому что Чонгук за пять лет получал от Тэхёна минет всего трижды. И каким бы податливым омега ни был во время близости, соглашаясь почти на всё, что предложит ему муж – оральными ласками радовал его только альфа. У Тэхёна есть свои принципы, и с ними Чонгук давно смирился. Как и с тем, что в принципе, особой игривости и нежности он получал от омеги исключительно перед течкой, когда организму просто требовался альфа, потому что он всё ещё учится быть ласковым, и это даётся весьма трудно. Но то, что искренне радует Чонгука: Тэхён старается проявлять свои чувства. Как-то по-своему: словами, совершенно отличающимися от того, что он испытывает на самом деле, но старается. Запрещает появляться в его клубе из-за симпатичных мальчиков, что радуют глаза клиентов, но не должны попадаться на глаза его альфе; по утрам готовит завтрак, отправляя повара поспать подольше, чтобы самостоятельно порадовать свою семью; вечера проводит с сыном и мужем, расслабляясь после долгого дня; а перед сном предпочитает долгие поцелуи, невинные ласки и засыпать именно в руках Чонгука, потому что «так теплее и удобнее», несмотря на то, что на улице в Талуке извечно тепло, а подушка куда мягче, чем крепкое плечо альфы. Тэхён действительно любит, а не притворяется, и этого уже достаточно, чтобы любить его в ответ и ухаживать так, как подобает, доказывая, что полюбил он не зря. — Положишь мне под колени что-нибудь мягкое – встану. И тут без условий не обошлось. Чонгук тихо смеётся, ощущая, как омега ведёт языком вверх по кадыку, останавливаясь на подбородке, а после легко его прикусывает. Он бы ему и перину подложил, это совершенно не составит труда. — Коврик пушистый, что ты купил месяц назад, подойдёт? Белый, больше даже плюшевый, с вкраплениями чёрных узоров, напоминающий мрамор. Обычно он лежит где-то в стороне и используется только самим Тэхёном, когда он выходит из душа, привычно желая сразу почувствовать тепло и мягкость, но иногда применение ему находилось другое. Пусть редко, но находилось. И Тэхён полностью согласен. Удовлетворённо мычит, вновь принимаясь ласкать мужа сквозь домашние штаны, и тут же оказывается подхваченный на руки, издав тихий смешок. Дверь в ванную оказывается закрытой сразу же на замок, во избежание третьих лишних, а Тэхён – прижатым к холодной кафельной стене. Времени терять на прелюдии сейчас совершенно некогда, движет ими только обоюдное желание, поэтому омега запрокидывает голову, позволяя мужу ласкать его шею, облизывая, целуя, оставляя лёгкие укусы, а Чонгук принимается расстёгивать пуговицы на шёлковой блузе, обнажая медовую кожу. Руки альфы гладят острые лопатки, спину, спускаются вниз по позвоночнику, вызывая мурашки, от которых Тэхён ёжится, тихо посмеиваясь; останавливаются на ягодицах, сжимая их. Тэхён отзывчиво льнёт к груди Чонгука, блуждая ладонями по крепким мышцам, цепляется пальцами за края домашней футболки, из-за чего приходится на пару секунд друг от друга оторваться, чтобы стянуть её с тела мужа, и сам тянется за глубоким страстным поцелуем, обвивая шею Чонгука. — Мы и так опаздываем, — торопливо горячо шепчет альфа, отрывая от себя омегу почти силой. Тот смотрит на него уже мутными глазами, неосознанно потираясь пахом о бедро мужа, и запоздало кивает, облизывая красные губы. Шепчет почти одержимо: — Коврик, Чон. Иначе никакого минета. Словно он его шантажирует. Чонгука это забавит, потому что по глазам с поволокой похоти отчётливо видно, как Тэхён этого хочет сам, бросая взгляд на ширинку мужа – ох уж эти взыгравшие гормоны, – и отходит от омеги на пару шагов, чтобы ногой подвинуть коврик от туалетного шкафчика у раковины точно к Тэхёну. Альфа протягивает ему руку, помогая встать сначала ступнями на мягкую пушистую подстилку, а потом и опуститься на колени. Тэхён смотрит на него снизу вверх, чертовски соблазнительно, сексуально. Волосы в лёгком беспорядке, зрачки расширены, глаза блестят опасным огнём. Вот-вот начнётся пожар. И Чонгук ничуть не мешает, убрав руки за спину, когда Тэхён сам приспускает штаны альфы вместе с бельём, освобождая член, и сжимает его в своей ладони, большим пальцем очерчивая крупную головку. Чонгук тихо низко стонет, толкаясь языком в щёку, ступает всего на шаг ближе, чтобы Тэхёну не пришлось сильно елозить на коленях, и прикрывает в удовольствии веки, стоит омеге коснуться языком влажной от естественной смазки уретры. Он собирает каплю, очерчивая кончиком каждой сантиметр головки, смакует чуть солоноватый вкус и насаживается ртом сразу наполовину, игриво очерчивая теперь каждую набухшую вену. — Чёрт, Тэхён, — срывается с губ альфы приглушённо, когда он всё-таки зарывается пальцами во взлохмаченные волосы омеги, мягко массируя кожу головы, и чуть толкается бёдрами вперёд, заставляя того подавиться. Тэхён шлёпает мужа ладонью по обнажённой ягодице, прося больше не двигаться, потому что привыкает к размерам в своём рту, игнорирует слезящиеся глаза, что блестят теперь ещё больше, и сам начинает насаживаться почти до основания, призывно постанывая. И Чонгук совершенно не понимает, почему Тэхён так категорично отказывается от минета каждую близость, за исключением течек. Потому что альфа уже через пять активных оральных ласк готов кончить и дёргает Тэхёна за волосы назад, заставляя оторваться от слишком приятного занятия. Тот усаживается на коврик полностью, облизывая вновь ещё больше опухшие красные губы, вокруг которых смесь из слюны и смазки, что стекает по подбородку, вид чего заводит до невозможности. И по глазам отчётливо видно, что он бы непременно продолжил, но Чонгук хватает его за руку, поднимая на ноги, и ведёт за собой в душевую кабину. Закрывает дверцы, включая сразу сильный поток тёплой воды, отчего волосы омеги мокнут, прилипая ко лбу и щекам, и сам опускается перед ним на колени, помогая избавиться от брюк. Оставляет на округлых бёдрах поцелуи, спускаясь ниже: колени, голени, кончики пальцев и снова вверх; и разворачивает мужа к себе спиной достаточно резко, отчего Тэхён вскрикивает, но не возмущается, игриво поглядывая из-за плеча и закусывая нижнюю губу. Альфа приникает к его губам, почти в них вгрызаясь, с них же пьёт воду, что стекает по лицам, мешая нормально открыть глаза, и легко ведёт указательным пальцем меж разведённых руками омеги ягодиц, легко толкаясь одной фалангой в раскрывшийся влажный вход. — Ты ужасно течёшь, — констатирует факт Чонгук. Смазка почти стекает по его руке, будто началась уже сама течка. Приятно хлюпает, когда к одному пальцу он добавляет второй, трахая мужа только так, и бьёт по рецепторам слишком дурманящим запахом сливочного ликёра. — Я половину дня представлял, как ты меня трахнешь. Конечно, теку, дорогой. О чём речь? — жарко шепчет Тэхён, снова пытаясь найти губы мужа своими. — Давай уже, вставляй. Нас вообще-то ждёт сын. — Как приятно, что ты во время секса думаешь о ребёнке, — Чонгук легко прикусывает нижнюю губу омеги, заменяя пальцы на член в размазанной по нему смазке, оставшейся на руке. Тэхён закатывает глаза, откидывая голову альфе на плечо, и заводит одну руку ему за шею, впиваясь в неё пальцами, стоит головке коснуться заветной точки. — Ты по этой причине не хотел идти со мной в душ. Я бы, кстати, жутко разозлился. — И выселил бы меня в гостиную на диван? — усмехается Чонгук. Проводит языком по щеке омеги, собирая с неё воду, как живительный напиток, и толкается быстрее и сильнее, вырывая пленительные, низкие гортанные стоны. — Пошёл бы спать на улицу, — хрипит Тэхён. Скребёт ногтями по загривку альфы, удерживаемый на ногах только его руками, дышит надрывно и часто, а всё равно спорит. — Без меня бы ты не уснул, смерть моя, — шепчет ему на ухо альфа. Толкает резко и грубо, заставляя Тэхёна почти взвизгнуть от пробившего каждую клеточку тела тока, тут же закрывая ему рот рукой, чтобы заглушить этот звонкий звук. Чонгук знает, что Тэхён без него вряд ли уснёт. Бывали дни, когда он засиживался в кабинете допоздна, а Тэхён уже лежал в спальне. Ворочался, смотрел глупые шоу по телевизору, разговаривал с Юнги по телефону, что-то напевал себе под нос, читал. А засыпал, только когда его обнимал муж, ограждая от всех бед одними руками. Тэхён в нём ощущал свою безопасность. Видел свою крепость. Свою опору. И как бы порой ни ёрничал, ни возмущался, ни огрызался из-за стресса на работе, но всегда приходил к нему. Обнимал. Сам. Целовал. Сам. Не говорил ни слова. Чонгук всё понимал и решал проблему. Разговорами. Ответными ласками. Действиями по отношению к тем, кто посмел нарушить душевное равновесие его семьи, что уже три года как являлась одной большой. Не существовало больше Нуэстра Фамилии. Не было и Ла Эмэ. Была одна Форталеза Фамилия, что по праву считалась самой сильной преступной группировкой в Мексике и вела общий бизнес только с Арийским братством под руководством Ким Намджуна и его правой руки Пак Чимина. Остальные были лишь выгодным сотрудничеством. Они же – неизменными, преданными друг другу компаньонами, от которых не стоило ждать ножа в спину. Это решение далось трудно. Первое время Тэхён полностью отказывался что-то объединять и отказывался принимать помощь даже от Чонгука, несмотря на то, что они были уже женаты и жили в особняке семьи Ла Эмэ – в своё семейное гнездо Ким отказывался возвращаться сам, не желая даже видеть те стены, в которых он провёл мучительные двенадцать лет. Альфа же просто предлагал отдать своё имя и имя своей семьи ему, не прося ничего взамен. Потому что так хотелось. Иметь с Тэхёном всё общее. Дом, сына, семью, жизнь. Но как-то вечером омега сам завёл разговор об объединении. Без лишних ссор, высказываний и протестов. Молча принёс бумаги, в которых уже был составлен единственный пункт, гласящий, что отныне семья Нуэстра Фамилия и семья Ла Эмэ существуют как одна единая под названием Форталеза Фамилия, и просил поставить свою подпись. На вопрос: «Что значит Форталеза?», он ответил просто: — Крепость. И этого было достаточно. Достаточно для того, чтобы понять, что отныне они – одно и навеки. Что Тэхён доверяет Чонгуку полностью и безоговорочно, вверяя теперь не только свою фамилию, своё будущее и своё сердце, а ещё и бизнес, который мог оставить себе в случае, если когда-то в их отношениях что-то пойдёт не так. Тэхён исключал этот случай. Чонгук был рад до скрипа в груди от такой молчаливой откровенности. А большего ему и не надо было. — Чонгук… Надрывный стон Тэхёна врывается в затуманенное сознание слишком резко. Чонгук задумался лишь на мгновение, но двигаться в омеге не перестал. Лишь замедлился, растягивая такое желанное удовольствие на подольше, а времени и так в обрез. Тэхён уже скребёт ногтями кафель, убрав руку от шеи мужа, насаживается на член сам, подвиливая бёдрами, дышать старается глубоко и часто, голова кружится. Он почти умоляет хриплым голосом, сплёвывая под ноги собравшуюся во рту воду: — Быстрее. Я сейчас кончу. Чонгук удобнее перехватывает разгорячённое не только от воды, но и от возбуждения тело в своих руках, удерживая теперь омегу за грудь, массируя соски, щиплет их, трёт между пальцев, продолжая срывать с губ Тэхёна надрывные стоны. Тот плотно прижимается к его груди спиной, то запрокидывает, то склоняет голову, не понимая, в каком положении будет удобнее, и в итоге кладёт свои руки поверх ладоней Чона на своей груди и вскрикивает слишком громко, роняя голову на плечо альфы. Тэхён кончает слишком бурно, сотрясаясь всем телом. Чонгук рычит ему в ухо, облизывая мочку, цепляясь за жемчужную серьгу-колечко, что он подарил ему на прошлую годовщину в качестве апперетива перед главным подарком – неделей отдыха на гавайских островах, вдали от работы, друзей и суматохи – и больно прикусывает за шею, что стала вновь в открытом доступе. Тэхён лишь зарывается дрожащими пальцами в мокрые волосы альфы, продолжая тихо постанывать ему на ухо, пока Чонгук рвано входит в него, доводя и себя до крайней точки, что уже совсем близко: в паху сладостно тянет, пульсирует; и ещё спустя пару резких толчков он кончает внутрь, прижав к себе омегу как можно ближе. — Знаешь, — шепчет загнанно Тэхён спустя пару минут, пока они так и стоят под водой, приходя в себя. Тэхён – практически лёжа на муже, Чонгук – всё ещё внутри омеги, — подумываю сделать в спальне зеркальные потолки. — Чтобы смотреть на то, как я тебя трахаю? — догадывается альфа, оставляя лёгкие нежные поцелуи на щеке Тэхёна. А он даже не думает оправдываться: — Да. — Хоум-видео тебе уже мало? — посмеивается Чонгук, наконец-то выходя из Тэхёна. Тот с облегчением выдыхает, сладко простонав, и поворачивается к Чону лицом, по-прежнему удерживаемый его руками. — Мало. И, как удивился Чонгук год назад, когда Тэхён сам предложил снять домашнее порно, просто потому, что ему вдруг захотелось посмотреть на них, соединённых в любви, со стороны. Альфа всё списывает на очередную течку, потому что было это предложено в самый её разгар, Тэхён уповает на то, что это было его маленькое низменное желание. Как и зеркальные потолки в спальне. Но кто такой Чон Чонгук, чтобы отказывать самому Чон Тэхёну? — Делай, что хочешь. Думаю, мне тоже понравится. Буду нарочно заставлять тебя смотреть на себя, потому что, может, себя ты и видишь слишком строгим и важным во время секса, а на самом деле выглядишь жалко и просишь каждый раз больше, — Чонгук шепчет мужу точно в губы, улавливая, как Тэхён легко усмехается на эти слова. И добавляет: — Но оттого ещё сексуальнее. В такие моменты хочу драть тебя, как маленькую непослушную сучку. — Я опять возбуждаюсь, Чон, — смеётся своим прекрасным бархатом Тэхён и сам утягивает альфу в поцелуй. Чонгук разрывает его почти сразу же, шлёпая омегу по ягодице, и резко разворачивает его снова к себе спиной, приказывая: — Душ, господин Чон. Мико с Хавьером уже вернулись.

***

— Чонгук, принеси мои подавители, я пока спущусь сделать кофе. Это Тэхён уже говорит, стоило только выйти из душа на еле гнущихся ногах от пережитого удовольствия. Альфа останавливается в проходе, поправляя на себе чистую футболку, что надел с минуту назад, и задумчиво выгибает бровь. — Зачем? — Думаешь, я совсем идиот сидеть перед гостями с усилившимся запахом? Не тупи, ради Санта Муэрте. Ах, точно. Он совсем забыл о том, что сегодняшний вечер должен пройти в компании близких людей: Хосока с Юнги и Чимина с Намджуном. Вместе они собираются редко, чтобы никто никуда не спешил, не опаздывал и не отвлекался, поэтому день для встреч приходится выбирать заранее. — Может, отменим тогда? Перенесём на следующую неделю. Не хочу, чтобы ты мучался, потому что мы что-то запланировали. Он до сих пор вспоминает состояние омеги в ту ночь, когда они собирались встречать корабль в порту. Тэхён выглядел неважно. И слишком желанно в тот момент. И он даже не знает, что из этого хуже. — Дорогой, — вздыхает омега, оборачиваясь на мужа через обнажённое плечо. — Я чувствую себя хорошо. Просто не хочу, чтобы другие альфы мной дышали. Боюсь, ты переломаешь им позвоночники. Даже несмотря на то, что этими альфами были его лучшие друзья и верные коллеги. Тэхён никогда и не пытался привлечь чьё-то внимание, а флиртовал с партнёрами ради собственной выгоды, на каждое предложение о встрече отвечая твёрдым отказом и равнодушным в сторону чужих ему людей: «Я замужем». Он обещал, что и не посмеет на кого-либо смотреть, пока Чонгук будет относиться к нему с уважением и любовью. Чонгук и не старался. Просто делал то, что хотелось: заботился, баловал подарками и был рядом в каждую трудную для мужа минуту. Тэхён, по правде говоря, тоже не старался сдерживать свой интерес в сторону альф. Его просто не было. Для него уже около шести лет существует только один. — Утрируешь, — смеётся Чон, но идти против воли Тэхёна не хочет, поэтому соглашается с условием: — Хорошо. Если станет плохо, скажешь. Я отправлю их по домам. Тэхён бурчит вымученное: «Как скажешь» и покидает спальню, успев застегнуть на себе лёгкую льняную рубашку, вынырнув из прохода. Чонгук качает головой, заходит в комнату, чтобы быстро высушить волосы феном, что оставил для него Тэхён, на что уходит минуты две от силы, и, прихватив из прикроватной тумбочки блистер с таблетками, что использовались омегой на самом деле очень редко, только если случай был критическим, и спускается вниз, на кухню. Мужа он находит возле кухонного островка с туркой в руках, поэтому подходит со спины, одной рукой обвивая тонкую талию, а второй – протягивая омеге таблетки, и укладывает свою голову ему на плечо, начиная ласково целовать шею. — Я тебя сейчас ошпарю, — шипит Тэхён, пытаясь уйти от настойчивых поцелуев. — Это угроза? — хмыкает ему на ухо Чонгук. — Это предупреждение. Не видишь, я занят? — Опять включил в себе вредину? — Даже не думал, — и это правда. Если раньше, в первый год знакомства Тэхён вёл себя с альфой действительно по-скотски, то уже на протяжении пяти лет с ним он ведёт себя свободно. Не боится смеяться, плакать, появляться в неподобающем виде – нагим или уставшим до чёртиков. Раньше на то были причины. Сейчас он сохраняет строгость с мужем только на работе или при партнёрах. Дома, в кругу друзей он не скрывает своих чувств. — Просто ты нарываешься на ожог, потому что я с горячей туркой. Чонгук прекращает свои пытки, сочтя это за весомый аргумент. Дожидается, пока Тэхён поставит турку обратно на плиту, а кружку отодвинет подальше от края стола, и снова принимается целовать омегу в шею и плечо, крепко сжимая уже обе руки на талии мужа. Тэхён тихо смеётся, стараясь вырваться из плена, пихает альфу плечом, ожидая, что в любой момент на кухню забежит Мико, что, по словам встретившего его в коридоре Хавьера, отправился переодеваться, но тот даже не собирается отставать. — Чон, прекрати! — громко шепчет Тэхён. И как бы вырваться он ни пытался, но каждый поцелуй расцветает на коже приятными мурашками. Так и должно быть. — Не могу. И не хочу, — снова горячий шёпот на ухо. Тэхён опять начинает плавиться, ощущая, как настойчивые руки ползут ниже, по животу до резинки домашних светлых брюк. Тэхён тут же за них хватается, пресекая это безобразие на корню. — Чонгук! Отстань, говорю! Сейчас уже спустится… — Папа! Мико появляется на пороге кухни слишком внезапно. Чонгук отходит от омеги сразу же, потому что не готов пока пятилетнему сыну рассказывать, а чем это тут они с его папой занимаются, а Тэхён пихает его локтем в живот, бросая грозный взгляд, и тут же обращает всё своё внимание на мальчика, бегущего к нему с раскинутыми в сторону руками. — Моё сокровище, — шепчет ласково Тэхён, подхватывая альфочку на руки, и целует его в румяную щёку, не сдерживая тёплой улыбки. Если в его жизни есть альфа, которого он любит больше Чонгука, то только Чон Мико, обнимающего папу за шею. — Как прошёл твой день? Мико тут же дует губы, и вся его радость при виде родителя исчезает, когда он недовольно бурчит: — Он отказался покупать мне яхту на день рождения! И так капризно, что омега не сдерживает тихого смешка. Но тут же смотрит в глаза сыну слишком серьёзно, говоря строго: — Он – это кто? — Он! — повторяет мальчик, указывая пальчиком на отца за спиной омеги. Но такой ответ Тэхёна не устраивает. Он повторяет ещё раз: — Кто? — Отец, — наконец-то сдаётся Мико. — Правильно, моё сокровище, — уже мягче смотрит на сына Тэхён. — И запомни, ещё раз услышу от тебя неуважительное отношение в сторону отца, отлуплю. На самом деле блефует. Тэхён бы никогда не посмел поднять на ребёнка руку, даже в воспитательных целях, но на альфочку это работает исправно. Он тут же снова дует губы, только теперь виновато, и тихо просит: — Прости. — А теперь слушай меня, — продолжает он, — никакой яхты ты не получишь, потому что думать об этом тебе ещё слишком рано. И дядя Хосок сегодня получит по макушке за свои глупые идеи, — чуть злобнее фырчит он, слыша смешок за спиной от Чонгука. — Не вздумай его больше слушать. — Ну, папа! — Никаких «ну, папа», молодой человек, — мотает головой Тэхён. — Могу предложить тебе альтернативу в качестве маленького электрокара. Будешь кататься по саду. А иначе в подарок ты получишь курсы испанского и французского на два года раньше. Мико думает недолго, потому что, что ещё нужно детскому уму, а потому он почти сразу кивает, соглашаясь. — Хорошо, — машет головой задумчиво. — Тогда можно пойду, расскажу Хавьеру? Он тоже обрадуется! Тэхён согласно мычит, опуская мальчика на пол, но как только тот собирается сорваться к своему гувернёру, омега ловит его за руку и почти приказывает: — Извинись перед отцом и иди. Мико не думает спорить. Он подходит ближе к главе семьи, что присел перед ним на корточки, и говорит почти шёпотом: — Прости меня. Я больше так не буду. Чонгук на своё чадо ничуть не злится. Он протягивает руки к сыну, заключая альфочку в свои объятия, и говорит ему на ушко: — Я не злюсь на тебя, моё сердце. Я тебя бесконечно люблю. И целует в макушку курчавых чёрных волос. — И я тебя, отец. Чонгук отпускает Мико, позволяя ему убежать к Хавьеру, и поднимается на ноги, становясь рядом с Тэхёном, отпивающим чуть подостывший кофе. — Я правда убью Чон Хосока. — Ключ от сейфа у меня. А именно в нём с появлением в доме ребёнка и хранится два оружия. Тэхён пожимает плечами: — Голыми руками задушу. — Тэхён. — Яхта, блять! — полушёпотом шипит он. — Тэхён, — настойчиво повторяет Чонгук. Омега всё же обращает на него взгляд. — Я поговорю с ним. Не переживай. Мико быстро отвлёкся от своей идеи. — Зато я придумал, что ему подарить, — слишком просто соглашается омега. — До этого даже понятия не имел. — Видишь, две проблемы решились сами собой. — Осталось решить третью, и заживём. — Тэхён! — уже со смехом зовёт Чонгук, прекрасно понимая, о какой «третьей проблеме» идёт речь. Тэхён оставляет уже почти пустую кружку на столе и подходит ближе к альфе, невесомо целуя его в щёку. — Я шучу, Чон. Пойду, проверю, готово ли мясо для барбекю. Чонгук не совсем уверен в том, шутит ли Тэхён, потому что он прекрасно осведомлён, насколько может быть жесток его муж, но отпускает его со спокойной душой и направляется к Мико, чтобы забрать с собой в сад для подготовки гриля.

***

Гости приезжают к шести часам вечера. Первыми заявляются Юнги с Хосоком, успев поругаться раза два за день и третий – по дороге, поэтому заходят они по отдельности, не обращая друг на друга внимания. За ними минут через десять у массивных ворот паркуется внедорожник семьи Ким, и Тэхён с усмешкой наблюдает за тем, как Намджун помогает выбраться из машины беременному Чимину, который причитает, что нужно было ехать на чём-то попроще, потому что в этой махине его укачивает. Встречать их Тэхён вызвался один, не став отвлекать Чонгука и ребёнка от великого занятия, просто наблюдая за тем, как они дерутся на деревянных саблях из окна. — Я понять не могу, — говорит Юнги, когда они впятером находятся на кухне и собирают плетёную корзину, чтобы накрыть стол в резной беседке, — а племянник мой где? — С отцом бесится в саду, — отвечает Тэхён, доставая из холодильника две бутылки красного вина, и кивает в сторону окна, где Чонгук уже лежит на траве, получая фальшивые ранения игрушечным оружием, подняв руки вверх. Юнги улыбается уголком губ, а Хосок, подхватив со стола апельсин, хмыкает: — Блин, надо было ему предложить кольт на день рождения. Тэхён оборачивается на него, сверкнув огоньком в глазах. — Я тебе за яхту сейчас буду резать язык, — омега поднимает со стола нож, ловко прокрутив его в ладони. Чон сразу же жмётся к Юнги, как к своему щиту, на что получает толчок в спину, чтобы не прятался за спиной. Тем более Мин всё ещё с ним не разговаривает. — А что ты так боишься? Как предлагать такую чушь моему пятилетнему сыну, так ты первый, — хмыкает Тэхён, шагнув вперёд. — А как отвечать за свои слова, так сразу последний в списке. Конечно, калечить Хосока никто не собирался. Просто Юнги бы не позволил, даже Тэхёну. Да и у самого главы Форталеза Фамилии не было такого в планах, а все слова про убийство – способ высказать свои негативные эмоции, он всего лишь запугивает. Предупреждает. Хосок жмётся ближе к своему омеге, несмотря на то, что тот всё равно пытается его оттолкнуть от себя, спокойно уплетая виноград, а Тэхён ступает ещё ближе, крутя потенциальное холодное оружие между пальцев. — Да не пугай ты его, — отзывается вошедший в кухню Намджун. За ним плетётся Чимин, вытирающий руки мягким полотенцем. — И не собирался, — и Тэхён отступает назад. Легко втыкает нож в деревянную доску, продолжая заниматься своими делами, будто только что не пытался устроить кровавую расправу в своём доме. — Что произошло? — интересуется Чимин. — Я предложил Мико на день рождения яхту, — выдохнув, отвечает Хосок, получая подбадривающие похлопывания по плечу от Намджуна. — Тэхён не одобрил. — Нахрена Мико яхта в пять лет? — всё ещё недоумевает Чимин. — Спроси у этого придурка, — бурчит Юнги. Хосок поворачивается к нему сразу же. — Ну, розочка! — Отвали от меня, Чон Хосок. Я с тобой не разговариваю. — Так, а между вами что опять произошло? — спрашивает уже Намджун, поглядывая то на одного, то на второго. Юнги отмалчивается, поднимаясь со стула, и подходит ближе к омегам. Хосок мотает головой, потому что весомой причины он не знает. На этом непонятный немой диалог заканчивается. Омеги направляются в беседку накрывать стол, а альфы отправляются к Чонгуку, чтобы наконец-то начать жарить мясо. И стоит только разлить по бокалам вино, а Чимину протянуть яблочный сок, потому что он сам себя оградил от алкоголя, к ним в беседку забегает Мико, раскрасневшийся после игр с отцом. — Юнни! Минни! — ласково зовёт своих знакомых Мико. Чимин сначала целует мальчика в щёку, а Юнги ласково гладит по макушке, протягивая дольку мандарина. — Боже, я не видел тебя неделю, а по ощущениям – год! — поражается Мин, присаживаясь возле альфочки на корточки. — И с каждым днём ты всё больше становишься похожим на отца. От папы только глазки достались. И тут Тэхён даже не спорит, опуская взгляд на Мико, радостно смотрящегося на дядю Юнни, потому что Чон Мико точная копия своего отца. Почти не отличить. — Зато сразу видно, что ребёнок точно Чонгука, — отзывается Чимин. — Вы думали, я пять лет от вас скрывал, что родил от кого-то другого? — хмурится Тэхён, делая глоток алкоголя. — К счастью, а может, к сожалению, в моей жизни на тот момент было двое альф, и один из них бесплодный. — Мы и не сомневались, Тэхён, — кивает сам себе Юнги в подтверждение своих слов. — Просто у них поразительное сходство. Чонгук сделал себе близнеца. — Да уж, — а Тэхён в ответ мычит. — Даже немного обидно. Рожал и мучался я, а сходство у него только с Чоном. И как бы Тэхён действительно ни пытался найти в Мико свои черты лица, не получалось. Возможно, он думает это потому, что у них родился альфа, поэтому и доминантными генами стали именно гены Чонгука, передавшиеся малышу. Будь у них омега, то точно был бы похож на Тэхёна. Но и это его не так уж сильно и расстраивает. Своего ребёнка Тэхён любит до невозможности, а потому иногда сам себя корит за то, что когда-то собирался сделать аборт. — Слушайте, — подаёт вдруг голос Чимин, покручивая в руке стакан с соком и наблюдая за тем, как Мико, поздоровавшись с омегами, снова убегает к альфам – жарка мяса его привлекает куда больше, чем болтовня, — Господин Ким, а рожать больно? Хороший вопрос. Тэхёну он бесконечно нравится. — Просто Тэхён, Чимин, — отзывается он. — Сколько лет знакомы… — … а Чимин всё проявляет уважение и не может свыкнуться с тем, что теперь они не просто знакомые, партнёры, коллеги, а больше одна семья. — И я давно уже не Ким, — кивает, принимаясь нарезать фрукты. Чимин слабо улыбается: — Хорошо. Так… рожать больно? — Адски, — и Тэхён не собирается врать. — Первые часы, когда отходят воды, вполне терпимо. Когда схватки усиливаются и учащаются, можно умереть от болевого шока, — он говорит спокойно, а вот Чимин, поглаживающий округлый живот, в котором уже восьмой месяц находится маленький омега семьи Ким, отнюдь не спокоен. — Рожать тоже крайне неприятно: представь, что из тебя вылезает целый человек. Но поверь, стоит только увидеть малыша, почувствовать на своей груди, забываешь обо всём. Особенно если он в точности похож на отца. Юнги на эти слова хитро хмыкает, покручивая в руке бокал вина, но так и не сделав ни одного глотка. — Вы посмотрите на него, — елейно тянет омега. — Кто мне девять месяцев жужжал на ухо, что ненавидит Чон Чонгука? Мин до сих пор помнит тот разговор в больнице после родов Тэхёна, помнит его возражения, очередную просьбу не лезть не в своё дело… Тэхён снова отпивает вина, закидывая в рот ягодку черешни. — На тот момент я его уже любил. Не хотел признавать. — И когда ты осознал свои чувства к Чонгуку? — спрашивает Чимин, как и было сказано, без напускной вежливости. Пак прекрасно помнит, как относились друг к другу главы двух семей. Особо не вникал в их отношениях, но всегда находился рядом, а оттого и было интересно. — Я бы так не говорил, — мотает головой Тэхён. — Скорее, я тогда уже что-то испытывал, но не был готов это признать. — Так когда? — настаивает Юнги. — Месяце на пятом-шестом, когда увидел, что Чонгук и правда не позволит себе сделать мне больно, не оставит и пойдёт на всё ради меня. Омеги ничего не отвечают. Юнги прекрасно знал, какое отношение бывшего мужа смогло так погубить Тэхёна. Чимин был наслышан. Этот путь уже давно пройден, поэтому никто и не жалеет. Просто понимающе молчат. Тэхён затянувшуюся тишину прерывает первым: — Так а вы почему с Чон Хосоком снова в раздрае? И переводит взгляд на Юнги, что с момента приезда на своего альфу даже не смотрит. Чимин ловит глазами Намджуна, посылающего ему воздушные поцелуи. Тэхён наблюдает за Чонгуком, возящимся с Мико, чтобы ребёнок случаем не попал в огонь от гриля. А Юнги – поникший. Он и отвечает нехотя: — Дома не ночевал. — А разве они вчера втроём не обсуждали какой-то там договор, который завтра будут заключать с Японцами? — припоминает Чимин. Он собирался поехать с Намджуном, но тот почти силой заставил его остаться дома. — Чонгук тоже поздно вернулся, — соглашается Тэхён. — Да, но я вчера вообще-то его ждал до четырёх утра, — и прорывает: — Хотя я просил его вернуться пораньше. У нас же теперь одна семья, я уверен, что Чонгук бы прекрасно справился и без него. А он утром заявляется как ни в чём ни бывало и мимо меня в душ. — Я думал, ты не настолько истеричка, чтобы отчитывать альфу из-за работы, — хмыкает Чимин. Юнги поджимает губы и всё-таки делает большой глоток, тут же отставляя бокал в сторону. — Я и не истеричка, — он на самом деле никогда особо эмоциям волю не давал. — Просто обидно. Я два часа ужин готовил, ждал, просидел до полуночи, как идиот. А когда понял, что ждать уже бесполезно, начал звонить. Он мне не отвечал. Я и разозлился. Утром наорал на него. Послал куда подальше. — И сказал, чтобы собирал вещи и проваливал? — усмехается Тэхён. Припоминает. Юнги кивает. — Я два года назад чуть не развёлся с Чонгуком, когда он вернулся днём следующего дня, хотя я просидел почти пять часов в кружеве, потому что у нас была вообще-то годовщина. На самом деле он прекрасно знал, что Чонгук проводил встречу с партнёрами из Италии, которая стоила их семье достаточно крупного дохода. Да и за работу он альфу никогда не пилил, понимая, что это действительно важно, как бы ни хотелось провести время вместе. Но из-за скачущих гормонов в предтечном состоянии настроение решило уползти вниз, и скандала Чон не избежал. Тэхён даже был готов развестись. Просто потому что. Но после долгих извинений на коленях, когда Тэхён сладко стонал с языком альфы между его ног, развод благополучно отменился. — Да я знаю, — вздыхает устало Мин. — Я вообще-то не хотел так резко. А… вышло как вышло. Это всё гормоны, чёрт возьми. — То есть отдать вам Мико на недельку не получится? — интересуется невзначай Тэхён. У него самого вот-вот начнётся течка и он собирался сегодня вечером предложить самому младшему Чону погостить у дяди Юнни. Юнги трёт лицо руками, кивая. — Да получится. Я заберу. Просто… дело даже не в этом! — прикрикивает он, тут же замолкая, чтобы не привлечь лишнее внимание альф, среди которых и его благоверный, что несёт наказание игнором. — Хосок, по-моему, иногда ведёт себя крайне безответственно, и это мне не даёт покоя. — Вы же шесть лет с ним вместе. Тебя это раньше не смущало, — спокойно говорит Чимин, вытягивая ноги. — Не смущало, — и крайне напряжённо: — До этих пор. — Ты что-то темнишь, дружище, — щурится Пак. Юнги приходится шумно вздохнуть, прежде чем собрать волю в кулаки и сказать напрямую еле шевелящимся языком: — Я беременный. Повисает тишина. На пару долгих секунд, пока Юнги бегает глазами от Тэхёна к Чимину, словно боится какой-то отрицательной реакции, но Тэхён только снисходительно усмехается, а Чимин чуть не подскакивает с мягкого кресла, почти крича: — Господи, это же прекрасно! Поздравляю! — Закройся! — сразу же прерывает его Юнги, осматриваясь. Он ловит непонятливый взгляд Хосока, что отвлёкся от разговора с Чонгуком и Намджуном, и корчит лицо в гримасе злобы. Чимин вскидывает руки в сдающемся жесте, пока Мин снова сникает и смотрит теперь на Тэхёна, заканчивающего заниматься сервировкой. — Что мне делать? — и обращается он именно к нему. — Почему ты спрашиваешь у меня? — не понимает омега, пригубливая вино. — Вы должны обсуждать это между собой. Юнги понимает, что это в принципе, логично. Но у него по-прежнему где-то на задворках сознания есть пункт на преданность семье, работе, своей собственной важности среди всех обстоятельств… Юнги понимает, что он далеко не один, что в основном сейчас всё ведение бизнеса лежит на плечах альф, а мысли порой всё равно уходят в совсем другое русло. Будто собственная семья и дети для него ничего не значат. — Но работа ведь… — подаёт он бесцветный голос. Тэхён опасно хмурится. — Ты в своём уме? — спрашивает слишком строго. — Ты сейчас боишься, что я отправлю тебя на аборт или отрежу у Хосока яйца просто потому, что ты беременный? Даже будь я настолько жестоким, я не имею права об этом говорить: у меня муж и ребёнок где-то возле гриля бегает. — Тэхён неосознанно бросает взгляд в сторону альф и почти седеет на глазах, когда видит, что Мико стоит к пышущему огнём грилю слишком близко, а альфы курят возле яблони, о чём-то слишком заинтересованно болтая. — Чон Чонгук, немедленно убери Мико от гриля, пока я тебе голову не открутил! — кричит он злобно на весь сад, и Чонгук тут же откидывает окурок в сторону, подбегая к сыну, чтобы подхватить его на руки и поставить к декоративному пруду, что-то нашептав на ухо. Тэхён вновь поворачивается к омеге и сокрушённо выдыхает. — Хотя, мне кажется, я скоро убью первого за то, что он не смотрит за вторым, и стану дважды вдовцом. Чимин тихо смеётся, прикрывая рот ладонью, а Юнги улыбается уголком губ, понимая, что он слишком долго себя накручивает, и каждый раз совершенно безосновательно. — Ладно, ты прав, — соглашается Мин. — Если я сам не убью Хосока, я с ним наконец-то поговорю сегодня вечером. — Только не сломайте психику моему сыну, ради Санта Муэрте, — серьёзно предупреждает Тэхён. — Я всё ещё намерен отдать вам его на недельку. — У тебя течка? — скромно интересуется Чимин. Тэхён молча кивает. — Я и ощущаю, что ты пахнешь слишком сильно, — и только когда омега принюхивается, Пак поясняет: — Нет, нет. У меня с беременностью сильно обострилось обоняние. Иногда в людных местах меня мутит от обилия чужих ароматов. — Первые месяцы тошнило от запаха Юнги, — честно признаётся Тэхён. Мин кидает в его сторону обиженный взгляд. — Ничего не мог с собой поделать. Мне становилось лучше только рядом с Чонгуком, как бы я не хотел этого признавать. — Хосе говорит, что это просто потребность организма в альфе, ребёнка которого ты носишь. Я разговаривал с ним об этом на втором месяце, когда приходилось носить на носу шарф Намджуна. Да, все помнят, как Чимин появлялся на приёмах или на общих собраниях, обмотанный шарфом альфы под самые глаза. Выглядел он крайне нелепо, особенно в помещениях, но иначе он попросту не мог спокойно существовать. Мутило до лёгкого головокружения. — Никогда этого не понимал, но не могу не согласиться, — Тэхён кивает своим же мыслям, усмехаясь где-то внутри, и шумно вздыхает. — Пойду, посмотрю, всё ли у них готово. Так и до следующей жизни можно прождать.

***

Спустя ещё полчаса наконец-то рассаживаются за стол. Обсуждают не работу – что-то личное, отдыхают после тяжёлой трудовой недели, выделив себе пару выходных. А когда вечер почти подходит к своему завершению, все сидят, просто оттягивая время до расставания друг с другом, пусть и не на долгие часы. Альфы отходят в сторону на перекур, отправив Мико, что целый день возле них вился, к Хавьеру, дабы тот помог ему собрать вещи к Юнни и дяде Хосоку. — Ты сегодня подозрительно подавленный, — констатирует факт Намджун, что полдня наблюдает за правой рукой Форталеза Фамилии. — Что случилось? Хосок сплёвывает под ноги густую слюну и устало вздыхает, упираясь спиной к стволу яблони. — С Юнги посрался. Причём на ровном месте, — и добавляет чуть тише. — Я собирался ему сегодня предложение делать. — У-у-у-у, дружище, — Чонгук ободряюще хлопает его по плечу. — Могу пожелать удачи. — Ты нагоняешь на него суету, Чон, — фырчит Намджун. — Хосок, успокойся. Я думаю, Юнги уже остыл. — Но несмотря на то, что вы вместе шесть лет, а предложение ты ему делаешь только сейчас, он может прострелить тебе яйца, — всё равно хмыкает Чонгук. — Да закройся ты! — опять шикает Намджун. Чонгук вскидывает ладони, мол, ладно, я не мог не поиздеваться хоть чуть-чуть, и снова ободряюще хлопает альфу по плечу. — План имеется? Кольцо, цветы? — интересуется Ким. Хосок понуро кивает, прикусив губу. — Да всё готово уже. Кольцо купил ещё неделю назад. У меня медведь плюшевый, двухметровый, тоже неделю в багажнике катается. Приходится трупы возить на бугатти, потому что багажник мерса занят! — сокрушается он, как малое дитя, топая ногой. — А теперь я думаю, что он меня пошлёт в задницу, и точно не в свою, и мои шестнадцать лет, что я посвятил ему, канут в лету. Он такого просто не переживёт. Хосок посвятил Юнги почти всю свою сознательную жизнь, и если на предложение руки и сердца он получит твёрдый отказ, альфа себя попросту застрелит. Смысла жизни больше существовать не будет. — Не утрируй и утри сопли, нытик, — пытается поддержать Чонгук. — Где тот Чон Хосок, которого я знал? — вопрос, собственно, риторический. — Предлагаю идею в общем: сейчас ты быстренько метнёшься за цветами, мы с Намджуном отвлечём наших омег, чтобы они не обратили внимания на твоё отсутствие, а как будешь подъезжать, позвони. Мы включим какую-нибудь романтическую херню, которую слушает Тэхён, когда ловит отходняки после течки, — и его даже не сильно волнует, что он только что выдал секрет его всегда жестокого и холодного на публику омеги, потому что никто на его слова и внимания-то особо не обратил, внимательно вслушиваясь в план. — Скажу охране раскрыть ворота, и ты эффектно въедешь на территорию, чтобы сделать предложение. От Тэхёна, который, вероятно, соберётся тебе расколоть череп за испорченный газон, я тебя отмажу. Не переживай. И, чёрт возьми, план звучит прекрасно. Надёжно, как швейцарские часы! Лучше и быть не может. Даже та же вероятность проломленной головы руками Тэхёна из-за газона не пугает, но Хосок откровенно боится получить отказ, зная характер своего омеги. Он даже такие банальные слова, как «люблю тебя», слышал от него посредством «ты меня бесишь» и «я тебя ненавижу», поэтому серьёзность его намерений до сих пор остаётся под вопросом. И неважно то, что они уже четыре года живут вместе по инициативе самого Юнги. Хосок видел, насколько он был зол сегодняшним утром. И накручивать себя он тоже очень любит. — Ну, план хорош, — соглашается Хосок, нервно хмыкнув. — А если всё-таки откажет? — Не будь ты тряпкой, чтоб тебя! — тычет в плечо ему пальцем Намджун. — Соберись! Мы поможем! — Давай, тащи свой зад к машине и вали за цветами, — на выдохе говорит Чонгук. — Это приказ! Хосок усмехается, делая последнюю затяжку, и кивает. Всё же приказ, пойти против он не имеет права. — Да, босс, — звучит как-то смиренно. — Поеду. Не давайте ему заметить, что меня нет. Юнги и так внимания не особо обращал на отсутствие своего альфы. Погружённый в себя, он даже пропустил тот момент, когда за столом снова начался шум и гам, будто они не собирались вот-вот разъезжаться по домам. Кажется, отсутствие Хосока заметил только Тэхён, о чём и спросил у сидящего рядом Чонгука, что нежно поглаживал его бедро ладонью. Тот ответил, что Хосок просто надумал мириться и уехал за цветами, не раскрывая всего секрета. Через полчаса Чонгуку приходится отойти в сторону, чтобы ответить звонящему Хосоку с просьбой открыть ворота. Альфа приказывает заняться этим охране, патрулирующей территорию, и как только на территорию с неплохим разворотом въезжает чёрный мерседес-седан, подскакивают со своих мест почти все. Даже Чимин, передвигающийся уже месяц с большим трудом. Чонгук направляется к ним лёгкой походкой, пока Тэхён фурией вылетает из беседки, благо без оружия, и со злостью смотрит на выходящего из салона с пышным букетом белых роз Хосока. — Я тебе точно сейчас проломлю череп! — шипит омега, направляясь к перепуганному от такого взгляда альфе. — Ты, блять, знаешь, как дорог мне этот газон?! Чонгук успевает перехватить мужа до того, как тот достигает своей «жертвы», и успокаивающе шепчет в ухо: — Мы играем на эффект неожиданности. Хосок Юнги предложение делать будет, не рычи. — Только после того, как я его кастрирую! Ты знаешь, сколько я угрохал на этот газон? Сколько, в принципе, Тэхён вложил в их семейный быт и общий дом. Поначалу перемены он делал с разрешения Чонгука, обсуждал с ним всё, что собирался переделать под себя, а последние года два он просто периодически меняет интерьер, делает перестановку, занимается садом так, как считает нужным. Чонгук не спорит, не запрещает, не лезет, понимая, что всё это омега делает для них, для их семьи. А уж сколько он маялся с этим газоном и сколько лично изводил садовников… — Знаю, смерть моя. Знаю, — гладит его по спине Чон. — Но ради Санта Муэрте, не порть момент. Я потом лично подравняю тебе этот газон. Просто смотри. Альфа указывает пальцем на Хосока с Юнги, что стоят друг напротив друга. Чон – с дурацкой улыбкой на лице, Мин – с выражением лица, будто его привели на программу «Сто идиотских вопросов». Тэхён успокаивается с трудом, но кладёт голову мужу на плечо и наблюдает, пытаясь унять внутри клокочущую злость от испорченного газона. — Розочка моя, — привлекает общее внимание Хосок, обращаясь к Юнги. Он сжимает в руках букет, пытаясь выглядеть как можно увереннее. — Давай мириться? Альфа протягивает Мину букет, на который омега смотрит то ли с удивлением, то ли со скептицизмом, но принимает его, вдыхая сладкий аромат. Когда-то он сказал Хосоку, что терпеть не может белые розы – розы в принципе – но только потому, что знал, что именно белые розы символизируют чистую, искреннюю любовь. Знал ли об этом сам альфа или всегда дарил их на интуитивном уровне? Юнги устало вздыхает, больше для наигранности: — Устал я от тебя, Чон Хосок. Никакой в тебе ответственности нет. И это его главный страх. Вид у альфы по-настоящему виноватый, когда он опускается на колени и складывает руки лодочкой, почти умоляя: — Ну, прости меня. Да, я знаю, что виноват. Что обещал прийти намного раньше, что ты меня ждал. Но это работа, розочка. Я правда не хотел так сильно опаздывать. Прости? — и с такой искренней надеждой, что Юнги еле сдерживает улыбку, всеми силами сохраняя невозмутимое лицо. — Юнги, я люблю тебя. Очень. И ты меня тоже… — а потом вдруг замолкает. Уже спрашивает: — Любишь же? Потому что он ни разу не слышал, чтобы омега признавался в чувствах так открыто. — Бесишь ты меня, — вместо желанных слов отвечает омега. — Я даже сейчас хочу тебя пристрелить, после того, как вроде остыл, потому что эти блядские брюки я стирал и гладил самостоятельно, а ты сейчас стоишь коленями на траве, чтоб тебя! — Юнги… — Но люблю я тебя, — наконец-то говорит он, массируя переносицу пальцами. — Люблю, говнюк ты такой. Но это всё равно не мешает тому, что ты меня бесишь! — фыркает он. — И встань ты уже, я потом их не отстираю! Хосок его не слышит. Уже не имеет значения, что он чувствует влагу на коленях из-за того, что брюки точно промокли и испачкались – он купит новые, не проблема, хоть на все семь дней недели на месяц вперёд. Всё, на что его хватает, это достать из кармана бархатную коробочку с кольцом, что уже неделю ждёт своего часа, и просто просит почти шёпотом: — Выходи за меня? И видит Санта Муэрте, как Юнги сдержаться сложно. Он пытается силой опустить уголки губ, что так и лезут наверх, находит в себе силы так и стоять на месте, чтобы не сорваться к альфе, но так и сдаётся. Расплывается в улыбке, настоящей, искренней, десневой, и просто кивает в ответ на предложение. Не согласиться он не мог. Юнги подходит ближе к своему уже будущему мужу, пока тот снова поднимается на ноги, не обращая внимания на то, что брюки неприятно липнут к коленям, и надевает на безымянный палец кольцо омеге. Мин сразу же целует альфу у всех на глазах, получая со стороны восторженные свисты и громкое: «Поздравляем!»; и снова садятся за стол, чтобы выпить ещё по бокальчику. — Ну что, — спрашивает Намджун спустя ещё полчаса, — ещё на пару часиков задержимся? — Мы бы с радостью, — кивает Тэхён, — но у нас ещё свои планы. — У Тэхёна просто течка, — абсолютно спокойно оповещает Чонгук. — Закрой рот, дорогой, — шипит ему в ухо омега. Даже беззлобно. Просто предупреждая. — Так, стоп, — тут же восклицает Хосок, — значит, мелкий на нас неделю? А ничего, что мы собирались отмечать помолвку в кровати? — Уложите ребёнка спать и по-тихому в спальне поиграете, — цокает Чонгук. — Мы так часто делаем. — Тогда какого хрена вы так не сделаете сейчас? — возмущаете Чон. — Потому что ты будешь делать так, как сказал я, — пихает его в бок Юнги. — И я хочу провести неделю с племянником. Тебе полезно будет поучиться ухаживать за детьми. — Когда ты вообще родишь-то? — Через девять месяцев, Чон. — Ага, — бубнит он, — сначала надо залететь, потом ещё проходить скол… Погоди-ка, что? — доходит до него слишком поздно. Юнги только поднимается со своего места, укладывая ладонь на живот, и направляется из беседки к дому. Хосок за ним подрывается сразу же, вызывая смех у всех остальных, и только Чонгук склоняется ближе к Тэхёну, чтобы снова прошептать ему на ухо: — Я второго хочу. Сделаем? Тэхён только ведёт плечом, усмехаясь, и тоже поднимается с места, направляясь к дому.

***

Последними провожают новоиспечённых помолвленных. Тэхён успевает только прикусить губу, прежде чем оказывается зажатым в руках мужа, и тихо ойкает, тут же бархатно смеясь альфе точно в губы, что уже находятся в опасной близости от его собственных. Чонгук водит носом по щеке омеги, дышит глубоко, впитывая в себя слишком сильный аромат сливочного ликёра, что сейчас перебивает ноты его собственного, который уже долгие годы носит Тэхён на себе. И жадно сжимает тонкую талию в своих руках, притираясь пахом к согнувшемуся бедру мужа. — Подавители перестали действовать, — коротко изрекает Чонгук, не стесняясь своего вдруг вспыхнувшего голода и опасного желания, что видно в расширенных чёрных, словно антрацит, зрачках, заполнивших всю радужку. Этот запах кружит ему голову уже столько лет, а надышаться он им не может до сих пор. Ему Тэхёна будет мало всегда, сколько бы времени они ни провели вместе. Тэхён хитро ухмыляется, на самом деле уже слабо сдерживая себя в руках, потому что у него голову кружит не меньше. Лёгкие горят, он сам дышит альфой, пытаясь поцарапать кожу на его плечах сквозь плотную ткань футболки, и чувствует, как намокает бельё на ягодицах, отчётливо понимая только одну вещь: они вовремя сплавили всех гостей. — Я же говорил, что течка может начаться даже сегодня вечером, — а звучит он совершенно невинно. Откидывает голову, не думая о том, что легко бьётся затылком о стену позади себя, и тихо стонет, когда Чонгук проходится языком вдоль пульсирующей жилки на шее, буквально слизывая ликёр с мягкой кожи. — И не прогадал. Чонгук ему в ухо, у которого остановился языком, рычит. У Тэхёна спина покрывается мурашками, этот рокочущий звук отдаётся внутри сладкой вибрацией, от которой низ живота томительно тянет, а мысли остаются за бортом. Перед глазами только любимый муж, которого он в данную секунду желает и душой, и сердцем, и телом. Поэтому он сам дрожащими от хлынувшего цунами возбуждения пальцами поворачивает голову альфы точно к своему лицу и припадает к губам, тут же завлекая в горячий мокрый поцелуй. Языки сплетаются быстро, за годы они друг другом изучены вдоль и поперёк, но каждый раз будто заново. Тэхён стонет уже гортанно низко, стоит только рукам Чона соскользнуть с талии на поясницу, чтобы прижать нуждающееся тело ближе к себе и позволить почувствовать, насколько он хочет в ответ; а как только ладони ужасно собственнически сжимаются на полных округлых ягодицах, омега еле держит себя в руках. Чонгук тоже стонет ему в рот, низко и хрипло, проникая теперь ладонями под свободные брюки и бельё, чтобы коснуться любимой части тела – кожа к коже, а затем легко коснуться влажного входа указательным пальцем и получить в ответ почти сдавленный скулёж и дрожь чужого тела. — Тэхён, — зовёт его альфа, плавно проникая одним пальцем во влажное нутро. И плевать они хотели, что оба находятся всё ещё возле лестницы на второй этаж, где и остановились. — Я говорил серьёзно насчёт второго ребёнка. Может, время для такого разговора он выбрал не самое подходящее, и Чонгук искренне надеется, что Тэхён его слышит, хотя по нескромным стонам и жаркому дыханию прекрасно понятно, что Тэхёну сейчас не до этого, но тот отвечает весьма внятно и даже слишком осознанно для воспалённого возбуждением разума: — Да. Да, я тоже хочу. Приходится даже прекратить все ласки, чтобы убедиться, что не послышалось. Тэхён только расстроенно хнычет, когда из него выходит палец, и все поцелуи заканчиваются одновременно. — Ты точно понял то, что я сказал? Тэхён кивает уже раздражённо. — Понял я, — фыркает он. — Второй ребёнок. Я тоже хочу. Поэтому пошли, блять, в спальню, где я буду скулить как сука и надрывно просить кончить внутрь, чтобы забеременеть. Мы теряем время! И кто такой Чон Чонгук, чтобы отказывать своему единственному и любимому мужу?

***

Чуть прохладный воздух гуляет даже внутри Космовитраля. На дворе вступил в силу октябрь, недавно из гардероба пришлось достать пальто, которое теперь до конца не застёгивается, и лёгкий берет под пристальным взглядом мужа, потому что: «Заболеешь, я тебя прибью». Тэхён смотрит на урны с прахом родителей и молчит уже около пятнадцати минут. — Я и сказать не знаю что, — говорит он наконец-то честно. — Раньше я приходил, чтобы почувствовать вашу поддержку. Чтобы вы сказали мне что делать, как найти в себе силы, а сейчас… — и снова замолкает. Думает. Подбирает слова. Не находится ни одного, кроме: — Я счастлив. Нет, правда счастлив. О такой жизни я десять лет назад мог только мечтать, и я уверен, будь вы живы, вы бы умерли от того, насколько я иногда свечусь, — снова тишина на долгую минуту. — Чонгук бы вам понравился. Правда. О таком альфе для меня вы и мечтали. И я правда сожалею, что настоял тогда на своём союзе с Матео. Но…я его убил. Вы можете больше не переживать, он мне не навредит. Ни мне, ни моим детям. Чонгук не позволит, — он улыбается уголком губ, накрывая округлый живот ладонью, в котором уже шесть месяцев находится второй омега семьи Чон, и признаётся: — Я так его люблю. Иногда даже боюсь, что если вдруг его не станет в моей жизни, я сойду с ума. И вы бы его тоже любили. Жаль, что из-за моей ошибки восемнадцать лет назад вы покинули меня так рано… — омега тяжело вздыхает. Чонгук ему когда-то сказал, что смерть родителей – не его вина. Это вина только тех, кто не оценил в своё время великой помощи и предал таким низким путём, а Тэхён, сколько бы ни прошло лет, всё ещё видит виновником исключительно себя. Не свяжись он с сыном семьи Гонзалез, судьба бы его семьи сложилась совсем иначе. — Но знаете, — продолжает он, — всё это всё равно мой путь, мои уроки, и, вероятно, я должен был их пройти, чтобы в итоге обрести то, о чём мечтал столько лет. Спасибо вам за то, что все эти годы вы были со мной рядом, пусть только духовно. Я благодарен вам бесконечно. Тэхён склоняется, насколько позволяет живот, в знак уважения перед своими родителями, надевает на голову вновь берет, чтобы Чонгук не смотрел на него со злостью, и выходит из Космовитраля, задерживаясь у самых дверей. Он со стороны наблюдает за тем, как Мико с отцом играют в догонялки, бегая вокруг живописного фонтана, но стоит только альфочке, которому совсем недавно исполнилось шесть, заметить второго родителя, он срывается на бег к нему, широко улыбаясь. — Папа! А что ты там так долго делал? — куксится мальчик, поглядывая на омегу снизу вверх. С дедушками Тэхён его не знакомил. Просто не хотел и не считал это таким важным. Тэхён улыбается сыну и, взяв его за руку, подходит к успевшему нагнать их Чонгуку. — Просто любовался красотой. Пойдёшь в следующий раз со мной? — Да. Отец говорил, что я там был, как только родился, но я уже ничего не помню. Хочу посмотреть ещё раз. — Конечно, — кивает омега и обращается уже к обоим альфам. — А сейчас мы заедем за вкусным мороженым и поедем домой. Дядя Минни приедет, чтобы познакомить тебя с Ксавьером. — За мороженым? — спрашивает Мико. — Я хочу ванильное тогда! Или шоколадное! — Договорились. А я хочу с креветками. Чонгук вскидывает бровь, шагая за спиной Тэхёна, чтобы успевать его гладить по пояснице, на которую омега жалуется уже месяц из-за растущего живота, и спрашивает, чтобы уточнить: — С креветками? — Да, Чон. С креветками. Отдельно мороженое, отдельно креветки, но вместе. И не смотри так на меня, все вопросы к твоему сыну, который хочет такой ереси. Я за свои вкусовые предпочтения не отвечаю. — Каким гурманом он растёт, — хмыкает Чонгук, прикладывая вторую ладонь к животу, на что получает тут же лёгкий толчок в руку. — И драчуном. Надеюсь, что характером в тебя не пойдёт. Я тогда точно свихнусь. — Я надеюсь, что хоть внешностью он пойдёт в меня. Вторая твоя копия будет для меня оскорблением. Рожаю я, а дети похожи на тебя. И в этот момент Тэхён выглядит слишком по-детски обиженным, из-за чего Чонгук тихо смеётся и невесомо целует мужа в уголок губ, снова получая в ладонь пинок. — Ясно, маленькая вредина, — обращается он ещё к нерождённому сыну. — Не буду больше целовать папу, как скажешь. — Ты его не слушай, — кокетничает Тэхён. — Целуй всегда. Он потерпит. Иначе разозлюсь уже я. — Кстати, сегодня предложил Мико съездить на ночь к дяде Хосоку, — невзначай начинает альфа. — Он согласился. Хосе ничего не говорил про интимную жизнь? — Боже, Чон Чонгук, — смеётся Тэхён, подхватывая мужа под локоть. — Говорил. Можно, если только осторожно. — Тогда… домой? — Да. Домой. Туда, где отныне всегда будет царить тепло и любовь во что бы то ни стало.