Фея в коктейле из разбитого сердца

— Знаешь, ты сам виноват, Эмиль. Опять двадцать пять. Поворачиваюсь к Дафне, которая безразлично пожимает плечами и явно больше увлечена своей «Маргаритой», чем мной. Обида назойливо колет под сердцем. То же мне, сестра. Заливаюсь третьим шотом и жестом прошу бармена повторить. Кажется, все в этом задрипанном клубешнике понимают, что я юбилейная брошенка. Читают мои мысли, сканируют и потому так весело скалятся. И я опрокидываю в себя четвертую порцию, чтобы растворить свою уязвимость сорокоградусной горячкой. — Класс. Я виноват. Как всегда. Говоришь, как наша мать. — Да тебя бы кто угодно бросил! Ты неделю игнорировал его звонки, а потом заявился будто все в порядке… — Дафна, я работал, — едва держусь, чтоб не шарахнуть кулаком по стойке. — Работал, а не нылся о тщетности бытия. Я же все делал! Подарки, поездки… Да любой бы радовался! — Боже, ты непробиваемый баран! — Она со всей своей тщедушной силы шлепает меня плечу. — Ты рискуешь жизнью на этой своей работе. Да ты сам должен звонить, чтобы твои близкие могли выдохнуть, а не думать, что ты валяешься трупом где-то в подворотне! Встречаться с тобой никаких нервов не хватит. — А может уже стоит научиться принимать меня таким, какой я есть? — Гениальная идея вспыхивает искоркой в сознании. — Эй, бармен, забацай «Клубничный дайкири»! — Да тебя же снесет с концами! Эмиль, я не потащу твой зад домой. Отмахиваюсь только. Если кто и понесет мой зад домой, то какой-нибудь отпадный парень. Который ничего не знает о моей работе. Под недоуменным взглядом Дафны выхватываю ворох салфеток, вытаскиваю ручку и пишу первое, что приходит на ум. «Хочу…» Рука нервно подрагивает. Разжиженные мозги выдают единственное сокровенное желание. Кривое, но искреннее. «Чтоб кто-нибудь полюбил меня настоящей нечеловеческой любовью и никогда не бросал». — Что за чушь? Ты же не ребенок. А я отрываю кусочек салфетки и бросаю в дайкири. Смотрю, как белый клочок будто напитывается кровью и, выдохнув, опрокидываю в себя коктейль. Без выдохов и подготовок. — А мне насрать, Дафна. Может, найдется хоть кто-то, кому я буду нужен целиком и полностью, вот таким хреновым эгоистом. И пока она не начала показательно вздыхать, врываюсь в пьяно-отрывную толпу. Алые софиты обжигаю кожу. От залитых градусов пол пляшет вместе с кучей дрыгающихся голов, но меня, наконец, отпускает. Боль в подбитом сердце притупляется и верх берет чувство сомнительной свободы. Закрываю глаза, наслаждаюсь проникающими под кожу басами и… неожиданно налетаю на что-то. Гладкое и теплое. Буквально пышущее, словно лицо обнял раскаленный воздух. Раскаленный, но не обжигающий. Сон или явь, но передо мной возникает парень. Выше, шире в плечах и одновременно изящно хрупкий. Словно из другого времени. Или мира. Может, из-за полупрозрачной рубашки и татушек, которые — кажется — движутся на его теле. Или потому, что он стоит в гуще толпы и не танцует. Лицо с точеными чертами несмотря на аккуратность отдает чем-то хищным. А от глаз исходит потустороннее свечение. Пугающее и вместе с тем влекущее. — Кажется мне здесь никто не нравится кроме тебя. Потанцуешь со мной? Хмель раззадоривает. Отвечаю улыбкой на его серьезность, которая отдает игривой притворностью. — Кривой подкат, но милый. Рад понравиться такому красавчику. Хватаю его за руки и обжигаюсь о собственный стыд. Не хорошо это — пользовать его как пластырь для ран. Но и такой модельке я дался разве что на поразвлечься. Все честно. Он меня — я его. А он переплетает наши пальцы, подается ко мне, и я почти что задыхаюсь от острого цветочного запаха. Мой незнакомец вдруг расцветает. И улыбка не его губах поистине дьявольская, ликующая. Закидываю руки ему на плечи, а он по-хозяйски меня обнимает и начинает двигаться. И движения его размеренные, ленные. Совсем не в ритм. Но мне это нравится куда больше. Словно мы перемещаемся в другой мир, где музыка напоминает бой тысячи сердец. И в какой-то миг я вдруг осознаю, что чувствую пульсацию под кожей. Там, где он касается меня. Даже не замечаю, как его руки оказываются на моей талии. По хребту бегут мурашки. Меня всего сковывает. Чем-то странным. Чем-то на грани страха и возбуждения. И когда он дотрагивается до обнаженной кожи, я вздрагиваю. Он глядит неотрывно, будто любуясь. Так смотрят на произведение искусства в музее. На что угодно, но никак не на людей. Не на случайного парня в клубе. Не на бухого меня, разбитого очередным расставанием. — Ты красивый, Эмиль. — И эгоист. Его взгляд будто оставляет ожоги. И где-то там, в черноте зрачков мелькает снисхождение. — Все люди эгоисты. Но все можно изменить. В единичном случае точно. — Ну раз так, — смелею и обнимаю его за шею, прижимаюсь грудью к его груди, — дай мне забыть о моем эгоизме. Дай мне отдаться. Увлечься. Утонуть в новых будоражащих чувствах. Насладиться случайностью, которая зальет анестетиком кровящую рану. А он оглядывается, вытягивает меня из гущи толпы и ведет за собой. И мне впрямь кажется, что вытатуированные цветы на его боках будто бы колышутся. Почти что вталкивает меня в туалет. Дверь закрывается с угрожающим щелчком. И теперь в его движениях появляется присущая хищникам резкость. Улыбка победителя отрезвляет, но… Первый поцелуй отдает острой болью, словно губы прошивает лезвие. В голове вспыхивает паническое «беги», но гипнотичный фимиам кружит голову. Ложится сладостью на язык. Его слюна как цветочный нектар, который лишает воли. Как парализующий яд. Но непонимание оказывается сильней страсти. И страх берет верх. — Стой! Стой, слушай, я так не могу… А он с силой — первобытно-дикой — вцепляется в мои запястья. Быстрей, чем успеваю его оттолкнуть. — Живо ты очухался. Ну, и куда собрался? Поздно уже. — Мне надо идти. Я перепил, ошибся и… Подбородок щекочет что-то горячее. Поворачиваю к зеркалу и зависаю от нахлынувшего ужаса. По губам течет кровь. А за мной стоит существо. Прекрасное в своем ужасающем облике. Его рука с кошачьими острыми когтями сжимает мое горло. Когтями, которые я не мог не заметить. Но не заметил. А из-за спины выглядывают переливчатые, точно витраж, крылья. И мне очень хочется уповать на коктейль, на бред и галлюцинации, но его прикосновения настоящие. Ощутимей человеческих. — Нет, не пойдешь. Теперь ты мой. И я никогда не отпущу тебя. — Да что сраный бред?! — Ты же сам хотел. И буду тебя любить, Эмиль. Пока кровь не остынет в наших жилах.