Сворачивая в сторону свой ход...

Иногда Атсуши думал, что Имаи не очень-то в курсе его существования: они могли находиться в одной комнате весь вечер и даже вроде обмениваться какими-то репликами, но каждый раз, когда Атсуши ловил взгляд Имаи, в нем было только замешательство и растерянность. Словно он не понимал, кто это вообще рядом с ним и что он тут делает. Выглядело это и странно, и забавно, но больше всего Атсуши в этом случае удивлялся себе – тому, что ни разу подобное отношение не показалось ему обидным. Он знал о своем болезненном самолюбии лучше кого бы то ни было и изо всех сил старался избегать людей, не воспринимающих его всерьез. В конце концов, он был уже относительно взрослым человеком с серьезной работой, а не задиристым болваном как раньше. Решать проблемы кулаками в его нынешнем статусе было уже как-то… не к лицу. Но избегать Имаи совсем не хотелось. Не только потому, что это стало бы в его ситуации крайне невыгодным решением – все-таки именно Имаи был центральной фигурой в группе. Не бросать же группу просто потому, что лидер слабо осознает твое присутствие в помещении. Но, и это ощущалось непривычно, подобное отношение Атсуши интриговало. К нему за всю его жизнь относились очень по-разному, но чтобы не замечать… Он отдавал себе отчет, что даже в те моменты, когда ему бы больше всего хотелось стать незаметным и, может быть даже, вообще не существующим, внимание-то он привлекал обязательно. И как-то уже даже начал привыкать к этому. Тем более, что и Имаи, конечно же, не собирался его обижать. Просто… он был странным. По-хорошему, по-интересному странным, и если от Атсуши требовалось сделать что-то, чтобы Имаи привык к его обществу, приручился… он был готов. Такие задачи вызывали даже азарт. Это было чем-то похоже на процесс завоевания нравящейся девушки, но с существенным отличием – девушки обычно Атсуши активно помогали в своем завоевывании, а иногда и сами его инициировали. Это было удобно и несколько разбаловало, прямо скажем. От Имаи же подобного ждать было бесполезно – он не был заинтересован в сближении. По крайней мере, так выглядело поначалу. Так что начал Атсуши с того, к чему привык – с соблазнения. Нет, он, конечно, отдавал себе отчет в том, что Имаи – не милая девушка, и в целом не собирался доводить соблазнение до логического финала, но он просто не знал, как действовать иначе. И решил, что начнет с того, в чем, по крайней мере, ориентируется, а дальше уже подправит тактику по обстоятельствам. Самое первое и главное в соблазнении кого бы то ни было, если этот кто-то не обращает на тебя внимания, – это физический контакт. Атсуши, конечно же, не лапал малознакомых девушек, но в ход вполне шли какие-то мелкие, мимолетные, будто бы случайные касания, да даже просто сесть рядом иногда было достаточно. Главное, быть максимально деликатным и чутким. Ни в коем случае девушка не должна почувствовать себя дискомфортно и, тем более, ощутить опасность от его присутствия. Наоборот, контакт должен быть настолько ненавязчивым, настолько ускользающим и недостаточным, чтобы она сама захотела его продлить. Чтобы сама потянулась следом. Тут-то и случилась первая неудача. Нет, тактика-то была отработана и до сих пор сбоев не давала, но вызвать ответное движение навстречу у Имаи не получалось ни в какую. Он смущенно хихикал, когда Атсуши невесомо поправлял ему растрепавшиеся волосы или снимал пушинку с его плеча, с готовностью подставлял свой стакан, чтобы Атсуши налил ему выпивки, а, запьянев, совершенно не возражал против того, что сидели они вплотную друг к другу, соприкасаясь локтями и коленями. Атсуши даже начал приобнимать его или класть ладонь на плечо во вполне трезвом состоянии – Имаи или не обращал внимания, погруженный в свои мысли, или все с тем же недоумением поднимал взгляд на Атсуши, будто бы понятия не имел, кто этот человек, который к нему прикасается. Да, он не возражал против физического контакта. Но и сам к Атсуши не тянулся. Вторым способом соблазнения в арсенале Атсуши значились задушевные разговоры. Вернее, умение слушать – собственно в разговорах он был не силен, но на протяжении сколь угодно долгой беседы оставался внимательным к чужим излияниям, мог поддержать и негодование, и радость, мог утешить девушку, если она была расстроена (для утешений лучше всего подходили невинные объятия). Но с этим способом проблема читалась сразу: Имаи не разговаривал. То есть, он или вовсе молчал, или излагал свои мысли крайне затейливо, так, что Атсуши понимал, что он хочет сказать, с пятого на десятое. Плюс к тому, Имаи не имел обыкновения говорить по душам и уж тем более жаловаться. Да и вообще потребности особой в разговорах не испытывал. Поэтому Атсуши пришлось начинать говорить самому. Это было тяжело и непривычно, и от неловкости временами сводило пальцы на ногах, но на прямо обращенные к нему реплики Имаи все-таки обычно отвечал. Или кивал. Или смеялся. Или еще как-то реагировал. Это определенно было прогрессом. Конечно же, о своих проблемах Атсуши ему не рассказывал, да и переживаниями особо старался не делиться – он знал себя. Знал, что если начнет, может не суметь остановиться вовремя. Станет жаловаться, ныть и стенать… Какая-нибудь добрая и отзывчивая девушка такое, возможно, и стерпит, даже будет рада поддержать. Но от Имаи такой вовлеченности ждать точно не следовало. Так что Атсуши старался говорить о том, что Имаи интересно. О новых или малоизвестных музыкальных исполнителях, о книгах, о художниках, о странных фильмах… Учитывая то, что группа работала просто на износ, а Атсуши еще и приходилось выискивать темы для разговоров, которые бы завладели вниманием Имаи, через несколько месяцев такой жизни он начал понимать, что потихоньку сходит с ума. Репетиции, выступления, короткие перерывы на сон, еду и выпивку, и в это невероятно насыщенное расписание нужно было как-то втиснуть поход в книжный магазин или кинотеатр. И если в кинотеатр можно было пойти вместе и там сидеть в интимной темноте, соприкасаясь локтями и ощущая вожделенную духовную близость, то книги приходилось читать и вникать. Да, в какой-то момент Атсуши осознал, что ему и самому нравится это занятие, у него даже выработался свой вкус – теперь он уже не ориентировался на интересы Имаи, выбирая себе новую повесть или сборник статей на свободный вечер. Но той проблемы, с которой Атсуши начинал свое путешествие в мир увлечений самого загадочного гитариста Японии, это не решало. У них не получалось задушевных разговоров. Да, они советовали друг другу разные интересные штуки, да, в голосе Имаи в последнее время стало слышаться что-то, отдаленно напоминающее не только формальное уважение. Да, это было приятно, но в ситуации, которая задела Атсуши изначально, перемен так и не случилось. Имаи не замечал его сам. Даже когда обращался по имени – он словно смотрел сквозь Атсуши, не считая нужным обратить внимание на его физическое существование у себя перед носом. И это… расстраивало. Да, именно так. Атсуши всегда расстраивало отсутствие взаимности, зачастую настолько, что он буквально зацикливался на объекте своей неудачной страсти, пока наконец не добивался ответного чувства. И, кажется, с Имаи произошло то же самое. Атсуши сам не понял, когда его цель из желания расположить Имаи к себе и покрепче с ним сдружиться трансформировалась в почти болезненное желание внимания и признания с его стороны. Он страдал буквально как от неразделенной любви, то впадая в яростную ажитацию и нервное возбуждение, то погружаясь в неизбывную тоску и отчаянье. Он эскалировал их физический контакт до откровенно эротической близости – правда, исключительно во время выступлений, там, где это еще можно было списать на условность сцены. Он почти не отлипал от Имаи за кулисами, ревниво следя за каждым его душевным и телесным движением. Он пытался разгадать этот ребус, найти ключ к его решению, но ничего не получалось – месяцы, а потом и годы. От отчаянья Атсуши даже переспал с Имаи в надежде наконец-то проникнуть в самую сокровенную область, раз и навсегда прописаться в его интимной зоне близости. Это, кстати, оказалось на удивление легко сделать – Имаи, хоть до этого точно никогда не имел подобного опыта, будто бы только и ждал возможности удовлетворить свое любопытство. Он позволил Атсуши сделать все, что тот хотел, и сам с неменьшим энтузиазмом изучил новое поле деятельности. Он был так чувствителен и нежен, что впервые за все время бесконечной гонки за вниманием Имаи Атсуши засыпал почти счастливым. Он был уверен, что наконец-то добился желаемого… Вот только наутро Имаи снова открыл глаза и, увидев перед собой воодушевленное лицо Атсуши, недоуменно нахмурился. Будто бы даже не помнил о том, что между ними случилось пару часов назад... Атсуши был раздавлен. Повержен. Уничтожен полностью и безвозвратно. Разумеется, он постарался не показать этого. Разумеется, его состояние было очевидным любому – кроме, конечно же, Имаи. Тот вел себя как ни в чем не бывало, и в какой-то момент, устав от тягостных мыслей, Атсуши снова склонил его к сексу – и снова это удалось ему без особых усилий. А потом опять. И опять… В какой-то момент это просто вошло в привычку. Они работали вместе днем, они выпивали вместе ночью, они занимались вместе любовью в свободные минуты, и со временем Атсуши просто смирился с существующим положением дел. Это был максимум, которого он смог добиться в деле завоевания Имаи. Стать к нему ближе, вероятно, было в принципе невозможно. В некоторые минуты Атсуши даже сам задавался вопросом: а чего ему, собственно, не хватает? И не мог придумать внятный ответ. По сути, у него было все – внимание к его словам, признание его компетенций, уважение его вкусов, Имаи даже в некотором роде потакал ему, писал временами вещи, которые сам не слишком-то жаловал, зная, что они обязательно понравятся Атсуши. У него была физическая близость, которая становилась чем дальше, тем более изощренной и удовлетворяющей: Имаи был таким же, как он, и прекрасно знал, как легко можно заскучать от однообразия в постели. Они с Имаи понимали друг друга на почти телепатическом уровне: считывали тончайшие изменения в состоянии друг друга, предвосхищали намерения. Они знали друг друга настолько хорошо и подробно, что уже почти не нуждались в словах для общения. И тем не менее Атсуши никак не мог успокоиться. Ему было мало. Ему было нужно… что-то такое, чему он уже не мог и названия подобрать. Сейчас даже с трудом вспоминалось, чего именно Атсуши хотел изначально. Чтобы Имаи замечал его? Так он замечал, если была причина заметить. Чтобы уважал? Без уважения они бы не добились ничего, это было заложено в саму основу их взаимодействия в группе. Чтобы выделял из прочих? Ну, тут Атсуши было грех жаловаться. Насколько он знал, если Имаи и спал с кем-то еще, это были случайные одноразовые связи из любопытства. А то, что у них получилось на двоих, уже давно вышло за рамки экспериментов и отвлеченного интереса. Да, несмотря на регулярный секс, Имаи почти не проявлял инициативы в телесном сближении – не обнимал Атсуши, не прикасался между делом, даже избегал смотреть в глаза. Но он обращался по работе, писал о своих идеях, звонил, чтобы позвать выпить. Приглашал в свои сольные проекты – не каждый раз, но все-таки приглашал… Но что-то все равно мучило Атсуши. Какая-то незавершенность. Какая-то необъяснимая заусеница в их отношениях, которая вроде бы и не бросалась в глаза, но в самый неподходящий момент цеплялась и отправляла в мозг крохотный болевой импульс. Все странным образом изменилось совершенно внезапно в один ничем не примечательный день. На тот момент они не виделись уже несколько недель: Имаи занимался работой над новым материалом, и чтобы его не отвлекать, Атсуши уехал на отдых в горы, где еще лежал снег и можно было целыми днями бродить по хрустящему солнечному лесу, пить виски и читать, сидя на застекленном балконе отеля, или греться в онсене с впечатляющим видом на сверкающие ледяные пики. Так что вернулся он в несколько расслабленном и умиротворенном состоянии и не сразу понял, что с Имаи что-то не так. Тот как обычно оглянулся, когда Атсуши вошел в небольшое помещение арендованной студии, окинул его рассеянным взглядом, кивнул в знак приветствия и отвернулся снова – гитара его занимала явно больше. Прошло полчаса или даже больше, пока Атсуши разобрал свои вещи, послушал в наушниках пару демо-записей, пытаясь составить самое первое впечатление, а потом налил себе и Имаи кофе из новой кофемашины и сел рядом на диван. Имаи тут же отвлекся и отложил гитару, взял кружку с кофе, искоса, со смешливым прищуром глянул на Атсуши… – Как отдохнул? – Да отлично отдохнул, – начал было Атсуши, но осекся, с изумлением глядя на Имаи. Вот только в этот момент он увидел. Нет, осознал, что Имаи смотрит на него – иначе. Очень пристально смотрит, почти жадно. Абсолютно точно отмечая, фиксируя его в своей реальности, чего раньше… да практически не случалось, особенно по такому отсутствующему поводу. – Никогда не замечал, что у тебя столько родинок, – хихикнул Имаи. – И веснушки. Обалдеть, у тебя – веснушки! – В горах яркое солнце, это пройдет к туру… – немного заторможенно ответил Атсуши на автомате, но тут же перебил себя. – Что? Что с тобой? – А что со мной? – переспросил Имаи, явно развлекаясь. – Ты изменился. – Ага. Абсолютно довольный собой Имаи сунул нос в кружку, явно не собираясь давать ему больше никаких подсказок. Сердце колотилось от волнения и беспокойства – Атсуши очень не любил перемены, особенно внезапные. Он разглядывал Имаи, закусив губу, и не видел ровно никаких внешних отличий. Что случилось за время его отсутствия? Что сделал с собой Имаи? Что… кто-то сделал с Имаи? С его Имаи?.. Он уже почти готов был сдаться и просить, умолять, нет, требовать объяснений! Но Имаи, все так же шкодливо ухмыляясь, обернулся к нему и ткнул себя пальцем в скулу. – Линзы, – сказал он так, будто это все объясняло. – Линзы? – тупо переспросил Атсуши. Имаи кивнул. – Не хотел носить очки, ну… – Ты же не носишь очки? Никогда не видел тебя в очках. – Мне не идут, – Имаи отвечал так, будто бы это все объясняло. – Привык уже без них. На стены, вроде не натыкаюсь, ну и… А сейчас был у врача, и он мне рассказал, что появились такие контактные линзы, которые можно весь день носить, не снимая. Дай, думаю, попробую… Ну и… так прикольно! Очень странный мир вокруг, оказывается. Слишком много подробностей. Трудно так сразу переварить. Имаи еще что-то говорил, улыбаясь, и Атсуши улыбался вместе с ним, немного растерянно, почти не слыша слов, только улавливая интонации. Сердце бухало в груди так громко, что заглушало все остальные звуки. И взгляды Имаи, непривычные, острые, любопытные, будто бы он наконец-то – впервые в жизни – мог разглядеть Атсуши во всех подробностях, вызывали в душе давно позабытое волнение и трепет. Под этими взглядами хотелось томно улыбаться, хотелось соблазняюще смотреть в ответ, хотелось, наконец, просто быть красивым… Так что он улыбался, смотрел и, вероятно, был достаточно красив, потому что в какой-то момент Имаи посреди фразы замолк, отставил кружку с кофе и потянул Атсуши к себе за шарф. И в конце концов, после всех этих лет… Атсуши все-таки почувствовал себя победителем. Он смог. У него получилось, и теперь он откровенно получал наслаждение от своей победы. А еще он впервые за это время был счастлив, и это непривычное самоощущение никуда не ушло даже спустя несколько минут. Несколько часов. Несколько дней…