Все любят Юрочку

       Мила       — Я думала, ты один. А с тобой твой друг «Джим» — сказала Мила кивнув на бутылку.       — Присоединишься? — Виктор приподнял рокс с янтарной жидкостью.       — Я бы что-нибудь полегче. Ты же знаешь, я не любитель крепких напитков. Так что, на вискарь твой я не покушаюсь.       — Ну, если быть точным, это не совсем вискарь, скорее Бурбон.       — Вот ты — душнила. Ален Делонхренов.       — Ален Делон, Ален Делон не пьëт одеколон. Ален Делон, Ален Делон пьëт двойной Бурбон. А вот Жан-Жак говорит по-французски. — пропел Виктор.       — Ревнуешь?       — Я так очевиден? Ревную — не то слово. — наморщил лоб Виктор.       — Ой, да что у них там было? Они встречаются всего-ничего. У них, поди, и до секса ещё не дошло. Думаю, Юрочка бы мне рассказал. — подмигнула Мила.       — Юрина девственность — это последнее, что меня волнует, Милочка. Я сам не ангел. А вот то, что я всë просрал. То, что причинил столько боли моему светлому мальчику. Это, да, волнует… Я ж думал, он ребенок ещё совсем. Перебесится и забудет. Зачем я ему? А видишь, как всë получилось?       — В спорте, Витя, взрослеют быстро. По себе же знаешь. Да и сердцу не прикажешь, кого любить.       — Красное, белое, шампанское? — спросил Виктор, подойдя к бару.       — А красное сильно сладкое?       — Есть отличное грузинское полусухое.       — О, подойдëт. — кивнула Мила.       — Пойдем, поможешь мне с закуской. — выбрав вино, бросил Виктор, проходя на кухню.       Открывая бутылку, Виктор мотнул головой в сторону холодильника.       — Давай! Там фрукты, сыр, салями, мясцо там разное. Сообрази нарезку. К вину хорошо заходит «Бри» с грушей и грецким орехом. Рекомендую.       — Всегда знала, что ты извращенец. — хихикнула Мила.       — Ты сначала попробуй, а потом дерзи. — снисходительно улыбнулся Никифоров.       — Ну, так о чём ты хотела поговорить? — спросил Виктор, когда они удобно устроились в креслах около журнального столика.       — А то ты не знаешь. — закатила глаза Мила — Я из-за тебя отменила свидание с горячим хоккеистом, между прочим.       — Я польщëн. — хмыкнул Виктор. — И всë-таки?       — Юрочка… — сказала Мила — Он звонил мне вчера. И он был расстроен. Я так поняла, что Джей-Джей, улетая, дал ему отставку, пока он не разберëтся с тобой. Я хотела приехать, но он сказал, что хочет побыть один. В общем, мы договорились встретиться завтра.       — А у канадца есть яйца. Не ожидал. Респект ему. — Виктор заинтересовано смотрел на Милу.       — Я волнуюсь, Вить. Ты знаешь, что с ним было, когда ты уехал? Он же ходил чернее тучи. Не спал, почти ничего не ел. Похудел — просто смотреть страшно. Мы все старались ему помочь, как могли. И Яков, и я, и Отабек, даже Гошка. А Барановская, однажды, когда он пришёл к ней заниматься никакой, отменила занятие и увела его в свой кабинет. О чём они говорили целый час, я не знаю, Юра не рассказывал. Но он после этого разговора изменился. Убиваться на льду, конечно, продолжал. Но что-то в нём такое появилось. Даже не знаю, как объяснить.       — Юра очень сильный, при всей внешней хрупкости. — задумчиво выдал Виктор.       — У Юрочки, конечно, железный стержень, но и железо можно сломать, Витя, или перекалить.       — Да, понимаю я. И что ты задумала?       — Есть у тебя совместные фотки с Юрочкой? Я завтра еду к нему. Есть одна мысль. Хочу помочь вам, дуракам. Жалко мне вас — не чужие ведь.       — Есть, конечно, только Полароид. Сама понимаешь — век цифровых технологий. Все в электронном виде. — сказал Виктор, вставая — Вот, смотри.       И Виктор протянул обувную коробку, до половины заполненную фотографиями.       — Ого, нехилый такой архивчик! — удивилась Мила, взвешивая коробку на руке.       — Позвольте поухаживать за вами, мадам. — сказал Виктор, подливая вино в опустевший бокал. Потом взял ломтик «Бри», накрыл сверху полоской груши и завершил пирамиду половинкой грецкого ореха. — Давай пей и потом откуси всë вместе, чтобы вкусы перемешались.       — Ммм… Недурно. Даже идеально, я бы сказала. — промычала Мила невнятно.       — Ну, а я что говорил? Добро пожаловать в ряды извращенцев, Милочка. — усмехнулся Виктор.       Мила, отпивая по-немногу вино, перебирала фотографии, откладывая некоторые на столик. Время от времени, показывая фото Виктору.       — Смотри, какие вы тут милые, аж тошнит. И счастливые такие. Юрка просто светится. Давно не видела его таким. И, кстати, с Леруа он таким не был.       — О, не начинай, прошу тебя! — поморщился Виктор.       — Нет уж, ты послушай, Витенька! Он же вытащил его с самого дна, когда Юра уже чуть кукухой не поехал. И это, кстати, твой косяк. Если бы не он, я не знаю, что бы с Юркой было. — Мила укоризненно смотрела на Виктора — Он ворвался в его жизнь и отвлёк его от этого всего. Он просто заполнил огромную дыру в его душе, которую, кстати, ты там выпилил. Писал, почти каждый день, всякую ересь, но Юрка в итоге ожил, начал улыбаться. Ты, вообще-то, должен быть ему благодарен.       — Да, понимаю я. Но благодарности не чувствую. Вот придушить его, временами желание возникает. — сказал Виктор беззлобно, скорее грустно.       — Могу я это взять? — Мила кивнула в сторону стопки отложенных фото.       — Да бери, конечно. Если так нужно для твоего гениального плана.       — А вот эту я поставлю здесь. Для тебя, чтоб ты булки свои не расслаблял, раньше времени. Чтоб помнил, что ты теряешь, а вернее кого. — и Мила поставила фото на полку книжного стеллажа, чуть ниже уровня глаз.       На фото Виктор приобнимал Плисецкого за плечи и оба улыбались и, буквально, светились от счастья.       — Да, я об этом каждый день думаю, Мил.       — Значит мало думаешь, если до сих пор ничего не надумал. — ворчала Мила — И запомни, Витя, я это делаю только ради Юрочки. Потому, что Юрочку я люблю.       — Все любят Юрочку. — обречено выдохнул Виктор — И никто не любит меня.       — Ты совсем обнаглел, пятикратная твоя морда? Ты кто такой, и куда ты дел Никифорова? Эту тварь самовлюблëнную. Вот этого, который: «Я красавчик! Все бабы мои. И мужики тоже.» — и Мила заливисто рассмеялась.       — Все любят Юрочку, а Юрочка любит тебя — придурка.       — Если бы. Он меня послал далеко, отсюда не видно. Он видеть меня не хочет. Никогда меня не простит. Потому, что я — мудак малодушный. Предатель я, гореть мне, Милочка, в аду. Вернее, в восьмом круге ада, быть вмороженным по грудь в глыбу льда, рядом с Иудой.       — Хорошо, что ты это понимаешь. Я ж сказала, помогу тебе. Но учти, Никифоров, если ты опять какую-нибудь херню отмочишь, если обидишь Юру, я тебя придушу собственными руками.       — Очередь занимай. — смеясь сказал Виктор — Там сначала Яков мне яйца открутит, потом Отабек по жбану настучит. И это, Милочка, я цитирую из первых уст, опуская некоторые пикантные детали. А там ещё этот канадский мачо. Он просто по-тихому прикопает меня где-нибудь в лесочке, наверное, и всë.       — Да, не завидую я тебе, Витенька, если что. — ехидничала Мила.       — Я люблю его, Милка. Я в жизни никого и никогда так не любил. Думаешь я смогу обидеть его? Он красивый такой стал, уверенный. Он гордый очень. Я с ума по нему схожу. И не знаю, что мне делать. Он даже звонить запретил. Трубку не берëт и сообщения мои не читает. — Виктор, склонив голову, прикрыл рукой глаза.       — Так, соберись тряпка. Ты же Никифоров, который только пальцем щелкнет и все сбегутся.       — Сбегутся, да только не те, кто надо. А мне, кроме него, никто не нужен.       — Ну, так встал, жопу в горсть и скачками. Никогда не поверю, что Виктор Никифоров не сможет добиться семнадцатилетнего пацана, да к тому же влюблённого в него по уши. Или это не тот Виктор, которого я знаю.       — Да, всë, Мил, понял я. Передай ему, что я люблю его и на всë готов. А если не будет брать трубки, буду дежурить в его парадной, сидеть на ступеньках, как бомж, со своим другом «Джимом».       — А вот бухать прекращай. И не вздумай пуститься в разгул. Тогда Юрочка тебя к себе на пушечный выстрел не подпустит, точно.       — Мил, ну всë, завязывай. Я может и придурок, конечно, но не до такой степени.       — Тебя, дурака, я тоже люблю. — сказала Мила, прощаясь — Просто некоторым этого говорить нельзя, а то ещё зазнаются. — Мила невесомо коснулась его щеки губами и вышла из квартиры.       Мила        Днëм позже       — Ну как ты, Юрочка? — начала Мила прямо с порога.       — Да, ты пройди сначала. Разденься. Я пиццу заказал. Иди — руки помой. — Юра махнул рукой в сторону ванной.       — Ты давай не увиливай. Я ж не отстану. — Мила смотрела с таким серьёзным лицом, что Юра понял: «Точно не отстанет.»       — Да не знаю я. — пожал плечами Юра — Сам ещё не понял. И скучаю вроде, и грустно, и почему-то чувствую облегчение.       — Ну-ка с этого места поподробней.       — Да, понимаешь, Джей-Джей он же любит меня. А я, как будто, недодаю ему чего-то. Я словно, в таком энергосберегающем режиме. — Юра прихватил на кухне коробки с пиццей и прошел в комнату. — Ты пиво будешь?       — Ну, можно. Ты продолжай давай, не отвлекайся. — Мила взяла кусок пиццы.       Юра принёс две банки пива, чипсы и салат с морепродуктами.       — Как будто он любит, а я позволяю, что ли? В надежде, что потом полюблю сильнее. — продолжил Юра — Он хороший, и он помог мне. И я как будто обязан ему? Такого, как с Витькой было, я точно не испытываю. И виноватым себя чувствую. Я как-то не задумывался раньше. Но, может, он и прав, что послал меня?       — Вот это ты зря. Никакой твоей вины в этом нет. Нельзя заставить себя чувствовать. Главное, понять это и не обманывать ни его, ни себя. Мы жизнь живëм без черновика, сразу на чистовик. Ничего не перепишешь, Юра. — Мила поводила в воздухе куском пиццы, иммитируя написание слов — И если кто-то ошибся, а потом осознал. Может стоит быть великодушным и попробовать простить и поверить?       — Это ты сейчас к чему клонишь? — прищурился Юра.       — А всë к тому же. Виктор, он ведь сам не свой. Он мучается, Юр.       — Ага, мученник, бля. Бухает опять небось. — отмахнулся Плисецкий.       — И ты ведь тоже страдаешь. Я же вижу. — продолжала Мила — Может хватит строить из себя героя? Чего ты боишься?       — Чего боюсь? Может быть того, что сердце снова разорвëтся от боли? — грустно сказал Плисецкий.       — Но, ведь не попробуешь — не узнаешь?       — Вот вы все сговорились что ли? Витька, Джей, теперь ты ещё.       — Не буду скрывать, я была у Виктора вчера и мы долго разговаривали. На него смотреть больно. Он любит тебя, Юр. И считает, что ты не простишь его никогда. Но отступать он не намерен, как я понимаю. Может ты хотя бы разблокируешь его?       — Да не блокировал я его. Просто не отвечаю и всë.       — Встреться с ним. Просто пообщайтесь, как раньше, сходите куда-нибудь. Посмотри, какие вы были счастливые. — Мила достала из сумочки фото и протянула Плисецкому.       Юра перебирал в руках фотографии: Вот он откусывает розовую сладкую вату, а Виктор целует его в висок. На другой, они на берегу Невы и Виктор прячет его от ветра в своём пальто, прижав спиной к своей груди и уткнувшись подбородком Юре в макушку. Они в зоопарке, на природе и в парке аттракционов. И везде у них такие счастливые лица…       — Ты где это взяла? — только и смог выдавить Юра.       — Витя дал. А у тебя, что нет таких? — спросила Мила удивленно. — У Витьки там столько, что можно стены в квартире обклеить вместо обоев.       — Я свои собрал в пакет и отвез к деду. Сначала сжечь хотел, потом жалко стало. Всë-таки — это моя жизнь. А на компе и в телефоне отправил всë в скрытые папки. Чтоб не попадались на глаза.       — А ты повзрослел. Плисецкий образца годичной давности уже наорал бы на меня матерно и, возможно, даже приложил бы чем-нибудь тяжëленьким. — улыбнулась Мила.       — А смысл? Толку-то на тебя орать, Баба? У тебя броня — четыре пальца. — Юра приложил ладонь ребром ко лбу и засмеялся.

***

      Юра сидел на кухне, механически помешивая в кружке остывший чай. Мила ушла, разворошив безжалостно что-то в его душе. Подняв с самого дна то, что старательно гасилось сознанием. Воспоминания накрыли лавиной. В голове шумело и сердце замирало в груди. Прошлое хлынуло нескончаемым потоком флэшбэков. Хотелось и плакать, и смеяться, и просто убиться головой об стену.       Он тупо смотрел на стопку фотографий, оставленных Милой. На самой верхней — он такой счастливый, горящими глазами смотрит в объектив и смеëтся, а Виктор прижимает его спиной к своей груди, сцепив руки в замок на талии. И в голубых глазах плещется столько неприкрытой нежности.       Всё, что Юра пытался забыть, задавить в себе и задвинуть в самый дальний угол сознания прорывалось сейчас, уже не сдерживаемое ничем.       — Да, блядь! — выдохнул Юра.       Затем потëр пальцами виски и протянул руку к телефону. Набрал всего два слова: «Я согласен» — и нажал отправить.       Телефон завибрировал через несколько секунд, как будто на том конце «провода» ждали…       — Алло. — ответил Юра на входящий вызов.