***
В это же время на расстоянии нескольких кварталов от Мышелова, в небольшой комнате в доме на пересечении улицы Жёлтого Дьявола и Улицы Ремесленников, на тесной и жёсткой койке лежал без сна рыжеволосый и рыжебородый человек. Со стороны могло показаться, что кровать для него слишком мала или что этот мужчина — настоящий великан. Тем не менее, великаном он не был, хотя и отличался высоким ростом и мощным телосложением, присущим всем северянам. Как вы могли догадаться, этим человеком был Фафхрд. Пытаясь заснуть, он считал овец. Нет, погодите-ка, он пересчитывал… побеждённых врагов? — Трое во время морского похода, затем Хрей и Харракс, пара человек по пути в Ланкмар, наёмник из Братства Душегубов, тот мальчик в Доме Вора, пять или шесть минголов, потом при дворе Литкилла… нет, это совершенно невыносимо! — он поднёс широкую ладонь ко лбу, вытирая испарину. Он резко подскочил на кровати, несколько раз присел, разгоняя кровь, взмахнул руками, повторяя приёмы мингольского рукопашного боя, принял упор лёжа, а после дюжины отжиманий снова поднялся на ноги и упал в кровать, тяжело дыша. Нет, и это не помогало. Ничего не помогало с тех пор как они с Серым Мышеловом заняли разные квартиры. Прямолинейный, как и все варвары, Фафхрд прекрасно осознавал причины мучившей его бессонницы. Ему не хватало Мышелова: его ворчливых замечаний и упрёков, того, как во сне он дёргал ногами, того, как тепло, уютно и расслабленно он выглядел, когда Фафхрду удавалось понаблюдать за ним. Порой ему хотелось прижать к себе дрожащего от холода приятеля, коснуться удивительно мягких на вид вьющихся волос, вытереть слёзы, что иногда проступали во сне, но Фафхрд не мог рисковать доверием между ними. Мышелов переживал утрату едва ли не острее, чем он сам: к моменту гибели Вланы и Иврианы этот маленький человек успел пройти через множество иных лишений и испытаний. Нет, Фафхрд никак не мог приблизиться к нему без разрешения. Поймав себя на том, что его мысли продолжают крутиться вокруг Мышелова, Фафхрд поднялся с кровати. Лучше выбраться наружу, чем вот так лежать, глядя на засиженный мухами потолок. Северянин ненавидел бездействие.***
Серый Мышелов пересёк торговый квартал, немного побродил по городскому парку, заглянул на Площадь Тайных Восторгов, спустился к Хлалу, а затем свернул на длинную, идущую почти через весь город улицу Торговцев Шёлком. Мышелов не был уверен, достаточно ли в Ланкмаре продавцов тканей, чтобы заселить её всю, и внутренне усмехнулся, подумав, что улица Шлюх и улица Сводников должны были быть по меньшей мере в три раза длиннее, если бы это зависело от распространённости профессии. Скука не позволяла ему остановиться, а утомление и усталость не давали ввязаться в одно из уличных развлечений, будь то представление, торг, игра или драка. Кстати, о драках. Типичный пример этого популярного времяпрепровождения разворачивался прямо перед Мышеловом. Трое на одного, как грубо и бесчестно. Нападающие окружили противника, но, судя по тому, как он держался, не получили ни малейшего преимущества. Одиночка вертелся волчком, отбиваясь, и что-то в его движениях показалось Мышелову ужасно знакомым. Серый подошёл ближе, когда один из тройки сумел повалить соперника на землю. Из-под капюшона выбилась рыжая прядь. Сердце Мышелова сжалось от тревоги. Он подбежал к дерущимся и ворвался в схватку. Ближайший из тройки рухнул в канаву, получив точный удар в висок. Фафхрд поднялся на ноги и присоединился к бою, прикрывая Мышелова справа. Когда второй из обидчиков упал после прицельного пинка, третий развернулся и бросился наутёк. Гнаться за ним друзья не стали. — Ни на минуту нельзя оставить одного, — вместо приветствия проворчал Мышелов. У Фафхрда была рассечена губа, тёмная струйка крови стекала по бороде. — Неважно выглядишь, малыш, — невпопад отозвался северянин, хотя и сам был похож на собственную тень: бледный, осунувшийся, с глубокими тенями под глазами. — Где ты живёшь? Фафхрд привёл его к двухэтажному дому на улице Ремесленников. — Ложись, — скомандовал Мышелов, когда они вошли в комнату. Фафхрд послушно опустился на кровать. Мокрой тряпкой Мышелов промыл ссадину, собрал следы крови и пыли с волос, стёр пот и грязь с лица. — Не уходи, — попросил северянин. Видно было, что просьба далась ему с трудом, словно признание в собственной слабости. В любое другое время Мышелов не преминул бы добродушно поддеть товарища, но бессонница так вымотала его, что он лишь просто ответил: — Тогда подвинься. Он скинул сапоги и забрался в постель, оттесняя хозяина к краю. Он так устал. Ровное дыхание Фафхрда, близкое биение его сердца заставили Мышелова смежить веки. Всего на минуточку, подумал он.***
Фафхрд открыл глаза. Мышелов лежал рядом, свернувшись калачиком и упираясь ладонью в грудь северянина. Как и всегда, его лицо во сне смягчилось, губы сложились в лёгкую полуулыбку, упрямая складка между бровями разгладилась. Солнце бросало в окно косые закатные лучи. Значит, прошло несколько часов. Фафхрд почувствовал уже знакомое покалывание в груди. Мышелов вступился за друга, привёл домой, позаботился о нём. Разве он сам не поступил бы так же? Разве не для этого и нужны человеку друзья? Тогда почему ему упорно хочется думать, будто за этим скрывается нечто большее? К сожалению и нежности примешивалось лёгкое самодовольство. Маленький человек спал, устроившись у него на груди, случайность, конечно, но в момент их встречи на улице он выглядел как кто-то, давно лишённый сна. Неужели он тоже не может заснуть без Фафхрда? Неужели присутствие северянина ему необходимо? Захотелось стиснуть его в объятьях. Захотелось, чтобы Мышелов проснулся, чтобы сам подтвердил правильность догадок Фафхрда, захотелось рассказать ему обо всём и никогда больше не отпускать. Но всё, что Фафхрд сумел себе позволить — поцеловать друга в лоб, точнее, просто дотронуться губами, как делала его мать в детстве, когда подозревала, что Фафхрд заболел. Он очень старался не разбудить Мышелова, но, видимо, его усилий было недостаточно, потому что вскоре Серый зашевелился и открыл глаза.***
Мышелов проснулся от того, что что-то тёплое и мягкое прижималось к его лбу, в бедро упиралось что-то твёрдое, а лицо щекотали короткие жёсткие волосы. Знакомый запах окружал его, и Мышелов вспомнил, как привёл Фафхрда в его комнату после уличной стычки. С сожалением — не хотелось признавать, что долгожданный сон прервался — он открыл глаза и встретился взглядом с северянином. — П-прости, — смутился Фафхрд, — мне показалось, что у тебя жар. Его щёки полыхали, как закат над Хлалом. Мышелов выпростал руку из-под плаща, в который он завернулся, как в одеяло, приложил к своему лбу, потом ко лбу Фафхрда. — По-моему, это у тебя жар, дружище. И что ты такое кладёшь в постель, опять какой-то странный северный обычай? Мышелов поёрзал, пытаясь сдвинуть предмет под собой. Фафхрд покраснел ещё сильнее, отодвинулся от приятеля и встал с кровати. Он тут же повернулся к Мышелову спиной, но тот успел заметить выпуклость и маленькое влажное пятно ниже пояса штанов северянина. — Это не то, что ты подумал, клянусь Глаггерком и Косом! — выпалил Фафхрд, набрасывая плащ на плечи. — Я не… — начал Мышелов, но тут же умолк. — Как насчёт того, чтобы пропустить по стаканчику? Заодно расскажу, что мне удалось выяснить по поводу того клада в колодце! Фафхрд кивнул. После краткого сна он выглядел свежее, да и сам Мышелов чувствовал себя лучше. Самое время вернуться к делам. Колодец в заброшенной деревне на полпути от Ланкмара к Картишле как ничто иное подходил для нового приключения. Говорят, во время войны самый богатый житель деревни бросил туда все свои сбережения вместе с единственной дочерью, и с тех пор её беспокойный дух охранял золото от посягательств. Стоило наведаться туда и проверить.***
Прошло несколько недель. Друзья вернулись в Ланкмар из экспедиции к пересохшему колодцу, в котором им не удалось обнаружить ни духов, ни клада, за исключением нескольких почерневших от сырости смердуков. Мышелов научился засыпать один, без Фафхрда в поле зрения. Порой он вспоминал о том, как мягко и удобно было в кровати северянина, о том, как волнующе прижимался к его бедру член Фафхрда. Мышелов прекрасно понимал, что утренняя эрекция нормальна для молодого здорового мужчины, и он не имеет к ней никакого отношения, но иногда на короткое мгновение он воображал, что причиной возбуждения послужил он сам. Обычно после этого Мышелов вытирал руки и живот, переворачивался на бок и засыпал, стараясь не думать о том, спит ли в это время Фафхрд.***
Между тем, Фафхрд в это время действительно чаще всего уже спал, крепко и без сновидений. Нет, изредка он всё-таки видел сны. В них по его телу скользили ловкие и быстрые руки, в них он целовал смуглую шею, зарываясь пальцами в чёрные кудри. Просыпаясь после таких снов, Фафхрд менял постель и вновь ложился, пытаясь прогнать из головы неподобающие мысли. Так прошёл месяц Грома. Лето закончилось, в Ланкмаре настала осень. Со стороны Крайнего моря в город пришли холода и дожди. Жители Города Чёрной Тоги попрятались по домам, пережидая непогоду. Затишье настало и в ночной, тайной жизни Ланкмара. Цех Воров и Братство Душегубов залегли на дно, словно их члены боялись промокнуть и замёрзнуть, словно пришла пора сезонной спячки. Независимые авантюристы, вроде Фафхрда и Серого Мышелова, напротив, почувствовали себя свободнее и увереннее в планировании и совершении дерзких выходок. Друзья не стали исключением. Они задумали кое-что такое, что должно было встряхнуть сонный город, что заставило бы всех говорить о них и трепетать при упоминании их имён. Среди всех сокровищ сюзерена Ланкмара Карстака Овартомортеса больше всего правитель почитал драгоценный меч, Сокрушитель Зари, который принадлежал его прапрадеду. Только раз в году, во время главных городских торжеств, он решался добавить его к своему наряду в качестве парадного оружия. Всё остальное время меч хранился во дворце. Как гласила легенда, в трудный для Ланкмара час клинок должен был совершить свою службу и спасти город, попав в руки достойного того героя. Разумеется, в предание никто уже не верил, а меч ценился больше за богато украшенные ножны, рубиновое навершие и изумруды, венчающие гарду. Серый Мышелов и Фафхрд сидели в «Серебряном Угре» и вполголоса обсуждали задуманное. На столе перед ними, прижатый полупустым кувшином вина, лежал план Радужного дворца, который раздобыл Мышелов. — Заходим отсюда, — указал Фафхрд на королевские доки. — Проскользнуть туда ночью не составит труда. — Ага, потом дожидаемся смены караула, — согласился Мышелов. — Ты узнал, когда? — Каждый третий час, когда пробьёт четверть. — Проходим по этому коридору, нас пропустит моя знакомая, — Мышелов указал на проход, предназначенный для слуг сюзерена. — Знакомая? — Фафхрд сощурился. Серый усмехнулся. — А как, по твоему мнению, я достал эту карту? Не бойся, девушка влюблена в меня по уши, она нас не выдаст. Фафхрд фыркнул. Такое обычно не заканчивалось ничем хорошим, но сейчас он был не в том настроении, чтобы спорить.***
Следующей ночью друзья встретились в районе Северных Складов, как и договорились. Отсюда до королевских доков было рукой подать. Пробираясь в темноте новолуния, товарищи добрались до стены, окружавшей Радужный дворец. Прямо над головами послышались голоса — это одна смена охраны передавала пост другой. Сейчас те стражники, чей караул подошёл к концу, отправятся восвояси, а те, что лишь приступили к дежурству, разделятся и начнут обход периметра. Тогда-то и можно будет проникнуть внутрь, взобравшись по стене. Когда наступила долгожданная тишина, Фафхрд забросил на стену крюк с привязанной к нему длинной верёвкой. «Кошка» почти беззвучно ударилась о камни и повисла, зацепившись за зубцы. Медленно и осторожно друзья поднялись наверх и также бесшумно спустились. У чёрного входа, ведущего на большую, даже ночью шумную и беспокойную кухню дворца, приятелей поджидала невысокая стройная фигурка. Она отделилась от стены, когда они подошли ближе, без слов кинулась на шею Мышелову и поцеловала его. Фафхрд закатил глаза и отвернулся. Когда обмен нежностями был завершён, девушка взяла Мышелова за руку и повела по боковому коридору мимо многочисленных кладовых. Через несколько поворотов они вышли к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагалась в том числе и оружейная, в которой хранился Сокрушитель Зари. Здесь Мышелов попрощался с сообщницей, и дальше мужчины двинулись вдвоём. — Ну как? — самодовольным шёпотом спросил Мышелов, толкая Фафхрда в бок локтем. — Что? — Как тебе эта крошка? Правда, лакомый кусочек? — Пфф, очередная девчонка, — презрительно обронил Фафхрд. Он не разделял пристрастия друга к молоденьким девочкам, полагая, что с ними не о чем говорить. Правда, в последнее время Фафхрд полагал, что причины его отношения к увлечениям Мышелова кроются глубже, но он последовательно гнал эти предположения прочь, на глубину подсознания, туда же, куда отправлялись постыдные сны с Серым в главной роли. Размышляя об этом, северянин и не заметил, как они подошли к порогу оружейной комнаты, закрытой на крепкий замок. — Смотри и учись, — бросил Мышелов, опускаясь на колени перед дверью. Отмычка мелькнула в его руках, одно мгновение — и замок щёлкнул, открываясь. Приятели переступили через порог. В оружейной были собраны все мыслимые и немыслимые великолепнейшие образцы кузнечного искусства. Были тут и старинные мечи, луки и кинжалы, принадлежавшие многим поколениями Овартомортесов, и шикарные подарки от глав соседних государств, таких как Илхтмар, Горборикс и даже Иванморенси, и сверкающее зачарованное оружие, созданное лучшими мастерами Ланкмара. Но внимание любого посетителя, впервые входящего в сокровищницу, неизменно приковывал меч в золочёных, испещрённых письменами ножнах, меч, навершие которого было сделано из рубина величиной с куриное яйцо, а концы гарды украшали изумруды размером с грецкий орех. Сокрушитель Зари, легендарное судьбоносное оружие, предназначенное герою Ланкмара для спасения города от ужасной напасти. Фафхрд шагнул к стене, на которой покоился меч, но Мышелов схватил его за руку, останавливая. — Тут может быть магическая защита, — прошептал он. Северянин послушно отступил. Коротышка, развернув длинный свиток, принялся шёпотом читать заклинание на неизвестном Фафхрду языке. Как всегда в такие моменты, Мышелов выглядел внушительно и загадочно, он словно стал выше ростом, а в глазах загорелся мрачный пугающий огонь. Фафхрд невольно залюбовался, на минуту забыв о цели их предприятия. Когда заклинание было прочитано, Мышелов вытер пот со лба и сделал приглашающий жест в сторону меча, мол, путь свободен. Фафхрд решительно подошёл к оружию, снял его со стены и развернулся, готовый покинуть сокровищницу. Крадучись, они вышли в коридор. Оттуда, откуда они пришли, доносились негромкие голоса, и Мышелов избрал другой путь для их возвращения. Друзья перешли в крыло, примыкающее к покоям сюзерена, и нос к носу столкнулись с троицей мужчин в чёрных одеждах. Один из них, не разбираясь, сразу же обнажил меч и атаковал шедшего впереди Мышелова. Второй присоединился к его маневру, зажимая Серого в тиски, а третий шагнул к Фафхрду, чтобы помешать ему прикрыть товарища. Северянин увернулся от не слишком умелого удара и покосился в сторону Мышелова. Его дела обстояли не так хорошо. Заклинание отняло у него слишком много сил, и теперь он едва успевал отмахиваться от выпадов противников. Один из них обманным финтом вынудил Мышелова отойти к стене, а второй подставил Серому подножку. Выронив Скальпель, Мышелов рухнул на мраморный пол. Забыв о Сером Прутике, тяжёлым и бесполезным грузом повисшем на перевязи, Фафхрд выхватил из ножен Сокрушитель Зари. Коридор осветила яркая вспышка. В то же мгновение противник Фафхрда упал, пронзённый смертельным ударом. Выписывая клинком широкие дуги, северянин подошёл ко второму сопернику, с лёгкостью отбил его атаку и поразил размашистым ударом в живот. Третий мародёр, забыв про Мышелова, бросился к Фафхрду. Он был выше и плотнее, чем его соратники, и мог сражаться с разъярённым варваром почти на равных. Фафхрд выбил меч из его рук, но поскользнулся в луже крови, чем тут же воспользовался незнакомец, заламывая его руку на спину и опрокидывая резким рывком. Сокрушитель Зари отлетел в сторону. Фафхрд и его противник сцепились на мокром от крови полу, отчаянно пытаясь вырваться из захвата или дотянуться до глаз, горла или других жизненно важных частей друг друга. Пальцы незнакомца сомкнулись на шее северянина. Тот почувствовал, как вместе с кислородом жизнь и силы покидают его тело, но внезапно раздался глухой стук, хватка безжалостных пальцев обмякла, и Фафхрд выбрался из-под противника. Над ними стоял Мышелов, сжимая в руках Сокрушитель Зари и тяжело дыша. Из-за поворота донёсся топот множества ног. Фафхрд опомнился первым. — Бежим! — крикнул он, подхватил Мышелова под мышки и кинулся прочь. Сокрушитель Зари с грохотом упал на пол, но приятелям было уже не до него. Чудом не столкнувшись с дежурным караулом, они выбрались из дворца, прокрались по саду и перелезли через ограду. — Легко отделались, малыш, — с облегчением вздохнул Фафхрд. Мышелов не ответил. Он сделал пару шагов, пошатываясь, и вцепился в ближайшую стену. — Обопрись на меня, — предложил Фафхрд. — Я как-нибудь уж сам, — отмахнулся Мышелов, но затем тяжело повис на плече северянина. — Спасибо. Не торопясь, они дошли до нынешнего убежища Мышелова, второго дома от перекрёстка Серебряной улицы и улицы Мыслителей. Совсем как два месяца назад, только теперь поменявшись ролями, один друг уложил второго на кровать, смыл кровь и пот с его лица, положил на лоб смоченную холодной водой тряпку. Закончив с этим, Фафхрд засобирался к себе, но Мышелов слабым голосом позвал его. — Что такое, приятель? — обеспокоенно спросил Фафхрд, наклоняясь над ложем. — Останься, — повторил Мышелов, не глядя северянину в глаза. Фафхрд вздохнул. Если он останется, ему будет ещё сложнее справляться со своими чувствами. Он и так едва не выдал себя в Радужном дворце. Лишь боги знают, что удержало его от слепой, всепоглощающей ярости, влекущей за собой только смерть и разрушение. Мышелов неподвижно лежал на широкой кровати, в которой легко бы хватило места им обоим. Фафхрд ещё раз взглянул на него и решился. Он скинул плащ и сапоги, стянул перепачканную кровью тунику и забрался в постель. — Так и быть, — пробормотал он, укладываясь на бок. Мышелов закрыл глаза, его дыхание постепенно выровнялось. Вслушиваясь в доносившиеся с улицы звуки, Фафхрд и сам не заметил, как заснул.***
Поцелуй в лоб разбудил северянина. Впрочем, кто знает, это могло быть и продолжением сна. Справа от него Мышелов лежал на животе, подперев подбородок ладонями. — Как голова, малыш? — И тебе доброе утро, — Серый слегка надул губы в очаровательно гримасе. Рад, что ты в порядке, хотел сказать Фафхрд. Нет, не так. Ты прекрасен. Нет, это ещё хуже! Я тебя люб… — Я схожу за завтраком, — сказал Фафхрд, перебив собственные мысли. Он приподнялся на локтях, собираясь встать, но Мышелов положил ладонь ему на грудь, прижимая к подушкам. Фафхрд открыл рот для возражений, но Мышелов шикнул на него и накрыл его губы своими. Ладонь опустилась ниже и медленно продолжала движение. Фафхрд замер, застыл, не отвечая на поцелуй. Мышелов отклонился, не убирая руку. — Что-то не так? — нахмурился он. Не дождавшись ответа, он перевернулся на спину и сложил руки на груди. — Прости, я, кажется, ошибся. Фафхрд молчал, не зная, что сказать. Когда Мышелов резко сел на кровати, северянин тоже поднялся и обнял его за плечи, испугавшись, что его друг сейчас уйдёт. — Нет, — прошептал он в ухо Мышелову, — ты не ошибся. Только… — Только что? — обернулся Мышелов. От Фафхрда не укрылось раздражение в его тоне. Признание оборвалось, растворилось на языке. Фафхрд молча притянул Мышелова к себе и поцеловал. — И что это было? — весело поинтересовался Серый, устраиваясь поудобнее в объятиях северянина. Тот пожал плечами. — Тебе никогда не казалось, Мышелов, что мы с тобой — две части одного целого, предназначенные для того, чтобы вместе пройти через тысячи приключений и прожить тысячи жизней? Мышелов пригладил его волосы, заправляя за уши пряди, упавшие на лицо. — Странно, вроде по голове ударили меня, а всякую чушь несёшь ты… — проворчал он, но, заметив тень обиды на лице Фафхрда, вновь поцеловал его, расправляя пальцами морщинки на лбу. — Так и знал, в тебе нет ни капли романтики, — рассмеялся Фафхрд. — Зато в тебе её хватит на двоих, — улыбнувшись, ответил Мышелов. — Так что насчёт завтрака? Фафхрд выглянул в окно. — Скорее, это будет уже ужин, — заметил он. — А я и не против. «Серебряный Угорь»? Фафхрд кивнул, поднимаясь с кровати. Вечер обещал быть ясным, и на душе у него было легко и спокойно.