POV: КЁННЕСЕПАН
Пройду тропой терзанья робкого молчанья,
Ведь по углям горячим мне привычно плыть.
Мне проще испытать на физике терзанья,
Чем снова сердце в поиск «той утраченной» давно пустить.
Слушать диалог этих двух было трудно, ведь уже сейчас я отчётливо понимал, насколько тяжело будет Анадж. Её мир начинает рушиться, а впереди будет ещё больше разрушений, которые предстоит научиться совмещать со съёмками и прочим житейским мусором. Даже оберегая её и понимая, что поступаю правильно, мне невыносимо видеть даже эту порцию, испытываемой ею боли. Она проросла в меня настолько глубоко, что я чувствую мельчайшее изменение настроения. Я не планировал проявляться сейчас, но Богиня Лжи заметила меня сразу, не оставив мне вариантов исчезнуть: — Ты разбиваешь ей сердце, — не думал, что Аланэс способна на сострадание. За тысячелетия она создала себе ещё то амплуа холодной стервы. — Это очень жестоко. Без особого желания, я меняю энергетическое поле и, снимая защиту, позволяю себе показаться в физическом мире. Мне совершенно наплевать, что кто-то может узнать в моём фантоме того, чьё лицо мелькает на билбордах всего мира. Сейчас мне искренне наплевать на всё, ведь на данный момент, мысли заняты таким простым фактом — Анадж узнала, что никогда не являлась дочерью. — Она справится. — я никогда не хотел причинять ей боль, напротив, моей целью всегда было лишь оберегать мою Луну от всех тягот. — А физическая ваша склейка? Она еле ходит после твоего вчерашнего выступления. — так много претензий в одном взгляде, что хочется кричать в оправданиях, но в этом нет никакого смысла. Едва ли кто-то способен понять цепочку действий, что совершаются мной в этом рождении. — Я тоже переживаю за неё. — Анадж шла, не спеша обдумывая всё, и не думая ни о чём в ту же секунду. Моя Луна была опустошена. — Увы, на данный момент времени, нам просто надо через это пройти. — У любой души есть степень износа и натянувшись до максимального предела, она попросту порвётся. Ты пошёл одним из самых болезненных путей из всех возможных. — Эта жизнь — наше последнее испытание и единственный шанс обрести друг друга. Боль, лишения, предательство и разочарование сейчас — ничто на фоне нашего с ней проигрыша завтра. — Ты жесток. — У меня нет вариантов. Нам не оставили ни одного шанса на ошибку. — Вы два долбаных мазохиста! — она закричала и, мне показалось, я увидел слёзы в её глазах. — Неужели мучать собственные души два тысячелетия стоит какого-то незримого счастья в объятиях друг друга? Если в этой жизни… — Аланэс замолчала. — Ваши души сгорят в пустоте. Ведь можно просто проживать свои жизни порознь, зная, что возлюбленный жив и его душа не изранена. Ваши души уже сейчас — решето. Зачем вы так стремитесь друг к другу? Зачем так яростно разрушаете жизни друг друга? Зачем изнашиваете души, превращая их в болезненное ничто? — Находясь вдали друг от друга, мы сгораем каждую минуту своего существования в одиночестве и эта агония куда страшнее вечных объятий пустоты. Все мы из пустоты явились и в неё же нам вернуться суждено. Я дал ей возможность пойти иным путём. — Ага, как же. Ты со всех телеканалов пел ей о своей любви. Сложно подобный призыв не услышать. — Но возможно. Ей удавалось какое-то время быть в стороне от меня и моего зова. — Ох. Надеюсь, она хорошенько вмажет тебе по этому миленькому личику. — Зная её характер, я буду знатно истекать кровью какое-то время. — Ты заслужил. — Знаю, — я усмехаюсь, представив лишь на секунду всю степень её гнева после раскрытия правды — она имеет право отыграться на мне за все рождения, а за это вдвойне. — думая об Анадж, я не в состоянии сдержать улыбку. — Спасибо тебе. — Что? — Аланэс вновь выглядит растерянной. — Да идите вы оба! — ей ужасно дискомфортно и непривычно слышать слова благодарности. — Два пера с жопы Феникса! Прорычав эти слова, Аланэс растворилась, на удивление даже ничего не разрушив. Я хорошо знал эту капризулю и понимал, что, заручившись её поддержкой, в доступной для Богини Лжи форме, Анадж сможет прийти в мои объятия намного быстрее и, на этот раз, я ни за что не отпущу её. В этом раунде мы повысили ставки до максимума, и теперь нам остаётся лишь победить. Впервые ни у одного из нас нет возможности оглядываться в прошлое. Мы сами же себя и переиграли, оставив за собой право лишь двигаться вперёд, ни на секунду не останавливаясь и опережая предел собственных возможностей. Это первое наше перерождение, способное подарить утопию. Это первое перерождение, где мы так далеко друг от друга, и где разделены тысячами километров; менталитетом смертного мира, навязанным национальностями; возрастом, будучи впервые рождёнными в разное время одной жизни. Да, нас и прежде раскидывали по времени, но тогда мы проживали жизни в одиночестве, всё равно умирая в один день. Наше проклятье — физическая смерть в одновременном проявлении. Я дважды умирал ребёнком, ведь она доживала свою жизнь. Она умерла в день моего рождения, ведь из-за ошибки врачей ребёнок удушился при родах, а моя Луна в тот день должна была выйти замуж. Мы идём друг за другом, как в поиске, так и в смерти. Наше проклятие — быть всем друг для друга и умирать каждый раз, когда нет возможности наполнить лёгкие кислородом любви, что сокрыта в сердцах. Мы на физическом уровне чувствуем друг друга и изучаем в деталях новое возрождение, даже не понимая, удастся ли нам соединиться. Я так устал. Она так измотана. Нас поглотила невозможность разорвать эту грёбаную цепь перерождений настолько, что мы и вовсе забыли, какого это — жить. Любое рождение превратилось в охоту друг за другом, ведь души помнили эту безумную любовь, а исходящее ощущение пустоты сводило с ума. Идя сейчас по её следам, но оставаясь лишь фантомом моего истинного воплощения в этой жизни, я хотел нарушить все правила и, ворвавшись в её мир столь бестактно, закричать, что я здесь! Я здесь, Анадж! Я с тобой! Я всегда с тобой! Мне невыносимо видеть её спину, ведь я, наконец, смог найти, смог понять кто она в этой жизни, смог… До сих пор не понимаю, как мне удалось отыскать мою Луну в многомиллиардном мире смертных. Это было истинной удачей для того, кто уже волосы рвал на себе из-за непонимания своего безумия. Сидишь, листаешь видосы и тут женское лицо мельком на долю секунды, но и этого мгновения хватило, чтобы понять связь этой красноволосой бестии с моим будущим. Я чётко помню себя в тот момент — меня собрали из мелких осколков, заставив вспомнить всё, что хотелось бы забыть навеки и захоронить в пустоте мироздания. Те дни, пока в меня одно за другим вливали воспоминания о прошлых жизнях, я думал, что вскрою вены. Я поймал такую депрессию, что чуть не ушёл из группы. Я был на грани. Дважды приходил в себя, стоя на крышах небоскрёбов, не понимая, каким образом мне удалось пробудиться от беспамятства за секунды до рокового шага. Трижды закидывался таблетками, но каким-то образом выблёвывал всё, а потом неделю существовал в онемевшем теле, отказывающимся функционировать. Я всё это помню так ярко, словно пережил лишь вчера. Я был один. Мне дали знания о тысячах лет, но не объяснили, что со всем этим необходимо делать. Меня разрушили изнутри, чтобы посмотреть, удастся ли мне восстановиться. Словно решали, достоин ли я права жить ради нашей возможной встречи. Оказалось, что не просто узнать о том, что вся твоя жизнь ничто и не является чем-то особенным, а дана лишь, как возможность исправить ошибки прошлых версий себя, и докричаться до той единственной, кто способна понять тебя и принять со всеми заморочками и нюансами. Сейчас же, моей первостепенной задачей является — защитить Анадж оттого, что она может испытать, узнавая порции правды. Порции!!! Я не позволю ей погрузиться в эти зыбучие пески, а проведу её, аккуратно поддерживая и наблюдая за готовностью принятия новой порции. Лучше я подсажу ее на зависимость от воспоминаний, чем позволю пройти через тот Ад, что испытал сам, не понимая и сейчас, как смог выжить.