everything I wanted — Billie Eilish
Почему судьба иногда снова и снова сталкивает двух людей, совершенно неподходящих друг другу? Что она этим хочет показать или, может быть, доказать? Зачем причиняет боль, раскрывая незажившие раны? Джейк, сидя на широком подоконнике в позе лотоса и разглядывая людей, что проходят мимо его окна, хотел бы знать ответы на эти вопросы. Тёплый ветер обдувает уставшее и измученное лицо, в глазах застывают слёзы, уже не способные вылиться наружу, а руки, держащие телефон, дрожат с невероятной силой. Да, снова почему-то больно. Это чувство горько застревает во рту, глухо отдаётся в слабом сердце, перекрывает все пути к кислороду и парализует с ног до головы. Хочется заплакать от всей тяжести на душе, от боли в голове, что так не даёт покоя, и отпустить руки, как самое жалкое существо. Разве сердцу прикажешь, кого любить, а кого ненавидеть? Нет. Это решается подсознательно. Проводится выборка на основе личных предпочтений и, возможно, заинтересованности с первого взгляда. Даже если человек во время знакомства оказывает не самое приятное впечатление, поселяя в мыслях огромное сомнение, потом, может быть, чуть сблизившись и поговорив по душам, что-то внутри определённо щёлкает. Начинаешь осознавать, что каждое противоречивое мнение — лишь оболочка, маска этого человека. Так он пытается держать некий авторитет в обществе, не выдавая чего-то личного. И только когда происходит первый откровенный разговор, а он почему-то выбирает тебя, доверяя важные сердцу секреты, становится так хорошо, как не было никогда. В голове красным, но безумно счастливым цветом мигает проклятое слово, заставляющее сердце трепетать. Влюблённость. И, проводя всё свободное время рядом с этим человеком, слушая его бесчисленные рассказы и улавливая какие-то ответные взгляды, надеешься, что чувства, раздирающие грудную клетку, взаимны. Надеешься, что тебе не дают ложных надежд, а потом, наблюдая за реакцией, смеются и переводят каждое «случайное» касание и нежные слова в шутку. Не может же быть такого, правильно? Не может же человек открыться другому, стать самым близким, всё время поддерживая, а потом, услышав про чувства в свою сторону, взять и в одну секунду поменяться? Не может же, поняв всю трагичность ситуации, начать использовать и высмеивать при каждом удобном случае, разбивая сердце на несколько миллиардов осколков? Может. Крупная слеза всё-таки скатывается по щеке, и Джейк даже не пытается её остановить. Прошло шесть лет, а ему до сих пор причиняют боль одни лишь воспоминания. Да, многое изменилось с тех времён, и даже человек, в чувствах которому он признавался, теперь абсолютно другой, но Шим всё ещё не в силах отпустить или забыть. Это общение раскрошило его, но, к сожалению, не полностью. Джейк, как последний дурак, который пережил эмоциональные качели и постоянные ложные надежды, до сих пор любит. При каждом чёртовом упоминании сердце заходится в бешеном ритме, повышается нервозность, холодеют пальцы и начинает дрожать тело. Признаки вроде бы понятные, и любой человек сказал бы, что это сильная влюблённость, симпатия к тому, с кем очень давно знаком, но Джейк-то знает, что нет. У него зависимость. Привязанность к тому, с кем вообще запрещено было сближаться настолько сильно. Хисын — боль вперемешку с невообразимыми и ужасными чувствами. Хисын — тот, кто растоптал, а потом, приняв ошибку, извинился, делая вид, что ничего такого ненормального не было, и продолжил общение. Раньше Шим видел его почти каждый день, так как учились вместе, потому было гораздо легче. Перед глазами всегда мелькала нереально красивая улыбка, добрые, немного отдающие зеленью взгляды, острые скулы и маленькие шрамы на щеках. Джейку нравилось слушать его порой глупые шутки, а потом, забывшись, рассматривать, как он звонко смеётся, случайно касаясь кого-то рядом сидящего. Шим был без ума от умных рассуждений, что показывали Хисына с совершенно другой стороны: с более спокойной и весьма необычной. И было и вправду легче, даже если чувства всё ещё оставались невзаимными; Ли больше не насмехался на ним, а будто бы стал гораздо роднее и ближе. Теперь же, когда Хисын перевёлся в другой университет, Джейк ощущает, что с каждым новым днём захлёбывается всё больше и больше. Они практически не видятся, лишь изредка переписываются, обмениваясь новостями. Но этого не хватает. Шим почему-то не может самостоятельно написать Хисыну, узнать, как у него дела или просто рассказать что-то самое банальное. Думает, что будет навязываться, даже если Ли вечно твердит обратное. «Пиши в любое время, правда. Дела всегда подождут, а я в любом случае тебе отвечу». Однако не пишет, потому что знает, что таким образом загонит себя в ещё большую ловушку. У Хисына своя жизнь, в которой Джейку совершенно нечего делать. Они абсолютно разные и абсолютно точно не подходят друг другу. Таковы дурацкие законы. Такова дурацкая жизнь, которая никогда не спросит о желаниях и предпочтениях. Джейк почти смирился, правда. Осталось ещё немного, и он точно перестанет ощущать это жгучее чувство внутри при одном лишь упоминаний имени Хисына. Вся боль пройдёт, и он почему-то, как всегда, в это верит. Телефон в дрожащих руках коротко вибрирует, Шим вздрагивает, чувствуя, как сердце предательски сжимается, а дыхание учащается. Да, наверное, там нет ничего такого суперважного, и это точно не тот, кого он зачем-то ждёт, но Джейк всё равно боится смотреть на потрескавшийся местами экран. Пальцы со скоростью света холодеют, а по всему телу растекается привычный жар. Каким же трусливым он стал. Шиму мерзко от самого себя. У него нет гордости, нет той твёрдости, которая бы ему обязательно помогла, и нет уважения к собственной персоне. Он наивный до безумия. Ники: «Джейк, ты мне нужен в эту субботу, поможешь?» И какой-то облегчённый, но, с другой стороны, грустный выдох срывается с покусанных губ, растворяясь в тишине момента. Это всё лишь Ники. Джейк блокирует экран, стирает с щёк почти засохшие слёзы, облокачивается головой о стену и закрывает глаза. Как же, блять, больно. Есть ли этим страданиям какое-то логическое и более-менее не разбивающее завершение? Когда Шим снова почувствует что-то, кроме горечи, обиды и ощущения своей никчемности? Наверное, никогда? Или же всё-таки есть этот миллионный шанс?* * *
сердце — passmurny
Настроения не было совсем, но Джейк, как настоящий лучший друг, всё равно согласился на предложение Ники, потому уже сидел у него дома, чувствуя, как голова раскалывается из-за невероятно громкой музыки, что грубой патокой разносили массивные колонки. Перед глазами из-за неонового света плыли силуэты, которые танцевали в самом центре гостиной, раскачиваясь то в одну сторону, то в другую, а запах сигарет и алкоголя будто бы въедался в кожу. Рядом с ним на большом диване также сидели люди, бесконечно о чём-то болтая. Джейк, если честно, их вообще не слышал и даже не старался как-то подслушать. Ники всё время маячил перед глазами, предлагая то выпить что-то новое, то станцевать, то пойти и с кем-нибудь поговорить, однако Шим отмахивался от него, словно от назойливой мухи, и пропускал все предложения мимо ушей. Джейк ничего не хотел. Он спокойно сидел в центре гостиной, держал в руках холодный стакан с чем-то алкогольным и делал вид, будто наблюдает за нелепыми танцами людей. Сегодня Ники праздновал двадцать третий день рождения, потому здесь собрались почти все, кто как-то с ним был знаком. С некоторыми — с большинством — Джейк когда-то тесно общался, кто-то просто был общим другом, а остальных же он никогда не видел даже в лицо. Не было желания подходить к кому-то, напоминать о своём существовании, пребывая в таком ужасном состоянии, и начинать разговор. Кому надо было, тот сам пожимал руку или даже узнавал, как у него дела. Джейку и так было нормально. — Ты даже не моргаешь, — перед ним снова оказывается Ники, приземляется на диван, широко улыбаясь, и откидывает назад спадающие на глаза прядки волос. — Что с тобой? — Всё хорошо, — почти шепчет Джейк, надеясь, что Ники его не услышит, приближает к лицу стакан и делает маленький глоток. Вся слизистая ротовой полости обжигается, Шим чуть хмурится, но всё же глотает злосчастную жидкость. — А ты чего не веселишься? Ники ухмыляется и пододвигается ещё на несколько сантиметров ближе к Шиму, почти касаясь своим плечом его, чтобы, видимо, получше было слышно. — Я-то как раз таки веселюсь, просто за тебя переживаю, — громко говорит Ники и тут же отстраняется, устремляя свой немного поплывший взгляд куда-то за спину Джейка. Шим хочет было сказать, что не стоит волноваться из-за него и таким образом портить себе настроение, как замечает бегающие и растерянные глаза напротив. Что-то внутри со всей силой завязывается в узел. Руки почему-то начинают снова дрожать, и Джейк боится, что стакан с прозрачной жидкостью полетит вниз, разбиваясь на мелкие, безумно острые осколки. — Что такое? — спрашивает Шим, боясь повернуться. Его охватывает паника, когда Рики перестаёт кого-то разглядывать и снова обращает на него внимание, непривычно грустно улыбаясь. — Там Хисын, — и кивает за спину, внимательно следя за реакцией Джейка. Музыка перестаёт иметь какое-то значение. Уши моментально закладывает. Хочется вывернуться наизнанку, исчезнуть, испариться, словно этот дым от сигарет, сделаться невидимкой… Да что угодно, лишь бы не сидеть здесь, дрожа всем телом. Джейк делает глубокий вдох и отпускает глаза в пол, считая собственное сильно сбитое дыхание. Сердце словно стучит в голове, причиняя сильнейшую боль. Пальцы пожёстче обхватывают стакан, сжимая стекло почти до побеления костяшек. Нет, он должен справиться. Должен, как всегда, натянуть улыбку, поприветствовать близкого человека и сделать вид, что всё прекрасно, сглатывая каждое пытающиеся выбраться наружу чувство. Обязан попытаться показать, в конце концов, что у него всё-таки имеется гордость. По-другому сегодня не должно быть. — Всё нормально, — Шим наконец поворачивает голову в сторону Ники, кладёт крупную ладонь тому на бедро, несильно сжимая, и ободряюще кивает. — Мы с ним хорошо общаемся, поэтому не переживай. Парень подозрительно жмурится, изучая Джейка, а потом, хлопая по плечу в знак поддержки, резко встаёт. Шим не поспевает за его действиями, потому заторможено реагирует. — Я буду на кухне, ну или где-то здесь, — произносит Ники, чуть наклоняясь. — Не потеряй. И удаляется, видимо, чтобы поздороваться и принять поздравления от новых гостей. Джейк так и замирает, прислушиваясь к голосам, что раздаются позади. Их много, само собой, но Шим надеется и не надеется одновременно услышать один единственный. Чуть бархатный, немного грубый и, самое главное, успокаивающий. Да, Хисын часто звонит ему, они разговаривают часами, обсуждая всё, что первым придёт в голову, но ничто не может сравниться с живым общением. Человеку важно видеть эмоции другого человека. Без этого никак. Шим одним глотком допивает содержимое стакана и, наклонившись, ставит на пол; подальше от заплетающихся и энергичных ног. Горькая жидкость, стекая по пищеводу, почти моментально попадает в желудок, чуточку обжигая его. Однозначно нужно было перекусить чем-то лёгким, прежде чем пить. Джейк закрывает глаза, чтобы этот слабый дискомфорт побыстрее прошёл. — Я знал, что ты здесь, — раздаётся совсем рядом, будто бы где-то в области шеи, вызывая табун мурашек. Шим сглатывает вязкую слюну, выпрямляется и поворачивает голову. Даже если человек, который застрял в сердце и сидит там очень долгое время, поменяется внешне, восхищённые взгляды никуда не денутся. Джейк убедился в этом, наверное, в тысячный раз. Хисын, облокотившись обеими руками о спинку дивана, широко улыбается и почти не двигается. Фиолетовый свет от специальных лампочек над головой падает на лицо, буквально выделяя каждую «особенность». Каштановые волосы, что пару месяцев назад доходили до кончиков ушей, теперь были немного отстрижены, а зелёный блеск в глазах только сильнее подчеркнулся, но никуда не исчез. На руках поблескивает серебряный браслет, а на пальцах — два кольца. Всё так же. — А я не думал, что ты придёшь, — Джейк натягивает маску и улыбается, почти что копируя ухмылку Хисына. Тот смотрит пронзительно, рассматривает каждый участок тела и заставляет мысленно сжаться под этими взглядами. — Почему? — переходит на шёпот, но Джейк всё равно его прекрасно слышит. Все посторонние звуки вмиг исчезают, оставляя один-единственный. — Потому что ты не знаешь Ники. — Зато он знает меня, и, может, — делает паузу, не отрывая глаз и даже не обращая внимания на людей, что проходят мимо и что-то ему говорят, — может быть, я хотел увидеть тебя? Удивлённый вздох срывается с потрескавшихся губ, сердце болезненно сжимается, а в горле встаёт комок мучительных слёз. Снова. Снова эта глупая надежда, что вырывается наружу, счастливо хлопая в ладони. Снова дурацкая вера, которая при виде Хисына возрождается и пытается дойти до конца пути. Все лестные слова проникают в самую глубь души — такое невозможно игнорировать. Ни тогда, когда любовь не затухает уже почти шесть лет. — Вот как, — Шим кивает, ловит хорошее настроение Хисына и прерывает зрительный контакт. Поворачивает голову в сторону огромной кухни, расположенной в двух шагах от гостиной, и замечает Ники, разговаривающего с Сону и Джеем. Ким звонко смеётся, отчего смех пробивается даже сквозь плёнку громкой музыки, а Пак, судя по хитрому выражению лица, беспрерывно выдаёт какие-то шутки, вызывая улыбки. — Один пришёл? Хисын кивает. Джейк спросил, потому что у Ли есть девушка, с которой он в отношениях уже почти четыре года. Большое число для человека, имеющего в прошлом достаточное количество разных партнёров. Не верится, что теперь всё поменялось. Будто бы и не Хисын вовсе сейчас стоит перед ним, глазами бегая по лицу. — А как же Сонхун и… Не успевает договорить, потому что Ли нагло перебивает, а улыбка куда-то вмиг исчезает: — Я не сказал им, мне просто хотелось увидеть тебя. С ними вряд ли получилось бы нормально поговорить. Сонхун — прилипала, не отстал бы. — О чём поговорить? Что-то внутри подсказывает, что чем-то хорошим эта неожиданная встреча не закончится. Хисын отводит взгляд, закатывает рукава чёрной рубашки почти до локтей, опускает глаза в пол и замолкает. А Джейк по привычке начинает рассматривать худые руки с выступающими венами на них, что напрягаются, удерживая тяжёлое тело. Глаза цепляются за красные пятна на запястьях и совсем немного на кистях. — Что с руками? — спрашивает, привлекая внимание Хисына, который, видимо, размышлял над вопросом, заданным прежде. Когда Ли снова поднимает голову, Джейк буквально видит своё чуть искажённое отражение в блестящих глазах. — Ничего, это всё… — сглатывает слюну, дабы слова наконец смогли собраться в полноценные предложения. Хисын чувствует, как начинает дрожать, потому выпрямляется, опускает рукава и делает шаг назад, — это всё недостаток прикосновений. Джейк не совсем осознаёт, что творится внутри, когда слышит это; какое-то волнение вперемешку со страхом и непониманием. — Что значит «недостаток прикосновений», Хисын? Тактильный голод — вот, что это значит. Джейк про это прекрасно осведомлён и теперь понимает, почему на руках красуются алые пятна. Недостаток прикосновений может сопровождаться различными симптомами, которые нередко вредят здоровью и общему самочувствию. Когда-то Шим читал, что есть даже огромный шанс развития депрессии, появления постоянной тревожности. У Хисына, к счастью, ничего такого не было. Лишь пятна. Просто в голове не укладывается, как человек, будучи в отношениях достаточно долгое время, говорит про недостаток прикосновений. Разве он не должен в них утопать? — Ничего страшного, пустяки, на самом-то деле, — Хисын, конечно же, делает вид, будто всё хорошо, но Джейк, выучив его до последней детали, знает, что это далеко не так. Ему не хватает того, чем он практически живёт. Как это можно назвать «пустяком»? Однажды Джейк видел, как Хисын практически ломался из-за этого. Его трясло, он пытался подарить хоть какое-то тепло, обнимая себя обеими руками, оставлял пятна и надеялся, что скоро пройдёт. Однако такое состояние никуда не уходило, пока кто-то не касался. Можно, конечно, воспользоваться другими способами — дотрагиваться до приятных вещей: подушки, мягкого пледа, кружки с горячим чаем, чтобы почувствовать банальное присутствие чего-то успокаивающего под подушечками пальцев. Однако, непременно, ничто не заменит настоящее тепло, исходящее от кожи другого человека. С этим всегда тяжело бороться. И Джейк хочет было сказать, что ему нужна помощь, как к ним подходит Ники, а сразу за ним, всё так же о чём-то весело болтая, плетутся Сону и Джей. — Кого я вижу, серьёзно, Джейк, ты, что ли? — Пак отвлекается от разговора с Кимом и звонко смеётся, тут же приближаясь и чуть ли не наваливаясь всем тяжёлым телом на Шима. Обнимает так крепко, слово не виделись несколько лет, когда, на самом деле, встречались пару недель назад. Сону также времени зря не теряет, потому радостно обходит застывшего Хисына и присоединяется к этим объятиям. Его руки ложатся на плечи Джейка, а сам он падает на Джея, начиная смеяться, когда тот пытается выбраться. — Серьёзно, сейчас раздавите меня. Джейк находит взглядом Ники и смотрит так умоляюще, что тот поднимает брови вверх, тыкая пальцем себе в грудь. — Неужели хочешь, чтобы и я присоединился? Слушай, а я не против, — Джейк лишь обречённо выдыхает и улыбается, а Ники, увидев долгожданную улыбку на губах, понимает, что наконец расслабился. Этого не хватало весь вечер. Хисын разглядывает счастливое лицо Джейка, слушает, как тот слабо, но искренне смеётся, и ловит себя на мысли, что хочет прикоснуться. Убрать растрепавшиеся прядки за ухо, провести пальцами по щеке и дотронуться до губ. Мимолетно. Совсем невесомо. Но тут же отдёргивает себя, когда встречается взглядами с ним. В глазах плещется что-то невозможно мягкое — то, к чему хочется потянуться. Джейк дарит ему улыбку, словно приглашая в их маленькое веселье. Хочет помочь. Хисын знает.* * *
Успокой меня — polnalyubvi
— Я хотел бы поговорить, — вдруг громко раздаётся где-то рядом. Джейк, так и замерев со стаканом воды в руке, поворачивает голову на источник звука, тут же теряясь. — Потанцуешь со мной? — вопрос, видимо, был задан ещё раз, но Джейк, летая в облаках и пытаясь спасти себя хотя бы стаканом холодной воды, успешно не услышал его в первый. — Мы давно с тобой не танцевали, сколько прошло? Кажется, три или четыре года. И Хисын выглядел таким расслабленным, спокойным и лёгким, вот так вот облокотившись о столешницу поясницей, что Джейк не мог не начать рассматривать его, замечая всё больше новых деталей. Как будто бы и не было того разговора час назад, который так и остался висеть чем-то незавершённым. — Я решил, что мы должны сегодня покорить этот «танцпол», — улыбка. Джейк любит её. Она будто бы служит слабым лучом в конце тоннеля, в котором, казалось бы, уже давно нет света. Она — последний шанс на спасение. — Как тебе идея? Хисын смотрит пристально, пытается счесть хотя бы одну знакомую эмоцию на заметно уставшем лице, обращает внимание на дрожащие руки, что держат стакан с водой, намереваясь, видимо, разлить содержимое, и отталкивается от столешницы, делая шаг вперёд. Джейку хочется кричать, понимая, что Хисын подходит всё ближе и ближе, даже не обращая внимания на мимо проходящих людей. Его парфюм, что въелся в каждую клеточку тела, вмиг затмевает все остальные запахи, и Шим делает глубокий вдох. Хисын слишком близко. Протяни руку и можно коснуться его крепкой груди, обтянутой шёлковой чёрной рубашкой, или белоснежного лица, местами усыпанного веснушками. — С тобой всё хорошо? — Ли хмурится, как делает это всегда, когда начинает волноваться, а улыбка тут же сходит на нет. Джейк замечает бушующий огонь на дне серо-зелёных зрачков. Но не успевает он и слова сказать, морально себя подготовив, как Хисын сокращает расстояние, медленно, словно думая, протягивает руку и касается холодной ладони Джейка, держащей стакан. Шим задерживает дыхание и видит, как тут же меняется выражение лица Ли; черты становятся более жёсткими. Их пальцы сталкиваются друг с другом, Хисын полностью обхватывает стакан, накрывая ладонь парня своей. — Эй, Джейк, всё нормально? Хисын не подаёт виду, что на самом деле по всему телу проходит электрический ток, когда холодная кожа соприкасается с горячей. Гамма чувств полностью заполняет разум, заставляя напрячься. Ощущение не из приятных, потому что непривычно. Непривычно касаться Джейка, но так хочется. — Да, всё хорошо. Шим замечает, как зрачки Хисына увеличиваются в размерах, потому аккуратно вытаскивает свою ладонь и ставит стакан на стол. Дрожащую руку Ли тут же прячет в карман. — Ладно, — почти что шёпотом говорит Джейк, но Хисын даже сквозь толщу музыки улавливает заветные слова. Загорается огонь в его безупречных глазах, который может ничего и не значить. — Потанцуем. На самом деле, не хотелось сегодня что-либо делать, кроме того, как одним ухом слушать музыку и изредка перекидываться предложениями с друзьями. Хотелось забыться в этой атмосфере, просто сидеть и наслаждаться звуком собственного сердцебиения. Но всему хорошему всегда приходит конец, и это завершение — Джейку так кажется — будет последней отправной точкой. Сил больше нет. Ужасно хочется спать, всё тело ломит, будто ломаются кости. Не привыкать. Музыка была такой, будто её специально врубили для полного уничтожения. Не что-то совсем медленное и уж точно не энергичное. Золотая середина, позволяющая людям либо кружиться в обнимку, либо танцевать в стороне. И вот. Он не знает, куда себя деть. Будто запутался в паутине. Дыхание срывается к чёрту, когда такие идеально худые руки ложатся на талию и слабо притягивают, будто неуверенны в своих действиях. Хочется кричать. И нет, не от радости, а от самой настоящей боли в груди. Всё снова плывёт перед глазами, мир превращается в сплошное пятно. Расстояние сокращается, и не остаётся ничего, кроме серо-зелёных глаз и эндорфического аромата, что срывает крышу. Хисын касается аккуратно, сам боится какого-то плохого исхода событий. Кожа в некоторых местах начинает тут же гореть, слабое удовольствие расплывается по всему телу. Рядом проходят люди, но никто даже не бросает взгляда в их сторону. Разве это имеет значение? Джейку снова не хватает кислорода. Хочется освободиться и убежать, пряча всю желчь внутри себя. Хочется вздохнуть полной грудью, но так тяжело. Когда в последний раз они так касались друг друга? Никогда. — Я рад, что мы сегодня здесь встретились, — ведёт в танце, несильно сжимая худую от стресса талию. Сквозь одежду невозможно прикоснуться к коже, потому Хисыну дышится чуточку легче, чем могло бы на самом деле. — Давно мы с тобой не общались так, чтобы вживую. Ли не превышает голос, чтобы перекричать музыку и разговоры людей, лишь шепчет в самое ухо, вдыхая яркий аромат каких-то сладких духов. Рука медленно ползёт по пояснице, совсем нежно, практически невесомо. Дыхание становится прерывистым. Хисын старается не прижиматься, как того требует оголодавший по касаниям организм, и не пугать Джейка по пустякам. Он решает просто насладиться моментом, взять из него по максимуму и передать эту невероятную энергию, что бушует внутри, Шиму. Музыка обволакивает не так сильно, как неуверенные движения Джейка, который, кажется, даже в какой-то момент перестаёт дышать. Он боится двигаться, боится сказать лишнего, оборвав этот момент, который представляется глупой иллюзией, и боится уверенно прикоснуться. Знает, что Хисыну это помогло бы, но всё равно леденеет, мысленно пытаясь расслабиться. В другой любой ситуации Джейк бы даже не нервничал, но сейчас, к сожалению, не было «другой и любой». — У меня есть для тебя кое-что, — Хисын, заметив, что Джейку чуточку некомфортно, отодвигается и широко улыбается. Шим тут же чувствует необъяснимую пустоту. Ли засовывает руку в карман чёрных джинс, что не могли не сочетаться с такой же рубашкой — в контраст шли только каштановые, местами светлые волосы — и вытаскивает оттуда что-то. Джейк не успевает заметить из-за достаточно тёмного освещения, но потом Хисын раскрывает ладонь и протягивает «подарок» Шиму, наблюдая за его реакцией. Полароидная фотография. Взяв маленький снимок, Джейк аккуратно, так, чтобы случайно не уронить, переворачивает его. Руки дрожат от нервов, а Шим, не обращая на них внимания, смотрит только на этот крохотный отрывок из жизни, который когда-то был запечатлён на бумаге. На обратной стороне корявым почерком выцарапа цитата. Джейк пробегается по ней глазами и понимает, что это одно из его любимейших высказываний. «В человеке, который нам по-настоящему дорог, нам дорого всё — даже его недостатки». Снимку где-то три, а может быть, и два года. Это Джейк знал точно, потому что помнил вырисованный на снимке день прекрасно. Такое не забудется и никогда не отпустится. Сердце не позволит. Перед глазами тут же всплывает этот отрывок из жизни, и Джейк улыбается. Помнится ему, что в тот день, когда он сдал последний экзамен перед заслуженным отдыхом, настроения не было совсем, а голова ужасно сильно раскалывалась из-за стресса. Осознание, что всё закончилось, не настигало, хотелось лишь побыстрее вернуться домой и лечь спать, дабы восстановить силы. Но почему-то, словно по стечению обстоятельств, они встретились в тот день. Это было совершенно случайно. Хисын, держа в руках подаренный кем-то полароид, сидел на траве и пытался что-то сфотографировать. Получалось, честно говоря, херово. Когда в объектив попал Джейк, Ли убрал полароид в сторону, посмотрел на него, будто увидел в первый раз, улыбнулся и заговорил. И тогда Джейк снова потерялся. Как делал это всегда, стоит Хисыну появится в его поле зрения. Они разговаривали целых три часа, развалившись на мягкой траве, что согревалась солнечным светом, и просто наслаждались компанией друг друга. Этого было достаточно, чтобы плохое настроение вмиг испарилось, а головная боль прошла. Тогда Джейк снова влюбился. Попал в ловушку и закопал себя в ещё более глубокую могилу. — Ты сфоткал меня тогда? — сердце стучит, кажется, громче музыки. Джейк рассматривает улыбающегося себя, что смотрит в сторону и, скорее всего, не замечает чужих действий. — Я не мог не сохранить этот момент. Ты украсил мой день тогда, — Хисын тихо смеётся, а потом снова притягивает к себе, вовлекая в медленный, можно даже сказать, ленивый танец. — Сфоткал и забыл, только недавно заметил, что она сохранилась. И я помню то, что ты мне тогда сказал. Помню твою любимую цитату, поэтому решил добавить. — Спасибо, — выдавил Джейк из себя, пытаясь не задохнуться в собственных эмоциях. Нельзя было соглашаться на этот грёбанный танец. Просто нельзя было. — Спасибо тебе за всё. Сознание понимало, что надо это прекращать. Нужно остановиться, пока эта боль не превратилась во что-то большое. Пока не случилось что-нибудь плохое. Пока Шим окончательно не разобьётся. — Меня не за что благодарить, — Хисын более уверенно касается талии, оглаживая пальцами поясницу. Джейк излучает невероятное тепло. Это даже сложно описать простыми словами. Мелкий, совсем слабый ток проходится по каждому нерву, доставляя какое-то сумасшедшее удовольствие, когда Шим всё-таки поднимает руку и аккуратно кладёт её на шею. Хисын лишь на секунду тормозит, а потом, выдохнув, продолжает вести в танце. — Почему тебе не хватает прикосновений? — спрашивает, а сам боится: не заходит ли он слишком далеко? Может, это настолько личное, что Джейку нельзя поднимать данную тему? Но Хисын закрывает глаза от накатившего расслабления и думает, что лучше, чем именно эти невесомые, чуть ли не боязливые прикосновения нет ничего. — Мы поругались пару дней назад, поэтому я очень часто переживаю и тревожусь, — шепчет Ли, заглядывая в карие глаза. Беспокойство взрывается яркими красками, затмевая весь зрачок. — Не переживай. Сейчас всё хорошо. И имеет в виду, конечно же, не то, что «поругались» вновь превратилось в «помирились», а то, что сейчас он здесь, с Джейком. И ему хорошо. — Перестань волноваться за меня, оно того не стоит, — Хисын улыбается, а Джейк лишь снова, в тысячный раз замечает, насколько Ли невероятный и такой сказочно-красивый. Глаза, как и волосы, блестят, будто маленькие огоньки. Веснушки рассыпались по всему лицу. Маленький шрам на брови. Острые скулы и манящие губы. Когда он перестанет им любоваться? — Я не могу перестать, — тянет Шим, а сам ведёт кончиками пальцев по венам на шее, дойдя до мочки уха. Мимолетно обжигает и её, но огонь тут же затухает, не успев разрастись. — Почему? — Думаешь, любовь не идёт в сопровождении с вечными переживаниями? Горячее дыхание обжигает губы Джейка, когда Хисын наклоняется чуть ближе. Голова начинает кружиться с ненормальной скоростью. Жар разливается по всему телу. — Идёт. — Тогда зачем спрашиваешь, если знаешь? Хисын замирает. Джейк даже особо не понимает из-за чего именно. Пальцы прекращают выводить узоры на ткани рубашки, а вскоре и вовсе пропадают. — Что такое? Ли мотает головой, а потом как-то странно улыбается, словно старается показать, что всё нормально. Но Джейку почему-то кажется, что ничего нормального здесь нет и не будет никогда. — У тебя всё ещё есть ко мне чувства? Бьёт ножом прямо по сердцу, стирая каждую крупицу более-менее стабилизирующегося состояния. Джейк смотрит потерянно, словно ещё немного — и провалится сквозь землю, и не знает, что говорить. Почему он вообще о таком спрашивает? — А ты не знал? Секунды в одно мгновение превращаются в бесконечные минуты, а те — в долгие и мучительные часы. Сердце сжато, будто бы даже не бьётся. Боится. И всё, что делает Хисын, — это резко уходит, забирая с собой подаренное тепло. Джейк не провожает его взглядом, не кричит в след, лишь ощущает, что надломился, пошёл по швам. Становится больнее. Зачем тогда позвал на танец, прикасался так бережно, если не знал, что он всё ещё что-то чувствует к нему? Зачем?* * *
I will find you — Harry Lightfoot
Дом, до этого сотрясавшийся от громкой музыки, в какой-то неизвестный момент погружается в удушающую тишину. Ни единого звука, лишь тикают настенные часы и слышится чьё-то хрипловатое дыхание. Голова немного кружится, перед глазами слабая пелена какого-то тумана, возникшего из-за алкоголя и пролитых пару минут назад слёз. Джейк на дрожащих от накатившейся усталости ногах петляет между маленькими коридорами двухэтажного дома, зачем-то невесомо касаясь стен кончиками пальцев. Они будто бы принимают его, тянут руки в ответ и пытаются что-то сказать. Пытаются поддержать. Света практически нигде нет, и даже неоновые подсветки отключились, но Джейк, просидев в тёмной ванной комнате почти час, привыкает и уверенно — так думается ему — куда-то направляется. Ники сказал, что он может занять комнату, что находится почти возле кухни, только немного дальше по коридору. Где друг расположил остальных оставшихся людей — неизвестно, но Шим и не думает об этом. Хочется поскорее упасть на мягкую постель, зарыться в тёплое одеяло и, наверное, во сне выплакаться кому-то. Сколько там вообще осталось этих несчастных слёз? Скорее всего, запас почти на исходе. Комната оказывается намного дальше, чем изначально предполагалось Шиму. В какой-то момент у него даже заплетаются ноги, словно выпил больше остальных, и он чуть ли не летит вниз, вовремя удержав шаткое равновесие, оперевшись о стену всем телом. Проходит, может быть, пять минут, и Джейк собирает всю силу в кулак и продолжает тяжёлый путь, мысленно проклиная своё нестабильное состояние. Ещё ведь и голод сказывается; не ел со вчерашнего дня, вот и кружится голова. Когда заветная дверь оказывается перед самым носом, Джейк уверенно тянет руку вперёд, дабы открыть и зайти, но почему-то останавливает себя. Будто бы натыкается на магнитное поле, отталкивающее его. Внутри тут же образуется мерзкий комок и пытается незамедлительно выйти наружу. Шим сверлит поплывшим взглядом бедную деревяшку, словно ещё немного — и точно начнёт гореть, выставляя напоказ содержимое всей комнаты, чувствует, что каждая клеточка впитывает напряжение, и закрывает глаза, чтобы собраться с мыслями. Тяжело держаться, когда хочется рассыпаться, сломаться, разбиться… Но приходится. Джейку ведь не привыкать, такое состояние, скорее всего, даже если и исчезнет, то обязательно чуть позже вернётся. Кончиками пальцев Шим касается двери, отталкивает от себя и, наконец, открывает. Свежий воздух, исходящий из-под открытого окна, впивается в сознание, немного будоража и оживляя. Джейк делает глубокий вдох, проходит вглубь, уже заметив край кровати, и, к сожалению, останавливается. Судьба невероятная. Настолько, что снова и снова сталкивает двух людей, совершенно неподходящих друг другу. Хисын, облокотившись спиной о кровать, спокойно сидит на полу, смотрит куда-то вперёд и даже не замечает присутствия «постороннего» человека. Совсем не двигается. Как и Джейк. У него, на самом-то деле, есть шанс уйти, не тревожить только что неумело зашитые раны в тёмной ванной комнате и поспать в другом месте, попытавшись забыть об этом случае. Но ноги, приросшие к полу, видимо, не собираются никуда уходить. Джейк не знает, куда себя деть и что делать. Всего час назад они танцевали, касаясь друг друга, а теперь, когда, наверное, наступил тот самый момент для серьёзных разговоров, молчат и размышляют о своём. Нужно многое осмыслить. И это «многое» у каждого интерпретируется по-разному. — Сядь, пожалуйста, со мной, — неожиданно тянет Хисын, разбавляя тишину каким-то ослабевшим голосом. Как догадался, что это Джейк — неизвестно; наверное, чутьё. Тем не менее Шим будто бы вмиг приходит в себя, начинает дышать чаще обычного и всё равно делает шаг вперёд. Может, в каком-то будущем об этом обязательно пожалеет, но сейчас просто следует той боли, сжирающей сердце. Подойдя чуть поближе, Джейк пару секунд смотрит на Хисына, а потом медленно опускается рядом, чувствуя, что пол невероятно холодный из-за ветра, пробивающего сквозь открытое окно. Норовит снова встать и закрыть его, дабы не продуло, как Ли резко хватает за запястье, останавливая и поднимая на него глаза. Сердце Шима начинает отбивать бешеный ритм, ощущая мягкие прикосновения на коже и дичайше маленькое расстояние. — Побудь со мной, пожалуйста. А в глазах слишком много всего. Джейк не может даже уцепиться за что-то одно, дабы найти ответы на происходящее сейчас. — Прости, — тянет запястье на себя, а Шим так и остаётся сидеть на коленях, утопая в непонимании. Длинные, до жути промёрзшие пальцы выводят узоры на тыльной стороне ладони, очерчивая костяшки и проходясь по всем изгибам. Каждое действие нежное, аккуратное и словно исцеляющее самого Хисына. Ли не смотрит на Шима, лишь следит за собственными пальцами, опустив глаза. Хисын кажется до боли комфортным, мягким и ласковым в такой тишине. Ему, как человеку с тактильным голодом, нравится касаться, ощущая на подушечках пальцев чужое тепло, что разносится по всему телу лавиной удовлетворения и расслабления. Он в такие ценные моменты похож на соскучившегося кота, который самостоятельно ластится, лишь бы не оттолкнули. — Прости за то, что ушёл. Я не должен был вот так вот поступать с тобой, зная, что ты чувствуешь, — Хисын хмурит брови, закрывает глаза и перестаёт рисовать невидимые узоры. Рука так и остаётся лежать в его крупной ладони, согревая. — Я уже давно перепрыгнул тот подростковый, самый ужасный период в моей жизни. Теперь я ценю твои чувства, и мне не хочется тебя обижать. Говорит медленно, пережевывая каждое слово и давая время Джейку, который даже не двигается, боясь спугнуть момент. Тело предательски дрожит, Хисын это замечает, потому открывает глаза и настороженно поглядывает на Шима. У самого сердце уже давно ушло в пятки, и сидеть сейчас так перед человеком, которого хочется касаться больше, чем кого-либо другого, почему-то до безумия страшно. — Мне нельзя скучать по тебе, но я всё равно это делаю, Джейк. Ты так часто мелькаешь в моих мыслях, что я, кажется, схожу с ума. Это неправильно. Я не должен этого чувствовать, потому что когда-то обидел тебя, — вырывается на одном сбитом дыхании, и комната снова погружается в смертельную тишину. Джейк сдерживает поток жгучих слёз, покрепче обхватывая ладонь Хисына, и думает, что, скорее всего, уже давным-давно спит, раз ему снятся такие вещи. В реальность происходящего, как и в сказанные слова, невозможно поверить. — Просто, кажется, я так соскучился по тебе. Хоть мы и общались всё это время, но мне всегда хотелось увидеть тебя вживую. Чтобы ты вот так вот сидел рядом, а я мог смотреть или касаться. — В чём проблема, Хисын? — с мучительной болью в голосе спрашивает Джейк, предчувствуя, что где-то должно быть то самое «но», после которого рушатся стены. — Я не могу, понимаешь… — выдыхает и пододвигается ближе. — Не могу определиться с чувствами. — Так к чему весь этот разговор? — Потому что чувства есть. И Джейк в один миг выпадает из чёртовой реальности, падая в тягучую бездну. Он летит, летит, но никак не может разбиться. Хисын всё ещё держит за руку и поглаживает большим пальцем мягкую кожу. Успокаивает. Так вот почему судьба продолжает сталкивать двух людей. «Чувства есть». И если когда-то они были невзаимными, то теперь, кажется, перестают; выбираются из клетки, разрывая железные прутья пастью. — Они появились ещё год назад, Джейк. Когда я впервые понял, переписываясь с тобой, что хотел бы прикоснуться. Не так чтобы мимолётно и практически неощутимо, а так, как сейчас: с нежностью, лаской и охотой. Глаза светятся даже в темноте. Джейк тонет в очередной и, наверное, последний раз. — Я чувствую какой-то комфорт, когда с тобой общаюсь. Не боюсь поделиться чем-то, зная, что ты послушаешь и дашь совет. Звоню постоянно, в голове прокручивая предыдущие разговоры, — Ли грустно улыбается, а Джейк словно тут же копирует эти эмоции. — Это тяжело. — Почему? — Я не могу сейчас быть с тобой, Джейк. Вот в чём вся проблема. И сердце Джейка больше, к сожалению, не разбивается, как это бывает, когда тебе отказывают в чувствах. Шим жил с этой невзаимной болью долгое время, и сейчас ничего не поменялось. Разве что стало вдвойне противно. За себя. За то, что сидит здесь и слушает, почти не отвлекаясь. Завороженно. Влюблённо. С надеждой. — Я бы очень хотел, но не могу. Джейк кивает, ободряюще улыбаясь. Ничего. Он не может заставить любить себя и быть с ним, как бы ни хотелось. У Хисына есть прекрасная девушка, богатые родители и шикарные друзья, так что в этой жизни забыл Шим? — Меня не поймут, — Ли пододвигается ближе, заглядывает в самую глубь души, которая зачем-то всё больше открывается ему. Его тёплые руки исчезают с дрожащих ладоней Джейка, поднимаются вверх и, словно спрашивая разрешения, касаются подушечками пальцев щёк. — Осудят. — Ты танцевал сегодня со мной на виду у всех, — тихо проговаривает Джейк. — Это друзья, а родители не поймут. Хисын проходится по линии челюсти и спускается чуть ниже, к шее, не пропуская ни единого участка кожи. — Я не знаю, что делать. И Джейк не знает. Он уже давным-давно открылся Хисыну и показал когда-то, насколько предан чувствам. Всё, что от него зависело, было сделано ещё шесть лет назад. Сейчас Шим не понимает, почему Ли произносит эти слова, пропитанные ложной надеждой, и касается его. Ему больно. Ещё немного — и по щекам потекут слёзы. — Зачем? — Шим хмурится. — Зачем ты это делаешь тогда? Кивает на ладони, что медленно ползут от участка к участку. — Я хотел, чтобы ты знал, что я тоже что-то чувствую к тебе, — и резко, совсем неожиданно отстраняется, словно почувствовал эту невыносимую дрожь Шима. — Прости, — тянет рукава рубашки вниз, дабы прикрыть краснеющую кожу на тыльной стороне ладоней. Горит. — Ты мне дорог, и я, наверное, хотел бы когда-нибудь быть с тобой. Когда не буду бояться мнения родителей. Джейк хочет закричать. Сказать, чтобы прекратил и больше не говорил такого. Он ведь поверит, как наивный дурачок, и будет ждать неизвестно чего. А Хисын, даже если твердит о своих чувствах, никогда не сможет быть с ним. Такова жизнь. — Значит, никогда? — Шим опускает глаза и сцепляет пальцы в замок, чтобы меньше дрожали. Кажется, будто это их последний разговор. Воздух давит, тяжело сделать даже обыкновенный вдох, а Хисын своими сомнениями закапывает ещё глубже. Туда, откуда уже невозможно будет выбраться. — Не нужно было говорить всего этого, Хисын. Я не тот человек, который просто забудет этот вечер и больше никогда о нём не вспомнит. Он будет крутиться у меня в голове каждый день. Будет мучить меня, — Джейк думает, что пожалеет о сказанном уже завтра, но не может сопротивляться раздирающим чувствам. — Не нужно меня любить или встречаться со мной, я не прошу у тебя этого, потому что ты сам должен решить. Но если у тебя есть чувства, и ты всё равно не можешь пойти им навстречу, тоже не нужно себя мучить. Это жизнь, Хисын. Разве против неё попрёшь? Джейк справится. Он сильный. Наверное, когда-то эти чувства всё равно исчезнут, может, найдут нового хозяина, но а пока приходится говорить такое, чтобы не обременять человека. Хисын всегда был в его глазах хорошим, добрым и мягким. Сейчас ничего не поменялось. Даже если сердце начнёт «гнить», ничего не поменяется. Джейк знает, что на этом их пути разойдутся. Как бы больно ни было, придётся смириться. Шим улыбается сквозь пелену слёз, протягивает руку и всё же касается щеки Хисына. Необходимость. Никогда так не делал, а сейчас захотелось. Прямо перед завершением грустной истории. Ли ластится, закрывает глаза, а Джейк видит, как он снова расслабляется. Ему многого не надо, лишь бы касались с такой же искренней любовью в каждом действии. — Поцелуешь меня? Невероятно умоляющий и грустный шёпот пронзает Ли насквозь, заставляя его вздрогнуть. Открыв глаза, Хисын видит, как по красной щеке стекает одинокая слеза, падая на брюки и впитываясь в ткань. Остаётся заметный, совсем крохотный след, который через несколько секунд увеличивается в размерах. Как же больно. — Пожалуйста. И пододвигается ближе, касаясь коленом бедра Ли. Хисын долго не думает, кладёт ладонь на талию Джейка и притягивает к себе. Слышит, как воет собственное сердце, когда Шим приходится пальцами по шее. Давно таких ощущений не было. Очень давно. — Поцелуй и исчезни, пожалуйста. Джейк убивает себя, произнося эти слова. Утром его будут душить последствия вечера и разговоров. Знает, что начнёт скучать, захочет увидеться, но всё равно делает выбор в сторону чего-то правильного. Так нужно. Без этого окончательно сломается. Ли заправляет прядки волос за ухо, рассматривает длинные, мокрые от слёз ресницы и чуть покрасневшие глаза, которые всегда казались ему особенными. Самыми искренними. Больше таких, к сожалению, не видел. Когда Хисын накрывает губы Джейка, тот замирает и перестаёт ощущать пространство. Тело мгновенно парализует. Ли ждёт, не торопит, но потом чувствует слабое касание в области ключицы, покрепче обнимает Шима, буквально впитывая в себя всю дрожь, и снова сминает покусанные, слегла увлажнённые губы. Пальцы зарываются в шёлковые волосы, и только потом Джейк отвечает на поцелуй. С нуждой. С зависимостью. Со страданиями на душе. У Хисына губы мягкие — такие, как представлял когда-то Джейк. Он целует аккуратно, без покусываний и языка. Не напирает и не делает больно. В какой-то момент Ли чувствует вкус солёных слёз, что врываются в поцелуй, и отстраняется, напоследок касаясь уголка губ своими. — Спасибо, — произносит Джейк, стирая бегущие капельки с щёк. — И прости, что когда-то признался тебе. Не стоило этого делать. Пустота, которая на один лишь миг заполнилась чем-то до безумия приятным, снова даёт о себе знать, и Шим чуть ли не сгибается пополам от боли в сердце. — Уходи, прошу. Хисын ничего не говорит, в последний раз оглаживает скулы и встаёт на ноги. Думает, что так будет лучше для двоих, но понимает, что как только выйдет за пределы комнаты, упадёт на колени от собственной обречённости. — Прости. — Не извиняйся никогда передо мной. Я не держу на тебя зла. Так нужно было. Когда дверь закрывается, а холодный воздух снова окутывает с ног до головы, Джейк обессиленно падает и сворачивается калачиком. Сейчас всё пройдёт. Нужно потерпеть ещё чуть-чуть. Беззвучный плач, кажется, впитывается в стены, слёзы остаются «лужей» на мягком ковре, а внутри тягучая боль проходится по всем органам. Хисын обязательно забудется. Сотрётся с памяти, больше не будет появляться во снах и напоминать о себе. Джейк обязательно забудет его. Джейк сделал правильный выбор. Так будет лучше. Так, наконец, почувствуется жизнь.