Alive

      Чонгук резко выдыхает через рот, когда маленькая капелька пота скатывается по виску. Конечности сводит мелкой судорогой, а хребет по ощущениям весит пятьдесят килограмм. Поворачивается лицом к омеге, который выглядит вполне свежим и спокойным, от чего мысленно злится на свое тело. — Долго еще так стоять? — напряженно произносит, плотно сжимая челюсти. — Мы в планке всего восемь минут, — задорно отвечает Чимин, поворачиваясь к нему лицом и натягивая злорадную улыбку. — Я могу так больше часа. — Рад за тебя, — язвительно мычит Чонгук, резко выдыхая, дабы продержаться еще немного. Глаза невольно возвращаются к омеге, который тоже стоит облокотившись на руки, от чего майка свисает вниз, открывая вид на подтянутый, поблёскивающий от пота живот.       Чонгук медленно чувствует, как по телу расползается жар и это не от изнурительной тренировки. Чимина легко хотеть. Он обаятельный, красивый, спортивный и до одури соблазнительный, когда закусывает губу и сверкает сапфировыми глазами из-под темных ресниц. К нему тянешься, как к желанному теплу, но если прикоснешься, то можно обжечься.       Чонгук к нему тянется, словно путник, мучимый жаждой. Хочет испить этот живительный источник силы, ощутив на губах сладковатую прохладу. Он его себе заберёт и никогда миру показывать не будет, ведь вселенная подобной чести недостойна. Избалованный любовью родителей, восторгом публики и верностью людей общины мужчина — всегда получает то, что хочет. — Ладно, хватит, — резко говорит омега, принимая вертикальное положение. Чонгук продержался десять минут, что является ошеломляющим результатом для неподготовленного человека, но говорить этого блондин не будет. Чонгук усаживается ровно, подбирая пальцами стоящую рядом бутылку воды и быстро опустошает. Наслаждается прекрасным видом омеги, который невольно все больше к нему привыкает. — Помнишь нашу игру? — резко начинает альфа, стараясь переключить внимание. — Про секреты? — Чимин запрыгивает на турник, скрещивая ноги сзади и несколько раз подтягивается. Они должны были делать это каждый день, но омега забыл. Правда, эта игра теперь кажется ему неуместной, ведь было бы гораздо легче, если бы он сам мог задавать вопросы, а не выхватывать кусочек рандомной информации. Хотя, тогда альфа тоже смог бы спросить такое, на что Чимин отвечать не хочет. — Ты первый.       Недоверчивый. Всегда просит раскрыться первым, дабы понимать, в какое именно русло будет направлен дальнейший разговор. У альфы даже руки чешутся, так хочет узнать побольше о его прошлом, ведь чужая биография, очевидно, скрывает в себе много интересного.       Чимин — загадка, которую очень хочется разгадать, но трудно. Панические атаки, сумасшедшее желание вернуться в Сеул, страх темноты, который он проявил, когда побоялся прыгнуть в люк и навязчивое желание быть свободным. Чонгук уверен, что это лишь верхушка айсберга, а остальное придется собирать по крупицам. — Мой первый омега изменил мне, — решает завести тему отношений. — И я его избил, а после выставил посмешищем перед всей школой. Блондин спускается на землю, переваривая полученную информацию. Чонгук совсем не похож на человека, который предрасположен к драке, а тем более к избиению омег. Это низко, но не Чимину судить о законах морали, ведь его руки залиты более молодой кровью. — Почему ты это сделал? — опускается рядом, открывая бутылку воды. — Я был эгоист и собственник. Если кто-то причинет мне боль, то я покажу, что могу ударить в десять раз больнее, — спокойно рассуждает Чонгук, облокачиваясь назад на руки и вскидывая голову вверх. — Ты не похож на такого человека, — Чимин опускает взгляд, перебирая пальцы. Собственно, он практически ничего не знает о Чонгуке, кроме того, что он позволяет ему видеть. Если Джокер раскрывает колоду своей личности моментально, то Призрак постоянно хочет казаться хорошим, словно создаёт вокруг себя идеальную иллюзию. Только что случится, если красивая картинка начнет покрываться трещинами и осыпется осколками под ноги? — Минни, я был очень самовлюбленным, когда достиг пика футбольной карьеры, — альфа резко наклоняется ближе, так что Чимин мимолётом заглядывает в тёмные глаза напротив. Радужка у них даже не коричневая, а полностью черная, словно смотришь в непроглядную бездну. — Как ты думаешь, какие события заставили меня измениться?       Омега опускает глаза в пол, не в силах справиться с испепеляющим взглядом, и задумывается. Если Чонгук задаёт этот вопрос, значит он уже должен знать на него ответ, сложив в голове все предыдущие события. Что он вообще о нем знает? О его прошлом неизвестно ничего, кроме того, что он был футболистом и однажды избил омегу. Значит, нужно судить по событиям, произошедшим здесь. Он приволок его сюда силой, гонялся по всему городу, дабы вернуть в собственноручно выстроенную клетку. Ненавидит Джокера, но при этом как-то с ним связан. Выглядит хорошим человеком, но в этом Чимин уже сомневается. Ничего нет.       Резко поднимает голову, ведь посетившая мысль мгновенно поразила его своей гениальностью. Чонгук смотрит на него безотрывно, словно ожидает вердикта или хочет услышать ответ. — Ничего, — на выходе произносит Чимин. — Ничего не заставило тебя измениться. Ты так и остался эгоистичным и самовлюбленным.       Альфа расплывается в улыбке, вновь облокачиваясь назад и зачесывает пятерней влажные после тренировки волосы. — Но зачем ты мне это рассказал? — недоуменно интересуется омега. Если он пытается выстроить вокруг себя приятную иллюзию, то зачем разрушать ее собственными руками, приоткрывая не самую приятную сторону своей личности. — Чтобы ты думал, прежде, чем что-либо делать, — резко щелкает его по носу, от чего Чимин щурится, ведь получилось довольно больно. — Какие бы секреты ты не скрывал, однажды я все узнаю. И когда правда вскроется, молись, чтобы я не сильно разочаровался.       Омега смотрит на него безотрывно, словно переваривает услышанные слова или старается вникнуть в суть. Чонгук ему угрожает? Что же будет, если он узнает о произошедшем с Джокером? Однажды это случится, ведь ни одна тайна не способна скрываться слишком долго и тогда произойдет нечто такое, о чем Чимин знать не хочет. Ему даже бежать отсюда некуда, ведь любые дороги ведут прямо в руки одного из альф.       Невольно поджимает пальцы на ногах, стараясь расслабленно откинуться назад на руки, дабы не выдать внутреннюю нервозность. Он заперт в клетке, из которой есть лишь один выход, и ведёт он к могиле. Но нечто, где-то в глубине души ему подсказывает, что руководители общин перекроют и этот путь. — Теперь ты, — резко улыбается Чонгук, что выглядит слишком наигранно. Словно выстроенная вокруг картинка на секунду покрылась помехами, а теперь альфа старается вернуть ее в норму.       Чимин качает головой, ведь разговор продолжать не хочется, но вряд ли Чонгук позволит ему уйти. Теперь в памяти начинают всплывать и другие моменты, ведь каждый раз стоило им проводить время вместе, только альфа решал, когда это прекратится, не давая блондину никакого выбора. — Я участвовал в зачистке, — безэмоционально бросает Чимин. Эта тема болезненна для него, но вдаваться в подробности он не планирует, рассказав все в общих чертах. — Что это? — вздёргивает бровь Чонгук, подсаживаясь ближе. Слово «зачистка» само по себе звучит пугающе, но мир вокруг них давно стал отвратительным. Человеческая жизнь теперь ничего не стоит, и лишь он старательно пытается сохранить те крупицы существования, скрывая их в катакомбах. — Когда вокруг Сеула возвели стену, то появилась потребность искоренить болезнь изнутри, — начинает рассказывать Чимин, но глаз на альфу не поднимает, словно ведёт своеобразный монолог со зрителями. — Первый этап длился три дня, и за это время требовалось уничтожить всех зараженных. Это больше трёхсот тысяч человек, — это был самый лёгкий этап, ведь омега не чувствовал жалости к тварям, которые пытались его сожрать. Или он убьет их, или они убьют его. — Вторым этапом требовалось уничтожить людей с явными признаками заражения. Укушенные или раненные — они были еще вменяемые и очень надеялись на помощь. В глазах их горел огонь жизни, а когда они видели меня, то думали, что человек в форме пришел их спасти. Я видел, как тух этот огонь, когда дуло винтовки упиралось им в лоб, — он все еще помнит обречённые взгляды и долго мучился кошмарами, где слышал крики сотен людей, молящих о пощаде. — Третий этап был самый долгий и морально тяжёлый. Стоило истребить людей в местах, густо заросших спорами. Целые районы были завалены трупами тех, кто вовсе мог быть здоров.       Чонгук поджимает губы, ведь слышит, как голос омеги становится все тише, а напряжение, повисшее в воздухе, настолько плотное, что его можно порезать ножом. Его эта тема не сильно задевает, ведь он как никто другой знает, что нужно кем-то пожертвовать, дабы другие могли жить спокойно. Закон равновесия бывает жесток, но всегда ведет к лучшему. — Всё хорошо? — кладет руку омеге на плечо, легонько поглаживая, ведь тот совсем поник, окунувшись в пучину воспоминаний.       Чимин кивает, передергивая плечами, дабы скинуть чужую ладонь и отодвигается назад. — Я уже кушать хочу, — быстро поднимается, ощущая липкий, изучающий взгляд на своем лице и спешит отвернуться к двери. — Отлично, — альфа подскакивает следом, решая, что хочет провести вместе ещё немного времени. — Пообедаем вместе. ***       Джокер стягивает зубами перчатку, присаживаясь на корточки около лежащего без сознания альфы, и аккуратно почёсывает затылок против роста волос. Боковым зрением замечает, как Юнги недовольно узит лисьи глаза, а мускулы на его руках напрягаются, покрываясь венозной сеточкой. Усмехается себе под нос, ведь нужно быть идиотом, чтобы не догадаться, что Хосок — слабое место Мясника. Интересная, конечно, информация, но по сути своей бесполезная, ведь манипулировать Мином не нужно, он и так поддерживает все его идеи. С другой стороны, если новое увлечение друга начнет мешать их работе, то Джокер без задней мысли его убьет, а это повлечет за собой большой скандал. Юнги конечно, позлится и забудет, но это значительно замедлит приближение к цели.       Хосок дёргается, отодвигаясь немного в сторону и приоткрывает глаза, щурясь от яркого света. В комнате раздается протяжное мычание, а альфа хватается за голову, больно оттягивая волосы. Джокер знает, что сейчас его мучает жуткая голова боль, но это пройдет через несколько минут. — Воды? — сухо интересуется, ведь правила приличия никто не отменял. Альфа поднимает на него стеклянный взгляд, не до конца осознавая, что происходит, но сдержано кивает, ведь в горле стоит неприятный комок.       Джокер мысленно доволен тем, что Хосок не начал кричать или того хуже плакать. Все, кто до этого оказывались на его месте, впадали в истерику, что жутко ненавидел альфа, вырезая им язык, дабы прекратить шум.       Протягивает стакан, который быстро выхватывает шатен, полностью опустошая и на несколько секунд прикрывает глаза, оборачиваясь лбом на холодную стену, дабы сбить жар, ведь голова нещадно пульсирует, словно кто-то ритмично постукивает по ней молоточком. — Что происходит? — голос его хриплый, а под конец вопроса становится и вовсе тихим, будто альфе тяжело говорить. — Мне очень нужен такой квалифицированный врач, как ты, — Джокер усмехается, вновь опускаясь рядом на корточки и аккуратно кладет руку на чужую коленку. Реакция Юнги его безумно забавляет, поэтому он и позволяет себе подобную шалость. Мин, до этого пристально наблюдающий за каждым его движением, вцепляется пальцами в обивку кресла до побеления костяшек, а если прислушаться, то можно услышать тихий грудной рык. — Через час, думаю, начнем. — Если кому-то здесь нужна помощь, то можно было просто попросить, — Хосок с трудом поднимается с места, опираясь рукой на стену. Голова еще немного кружится, но боль становиться меньше с каждым вдохом, постепенно возвращая в привычное состояние. — Мне нужна помощь, золотце, — Джокер отходит к столу, доставая бумаги, на которых четко описано проведение операции и протягивает Хосоку. Альфа несколько секунд недоверчиво смотрит на его руку, но принимает бумаги, быстро пробегаясь глазами по тексту.       Юнги в этот момент перестаёт дышать, боясь реакции альфы. На тех бумагах хранятся долгие годы его трудов, которые обычному человеку покажутся безумием и настоящим живодёрством. Хосок попросту разочаруется в нём, узнав о том, что по-настоящему скрывает в себе Тень, а увидеть презрение в его глазах — страшнее смерти.       На лице Хосока отображается весь спектр эмоций: от шока и ужаса до мимолетного восхищения. Он бросает быстрый взгляд в сторону Юнги, а после поворачивается к Джокеру, сильнее сжимая бумагу в руках, от чего та мнется. — Я никогда не уйду отсюда, да? — голос его хриплый, а под конец становится совсем тихим, ведь ему все еще тяжело говорить. — Вряд ли с этой тайной ты опустишь меня к Чонгуку.       Тэхен усмехается себе под нос, складывая руки сзади и сдержанно кивает. Не удивительно, что первое о чем заботиться Хосок это собственная судьба. — Дай мне посмотреть формулу, — бросает альфа, старясь сделать свой голос более требовательным, хотя от обилия шокирующей информации кружится голова и сильно тянет блевать. То, что написано на этих бумагах — настоящий кошмар и крах человечества. Если Джокеру удастся воплотить эту задумку в реальность, то они все трупы. Чонгук даже не подозревает какой ужас творится прямо у него под носом, но даже если бы знал, то никак не смог помешать. — Она здесь, — Тэхен постукивает пальцем по виску, удивляясь проницательности альфы. Любой кто знает формулу создания разумных чудовищ, мог бы создать противоядие от болезни, но наивный Хосок не знает, что лекарства от этого нет. Впрочем, это не мешает насладиться его безоговорочной логикой.       Альфа поджимает губы, кивая собственным мыслям. В любом случае, раз он здесь, значит у Джокера не получается осуществить задуманное, а это делает его связным звеном между жизнью и смертью. — Почему я? — Я считаю, что только ты сможешь провести эту операцию. По крайней мере у меня больше нет вариантов, — Тэхен опускает голову вниз, но резко раскрывает глаза в ужасе, когда осознает, что сказал. Только сейчас понимает, что шатен с самого начала к этому вел. Стоит бдительнее присматриваться к людям и перестать считать всех вокруг идиотами.       Хосок мгновенно срывается в сторону, выхватывая из нагрудного кармашка Юнги ножик и отскакивает в ближайший угол, приставляя острый конец к горлу. Джокер рычит от злости и разочарования, ведь сам вложил ему в руки решение проблемы. — То есть, если я умру, то все твои планы рухнут? — Хосок глотает неприятный комок в горле, стараясь успокоить бушующий вихрь в груди. Он не сможет вернуться к Чонгуку, дабы предупредить о происходящем, не сможет создать противоядие, а вариантов больше не остаётся.       Юнги быстро подскакивает следом, в успокаивающем жесте выставляя вперёд руки. В ушах стоит неполный гул, а сердце бьётся где-то в горле. Он знал, что нельзя тащить сюда Хосока. Это изначально была ужасная идея и глупая манипуляция, на которую он почему-то повелся. — Глупо, — сзади раздается спокойный голос Тэхена, который складывает руки в карманы, старясь сохранить безучастное выражение лица, хотя зверь внутри неприятно грудную клетку разрывает, рыча «идиот». — Если ты умрешь, то я проведу еще сотню операций, но научусь делать это сам или найду другого врача, хоть на другом конце земли. Ты просто оттянешь неизбежное. — Ищи, — произносит Хосок на выдохе, сильнее нажимая ножиком на гладкую кожу горла, так, что боль пульсацией отдает в виски, а темная струйка крови убегает под рубашку.       Тэхен резко рычит, дергая Юнги за шиворот и приставляет собственный ножик к его глотке. Мин на секунду теряется от резкого порыва, вцепляясь пальцами тому в руку, но не вырывается. Если Хосок погибнет, то он не хочет знать, что будет происходить дальше. — Давай, только он отправится следом, — блефует. Он никогда не убьет Юнги, ведь лишиться за один день и доктора и инженера — выше его сил. — Ну же, золотце. Проверим кто из нас сделает это быстрее.       Руки Хосока начинают предательски дрожать, а тошнота подбирается всё ближе. Мимолётом он заглядывает в зеленые глаза Юнги и пугается, когда видит там решительность. Он готов умереть так, словно ждал этого всю свою жизнь. Только Чон думает, что это ради цели, которой он посвятил большую часть своего существования, а не потому, что не хочет жить без него. Предательская слеза скапливается в уголке глаза, медленно стекая вниз по щеке и капая с подбородка на пол, смешиваясь с кровью.       Он может остаться героем и спасти человечество, но сердце невольно начинает биться сильнее, а каждый вздох на вес золота. Перед смертью невозможно надышаться. Пальцы сильнее сжимают ножик, но на горло не давят, покрывая тонкую кожу царапинами от тремора рук. Он почти готов. Перед глазами всплывают счастливые лица омег общины, которые так любили собираться у него в саду, и мгновенно окрашиваются кровью, которая прольётся, если Хосок будет жить.       Уши режет тихий вздох Юнги, когда Джокер проводит ножиком по ключице, оставляя идеально ровный порез. Шатен кривится в ужасе, желая кинуться вперёд, но вовремя сдерживает себя, лишь сильнее начиная плакать. Юнги создаёт чудовищ, но Хосок не хочет, чтобы он умирал.       Он боится. Боится покончить с собой. Многие бы посчитали, что он трус и слабак, ведь мог прямо сейчас закончить эту историю, но альфа хочет жить. Даже в катакомбах ему нравилось. У него были верные друзья, которых он мог смело назвать семьёй, любимая работа и шанс продолжить тихое существование, завести семью и возможно детей. И, черт возьми, у него были чувства к Юнги, которые он все ещё не может объяснить или просто не хочет признавать, что влюбился в другого альфу, ведь это ненормально. Влюбился, подобно глупому школьнику, увидевшему плохого мальчика и безрассудно потерявшему голову.       Хосок любит эту жизнь, несмотря ни на что… Только сейчас он ощущает, насколько он смертен. И воспоминания тёмным вороном кружат над головой, вновь и вновь поражая воспалённое сознание. Руки начинают дрожать ещё сильнее, а солоноватый вкус слез оседает на губах.       Тихое шипение Юнги и красная капелька крови, с оглушающим звуком падающая на бетонный пол. Следом оглушающий трест металла, ведь ножик, до этого так плотно сжимаемый пальцами, летит вниз, куда опускается и Хосок, закрывая лицо ладонями. Слабак.       Джокер резко отпускает альфу, сокращая между ними расстояние и носком ботинка откидывает оружие в угол комнаты. С души будто падает огромный камень. Он лишь на секунду подумал, что Хосок действительно покончит с собой и сильно разозлился на самого себя. — Юнги, пошел прочь, — говорит спокойно, складывая руки в карманы и набирая больше воздуха в легкие. — Не смей его трогать, — Мин рычит, утирая тыльной стороной ладони кровь. Он был готов умереть, и лишь на секунду его посетило неизведанное чувство эйфории, будто все его проблемы вмиг улетучились, а сам он уже дотягивался кончиками пальцев к обволакивающему покою.       Джокер разворачивается к нему лицом, сверкая ураганом в глазах из-под челки и безмолвно кивает на дверь. Ему эти игры в героев наскучила, а Юнги и вовсе разочаровал. Он надеялся, что альфа будет разумнее и сможет скрывать свои чувства более длительный промежуток времени, но небольшая стрессовая ситуация мгновенно выбила его из колеи. То, что какой-то любвеобильный доктор так влияет на его друга — плохо. Если Мясник размякнет, или того хуже — откажется от их плана, то Тэхен убьет их обоих, ведь эмоциональной слабости нет места в его идеальном мире.       Юнги несколько секунд оглядывает Хосока, словно убеждаясь, что все будет хорошо, и фурией вылетает из комнаты, громко хлопая дверью. Джокер ценит этого парнишку, а значит не причинит ему вред.       Тэхен опускается рядом с альфой на корточки, выуживая из внутреннего кармана белый платочек и бросает рядом на пол. Хосок придерживает рукой горло, от чего пальцы уже окрасились в алый и истерически дышит, стараясь справиться с разрывающей грудную клетку паникой. — Я хочу тебе кое-что показать, — заметив, что альфа его игнорирует, сам поднимает платок и приставляет к кровоточащей шее. Хосок принимает ткань, комкая в ладошке, но руки не убирает. — Любая, даже самая маленькая жизнь — это дар, — утверждает шатен, не поднимая глаз с пола. — Я стал врачом, дабы оберегать, а не уничтожать. Поэтому можешь даже не надеяться на мою помощь. — Ты прав, золотце, — усмехается себе под нос, опуская голову. — Я не хочу нарушать твои моральные принципы, поэтому предлагаю тебе создавать, а не убивать. Ты думаешь, что моя цель — уничтожение человечества, но зачем мне это? Я ведь сам человек.       Хосок поднимает на него полный недоверия взгляд. Чонгук предупреждал, что речи Джокера гораздо слаще, чем его истинные помыслы. Даже сейчас то, что он говорит, звучит логично и заманчиво, но альфа не дурак, поэтому не верит. — Прогуляемся? — поднимается, протягивая вперёд ладонь, но Хосок ее игнорирует, вставая самостоятельно. — Человеческая жизнь — лишь миг, поэтому тратить его впустую — кощунство. Знаешь, есть люди которые живут в истории, а есть те, кто ее творят. Я хочу, чтобы мы творили её вместе.       Хосок издевательски вздёргивает бровь, стараясь не смотреть в сторону альфы, а разглядывать Тень. Здесь всё очень отличается от его общины. Первое, что бросается в глаза — мрак. Темно настолько, что трудно рассмотреть что-либо в нескольких метрах спереди. Множество людей снуют в разные стороны, сталкиваясь друг с другом из-за узости проходов, но Джокер идёт точно по центру, ведь каждый встречный практически впечатывается в стену, дабы он мог пройти. Множество комнат разложены с обеих сторон, но звуков оттуда никаких не доносится, словно Тень населена безмолвными фигурами. — Лучше один раз увидеть, чем миллион раз услышать, — продолжает Тэхен, видя, что альфа расслабился и практически его не слушает.       Хосок наблюдает, как он быстро заскакивает в ближайший поворот, открывая первую попавшуюся комнату, откуда мгновенно вырывается яркий свет, тонкой полоской освещая коридор. Заглядывает внутрь, несколько раз моргая, дабы глаза смогли привыкнуть и оглядывает помещение.       В кресле слева восседает мужчина, лениво откладывающий книгу, когда замечает непрошенных гостей. Вздёргивает бровь, когда замечает покоящегося рядом Сокджина, мирно листающего страницы журнала. Он познакомился с этим омегой в своей общине, и тот любезно помогал высаживать ему цветы. Хосок знал, что Джин принадлежит Тени, но то, что он уже вернулся сюда — нет. — Выйди, Сокджин, — сухо бросает Джокер, а омега быстро поднимается, выбегая из комнаты и напоследок бросая успокаивающую улыбку в сторону мужчины в кресле. Хосок подмечает, как тот пристально наблюдает за каждым движением шатена и успокаивающе вздыхает, когда тот скрывается за дверью. — Как я рад тебя видеть, — незнакомец рычит, а в голове четко слышится ирония. Стоит ему подняться с места, как Хосок чуть не открывает рот в удивлении, ведь он больше, чем можно было себе представить. — Взаимно, — снисходительно улыбается Джокер, разворачиваясь лицом к Чону. Он заметил, что Намджун спрятал все отметины на теле, поэтому внутреннее смеётся, ведь в будущем это обязательно сыграет ему на руку. Вроде Монстр, а желание быть счастливым вполне человеческое. — Великолепный, да? — указывает рукой в сторону альфы, который закатывает глаза. — Он ведь похож на нас с тобой? Читает книгу, разговаривает, проявляет эмоции и даже живёт с человеческим омегой, а значит не лишён самоконтроля. Хосок непонимающе вздёргивает бровь, складывая руки на груди. Если Джокер хочет, чтобы он провел первый эксперимент на этом альфе, то сильно ошибается, ведь переубедить его не выйдет. — Только вот, — Тэхен резко дергает незнакомца за свитер, обнажая подтянутый живот, покрытый черным полосами, которые являются явным признаком заражения. Хосок недоуменно выпучивает глаза, делая несколько опасливых шагов назад, ведь никогда не стоял так близко к инфицированному. — Не только это отличает его от нас. Он в десять раз выносливее, сильнее, проворнее, у него улучшенный слух и зрение, а главное — он может жить наверху, — резко достаёт из кармана ножик, вставляя альфе прямо в солнечное сплетение и разрезает брюхо до пупка. Незнакомец отшатывается назад, хрипя от боли, а Хосока начинает тошнить от отвратительной картины. — Смотри внимательно, — Джокер дёргает его обратно, сильнее вцепляясь пальцами в свитер, а Хосок изумленно вздыхает, когда огромная рана на животе покрывается корочкой и медленно начинает зарастать. Через несколько минут о порезе напоминает лишь размазанная вокруг кровь, а сама кожа вновь приобретает сияющий оттенок. — Он… регенерирует? — на выдохе произносит альфа, поднося ладонь ко рту. Это невозможно. Настоящее чудо. Если бы он не видел это собственными глазами, то никогда бы не поверил. Человеческое тело хоть и имеет способность к регенерации, но она слишком слабая по сравнению с многими другими видами, но это настоящий прорыв. — Представься, — безэмоционально бросает Джокер, хотя в голубых глазах сияет огонек наслаждения. Он любит, когда его труд заслуженно оценивают, а когда это делает квалифицированный специалист, как Хосок, то это вдвойне приятно.       Незнакомец бросает на него недовольный взгляд, но протягивает вперёд руку, легонько кланяясь. — Ким Намджун.       Хосок удивленно смотрит на его ладонь, несколько секунд раздумывая, стоит ли к нему прикасаться, но искренний врачебный интерес настолько поражает сознание, что альфа резко дёргается вперёд, сжимая его ладонь двумя руками. — Чон Хосок, очень приятно, — завороженно отвечает, подмечая, что даже сквозь бинты можно ощутить, насколько горячая чужая рука.       Джокер усмехается, подмечая, что его маленький план работает безотказно и приоткрывает дверь на выход, замечая топчущегося в коридоре Сокджина. Хосок ещё несколько минут рассматривает мужчину с явным восторгом, а после покидает комнату, бросая тому вслед заинтересованные взгляды. — Я не лжец, золотце, — Тэхен облокачивается на стену, когда они наконец остаются вдвоем и довольно улыбается, видя возбуждённость альфы напротив. — Мы не будем нести в этот мир смерть, а наоборот создадим жизнь. Намджун неуязвим. Ему можно перерезать горло, отрубить руку или выкачать кровь, но он не умрет. Единственный способ убить его — это поразить мозг. — теперь Хосок слушает более заинтригованно, прислушиваясь к каждому слову и время от времени выказывая различные восторженные эмоции. — Мы можем создать нечто великое, настоящий прорыв, новую ступень эволюции, эксклюзивный вид и наконец-то перестать прятаться в катакомбах. Люди смогут жить наверху, без страха быть убитыми. Мы бы отстроили города, развили промышленность и жили нормальной жизнью.       Хосок резко поднимает на него взгляд, а Джокер внутреннее ликует, ведь видит, что в альфе ломается что-то важнее костей. Его моральные принципы перестраиваются, хотя он думает, что они не нарушены. — Но это все зависит лишь от тебя. Хочешь ли ты, чтобы омеги твоей общины просыпались от солнечных лучей, а не в холодных стенах катакомб? — давит. Понимает, что у Хосока повышенное чувство эмпатии, поэтому он в первую очередь думает о других. — Что он ест? — резко интересуется альфа, от чего Тэхен расплывается в улыбке. Об уме человека нужно судить по его вопросам, а не по его ответам. Хосок не поддался эмоциям и сделал вывод, переработав всю полученную информацию, которую выразил в правильный вопрос. — Людей и зараженных, — спокойно отвечает Джокер, хотя знает, что это может спугнуть альфу и нарушить то правильное впечатление, которое он так бережно выстраивал. — Но это закон природы. Сильный поедает слабого. — Я презираю такое, — резко выпаливает Хосок. — Не ври, — кривит губы. — Почему-то ты не думаешь о этом, когда ешь свинину. Их жизнь для тебя не имеет ценности? — Я вегетарианец, — парирует шатен, на что Джокер удивлённо вздёргивает бровь. Хороший ход, а главное неожиданный. Это, конечно, немного портит его гениальную тираду, но не отрицает сути. — Подумай, Хосок, — альфа замирает около двери, приоткрывая вход внутрь. Там никого нет, ведь теперь эта комната принадлежит Чону. — Мы можем создать лучшее будущее. Дать всему миру шанс на существование.       Хосок молчит. Слишком много информации было получено за столь короткий промежуток времени, а слова Джокера звучат слишком заманчиво, чтобы быть правдой. Когда дверь с грохотом закрывается сзади, альфа медленно оседает на пол, прислоняясь лбом к холодной стене. Он уже не знает кому верить. С одной стороны, он собственными глазами увидел Намджуна и убедился, что тот вполне человечное и разумное существо, но с другой… Если это действительно шанс спасти сотни тысяч людей? Они ведь не могут вечно прятаться в катакомбах.       Слишком тяжело. Такие решения не принимаются за несколько минут, а Хосок четко ощущает, как на его плечи опускается непомерная ноша ответственности. Выбор между жизнью и смертью теперь находится у него в руках, а безысходность холодным дыханием опаляет затылок, заставляя волосы встать дыбом. ***       Намджун аккуратно складывает вещи, откладывая более открытые в сторону, ведь ходить в них больше невозможно. Они с Сокджином прожили вместе неделю, но на взаимоотношения между ними время не повлияло. Омега редко бывает в комнате, постоянно пропадая где-то с Джокером или выполняя его глупые поручения, а вечером возвращается, как выжатый лимон, мгновенно падая спать.       Альфа уже даже научился питаться так, дабы Сокджин это не заметил, хотя приходилось постоянно прятаться в ванной. Омега редко обращал внимание на то, чем занимается Намджун, поэтому пропускал тот момент, когда ему приносили ведро с мясом. Правда, однажды он поинтересовался, как питается альфа, ведь тот никогда не покидал комнату, но Намджун быстро свёл тему в другое русло, быстро бросив, что делает это, когда Джина нет в комнате. Сокджин был спокойным, тихим, улыбчивым и всегда необъяснимо грустным. Он мало разговаривал, а на вопросы альфа отвечал односложными ответами или вовсе лёгким кивком головы.       Намджун долго не мог заснуть первую ночь, разглядывая мирно спящего омегу. Волосы цвета темного шоколада красиво обрамляли румяное лицо. Чёрные ресницы немного подрагивали, а пухлые губы были приоткрыты, дабы удобнее дышать. Сокджин пахнет черёмухой. Запах этот нежный, но при этом очень яркий, сладковатый, с нюансами розы, пудровыми нотами, отдаленно напоминающий акацию или мимозу, но Намджун уже не помнит, как они пахнут, а просто приводит предположительные параллели. Аромат Сокджина напоминает ему о детстве, где он играл с братом в песочнице и видел в нем лучшего друга, а не чудовище, которым стал сейчас. Сокджин пахнет, как счастливое будущее, детская невинность с нотками хорошего настроения. Как его не первая, но самая чистая любовь.       Дверь тихо открывается, и Намджун разворачивается к вошедшему, растягивая на лице улыбку и обнажая красивые ямочки. Правда, улыбка мгновенно сходит, стоит ему все же увидеть омегу. Сокджин опирается на дверь, медленно заползая в комнату и прикрывает тыльной стороной ладони один глаз. Маленькое, обнаженное тело полностью заляпано неоново-оранжевой краской, которая все ещё капает с кончиков пальцев, а на впалом животе уже высохла, покрываясь маленькими трещинками от движения кожи. Каштановые пряди спутаны, а в них вплетён терновый венок, который нещадно давит на корни, раздирая кожу, от чего на лбу виднеются алые подтёки и царапины. Сокджин чуть не падает, резко упираясь рукой в стену, от чего открывает вид на глаз, который тоже залит краской так, что даже не видно белка. Самое ужасное скрывалось дальше. На ступнях и ладонях, прямо в центре, зияют огромные кровоподтёки, смешавшиеся с оранжевым и создающие мерзкую кашу. Намджун несколько раз моргает, стараясь прийти в себя и рассмотреть месиво получше. Там скрываются небольшие дырочки, а когда омега достает левую руку из-за спины, альфа чуть не теряет сознание от ужаса. Через хрупкую ладошку, насквозь продет небольшой, глянцевый гвоздик и Намджун мгновенно осознает, что его пытались к чему-то прибить. — Ублюдок, — рычит альфа, стремительно сокращая между ними дистанцию и боясь даже прикинуться, дабы не разбить хрупкое существо окончательно. Омега все жалкие попытки прерывает быстро, выставляя руку с гвоздем вперёд. — Я больше не нуждаюсь в помощи, — хриплым голосом бросает шатен, медленно направляясь в сторону ванной, крепко придерживаясь за стену, чем неаккуратно сдирает нежную ладошку о шершавую поверхность бетона.       Намджун усаживается на кровать, запуская пальцы в волосы и резко дёргая у основания, дабы прийти в себя. Он всегда знал, что Тэхен сумасшедший, но это уже переходит все границы. Перед глазами мгновенно всплывают картинки кричащего Сокджина, над которым нависает альфа, сжимая в руках молоток. Видит, как он приставляет гвоздь к маленькой ножке, нещадно вбивая, пока омега глотает слезы. Кровь, крики, боль — все смешивается в неполную кашу из мыслей, а в висках начинает больно пульсировать.       Это невыносимо. Десятый круг ада. Вечная пытка. Он должен помочь, ведь он альфа, но в данной ситуации нет выхода. Если Намджун убьет Джокера, то следом в могилу ляжет Сокджин. Он предупредил его об этом очень давно, ещё когда только узнал о созревающей любви брата.       Чувство безысходности раскинулось в кресле рядом, задорно подёргивая ногой и созерцая чужие страдания так, что хочется раскрошить бархатную обивку, дабы оно рухнуло на пол. И невозможно преодолеть это отвратительное чувство оцепенения: у людей нет лиц, у слов нет звука, ни в чем нет смысла. Хочется разбить его, всё равно как. Хочется просто перевести дыхание, глотнуть воздуху. Но никакого воздуха нет.       Так проходит несколько долгих минут бессмысленных самокопаний, пока Намджун не понимает, что не слышит происходящего в ванной. Резко поднимается с места, прислоняясь ухом к деревянной двери, хотя и так имеет безупречный слух. Тихо. Тишина эта гнетущая, обволакивающая, такая, что кровь стынет в жилах.       Несколько раз дёргает за ручку, но дверь не поддается, издавая лишь неприятный металлический скрежет замка. Набирает побольше кислорода в лёгкие, от чего раздуваются ноздри, и резко дёргает на себя, срывая несчастную дверь с петель.       Сокджин сидит в ванной, свесив одну руку с бортика и безотрывно смотрит на стену напротив. Рядом валяется тот самый гвоздик, а по полу тянутся ужасающие кровавые следы. — Джинни, — альфа резко опускается рядом, дотрагиваясь рукой до воды и подмечая, что она ледяная. Сокджин на свое имя не реагирует, продолжая стеклянным взглядом изучать стену. По лицу его размазана краска, а один глаз стал гораздо чище, что свидетельствует о том, что омега полоскал его водой.       Намджун отклоняется немного назад, доставая из ящика бинты, которыми сам перематывает руки и медицинский спирт. Смачивает ватку, аккуратно прикасаясь к нежной ладошке, оттирая кровь с краской, а потом дует, дабы не щипало, хотя омега даже не кривится. Обматывает рану бинтами, а когда отпускает, то рука вновь безвольно падает на бортик. — Нужно вылезти из ванной, чтобы я мог обработать ступни, — усаживается рядом, рассматривая красивое лицо, которое совсем не реагирует на окружающий шум. Сокджин словно находится в прострации, не осознавая, что с ним происходит и кто находится рядом.       Вздыхает, прикасаясь рукой к спутанным волосам и старается достать оттуда проклятый венок, который плотно засел в прядях. Долго копошится, ругаясь себе под нос, перебирая практически по волосинке, пока не отбрасывает венок в сторону.       Бархатная кожа покрывается мурашками от холода, но Намджун всё равно зачерпывает воду, аккуратно обмывая грудь и плечи, а когда прикасается к лицу, то Сокджин резко дёргается. Альфа и сам пугается мгновенного порыва, поэтому убирает руку, а омега возвращается в прошлое состояние. Оглядывает его несколько секунд, помахав ладонью перед лицом, но вновь не получает реакции. — Я понял, — натягивает напряжённую улыбку, резко сдёргивая со своих рук бинты, чем обнажает черные следы, но Сокджин не обращает на это внимания. Он вообще ни на что не обращает внимания. — Ты реагируешь на тепло.       Обхватывает двумя ладошками впалые щеки, поглаживая большим пальцем около носика, пока Сокджин не заваливает голову на бок, облокачиваясь всем весом на чужую руку и прикрывает глаза. Черные ресницы мелко подрагивают, а дыхание становится сбитым. Намджун, продолжая придерживать его одной рукой, второй умывает лицо и вымывает краску с волос. Омега продолжает дёргаться и беспокойно двигать носиком-кнопочкой, а когда альфа пересаживается ближе, то падает головой тому на плечо. — «Так даже удобнее», — пролетает в мыслях Намджуна, когда он продолжает теребить каштановые пряди.       Вода приобретает более насыщенный оттенок, а альфа улыбается себе под нос, радуясь, что смог его отмыть. Тянется кончиками пальцев к полотенцу, ведь не может подвинуться назад, дабы не потревожить Сокджина.       Аккуратно достаёт маленькое тело из воды, наспех двигаясь в сторону спальни и кладет на кровать. Растирает кожу до заметных покраснений, дабы омега не заболел, а после укутывает в одеяло с головой, оставляя снаружи лишь лицо. — Теперь ты поспишь, — присаживается рядом, заправляя выбившуюся прядь волос за ушко, — А завтра утром будем пить чай. Скоро ко мне прийдет Чимин и я попрошу его выпросить у Джокера пирожные. Уверен, ты любишь сладкое, — голос его становится всё тише, дабы не потревожить хрупкий сон омеги. — Нам обоим нужно, чтобы кто-нибудь нас любил. Я уже люблю тебя. Вот бы ты тоже меня любил…