старые раны

      В ожидании воскресенья ты приходил каждый день, с большей уверенностью делал свой заказ и, уже не робея, глядел на меня со своего столика. Как будто наш тот ночной разговор что-то поменял и добавил тебе смелости. Ты всё ещё сидел на своём месте, когда в пекарню зашла Вика, работающая на этой неделе в ночь, и захотела сперва тебя прогнать, но я раньше подозвал её к себе, одними глазами объяснив: у меня всё под контролем. Она с улыбкой закатила глаза и принялась готовиться к приготовлению заготовок на завтра. Ты прождал минут двадцать, когда я вышел к тебе, освобожденный от бумажной волокиты, с двумя списанными миндальными чизкейками и чаем с жасмином. Не кофемашину же для одного тебя запускать, когда я уже давно выключил систему.       Ты начал благодарить меня, едва я опустился на стул, но я быстро пресёк все твои жалостливые благодарности. Со стороны казалось, будто я согласился на это недосвидание, только чтобы не расстраивать тебя до конца; может, так оно и было на самом деле. Я сразу спросил тебя, что ты хочешь от меня получить, а ты напомнил мне о моем двусмысленном предложении работы. Я не переставал: — Тебе нужно определиться, хочешь ты со мной спать или работать. Потому что… — Я знаю. Личные отношения интимного характера — большая помеха при ведении партнёрского бизнеса. Я это уже слышал.       Я задал тебе немой вопрос, и ты, теребя салфетку, тут же открыл мне, чужому человеку, завесу своей души. — Мне так сказал мой бывший парень, когда я приехал к нему сюда. Мы хотели создать свою группу и шли к этому, у нас даже были концерты. Потом он уехал в другой город, а я за ним, у нас всё ещё успешнее, мы почти даже записываем альбом, а потом он уехал сюда, и я снова за ним, и он вдруг поставил меня перед выбором: или любовь, или группа. А я знаю, что он уже выбрал группу, и просто не смог бы находиться все время рядом с ним и подавлять в себе чувства. Поэтому мы расстались. И я остался один здесь без ничего.       Я терпеть не могу, когда свидания перерастают в сеанс с психологом и мне приходится выслушивать истории о том, какие бывшие козлы, — а я занимался этим часто. Это вообще причина, по которой я не искал никаких отношений, кто-то ведь потом так же про меня рассказывает, а я не люблю, когда кто-то говорит обо мне в негативном ключе. Но ты, Лёва, очень сильно давил на жалость, неизвестно, специально или искренне. А ещё ты, очевидно, либо слепой, либо дурак, раз не понял, с каким рвением этот твой бывший пытался от тебя смотаться, что доехал аж до края света. Хотя ты и мои попытки тебя игнорировать не понимал. — И, если ты приехал сюда к человеку, который тебя бросил, что тебя держит в Австралии? — пытался понять тебя я. — Не знаю. Первое время вообще хотелось убиться, знаешь, я ведь ради него и семью бросил, и родной город, и страну. В двадцать лет. И сам остался брошенный непонятно где. А потом вот… — ты опустил взгляд. — Тебя увидел. — Начинается, — я закатил глаза, предвкушая что-то вроде «тебя увидел и жить захотел». — Прости, — ты посмотрел на меня, пытаясь определить моё настроение. — А расскажи, как ты сюда приехал. — Мне нужно было как-то избавиться от гиперопеки родителей, уж очень много чего мне запрещающих. Ну и я уехал, — я дёрнул бровью, говоря обыденным голосом. — В Австралию?! — Ну да. Я максималист.       Ты вновь перевёл на меня свой неловко бегающий взгляд своих глаз, и я увидел, как в них всё больше и больше проступает влюблённость. Мы улыбнулись, и я перевёл взгляд. Через несколько минут ты достал небольшую пачку долларов и положил на стол. — Вот… Это за тортики. — Ты понимаешь, что ты платишь мне? — ты промямлил, что понимаешь, а я устремил на тебя строгий взгляд. — Я не проститутка, чтобы ты платил мне за свидания.       Какой же ты ребёнок, Лёва. Ты, подвинувший купюры ближе ко мне. — Успокойся, я уже их списал, по документам они выкинуты, и мне теперь из-за твоей принципиальности придётся все эти документы переделывать, открывать сейф и…       Я увидел, как ты поджал губы. — Ладно, — мягко сдался я и наклонился к тебе, чтобы поцеловать в щёку. Ты едва не завизжал от этого. И на что я, блядь, подписываюсь.

***

— Так ты когда, получается, переехал сюда?       Мы сидели уже у меня дома, и я вообще планировал спать, потому не понимал, почему потащил тебя с собой. Ты, наверное, сам потащился, поехал за мной на трамвае, шёл по улице, плотно засаженной деревьями, поднимался на мой второй этаж. Мы продолжали говорить, сидя на моём небольшом диване под приглушённым светом торшера. — Полгода назад. У меня ещё через полгода виза заканчивается, а я ошиваюсь по всяким работам, нигде не задерживаюсь дольше, чем на неделю. — Тебя так депортируют.       Мы замолчали, выпуская в небольшую квартиру огромное облако дыма. Я рассматривал тебя расслабленным взглядом из-под полуприкрытых век. Ты казался мне ещё притягательнее, чем в пекарне. Наверное, я переутомился. — Я знаю. Я не хочу возвращаться в Минск. Я не смогу смотреть маме в глаза. — Ты делаешь всё, чтобы я взял тебя к себе.       Ты вдруг распахнул глаза, расстроенно сдвигая брови, и не сразу подобрал нужные слова: — Нет, я не поэтому к тебе… Ты просто очень, очень мне нравишься. И ты ведь сам мне предложил это.       Я, усмехнувшись, пожал плечами. — Я много кому нравлюсь. А ещё я пошутил, и это лишь твоя проблема, что ты так воспринял. — Так ты… просто надо мной поиздевался?       Я заметил, как ты погрустнел. — Поиздевался я бы, если бы мы ещё и переспали. А я просто люблю, когда мне льстят. Особенно если это делают мужчины.       Этим высказыванием я выкроил несколько минут твоего молчания, чтобы попробовать найти для себя хоть какие-то плюсы в тебе как в работнике, которым ты своей речью и умоляющим взглядом просил тебя сделать. Вспоминал, как неловко ты обращался с деньгами, как криво ты поздоровался со мной на английском, когда впервые зашёл в пекарню. Почему-то в твоих кулинарных способностях я тоже сомневался. И для грузчика ты слишком хилый. — Так я тебе совсем не нравлюсь?       Я повернулся к тебе с мягким от усталости взглядом и поцеловал в искусанные губы, едва касаясь пальцами подбородка. Для поцелуев сгодишься — решил для себя я, когда желание спать пересилило желание изучать тебя и я устало рухнул позади на уже разложенный диван, отправляясь спать в одежде. Где и как будешь спать ты, даже если в обнимку со мной, меня не волновало.       Наутро я стал обдумывать твои слова, когда проснулся всё-таки в твоих объятиях. Нет, сначала я обдумал, насколько мне неприятно в них находиться, но не сдвинулся с места, лежащий на спине и глядящий в потолок. Не вернёшься в Минск… Заебись, два гея из Беларуси нашли друг друга в австралийской пекарне. Бля, нет, это ты меня нашёл, я тебя не искал ни разу. И это не я сейчас лежу на тебе, утыкаясь губами в твоё плечо. Давно я не чувствовал такой человеческой теплоты рядом с собой, даже как-то скидывать тебя с себя не хочется.       Я повернул голову в твою сторону, осматривал какое-то время твоё спящее лицо, невольно при этом ухмыляясь, а потом вновь уставился в потолок. Хуевый ты бизнесмен, Шура, раз, едва наладив дела, позволил себе расслабиться и вступить в отношения. Блядь, пошло на хуй, подсознание, мне, помимо этого смазливого беларуса на плече, распускающего руки, ещё тебя не хватало. А лицо-то какое красивое. — Знаешь, мне бы так хотелось сейчас, чтобы ты всё же надо мной поиздевался…       Мой поток мыслей, полностью занятый тобой, прервал твой мурлыкающий голос: ты, видимо, уже проснулся и тоже размышлял над нашим вчерашним разговором. Я усмехнулся. — Нет, Лёва, ты целый месяц не знал, как со мной познакомиться, а теперь сразу хочешь потрахаться? — равнодушно спросил я, продолжая смотреть в потолок. — Я нерешительный. — Ещё одно отрицательное качество для ведения бизнеса.       Ты почему-то убрал свои руки с меня и тихо проговорил: — Доброе утро… — Подай сигареты. — Шу-ура…       Ты, передав мне сигареты, простонал-проныл моё имя в такой манере, которую я уже давно не слышал, которая заставила даже пробежать мурашки по моему телу. Надо же, а ты умеешь читать… Ты так долго не называл меня по имени, что я даже усомнился, смог ли ты обратить внимание на мой бейджик и расшифровать, что же там написано транслитом. А нет, я вспомнил, что представился тебе тогда, по телефону. Значит, это не твоя заслуга. Курящий и увлечённый своими мыслями, я и не заметил, что для реакции прошло слишком много времени… И всё-таки я отвык от такого сладкого произношения. Я поцеловал тебя в третий раз.