Когда Аччан плачет

Имаи был, как обычно, последним: на этой стадии Аччан становился именно таким, каким нравился ему больше всего – распаленным, жаждущим, измученным и отбросившим всякое стеснение. Он жадно повел носом, когда Имаи вошел в комнату, чутко прислушался – повязка на глазах так обостряла его чувства, что Аччан в ту же секунду узнал его и со стоном облегчения опустился грудью на постель, прижимаясь щекой к подушке. – Хисаааши, – протянул он мягким, подрагивающим, немного в нос голосом, наверняка плакал от переизбытка ощущений. – Я так ждал… Имаи невольно хмыкнул, обходя его кругом и разглядывая: вздернутый покрасневший зад, залапанные почти до синяков бедра, следы от поцелуев на загривке и плечах. Чуть приоткрытое отверстие между ярко-розовых ягодиц, потеки спермы по мошонке и бедрам... И прижимающийся к животу багровый, истекающий смазкой член. Имаи всегда было интересно, почему никто до него не позволял Аччану кончить? В конце концов, это было жестоко… Наклонившись, он погладил Аччана по шее и челюсти, обвел большим пальцем губы – растертые и тоже потемневшие до вишневого цвета, налившиеся так, что, казалось, если неосторожно прикусить, из них брызнет сладкий сок… – Хисаааши, – снова мурлыкнул Аччан и облизнул его палец, потерся щекой – повязка на глазах была мокрой насквозь, точно плакал… Почему-то мысль об этом заводила еще сильней. Наверное, Имаи был нехорошим человеком, но ему нравилось, когда Аччан плачет во время секса, и неважно, с ним этот секс был или с кем-то еще. В этом было что-то невероятно открытое и искреннее, то, наверное, за что Имаи любил его больше всего… Ему самому стало неловко от собственной сентиментальности, так что он поднял голову Аччана за подбородок и поцеловал в тут же раскрывшийся рот – Аччан целовался жадно, мокро, сразу начиная дрожать от нетерпения. – Заждался, – прошептал Имаи, стирая пальцами слюну с его губ, и Аччан утвердительно промычал, прихватывая их зубами и обсасывая. – Хочешь пальцами? Аччан помотал головой. – Хочу сразу… и… можно попросить? – Конечно. – Сними повязку, – его голос звучал почти застенчиво. – Я хочу на тебя посмотреть. Имаи сглотнул, торопливо развязывая тугой узел на затылке, стараясь не тянуть больно за случайно попавшие между лентами волосы. Он отбросил повязку на постель и едва не задохнулся от странного, немного мистического чувства: Аччан медленно взмахнул ресницами, поднял голову и посмотрел на него расфокусированными, мокрыми, сияющими глазами. Каждый раз с непривычки это ощущалось, будто бы на тебя смотрит какое-то сверхъестественное существо. – Спасибо, – прошептал Аччан, улыбаясь, и Имаи поцеловал его снова, коротко, чтобы не увлекаться, а потом выпрямился и расстегнул уже сильно давившие джинсы. Аччан смотрел ему в пах с явным голодом, но Имаи решил, что не стоит давать ему в рот – есть риск увлечься и кончить слишком быстро, потому что все, что Аччан делает ртом, он делает… максимально качественно. Так что он торопливо скинул одежду и забрался на постель позади Аччана – в этот раз ему зафиксировали только руки, и то слабо, просто чтоб не смог до себя дотянуться, так что колени его от долгого интенсивного траха разъезжались в стороны. Имаи помог ему встать на четвереньки, чтобы обоим было удобнее, огладил истисканные бедра и ягодицы, коротко поцеловал в крестец и наконец вставил, не удержавшись и тихо ахнув... Как же хорошо! В Аччане всегда было хорошо, но именно вот таким, пылающим, мягким, обволакивающим, будто засасывающим в себя, он становился только под конец долгой ночи, после того, как в него кончили несколько раз. Казалось, что чем больше он получал секса, тем более жаждущим становился, и сейчас, прогибаясь и утробно ворча, Аччан сам принялся толкаться ему навстречу, насаживаясь, сжимая скользким нутром. – Наконец-то… – бормотал он, задыхаясь. – Ну же… Давай… Давай сильней… глубже… И у Имаи кружилась голова, он стискивал горячие бедра, целовал и прикусывал мягкую кожу на спине, толкался безо всякой жалости, пока Аччан не начал скулить на одной ноте, прогнувшись и замерев. Кто-то, возможно, сумел бы проигнорировать его нужду в погоне за собственным удовольствием, но Имаи на это никогда не был способен, так что он просунул руку Аччану под живот и принялся гладить. Наверное, из-за слишком долгого возбуждения это было уже болезненно, потому что Аччан снова начал плакать. Он рыдал в голос, крупно вздрагивал и о чем-то сбивчиво просил – Имаи не мог разобрать ничего в его слезных жалобах, но, скорее всего, тот просто хотел уже наконец кончить, и Имаи ласкал его как можно бережней, чувствуя как собственное вожделение закручивается неожиданно стремительным вихрем, подталкивая к краю… Его выбросил из сна звук собственного голоса, и только потом – осознание упавшего на тело, словно каменная глыба, наслаждения. Имаи выдохнул с длинным стоном и приподнял голову – Аччан нависал над его пахом, многозначительно облизываясь. – Хороший сон? – спросил он хрипло, ухмыляясь. – Идеальный, – выдавил через силу Имаи и потянул его к себе, вздрагивая от удовольствия, когда тяжелое гладкое тело навалилось сверху, придавливая. Они поцеловались, привкус спермы в чужой слюне бодрил, настраивая на чрезвычайно игривые мысли. Имаи погладил Аччана по спине, спустился ладонями ниже и сжал ягодицы, но тот почему-то отстранился, приподнимаясь на локтях. – Кто тебе снился? – неожиданно с пристрастием спросил Аччан, тревожно заглядывая в глаза. – Ты, – Имаи потрогал указательным пальцем его губы – припухшие, такие сладкие. Чудесный сон все еще не отпускал, в паху ощущалось приятное напряжение и после оргазма. Аччан хмыкнул, мягко отталкивая его руку. – Я? И… что я делал в твоем сне? – Отдавался, – честно ответил Имаи. – Многократно и со вкусом. Всем подряд. Ну и мне тоже… после всех. Было классно. Аччан неожиданно смутился, покраснел, криво усмехаясь. – Ты все-таки такой извращенец, Хисаши, – пробормотал он, скатываясь с него, отворачиваясь на другой бок. Но Имаи точно знал, что Аччану не стоит верить в такие моменты: он подобрался ближе, прижался грудью к напряженной спине, погладил по животу и спустился ладонью к паху… И точно убедился в том, что был прав. В реальности Аччан никогда не бывал таким податливым и растраханным, как в его снах, но одно обстоятельство связывало сны и реальность накрепко: с Аччаном всегда было хорошо. Особенно, когда под конец он начинал плакать от удовольствия.