Прелюдии к сессии

– Мне кажется, – Рампо задумчиво щурится, подпирая кулаком подбородок и всем своим видом выражая крайнюю сосредоточенность, – Что мы потерялись. – Тебе кажется, – Дазай беззаботно приземляется рядом с ним на скамейку, закидывая ногу на ногу. – Правда? – уточняет Эдогава самым саркастичным тоном, какой только может выдать. – Правда-правда! Если сейчас пойдём направо, то выйдем к церкви, а там автобусная остановка недалеко, сможем доехать до общаги. – Звучит неправдоподобно, церковь я уже где-то видел. А ещё у меня телефон сел, – Рампо недовольно демонстрирует потухший экран. Значит, никаких им онлайн-карт. Придётся справляться силами топографического кретинизма и безответственности. Вечерний декабрьский мороз почти царапает лицо, как ни закутывайся в шарф. Впрочем, о тепле беспокоился здесь только Эдогава: Дазай до сих пор ходит в кроссовках и осенней куртке, как будто минусовой температуры для него не существует. И шея открытая, и перчаток нет, брр, смотреть на него холодно. Они уже полгода живут в одной комнате общежития, а сегодня Осаму стукнула в голову гениальная идея: им нужно сходить на каток. У Рампо аргументов против не нашлось: единственная субботняя пара закончилась, на катке по выходным скидки для студентов, а все их счастливые друзья, учащиеся пять дней в неделю, уже разъехались по домам. Так и вышло, что пойти сегодня вместе будет хорошей идеей. Но до катка они так и не дошли. Потерялись, хоть Дазай и продолжает отрицать этот очевидный факт. – Уже половина пятого... – Рампо смотрит время на наручных часах и тяжело вздыхает. – Общежитие закрывается в десять. Если не успеем – будем ночевать на вокзале. – Да как мы можем не успеть? – беспечно покачивает ногой Дазай, всё ещё игнорируя критичность ситуации. – Мы просто отдохнуть присели. – Верю, конечно, – Рампо встаёт с холодной лавочки, намереваясь идти в то самое "направо", и на всякий случай уточняет. – Ты ноги там не отморозил? – Что? Нет, конечно, – смеётся Осаму, тоже поднимаясь. – Пошли, тут должно быть недалеко. *** – И, естественно, мы снова пришли непонятно куда, – вздыхает Рампо. – Сложно тебе было баланс телефона пополнить, чтобы интернет был, а? – Сложно, конечно, – Дазай потирает покрасневшие от холода уши ладонями. – Студенческая жизнь – она, знаешь, такая. Рампо в ответ только закатывает глаза – знает, как же. – Ты мне надоел. Как мы теперь найдёмся? Темнеет уже, – он ворчит, на самом деле не представляя, в какой стороне общежитие и где они вообще находятся. Дазай в ответ глубокомысленно посвистывает мелодию вальса. Пользы от него, видимо, не больше, чем от разряженного телефона. – Надо кому-нибудь позвонить, – при всей эрудированности Рампо эта простая истина доходит до него только через полчаса ходьбы в неизвестном направлении и череду тяжёлых вздохов, когда на пути им не попалась ни церковь, ни остановка. – Надо, – Дазай включает свой полумёртвый разбитый мобильник, нажимает на контакт Куникиды – старосты их этажа в общежитии, – и со вздохом сбрасывает, когда механический голос бесстрастно выдает: "На вашем счёте недостаточно средств". – Это кошмар, – заключает Эдогава. – Сейчас замёрзну, заболею -- сам меня лечить будешь. Нашёлся тут со своими катками... Придурок. – Не отрицаю! – улыбается придурок Дазай, которому в следующий момент прилетает щелбан в нос. – Больно вообще-то! – Ага, вижу, что нос у тебя отмëрзнет скоро, – Рампо останавливается, закатывает глаза и разматывает свой длинный тёплый шарф, чтобы со злобным выражением лица повесить его на голову Дазаю – потому что если он отморозит себе последние мозги, будет жалко. Не его жалко, а Рампо, который самостоятельно до общежития точно не доберётся. Дазай удивленно смотрит на это щедрый жест, смеётся и благодарит, обматывая шарф вокруг своей шеи. Если бы его уши не были красными от холода, то покраснели бы сейчас – впрочем, Рампо и сам об этом догадывается. Знает наверняка, если точнее. Тут бы и самый неэмпатичный пень понял. Неловкие жесты заботы со стороны Дазая, например, когда он со своей жалкой стипендии покупает своему соседу по комнате его любимый йогурт, или когда скидывает болеющему Рампо все конспекты – выпрошенные, конечно, у одногруппников, потому что самому писать влом, или когда... Рампо искренне считает всë это глупостями, хоть и сам не лучше. Пф, шарф он ему отдал только из искренней тяги помогать обездоленным позорникам, а не потому что втюрился. Ой. *** – Уже семь. Ещё чуть-чуть, и я превращусь в сосульку. Куникида в конце-концов перезвонил, обвинил Дазая во всех грехах человеческих и попытался объяснить дорогу. У него вышло плохо, поэтому подключилась Йосано, непонятно почему оказавшаяся рядом. С горем пополам они нашли остановку, протопав для этого ещё километра полтора. Удивительно, как вообще можно было уйти в такую даль. – Всë, маршрутка последняя в половину восьмого пойдёт, радуйтесь, что успели, лошки, – смеётся в трубку Йосано, желает удачи и заканчивает звонок. В честь такой победы они купили себе по горячему чебуреку в первом попавшемся ларьке, потратив на это последние накопления с дазаевской карты. И в перспективе получив несварение, потому что желание поесть и согреться перевесило все возможные последствия. Впрочем, чебуреки оказались довольно вкусными. – И зачем мы вообще потащились на другой конец города, – плачется Рампо, присаживаясь на холодную лавочку под крышей остановки. Уже темно, только редкие снежинки пляшут в свете уличных фонарей. Завораживает. После такого выматывающего дня только и хочется, что смотреть на это всю ночь, но Дазай отвлекает его от этого прекрасного занятия ответом на, по идее, риторический вопрос. – Да нравишься ты мне, вот зачем, – он натягивает чужой шарф до самых глаз, прислоняясь спиной к стене остановки. Рампо замирает на секунду, непонимающе хлопая заледеневшими ресницами, потом быстро дожёвывает кусок ещё тёплого чебурека и начинает глупо хихикать, прикрывая рот ладонью. – Ой, да не смейся ты, – неожиданно обиженным голосом говорит Осаму. – Как будто сам не догадался ещё сто лет назад. – Я не специально, просто не ожидал, что ты сейчас это скажешь. Гуманитарии такие неженки! – фыркает Эдогава, двигается ближе к Дазаю и дёргает его за рукав, чтобы он сел рядом. Тот слушается: теперь его очередь непонимающе смотреть. А потом Рампо его целует. Очень неловко, по-детски, в самый уголок губ – но в тишине зимнего вечера этот маленький жест греет лучше всего. Осаму кладет руку ему на плечо, не желая, чтобы Рампо отстранялся, а потом задает очень-очень глупый вопрос: – Я тебе всё-таки не нравлюсь? Рампо фыркает ещё громче и заливается смехом. Он вложил всю свою смелость и непонимание всяких  возвышенных чувств  в этот маленький поцелуйчик, а этот дурень ещё думает, что не нравится ему. – Ты тупой, Дазай? – Может быть... – теперь уже и сам усмехается, прикрывая лицо рукой. Он дурень. И правда. – Ещё и на вкус как вокзальный чебурек, – Рампо высовывает язык. – Согласен, целоваться сейчас – идея не очень. Ещё и холодно так... – он снова ëжится. – Но можно мне... попробовать? Эдогава кивает. И куда делась вся его настойчивость и беззаботность сейчас? Он почти уверен, что с кем-нибудь другим Осаму бы не задавал тупых вопросов и не спрашивал разрешения на поцелуй. Видимо, он сломал Дазая. От мыслей отвлекают чужие губы, всё ещё не самые поэтичные на вкус, искусанные и даже не мягкие: но он доволен и этим. Быть дурацким – буквально кредо Дазая, и сейчас все вышло как нельзя более по-дурацки. Их отвлекает шум двигателя подъезжающего автобуса. Дазай отстраняется, улыбается ему, а когда выходит на свет фонаря, Рампо замечает, как красиво на его волосах блестят снежинки. Наконец-то тепло.