— И я советую вам всерьёз задуматься над избранниками для ваших детей, — неожиданно произнёс комиссар, пристально глядя на истинного кардинала. — В них уже смешались Треми и Бруджа, так зачем останавливаться? Вы ведь Глаза Спящего, Клаудия, вы способны отыскать нужные линии среди всего разнообразия и создать настоящего Великана…
(В. Панов. — «Наследие великанов»)
— Князь — твой отец? — неожиданно спросила девушка. — Не совсем, — поморщился комиссар. — В семье Навь взаимоотношения выстроены несколько сложнее, чем кажется со стороны.
(В. Панов. — «Головокружение»)
— Мама? Голос дочери отвлёк Клаудию Бруджа от невесёлых мыслей. Лёгким жестом она заставила дверь открыться и приглашающе махнула рукой. Валерия влетела в комнату, весело плюхнулась в большое скрипучее кресло и, как в детстве, подобрала стройные ноги под себя. — Я могу заключить, что знакомство было успешным? — Клаудия позволила себе улыбнуться. — Мам, ты не представляешь, как здорово, что я теперь могу послать Петра Гангрела. Такого душнилу поискать ещё! А с Мигелем мы поладим, хоть он и Робене. — Я поклялась себе сделать всё, чтобы у тебя был выбор, дочь. Пусть и невеликий. — Ты — лучшая мать на свете. — Валерия вскочила и чмокнула Клаудию в щеку. — Хоть иногда меня и жутко бесило, что от тебя ничего невозможно утаить. — Да, я вижу, что ты не притворяешься, и вы действительно весело провели время. — А что нам — плакать, раз такое дело? Для начала поржали, какие мы уникальные — нам в свахи аж целый Сантьяга достался. Кстати, Мигель быстро соображает, уже кардинала Робене из Цитадели успел вытащить. Представляешь, сказал комиссару, что не мыслит брачной церемонии без отца и отцовского благословения! — Пабло давно мог выйти на свободу, если бы дал обещание никаких действий не предпринимать против планов Сантьяги. Но он упорно отказывался, неужели сейчас согласился? — Нет, он только пообещал сыну свадьбу не портить, — надулась Валерия. — А Сантьяга тоже ведь хитрый, он Пабло вроде как под наше поручительство отпустил. Ничего, мы ему вдвоём мозги вправим. Сколько можно несгибаемого корчить, Амулеты же давно в Цитадели! «Мы воспитали хорошую дочь. Понимающую свой долг перед Семьёй. Может, когда-то она поймёт, что бывают моменты, когда никакие долги не имеют значения, кроме долга перед самим собой. Остаться собой, когда кажется, что это утратило всякий смысл, труднее, чем исполнить долг…» — А что Валентин? — переключилась Валерия с будущего свёкра на брата. — Что могло там измениться? — удивилась Клаудия. — Для него сразу просматривался единственный вариант. Конечно, Лидия Носферату не красавица… — Мам, я даже не знаю, как тебе сказать об этом, но её красота — вообще дело десятое. — И это ты говорила недавно, что от меня ничего нельзя утаить? — Так ты знаешь? — ахнула Валерия. — Что твоего брата привлекают мужчины? Подозреваю, что знаю дольше, чем ты. Но это ничего не меняет. Лидия разумная и практичная масана. Если она получит статус жены Валентина и детей от него, она закроет глаза на его любовников. *** — Кусаться не смей, я предупредил. Виллем Минце повторил это уже в третий раз, невзирая на нетерпеливое пыхтение и могучий стояк. — Я ведь обещал, — отозвался Валентин Треми. Он обхаживал чуда больше недели и не собирался всё портить сейчас, когда усилия наконец-то возымели эффект. Обещание дано, и Жажды Валентин не испытывал, но как же трудно удерживать контроль, когда впервые ощущаешь настолько близко алую, горячую, сильную, бурлящую магией рыцарскую кровь! Кровь магов — особый деликатес для ночных охотников семьи Масан. Не сегодня, жаль, не сегодня… Валентину оставалось лишь отшвырнуть в сторону бриджи, наконец-то стянутые с Виллема, торопливо размазать смазку и войти несколькими энергичными толчками. Это ему не запрещали, наоборот — с готовностью подавались навстречу. И Валентин наслаждался чем мог: жаром сильного тела, которое стискивал в объятиях, жаром, волной охватывающим член при каждом движении. Было замечательно и без крови, только вот Виллем такого уж сильного восторга не выразил и кончить себе помог сам. Это немного разочаровало. — Тебе не понравилось? — принуждённо спросил Валентин. — Без обид, но так-то я и правой рукой управлюсь. — Если бы ты разрешил совсем чуть-чуть крови — всё бы вышло по-другому, уж поверь. — Как же. — Виллем аж отодвинулся. — Раз дал укусить, другой дал, а там и всё, корова. Слышали, знаем. — Да не умею я коров делать, и отец говорит, что мерзость это! — Конечно, конечно, и высушиваете вы раз в десять лет, не чаще. — Тогда хоть скажи, — не отставал уязвлённый Валентин, — как делать надо, чтоб было лучше? — Как-то же у других получается засаживать, чтобы приятно… Ну, вот, — Виллем усмехнулся, помедлил немного и начал рассказ. — Я недавно перед отцом спалился случайно, дверь плохо закрыл и порнушку соответственную с экрана не убрал, когда в уборную вышел. Думал, он меня убьёт, реально, мечом проткнёт! А оказалось, что он и сам в молодости не прочь был. Я к чему: отец мой — старый бывалый вояка, с матушкой скоро век совместной жизни, троих детей родили. Но ты бы видел, как у него глаза разгорелись, когда Ортегу вспомнил! Вот уж кто, мол, трахал охрененно… Терять любовника Валентин не хотел и через два дня, собравшись с духом, позвонил Ортеге и договорился о встрече по очень личному и серьёзному вопросу. *** В просторной двухкомнатной квартире было идеально чисто, минималистично и неуютно. Тут никогда не жили по-настоящему, сюда только приходили. В спальне дверь встроенного шкафа притворялась стеной, в углу скромно притулилась круглая тумбочка, а больше ничего не было, если не считать обширной круглой кровати, застеленной фиолетовым бельём. Точно такого же цвета был халат на Ортеге. — Рассказывай своё дело. Можешь заодно раздеваться. — Я вообще-то не по такому… — замялся Валентин. — То есть, по такому тоже, но не настолько прямо. В общем, я с чудом тут познакомился одним, свидания добился и, сказать стыдно, не на высоте оказался. А он возьми и ляпни про папеньку, и как тому с тобой охрененно было… — Как зовут? — живо поинтересовался Ортега. — Шучу. Какая разница, что там с кем было сто лет назад. Ты тоже хорош, напустил туману вместо того, чтобы прямо попросить: помоги мол, Ортега, подскажи… Тем более раздевайся, я тебе что, на пальцах тонкости объяснять должен? «И…что, вот это вот — всё?» Ничего охрененного неутомимо входящий раз за разом навский орган не доставлял, кроме чувства распирания. С непривычки коленно-локтевая поза казалась жутко неудобной. В какой-то момент Валентину показалось, что вот сейчас, чуточку бы правее, и может быть… Он дёрнулся за членом Ортеги в попытке поймать и усилить ускользнувшее ощущение. За что немедля был награждён сочным шлепком по правой ягодице. — А ну, прекрати! Я тебе ликбез провожу, а не удовольствие доставляю. Я знаю, что оно сейчас ниже среднего, потому что ты масан. Можешь поверить, чуд совсем иначе реагировать будет. Всё почувствовал, всё запомнил? И угол, и смены темпа, и где задевать сильней? — Ммм. . — Тогда ещё вот так можно. — Член резко сместился внутри и толкнулся боком так, что Валентин непроизвольно вскрикнул и сжался. — А чуд от восторга взвоет. Понятно, если ты его не первый раз в койку затащил, и всё у него там уже нормально разработано. Этот кошмар продолжался ещё долго, пока Валентин не взмолился, что он всё усвоил, и в следующий раз всё сделает правильно. Ортега вышел и наконец-то позволил бессильно растянуться на боку. Но не отпустил. Привлёк к себе спиной, прижимая по-прежнему твёрдый член к ягодицам, накрыл пах ладонью и прошептал: — С масанами я редко имел дело, раза три за последнюю тысячу лет. Но как им сделать хорошо, помню. И снова вставил. Минуту спустя Валентин громко стонал, забыв обо всём на свете от наслаждения. А еще немного погодя сам перекатился на четвереньки, чтобы размашистей двигать задом, чтобы удовольствие стало ещё острее. Он не думал, что впервые в жизни не хочет крови во время секса. Не до того было. И кончил без единого прикосновения к члену, содрогаясь всем телом и громко крича. Валентин честно пытался держаться и не звонить Ортеге снова. Его хватило ровно на две ночи. — Ну что, в этот раз рыжий был доволен? — Спящий с ним, с рыжим, можно, я к тебе приеду? В конце концов, хоть будет что вспомнить после женитьбы на красотке Носферату! — Быстро как-то прошла страсть к горячим рыцарям, — хмыкнул Ортега, снимая покрывало с кровати. — Да ну его, он даже укусить не даёт. — Молодец, соображает. — Я коров не делаю, не умею, — отпёрся Валентин, — и семья не одобряет. Ортега счёл за лучшее не вспоминать некоторые привычки Клаудии Бруджа в бытность той Римской Шлюхой. — Нет, я разрешить, конечно, могу, если уж так невыносимо… — Ты не видишь разницы между «нельзя хотеть укусить, если жить не надоело» и «очень хочется укусить, но нельзя»? — Убедил. Иди сюда. Валентин в одних трусах подошёл вплотную к кровати. Ортега мягко ощупал напряжённый член через ткань и очень-очень медленно потянул трусы вниз. Дальнейшее и в этот раз было не менее восхитительно. — И вот эти свои тонкости — с каждой расой? — спрашивал Валентин. — А ты как думал? Это на первый взгляд жопа у всех одинаковая и дырка в ней тоже. Мелкие анатомические отличия внутри, небольшие особенности физиологии, но в этом деле мелочи имеют огромное значение, ты сам убедился. Возразить Валентину было нечего. Ортега опрокинул его на спину, ухватив под коленками, заставил высоко задрать ноги и продемонстрировать всё ещё раскрытый анус. Аккуратно вошёл наполовину и остановился, будто в глубокой задумчивости. Валентин нетерпеливо заёрзал. — Ты сам проявил любопытство. Пожалуй, сейчас будут шасы… Было даже неплохо, но не более того. К счастью, Ортега не стал долго томить Валентина и вскоре вернулся к технике для масанов. — Помню, крутил с одним эрлийцем. — Ортега, удовлетворивший на славу и сам удовлетворённый сполна, был благодушен и не прочь поболтать. — У него ещё специализация была — прямая кишка и прочие близко расположенные железы. В первый раз он на постель уселся прямо в рясе и давай лекцию читать, как в нём надо правильно членом двигать. Я уж испугался, что у меня больше не встанет — нет, обошлось, а то бы опозорился на всю Обитель. Пока снова не упало, завалил я его, рясу на голову задрал и всё сделал по собственному опыту. Как он орал, я знать не знал, какие термины эрлийская медицина, оказывается, придумала. Мы ещё несколько раз встречались, а потом мне говорили, что эрлиец тот в своей диссертации три главы полностью переписал и четвёртую добавил, совсем новую. — А как у навов с анатомическими особенностями? — рискнул Валентин задать давно мучивший его вопрос. — Размечтался! — фыркнул Ортега. — Нет, нав максимальное удовольствие может получить только от нава, и не в анатомии тут дело, а в других вещах, которых я объяснить не смогу, потому что для их понимания надо быть навом. Впрочем, стараниями Ортеги Валентин очень быстро смирился с тем, что навской задницы ему не обломится. *** — Как наши молодожёны? — поинтересовался Сантьяга. — Уехали в свадебное путешествие, — ответил Захар Треми. — Обратно торопиться не собираются. Клаудия почти уверена, что после их возвращения узнает, что станет бабушкой. — Отлично. Но всё же, Захар, я рассчитывал на две свадьбы. — С Валентином немного сложнее, комиссар. У него сейчас в самом разгаре бурный роман. — Кто он? — Сантьяга спрашивал абсолютно спокойным тоном, но от епископа Треми не укрылись заострившиеся уши и гневно сжатые в ниточку губы. «Нет, с вашими высокими отношениями вы уж, пожалуйста, без меня». — Не знаю, комиссар. Я считаю неэтичным совать нос в личную жизнь сына. — Понимаю вас, Захар. Ничего, выясним сами. — Ортега. Помощник, готовый выслушать распоряжения, объявился в кабинете ровно через четыре секунды. — В наши планы, связанные с появлением в семье Масан истинного Великана Крови, которому предстоит завершить объединение, вкралась досадная помеха. Кто-то так полюбился сыну Захара Треми, что свадьба с Лидией Носферату до сих пор не состоялась. У вас двадцать четыре часа на выяснение личности этого типа. — Ортега? Комиссар Тёмного Двора медленно осознавал ситуацию, глядя на вытянувшееся лицо помощника. — Ортега… — Комиссар, я не думал… — Ортега, как вы могли? — Сантьяга задыхался от ярости. — Вы же знали, чего мне стоило уговорить Клаудию и Захара! Знали, сколько времени и сил ушло на поиски сына Пабло Робене, когда папаша заявил, что скорее себя собственными зубами кастрирует! Знали, что операция «Великан» одобрена лично князем! Вам что, других задниц в Тайном Городе не хватало? — Комиссар, я его не соблазнял! Он сам пришёл. Какого-то чуда не смог удовлетворить и… — И вы ему радостно показали мастер-класс, — догадался Сантьяга. — Вы не могли на этом остановиться? — Я так не могу, комиссар, — тихо сказал Ортега, — чтобы любовник от меня ушёл недовольным. — Ну что ж, Ортега, — цедил Сантьяга, медленно поднимаясь с кресла, — похвальная верность принципам. Но я вам сейчас покажу принципы. И гвардейцев покажу, и молодых масанов, и всех, кого вы за последние триста лет трахали… Он с силой толкнул помощника, припечатав спиной к столу, и одним щелчком пальцев распылил его брюки вместе с трусами. Пуговицы тёмного пиджака и сорочки полетели в разные стороны, галстук сбился набок. — Комиссар, — выдохнул Ортега, — если вы меня сейчас трахнете, я возразить не смогу, но тогда выйдет, что у вас никуда не годные аналитики. Я у них прогноз спрашивал. Они сказали — ещё сто сорок три года, и вы предложите начать всё сначала. — У них не было полных исходных данных. — Сантьяга расстегнул брюки и приспустил трусы. — Компенсируем, значит, годы жёсткой самодисциплины, пока мы занимались проблемой Ярги. Сейчас я всё тебе компенсирую. Мне, видишь ли, тоже известно, как лучше управиться с рыцарями. Он загнул Ортеге ноги к плечам и вошёл, не тратя времени на подготовку. — Я ведь ничего не перепутал? — Сантьяга менял технику с головокружительной быстротой. — Вот тебе чуды… вот тебе шасы… вот тебе свеженькие молодые вампиры… вот тебе концы… — Он несколько раз резко крутанул членом внутри Ортеги. — Правда, что от такого они начисто забывают семейную тайну? — Не знаю, — Ортега, тяжело дыша, вырвал ноги из хватки и скрестил за спиной Сантьяги. — Мне вообще…похуй… как… главное, что это ты… и никто больше! — Получай, — шипел Сантьяга, в котором услышанные слова отзывались дрожью с головы до пяток. — Ты у меня всех забудешь! — Да, да… Потом они перебрались в комиссарскую комнату отдыха и наслаждались друг другом не спеша и со вкусом, не обращая ни малейшего внимания, кто, кого, куда и как. — А скажи всё-таки, — не унимался Сантьяга, когда они лежали плечом к плечу, усталые, опустошённые и безмерно счастливые, — кто-нибудь пополнил твой список, пока мы не были вместе? — Разве что Христофан… — замялся Ортега. — Приставник? Ортега, это уже ненормально! Христофан, типичный представитель небольшой семьи приставников, был восьми с лишним футов ростом, а поперёк немного шире, чем оба нава, вместе взятые. И отнюдь не за счёт жира. — Я в курсе, что главное не размер, а умение пользоваться, но, Ортега, там же крупногабаритное всё… — Он сам прицепился по пьяной лавочке: что, мол, в твоём члене особенного, что рыжие на него с такой радостью прыгают? Я тоже не сказать, чтоб совсем трезвый был. Он штаны снял, я посмотрел на ту дубину и думаю: ой-ёй, если ему для счастья в задницу такое же надо, что я-то делать там буду с нормальным навским размером? Позорище одно. — И что? — Ну, и я его изначальной формой… — Ортега, ты рехнулся — при существе другой расы изначальный облик принимать? — За кого ты меня держишь? Я только член, он ничего и не заметил, но доволен остался. — Ты что несёшь, какой ещё член, изначальный облик только целиком можно принять. — А я умею. Я понимаю, тебе было бы приятней, если бы я какое магическое открытие сделал или что-то в этом роде. Но на меня тогда прямо озарение нашло, другого слова не подберу. И… вот. Хоть наполовину могу превратиться, хоть на четверть, хоть на три четверти. — Как много я о тебе не знал, оказывается, — Сантьяга пружинисто сел на постели и потребовал: — Покажи. «Впечатляет, — признал комиссар, — разглядывая пах помощника. — Но не вдохновляет». — Ясно, что это не для нынешнего облика, — кивнул Ортега, перехватив направленный на него взгляд. Теперь он толкнул Сантьягу на спину и стальной хваткой стиснул ноги. — А вот это, — голос изменился, сделался шипящим, — должно тебе понравиться. И вокруг моментально начавшего твердеть члена Сантьяги обвился длинный раздвоенный язык. Действительно, было неописуемо, особенно то, что вытворяли с головкой два узких кончика. *** Раз получилось у Ортеги, у него тоже получится. Проблема в другом. Сантьяга был навом и одновременно — искусственно созданной аватарой князя Тёмного Двора. Изначальный облик Сантьяги принадлежал его создателю и мог быть принят лишь затем, чтобы князь мог занять его место. Как было во время схватки с Вестником. Выходит, теперь он сможет принимать изначальный облик родного мира навов не целиком, а немножко? Трое суток Сантьяга провёл за расчётами и выкладками без еды, сна и любви. Восемь процентов можно было гарантировать с уверенностью. Если превратиться на восемь процентов — князь ничего не заметит. А если он будет всецело поглощён размышлениями, процент можно будет и до тринадцати довести. С тринадцатью процентами многое можно совершить, очень многое. Наконец-то неугомонный комиссар Тёмного Двора вновь чувствовал себя в своей тарелке. Долгое, смертельное, требующее колоссального напряжения всех духовных и интеллектуальных сил противостояние с Яргой завершилось, оставив после себя не только радость победы и горечь потерь, но и ощущение пустоты. Все интриги, вся огромная послевоенная работа по стабилизации изменившегося Тайного Города и повышению роли Нави в новом балансе сил по сравнению с решённой задачей казалась вознёй малышей в песочнице. Теперь изменилось всё, и от комиссара вновь требовалась тонкая игра ума, быстрые и нестандартные решения. Иначе не придумать достойную и неожиданную цель, которая займёт повелителя на долгий срок. Сантьяга был уверен, что справится. И когда восемьдесят семь процентов князя сосредоточится на обдумывании и разрешении новой интересной проблемы, он с тринадцатью процентами устроит Ортеге такое, что у помощника до-о-олго не возникнет и мысли о пополнении коллекции удовлетворённых им генстатусов. Даже если лет через сто на Землю одновременно прибудут посольства всех 150 миров Федерации Ышнаглак.