Imperfect

С раннего детства отец обучал меня совершенству. Совершенству Малфоев. Моя внешность должна соответствовать росту истинного Малфоя. Так оно и было. Мои волосы были зачёсаны назад — гладкие и аккуратные, тщательно вымытые( настолько, чтобы блестеть на свету). Моё лицо являло собой комбинацию Люциуса Малфоя и Нарциссы Блэк, самой привлекательной девушки Хогвартса на момент её года выпуска. Я унаследовал её высокие скулы и острый подбородок, а также светлую кожу. От отца получил холодные серые глаза, точеный лоб, брови и нос. Моя одежда тоже была идеальной. Зимой я носил дорогие мантии из лучшего материала, из искусственного меха лучшего качества. Мои парадные мантии были сшиты лучшими волшебными дизайнерами. И они всегда были выглажены и чисты, складок и пятен не допускалось. Мои туфли начищались до блеска. Все швы прошиты, края ровны, все пуговицы на месте. Мои оценки должны быть идеальными. И почти были ими .. если бы не грязнокровка Грейнджер. А Малфой — не Малфой, если его обставила грязнокровка. И я получил за это — пощечину. Но отомстил на втором курсе. Я всегда проходил мимо — царственно и гордо: спина прямая, а шея слегка вытянута вверх. Таким образом я демонстрировал, что не буду смотреть людям в глаза, а скорее сверху вниз, задрав нос. Они будут называть это напыщенностью, но я просто показываю, что «выше» их. Они говорят, я слишком мал, чтобы так ходить, но они — просто невероятные болваны, « перерастущие» скоро полувеликана в этой тупости. А я идеального роста. И меня учили манерам за столом. Я тонким взмахом брал вилку в руку. Использовал посуду в соответствии с едой, поставленной передо мной. Приборы держал деликатно и жевал в размеренном, ровном темпе, даже пребывая на грани голодной смерти. Еда была формой искусства... Говорил я сдержанно и холодно, не повышая голоса, лишь иногда понижая. Я был умным, иногда даже выражал высокомерие. Разговоры предназначались для развлечения и демонстрации остроумия, и я делал это превосходно. Самое главное, о чём сообщил мне отец — я должен держать эмоции под абсолютным контролем. Эмоции, как я понял, слабость.. слабость, которую я не мог показывать. «Особенно любовь», — помню, так он сказал. — «Любовь не делает ничего, лишь управляет действиями и приказывает совершать идиотские поступки.» И как только враги узнают о такой любви, они используют её против тебя. Поэтому, когда я сел в поезд на первом курсе и встретил Уизли, был поражён до глубины души. Со дня моего рождения в моём окружении всегда были идеальные, чистокровные семьи. Я привык к изысканным угощениям, которые ели элегантные гости. «Обнюхивающие» полукровок и практически игнорирующих магглов и маглорождённых. Проявлявшие величайшее уважение к Тёмному Лорду. Он не был похож ни на кого, кого мне доводилось встречать прежде. У Уизли были непослушные рыжие волосы, небрежно спадавшие на лоб и демонстрирующие блики от многих дней, проведённых под солнцем. Его глаза — сверкающие голубые, полные цвета и эмоций. Его нос был чрезвычайно длинным, щеки — усыпанны веснушками, которые контрастировали с удивительно бледной, молочно-белой кожей. Носимая им одежда казалось невероятной. На нём были поношенная мантия его многочисленных братьев и старый свитер. Эти вещи были либо слишком велики, либо слишком малы для него. Никакой точной подгонки. Его галстук всегда был слишком ослаблен, ворот расстёгнут. И маггловские кроссовки, которые он носил во время своего подвига, были покрыты грязью и всегда выглядели изношенными. Его оценки просто ужасны. В основном «П», порой «О», а иногда даже «T». Ему едва удавалось получить даже «У» не говоря уже о «П». Тем не менее, его родители не возражали. Ну, возможно парочку раз рукоприкладствовали, но точно без помощи кнута. И то, как он себя подавал, меня.. интриговало. Он едва ли вёл себя так, как подобает чистокровному, но семья Уизли хоть и была бедной, всё ещё оставалась уважаемой.. и чистокровной. Высокий и долговязый, он расхаживал с важным видом, будто бы, не заботясь о том, что о нём думают другие. Ведь только храбрец, как гриффиндорец, может не заботиться о мнении окружающих. Он ел, уподобившись голодающему. Яростно грыз и жевал, облизывая вилки и ложки, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. На его тарелках громоздились куриные кости, а щеки всегда были набиты картофельным пюре и горошком. И в конце, когда окончательно и бесповоротно убедите себя, что он больше не сможет съесть, он наберёт себе ещё порцию и примется облизывать пальцы. Он говорил слишком громко, слишком «сильно» смеялся над шуткой. Типа гриффиндорского смеха, когда вы опрокидываете голову назад и хохочете, вытирая слёзы, давя последние несколько смешков, прежде чем смех стихнет. Его словесный поединок просто ужасен, он едва способен выдумать достойное оскорбление, чтобы ответить мне: он всегда слишком зол, чтобы говорить… с сжатой челюстью, красным помидорным лицом и руками, сжатыми в кулаки от ярости. И он полон эмоций. Когда он был счастлив — улыбался широкой улыбкой, показывая свои зубы и своё счастье. Когда ему было грустно, его взгляд меланхолично опускался к полу, он засовывал руки в карманы и изо всех сил старался показать, что с ним всё в порядке. Он был всем, что меня учили ненавидеть с ранних лет. Тем не менее.. это не так. Рон Уизли несовершенен, но именно это делает его идеальным. И именно поэтому я его люблю.