What Is Your Real Name

Несмотря на то, что мы живём в солнечной Калифорнии, ночи становятся холоднее, вызывая у меня ностальгию и тоску по сильным зимним ветрам в России. Я скучаю по морозному снегу, который пробирался в мои варежки, и по инею, покрывшему окна Академии. Я смутно помню время, когда мой мир не был окрашен в красный цвет Красной комнаты, когда я стояла, высунув язык, чтобы поймать снежинки, а приятный женский голос просил меня зайти в дом и выпить горячего какао. Я больше не слышу её голоса и не вижу её лица. Интересно, похожа ли я на неё? Наблюдая за огнями города за окном, я тоскую по заснеженному пейзажу, который я когда-то так любила. Там я была лучшей. Я была ледяной королевой, способной достичь чего угодно, быть кем угодно и разрушить что угодно. А сейчас эти огни заставляют меня чувствовать себя совсем маленькой. Пегги Картер заставляет меня чувствовать себя маленькой, но при этом, когда она рядом, я чувствую себя как никогда живой. Я уже не знаю, кто я. Меня зовут Дотти Андервуд. Мне 25. Я выросла в России в Академии Красной комнаты. У меня от природы светлые волосы и холодные голубые глаза. В 9 лет я совершила своё первое убийство и стала самой лучшей в классе. В Академии меня учили не испытывать настоящих эмоций, но вот сейчас я в «плену» у Пегги Картер. Мои глаза щиплет, на них наворачиваются слёзы, чего не было с самого детства, но я не позволяю себе расплакаться. Я не могу потерять контроль, несмотря ни на что. Не задумываясь, нахожу правой рукой левое запястье и потираю его до тех пор, пока кожа не начинает саднить. — Не спится? — Пегги напугала меня, и я корю себя за то, что позволила ей вот так незаметно подкрасться ко мне. — Нет, Пег, я здесь, чтобы загадать желание на падающую звезду, — с сарказмом отвечаю я. У меня не хватает сил на наш обычный дружеский спор, но что-то в Пегги рождает во мне искры. — Мне тоже. — Она прислонилась к ограждению рядом со мной и посмотрела на небо. — Какое же твоё желание — убить всех нас и сбежать назад, в Россию? Я вижу, что она пытается шутить, но мне больно. И пусть я скучаю по России и меня не покидает желание свернуть шею своим врагам, сейчас предложение Пегги вызывает у меня неприязнь. Хотя обычно именно это помогает мне чувствовать себя лучше. — Я не могу сказать об этом вслух, иначе не сбудется. — И я тоже смотрю на небо и думаю, чего бы мне на самом деле пожелать. — А что бы ты пожелала, Пегги? Она молчит некоторое время, любуясь небом. И наконец поворачивается ко мне. Она смотрит на меня так отстранённо, будто находится где-то далеко-далеко, быть может, даже в другом времени. — Быть счастливой. — Сейчас её голос мягок, наполнен тоской и печалью, которая бывает из-за упущенных возможностей. — Что бы сделало тебя счастливой? — Я наклоняюсь ближе к ней, чувствуя в груди некую тягу, манящую меня. Она прекрасна своими вишнёво-красными губами, взъерошенными тёмными волосами и в скромной зелёной сорочке, развевающейся на прохладном ветерке. Я не могу оторвать от неё глаз. — Разве этот доктор сделает тебя счастливой? Раскрытие дела организации «Изодин» или возвращение к своей подружке-официантке в Нью-Йорке? Всё в твоей власти, Пегги, так в чём же дело? — Ничего из этого не принесёт мне того счастья, о котором я говорю. А теперь молчу только я. Может, она чувствует то же замешательство и тоску, что и я? Счастье — неуловимая птица. Я не могу вспомнить, когда в последний раз была по-настоящему счастлива. Я думала, что это было чувство, когда мне говорили, что я хорошо поработала, или когда заметала следы, но теперь я уверена, что это — ловить снежинки, пить какао и целовать Пегги Картер. — Как твоё настоящее имя? — Что? — Твоё настоящее имя. Оно наверняка у тебя было, пока Красная комната не отобрала его… Ты не обязана называть его, если не хочешь, но тогда скажи хотя бы причину. Когда я был маленькой и жизнерадостной, моя мама называла меня как-то иначе. Но как бы я ни старалась, я не могу вспомнить. — Я бы сказала тебе, Пегги, но я сама этого не знаю. Агент Картер протянула руку и сжала мою ладонь своей, сильной и нежной. — Мне так жаль. Мгновение я наслаждалась её прикосновением, но потом отдёрнула руку. — Я не нуждаюсь в твоей жалости! — бросаю я, но она не отстраняется. — Это не жалость, — говорит она со своим манящим английским акцентом. — Это сочувствие. — Я перевожу взгляд обратно на фонари, и она вздыхает. — Вот я бы очень хотела, чтобы они тебе были не нужны, но знаю, что они необходимы. Моей ладони касается холодный металл, я опускаю взгляд и вижу, что она вернула мне наручники. Я действительно удивлена, и, кажется, моё сердце замерло. — Спасибо. Пегги приподнимается на цыпочки, едва достигая уровня моих глаз. Она кладёт руки мне на плечи и внимательно ищет что-то в моих глазах. Я не сомневаюсь, что она это находит, потому что в следующее мгновение её губы накрывают мои. Я полностью растворяюсь в ней. Каждая клеточка моего тела забывает о боли, которую я испытываю постоянно, и откликается на нежные прикосновения Пегги. Всё кончается слишком быстро, и теперь я наблюдаю за тем, как она идёт по ступенькам. — Не засиживайся допоздна. — Не буду.