О-оу, я готов, сделай это за меня, да! Детка, ты могла бы сама справиться со своими потребностями? У меня в башке столько всего происходит, прости. Но не думай, пожалуйста, что я сливаюсь, милашка. Просто попробуй сама порешать с тем, что ты хочешь и что беспокоит. Я знаю, как помочь тебе с этим одним лёгким движением руки.
Они оба знали, что не идеальны, и какими бы взрослыми и самостоятельными ни были — становится тяжело признавать это, стоит начать думать о подобном глубже секундный мыслей. Не обязательно друг перед другом, а одному, внутри себя, когда становится неясно, каков случай тяжелее — смирение со своими недостатками перед кем-то другим или самим собой. Однажды они признались в своих личных грехах их характеров друг другу, и неважно, что таким тоном, будто так и должно быть. Вначале не словами, как рано или поздно получилось бы в итоге через некоторое время после признания в любви, а телепатически — взглядами и, возможно, дыханием вместе с прикосновениями. И так ли это было необходимо сделать словами, поставив тем самым точку в обсуждении «пороков» личности, когда они оба знали друг о друге, чем дышат, существуют и зарабатывают на жизнь? Ненормальные, жертвы обстоятельств, загнанные без права на выбор или свободу… а может, те самые, кто в многими не принимаемой «безнравственности» может и хочет видеть себя настоящих? Может, иные способы достижения заметного внутреннего покоя, чтобы жить «по-людски» в конце концов им давно уже не подходят, и больше не подбирается никаких других причин? Пусть и могло быть много попыток к достижению успокаивающего душу счастья честным путём… Стоило им обоим если и менять что-то в себе, то только в самом начале пути, по которому спустя годы продолжается шествие. И уже так просто с него не свернуть, в том числе без наседания и угроз тех, кто выше их положением в работе и обществе. Остаётся одна единственная мысль, с которой было бы справляться очень тяжело тем, кто знает о своих грехах, принимая их — исходя из принятия несовершенства, с чего могут страдать другие, они оба, как пара, изначально ли приняли желание жизни в «бесчестье», с удовольствием потребляя её блага? Или со временем совесть может добить, а потому, однажды, в одно мгновение стало бы стыдно за своё существование от того, чем оно живёт… и ради чего в неизменности всё происходит так, как есть? Каждый раз, когда эти двое, влюбленных друг в друга или желающих присутствия в первую очередь ради самих себя, без учёта чужих чувств, кроме собственных, напоминали себе об отсутствии должной идеальности — им всё меньше хотелось когда-нибудь стать такими. Скучными, благоверными, праведными, оттого любимыми ещё больше? Они были бы не против стремления к становлению лучших версий себя самих, это им не было чуждо… но пока изменения оставались сравнимы со сдиранием лоскутков кожи скальпелем. Потому оставались теми, кем являлись очень долгое время, сколько бы не проговаривали о необходимости стать лучше в своей голове. Могли делать это вслух перед своими зеркалами, могли злоупотреблять этим мнением когда ложатся и встают. Могли говорить об этом друг другу при встрече и времяпровождении вместе — про самих себя и друг про друга, без обид и личной уязвленности. Сказали бы обратное, в том числе доказывая это — что бы изменилось, кроме того, что они на какой-то период захотели в это поверить? Ведь мечтать никогда не вредно — если не проецировать все фантазии в реальность или обращать их в навязчивую идею их достижения любой ценой. Теми усилиями, которые того не стоят, ведь есть более разумные способы их достижения и закрепления результата. Зачем останавливать, зачем спускать с небес на землю и вообще ставить на место? Особенно если они продолжают быть друг для друга привлекательными и как минимум что-то значить. Тем более, когда между ними всё настолько доверительно, что каждый из этой пары продолжает оставаться вольным делать, что хочет — и спроса за это, с обязательным утверждением власти и дозированного собственничества может не последовать! Ведь эти двое настолько доверяют друг другу, что, образовав союз, продолжают дышать тем, чем жили до того, как он случился — без надежд, что поймут умом, будто стоит измениться ради чувств и любви, но и без отрицаний, что такое когда-нибудь произойдет. Она продолжала демонстрировать перед всеми навыки обольщения, чтобы за ней тянулись толпами все изнывающие по ней и жаждущие её любви. Он всё также «мочил» всех, кто провинился перед ним, скорее исполняя заказы, чем совершая личные счёты — ему платят не за его личные кровавые вендетты. — Ибуки, милый мой, мы всё продолжаем жить тем, чем питали свои мозги задолго до того, как познакомились максимально близко… Насколько это бывает возможно между зверьми, которых справедливо называют проклятыми созданиями. У тебя всё не возникает мысли, что это неправильно по отношению к тем, кто любит кого-то конкретного больше остальных? Сегодня они — хищник и его живая еда, которую если есть, то только сбивать сушняк между её бедер — не были отвлечены ни на что важное, что приносило им обоим деньги. Насколько такие случаи были редки, им хотелось думать меньше всего. Но больше заполнять секунды, минуты и часы друг другом — для этого не нужно много ума, или следует потрудиться удержать внимание? Он, лев-киллер и она, окапи-проститутка, не особо говорили между собой, чем бы стали себя занимать — ведь, стоит быть им наедине, где никто не посмеет потревожить их, делали задуманное, о чём давали понять тактильными методами вместе со зрительными. И были счастливы тем, что снова угадали желания друг друга. Точно не ошибаясь в одном, пожалуй, самом важном — что они жаждали быть вместе, подальше ото всех. В покое, приглушённом свете и с лежавшими рядом сигаретами… исполняя желания без их озвучания. — Возникало, о чём речь, вот только… одно бы продолжать тебе не забывать, сладкая. Будь я моложе, или даже не избрал себе путь убийцы мудаков как заработок — у меня бы хватало подозрительной наглости следить за тобой и каждым твоим шагом, моя всегда мокрая киска. Он, Ибуки, тут же начал ворошить в голове, что если так и могло быть… принял бы для себя временный, но ещё более беспринципный путь сталкера за конкретной леди? И в двадцать лет смешно и грустно от жалости за него заниматься подобным, но при возрасте ближе к сорока годам… тех, кто пробовал тратить своё достоинство на подобное, бывает, сажают среди условий, что останется лишь пускать корни в одиночной камере. Или бояться за свою жизнь в общей, каким бы брутальным и несгибаемым не казался заключённый не на пустом основании. — Пошлый старый кот, тебя бы отъебать… доверился бы мне и в этом, мой хороший? Страпон там, смазка, ещё что-то подобное, все дела… Я не настаиваю, но вот бы ты исполнил и другие мои интересы, кроме подарков, что ты даёшь, а я… Она, Космо, тут же безотказным действиями отговорила его углубляться в то, о чём он смел думать перед ней вслух. Смотрела на своего хищника хищным взглядом так, как бы не стала наблюдать даже за тем, кто заплатил ей заманчивый гонорар на пару дней и ночей. Он вызывал внутри её разума нечто необъяснимое, бесящее и привлекательное одновременно. За последний его год он, как джентльмен или инфантил, буквально оброс сентиментальностью, что могла таиться в нём, возможно, всю его сознательную жизнь. Во время секса в этом не было ничего плохого, но риск медленного скатывания в уныние от слежки за заботой о партнёрше оставался в наличии. Опять же это не что-то смертельное, но скучное, после чего оставался только сон на недостаточно жаркой постели, никак не возможная бессонница от секса, страсти, любви и полного единства. Никто, по крайней мере сейчас, не был эгоистом из них двоих, вот только разве это не было приличным отвлечением от главного настолько, что напрочь унесет не туда и, как минимум, развившееся настроение окажется безвозвратно утеряно, пусть и на сегодня? Она хотела тепла, он желал видеть в его глазах живое воплощение произведения искусства — и на кой чёрт выявляется в нём проявление заботы, пока если на неё и тратить время, то только словами? — Платишь телом за это? Хоть с кем-то, особенно с тобой, как ты, я могу свободно оставаться настоящим. Вот бы моя натура не была связана напрямую с убийствами заказанных лиц, будто только это основная часть меня. Ты, похоже, тоже привыкла к… Окапи, сидевшей на своём «старом» гривастом коте, пока она была полна внутри его пульсирующим в ней эрегированным членом, стоило усилий в попытках сменить тему, между тихими стонами и объятиями её ладонями его шеи и плеч. Много кто говорил ей, что быть шлюхой — её призвание, её роль в обществе, её часть, будто вживленная внутрь. Будто все эти козлы говорили что-то новое в отношении неё, как оказывающей услуги, за что обычно, среди цивилизованных слоев общества, полагается благодарность. И она, взяв деньги, но услышав такое впоследствии, особенно во время, когда бы её поставили раком и всерьёз начали входить во вкус, дошла бы до победного, но после обдумает достаточно раз, чтобы в будущем ещё иметь половую связь с таким клиентом. Жаль лишь от наличия одного фактора, жестоко обращённого в правило — не будет «больше никогда» соглашаться из-за причины, что ей открывают глаза на её существо, у неё не окажется никого, кто платил бы ей больше одной оплачиваемой ночной смены в стриптиз-баре. — Не надо обо мне высказывать то же самое, что… что я всё ещё слышу, и как-то должна реагировать иначе. Не была бы без этого той, кем являюсь. И ты бы на меня в таком случае даже не посмотрел, да? Стоит мне схватить билет в другую жизнь, понимаешь… без тебя она быстро стала бы разбирать меня на части. Нельзя продолжать жить так? Возможно, поздно думать об этом, Ибуки… но разве не в наших силах сделать её лучше? Влюбленные хищник и травоядная любили с осторожностью выяснять отношения, пока, полностью раздетые, трахались плавно, неторопливо, уделяя время прелюдиям вроде поцелуев и массажа пальцами их половых органов. Могли оба, в единстве друг с другом не только членом внутри мокрой вульвы, допускать всё то, что секс обычно не предполагает. Естественно, после его самой лакомой части за прошедший час перед новыми такими же страстными, быстрыми размашистыми толчками, нередко в задницу, при громких шлепках их паховых областей. Пока он бы рычал ей в ухо, хватаясь за большую грудь, целуя мочку и облизывая щеки… а она со стонами и мольбами большего сильнее бы раздвигала ягодицы пальцами, пробуя ими же достать до его львиных вздутых яиц. — Только с деньгами, чтоб оно всё провалилось… Только с деньгами, с большими, и чтобы они не растворили чувства между нами, Космо… ну, или чтобы мы за них не схлопотали реальные сроки. На одном энтузиазме и идеях не уедешь даже на старте. Так что, только друг перед другом мы можем менять себя… или в ебеня свалить, где нас никто не будет знать? Почему бы не болтать, ведь на какое-то время им станет вновь некогда выложить наружу то, что могло твориться в их душе. Но среди чего опять же не будет находиться места переживаниям за последствия того, как продолжают жить они оба. Мораль осталась — но она помогает им приходить к выводам, разбросанным по частям и складываемым воедино. А не давит на мозги правильностью так, что хотелось или через силу начинать меняться, только бы она перестала плавить мозги своим голосом совести. Или вздернуться, на свершение чего способов предостаточно. Вот только у них обоих, у вышибалы и шалавы, как у любых других, кто всё ещё позволял мучить себя неслышимым голосом праведности, было предостаточно способов, а то и случаев предать себя искуплению через собственную смерть. И не хватало ещё затрагивать реальность загробной жизни — тогда никакой надежды на что-либо не может быть по определению! — О-о-о, ну это уж точно что-то убогое и ванильное, что аж… блядь, как относиться к такому, я всё ещё не знаю. Как тебе такое в голову пришло… будто я не слышала «давай сбежим» от тех, кто трахал меня? И как такие мечтатели могут платить за секс девушке, которая этим живёт? До этого момента руки обоих любовников, расслабившихся при бутылках шампанского и вина рядом, на выбор, могли блуждать по телам друг друга, как ни в чём не бывало. Ибуки сидел, прижатый также свободно сидящей у его пояса Космо, причем при настолько раскинутых ногах, как даже не распахивал их у себя дома, обычно одетый в домашнее. Но ради девушки, тем более той, что вызывает не только глубокие мысли о причинах жить дальше, но и множественные желания пошлых забав, которые точно так же позволили бы ему быть самим собой. А для этого не всегда обязательно становиться переполненным высокими чувствами. — Ибуки, чёрт, мне тебя причислить к тем, кто мелодрам пересмотрел больше, чем нужно? Ты стал, пёс тебя дери когтями, стареть не по дням, а по часам? Тебе в твоём возрасте может и пора этим увлечься… всё лучше, чем наркотиками и толпами баб вроде меня. А я если и осилю любую из них — то только когда нажрусь или меня эмоционально заебут так, что не будет желания даже в твоём присутствии рядом. Ох и говорила же она ему эти несколько «обидные» вещи, всё не поднимаясь с его члена… Ох и продолжала она высказываться по существу, скорее забавляя его, чем задевая за живое! А раз подловила и не отпустит на какое-то время, то… лучше бы нашла случайный повод посущественнее, чем увлечение мелодрамами, которого не было в списке его «фетишей» настолько, чтобы часами проводить за ними время. Прекратила бы эта шикарная шлюха блуждать пальцами по его напряженному телу с львиными кубиками для сорокалетнего дяди… Тем временем, смотря в глаза которого у неё продолжала оставаться уверенность, что он однажды не зальёт её кровью и мясом свою дикую кошачью пасть. Она, большегрудая широкобедрая сука со стройными ногами и ровной вытянутой мордашкой… всегда любит оставаться при своём, но позволяет этому льву оставлять за ним последнее слово. Вся в полосках, как зебра, но коричневых, что придавало светлой части её кожи несколько более кремовый оттенок, чем типичный белый… немножко пританцовывала животом. Всё сидя у его пояса и начиная мазать его морду с грудью и прессом одним из увлажняющих масел, что пахло корицей и чем-то ещё сладким. Что Ибуки вспомнить не мог, скорее сполна оценивая запах секса, что они оба вытворяли, всё не начиная вновь действовать по-взрослому, резкому, дерзкому и больно хваткому пальцами за голые задницы друг друга! — Каждому своё, да? Для тебя не будет новостью, если я занят убиваем времени за просмотром чего-либо только вместе с тобой, нет? Будто ты не догадывалась. Без тебя, задолго до тебя, я в покер и бильярд с коллегами играл… чёрт, да и сейчас не особо всё поменялось. Как минимум то, что она, давно перестав рисковать оказаться жертвой быть им съеденной, хорошенько отвлекала его от рабочих моментов. Похоже, вроде бесполезных мыслей о том, стоило ли кончать с теми, кто был заказан, пулей в лоб или сердце? Пытки в работе Ибуки тоже имели место быть, и ещё какие… но об этом реальном дерьме не хотелось вспоминать ни в коем случае! Пусть он продолжал убеждать себя, что с чего ему быть неженкой, когда оставался уверен про себя, что даже если с Космо и создаст семью с детьми — останется, кем был. И только одно изменит его приоритеты на сто восемьдесят градусов… если она начнет упрашивать его больше не мочить зверей, зарабатывая себе не только на хлеб, но дорогой коньяк и ароматные сигары при постоянстве бензина для машины класса люкс. Что ж, Ибуки посчитал, что с его стороны будет правильно до последнего не указывать Космо, что ей бы тоже следовало завязать с изменами ему тоже за вполне приличные деньги. — Ну вот и славно, раз такое дело! Значит, я не убеждаю тебя обмазываться хорошо отснятыми глуповатыми сказками. Ведь круто проводить часы и ночи за сексом с тем, кого любишь? Тебе решать, полезнее ли это пустых сценариев из фильмов, или не то что бы. Кажется, мы о какой-то хуйне говорим, но, блядь… наверное, я осмелюсь предположить, что это чуточку лучше твоих вечных историй, когда ты идёшь на дело. Космо не то чтобы металась и не находила себе места — то, что она чувствовала сейчас, вовсе не называется такими категориями. Вернее, могла думать про себя, что становится бревном с чего-то вдруг на партнёре. А не под ним, покрытая его телом, словно тяжелым и грубым, но чертовски приятным одеялом, пока соски бы нагло касались друг друга, губы двигались и увлажнялись от поцелуев, а член висел у её бедер будто без дела. Ещё немного повозившись на паху чуточку съехавшего с кожаного сиденья Ибуки, она принялась доставать им обоим по сигарете, в которой сочетались более менее насыщенные ароматизаторы ментола и карамели. Была бы рада не обращать в это время внимание на то, с какой хваткой он сжимал её чертовски круглые груди по очереди… но не могла не стонать с его ладоней, явно не балующих себя исключительно одной лишь дрочкой. Даже до неё, как согласившийся быть с ним в горе и радости… что-то всё равно продолжая трахаться со всеми. — Слушай, обычно вот так говорят, когда собираются свистнуть крупные жирные суммы… ну, или правда найти какого-нибудь виновника и переломать ему ноги подручными средствами, да? Я буду говорить себе «не зарекайся», особенно когда серьезно обдумывал то, чтобы мы были вместе. Но осмелюсь сказать такое и тебе тоже. Ходить на «дела», конечно, такое себе удовольствие — ровно до того момента, когда результат оправдывает средства вроде расчленения и кровопускания. Нет, так-то с новым боссом, «мальчиком» по имени Луис, особо наглядная жестокость, как метод выуживания правды и ничего кроме правды, сходила на нет практически сразу, сведенная до минимума. Вот только стоит у виска наставить пушку… к нему и всем его товарищам, где они все, как единый клан львов, в свободное время распивали дорогое пиво и выбирали безотказных «тёлок», тем временем ища «старых» дорогих знакомых из наркодилеров на встречу по передаче чистого сорта… не только он, как главный после босса, но и каждый из них будет готов оторвать когтями руки тем, кто наставил на них оружие. — Только попробуй, львёнок, у которого скоро седые волосики на гриве полезут, ха-ха-ха! Лучше рискни установить на мне своим членом новый «мировой» рекорд! Ох и какая же я всё-таки блядь, если тебе покажется, что я жажду только этого!Я в дороге, я делаю деньги на своём имени. Поймал тебя или ты опутала меня… чего ты хочешь, детка? Ты не против любви без обязательств, но горячей и страстной, я смотрю? Это неплохо звучит, ну а я не против любить тебя, детка… Целый мир будет моим подарком тебе, и не на какой-нибудь праздник!
Космо было немного непросто достать сигареты, «ни в коем случае» не вынимая из себя члена несколько странного возлюбленного. Даже если бы львиный мощный стояк опал внутри неё, он продолжила, чёрт возьми, высасывать из него своими ласковыми мышечными спазмами внутри вагины всё семя, что могло у него остаться в «закромах». В самом, не ебаться в рот, низу основания его мужского достоинства, когда даже яйца ещё не начинали «готовить» новую порцию на радость блядски шикарной женщине с длинными ногами. Она, с какой-то радости навостряя острые ушки, всерьез решила не выходить, зная, что дотянется. И похвалит себя за то, что продолжает удерживать внимание своего сильного, мудрого, много повидавшего и сделавшего львёнка своим телом, как бы он не делал больше быть склонен к достоинствам её души и личности. — Почему бы и нет, я не говорю, что мне такое не нравится, как бы сказать… не из вежливости к тебе, Космо, а потому что согласен с тобой. Только пореже видь в себе исключительно секс-игрушку, ведь, бывает, это однажды не доведет до добра. Она для той, кто, если смотреть со стороны, будто всерьёз не мог думать ни о чём, кроме приличной длины и ширины члена внутри, довольно быстро справилась с растяжкой своих удивительных ног, пока они оставались на уровне пояса. Но, чёрт бы побрал, эта тумбочка всё равно слишком далеко на момент, когда совсем уж неохота ни на что отвлекаться… и даже не нужно догадываться, насколько продолжение не заставит себя ждать. Достала, вернулась на своё «законное место» — на член клиента, даже если это плативший ей подарками её возлюбленный. И как только присела обратно, вновь углубляя этот кошачий стояк до упора — далее он тут же предложил зажечь ей сам. Не стесняясь никаких двусмысленностей, что начал ладонью вновь охватывать этот довольно большой и пухлый, но ровный и совершенно не дряблый зад, будто эта «чёртова блядь» знает, где за дёшево делать саму себя путем операций ещё сексуальнее и без излишеств! — Защитишь меня, верно? Вот стараешься ты, а я всё пользуюсь, м-да. Эгоистично, и бессовестно с моей стороны… сука, как с той, которая, блядь, слабее. Так не пойдет, хотя на правду ли обижаться… ведь что бы женщина не делала выше её сил, она останется слабее мужчины. и ты не должен… не обязан, знаю, милый. Но… хочу верить, что ты защитишь, что мистическим образом всегда окажешься рядом. И как я была без тебя, отвечая сама за себя, столько долгих лет, Ибуки! Сделав первую затяжку при необычном смешивании ароматов, они с какой-то радости единовременно захотели прикоснуться друг к другу губами, будто больше не могли жить без этого ещё какие-то долбанные несколько минут! Если бы всё ещё не определились, кто они оба друг для друга, не ждали бы и начинали по их щучьему велению. Пусть и подобные утверждения имеют за собой мало оснований — в конце концов, судя по её профилю, то есть как и чем она работала, предались физиологии с извлечением выгоды, как случайные знакомые, которые встретятся с одной целью ещё не раз. Но нет, она желала быть при нём той личностью, которую не сказать что прятала, но не считала нужным высвобождать наружу. Но было всё больше желания являть её ему даже в простых прикосновениях хищными ладонями к её заднице, что не каждый осмелился бы себе позволить. — Ты — моё святое, Ибуки. Говоря простыми словами, я изменяю тебе постоянно, но ты, наверное, единственный в своем роде, кто не ревнив на этот счёт. Оттого, чем дольше ты не говоришь, как мне существовать, тем сильнее я хочу жить для тебя. Если Космо находила причину быть виноватой — то, похоже, её лучше оставлять наедине с мыслью, так ли нужно оставлять в уме то, что гложет, не оставляя ни единого шанса даже на примерное представление своего искупления. Которое она благополучного попирала немногим больше всего количества, сколько была готова трахаться с первыми встречными при деньгах. На удивление работая на себя, а не ублюдка-рабовладельцач тихим привлечением внимания к себе посетителей стрипт-бара, как её основной площадки. Вот только что есть у неё любимый зверь, что его нет… надежда на его заманчивые привилегии преступного мира в том, что его задачей является расправа, быстрая и болезненная, отчасти вызывала беспокойство, что тот, кого полюбила и она тоже, продолжает оставаться живой мишенью для любящих наносить смертельные удары в спину ссыкунов. Что ж, сейчас, пока пара не-идеальных животных продолжала трахаться по любви, сопровождая сладость момента дорогим алкоголем и травкой, ей было не до собственной безопасности среди общества. Скорее всего, с её стороны оно подразумевало для него причины жить для чего-то более высокого, чем деньги. Ну а ему всегда не хватало потребления вовнутрь разума светлых чувств с их гораздо большей продолжительностью, чем секс. О котором он может забыть на следующее утро, пока любовница бы ушла по своим делам. Но вот Космо, тоже тянувшая, по идее, только на любовницу и больше ничто… оказалась для него той, переживания и размышления которой лев был не прочь запомнить. Чтобы удивлять её своими действиями по отношению к ней явно не только ради того, чтобы ему перепадало ещё больше секса, как вчерашнему девственнику. — Ведь прекрасно знаешь, что я не в рабстве. Начальники ебливых клубов властны надо мной только в том, чтобы я продолжала привлекать дрочеров разных возрастов в клуб, где я танцую. И не была безвольной, чтобы меня было необходимо выкупать деньгами. Дело так и осталось в том, что я пьянею с желания, дабы похотливые неудачники — все, как один, травоядные и хищники — поклонялись мне, как божеству. Блядь, которое можно как следует отъебать или серьезно выпороть членами за дерзость в создании сексуальных образов со сцены, перед их глазами. Почему они делали это, пока со стороны их было можно назвать парой, но стоит углубиться в их общую историю — она не тянет на ту повесть, где бы лев и окапи сделали бы друг для друга всё, что угодно. Или везде бы отправились друг за другом не как сталкеры, а всё больше исчезающий тип зверей, что будто ни разу не могут жить друг без друга максимум полдня или одну рабочую смену. Но пусть каждый бы думал, что пожелал, ведь эти двое могли жить, как хотели, и кто бы им запретил так существовать, в конце концов, насильно соединяя или упорно разъединяя, как, например, делали бы родители из обоих. Иначе ментальный хуй ему и ей, а не благословение. И если начать думать в этой плоскости, то благом накуренные, всё потевшие при влажности ниже пояса Ибуки и Космо охотно считали то, что всё ещё интересуются друг другом. Хотели видеться и зависать вместе всё чаще, понемногу совсем без жажды халявного заработка и всё ещё активно рабочего красного влагалища после, как обычно, трудного дня. Оставались вместе на основе одних только нежных чувств, достаточно быстро забыв о «необходимости» одного лишь потребления. — Меня это жесть как восхищает в тебе… божество, значит? Поэтому отрастила вот такие круги сверху и сзади, понятия не имея, что природа окажет тебе совсем не скромное внимание? Для тебя, сисястая, остаётся удивлением то, что я всё ещё считаю, будто не заслужил твоего пристального внимания ко мне, м-м? Если прежде «старый» Ибуки при сохранности своего зрения для попадания пушками точно в цель частенько притягивал к себе большеватые натуральные губы будто выпившей эликсир молодости и чрезмерной природной сексуальности Космо, мягко хватаясь когтями за её подбородок, то теперь она сама подводила себя к его поцелуям. Начиная и, возможно, продолжая на ближайшие полчаса исключительно сиськами, чтобы он из их очаровательного глубокого плена даже и не думал вылезать, как если бы обрёл силу воли медленно, но верно сесть с иглы. Безотказное исполнение, он будто не имел права или хоть каких-то не последних сил, чтобы воспротивиться, прерваться не в туалет, остановить её, пока всё не продолжало заходить слишком далеко. Не было ни единой причины повести себя так сегодня, пока она скакала на нём в меру увлеченно, наглядно перед ним при приглушённом свете являя свою технику плотного удержания своего сочного тела своими бедрами за его голые волосатые ноги. А обнявшая его за шею её рука позволяла приковывать к себе ещё больше увлекательно пошлого внимания. Чтобы он ни о чём не жалел и вовсю засасывал эти груди со смаком… не оставаясь в долгу и увлечённо поглаживая клитор своей королевы разрватных вечеров и переполненных осмысленной похотью ночей. — Нашел, что спросить, я по-прежнему в ахуе с тебя насчёт этого! Охота испытывать гордость, что я значу для тебя чрезвычайно много, пока ебусь со всеми за бабки… но она всегда не без слёз за то, какая я на самом деле дрянь, и никто бы со мной не остался бы и на неделю. Если Ибуки продолжал считать, что нигде и ни с кем не расправлял крылья в полном отдыхе, расслабляя свои члены и чресла, кроме как с ней — то пора было бы признать, что он стал зависим от проститутки, очень способной в высокие эмоции, которые пусть давно считала ненужной закономерностью. Он был бы рад стать рабом их общей любви с многочисленных действий, чем она безмерно поила его ум. Без обязательств только отчасти, и со здоровой ревностью, пока они оба могли бы «вдруг неожиданно» изменить, случайно или намеренно, но не с целью разрыва уз друг друга. Но если лев находил время и силы при отличных, в меру размашистых скачках на его органе с узлом, на то, чтобы даже парой слов думать об этом… явно не собирался оказаться чьим-то рабом, кроме любви, позволяющей думать своей головой. Оттого и Космо не сказать что была намерена высосать всё из прилично влюбленного в неё субъекта, к слову, оставшегося мясоедом… не пока что, а ограничиваясь его стояком, стоит ей вновь приступить к охвату длины губами. — Главное, тебе продолжать не думать, Космо, что ты чудо как хороша только в ебле и голых эротичных позах. Что максимум нужна неделя, чтобы быть переполненным сладостью в одной постели с тобой — но считать такую любовь фальшивой и сделать вердикт, будто ты быстро надоедаешь, милая. — Ну-у, знаешь, ты всё это говоришь, пока я тебя ебу, и ты доволен, глазами добавки просишь… за что ты мне такой, больше никого, кроме тебя, не хочу видеть! Раз глаза играли не последнюю роль в подаче определенных знаков или просьб, то лев-киллер воспользовался одним из взглядов, чтобы окапи-проститутка, всё больше желавшая быть только его, остановилась с завлечением в её пленения одним или несколькими способами одновременно. Прервалась, но продолжала «работать» за чувства и благодарность, что сегодня они вместе наполняют его спальню смачными пошлыми запахами вместе с отличительным небольшим духаном их шубок. По выключенных телефонах, хотя ему чревато увлекаться этим из-за лихорадочного, всё время меняющегося дневного распорядка. Да, при работе, которая, блядь, требует немедленного подъёма с кровати или вагины самки в том числе в два ночи. Чтобы опять пойти и снести мозги какому-нибудь отбитому или целенаправленно сеявшему дерьмо дегенерату на пути клана львов при совсем уж молодом травоядном во главе всех их. — Кажется, мне пора признать, что я получила то счастье, о котором не могла мечтать даже общей картиной. Захочешь покинуть меня — сделай это так, Ибуки, чтобы я никогда тебя не забыла. Но заставлять не буду… одно бы мне понять, что я бы ни за что не хотела забыть тебя. Собственно, его прерывание произошло не из-за желания краткой передышки перед стольким количеством раундов, сколько у него бы хватило дыхания и сил до следующего отдыха, желательно через пару часов. Пусть подобное причисляется к граням фантастики из порнушек, где в происходящее на экране поверит любой, в том числе опытный по партнёрам — Ибуки обходился не одной верой в то, что может даже лучше и больше этого. Но не ради доказательств, а потому что счастлив быть переполненным пошлой, жаркой, и притом красивой любовью, распространяя её на даму его сердца через острый кошачий розовый член. Попросил же он её, чтобы она при желании не останавливалась, пока наливал ещё, на этот раз заполнив почти до краёв, чтобы оба испили спирта вместе с одного бокала. Захотев вначале предложить ей, чтобы после облизать её помаду со стекла. — Вот только если ты дашь понять, что будешь обо мне помнить. Чёрт, только это, сука, будет тяжело и бессмысленно, стоит нам найти тех других, которых мы бы также хотели любить. Нам обоим будет херово, стоит, к примеру, тебе начать представлять, как меня трахает такой же новый любимый, как и ты. Тебе определенно будет больно… но ты так конкретно и не сказал, как относишься к тому, что я сама лезу… чтобы меня пороли толпы тех, с кем я всё ещё имею дела в постели. Космо не думала прежде, что вообще станет столько говорить, пока продолжала быть сверху, блуждая по груди и прессу Ибуки своими пальцами. Это мало кому может понравиться, но чёрт бы побрал, почему лишь во время секса вспоминается или складывается всё то нужное и важно? С чего можно испытать расстройство, если об этом забыть или пытаться отвести разговорам на темы время пусть даже на постели после секса! Риск забывчивости настолько страшен, что пока «необходимое» вертится на языке — его совершенно точно нужно высказать, и пытаться слушать внимательно ответ при половом-то акте! Но, видимо, в этом нет ничего сложного, пока член до матки выбивал дамские стоны со вскриками, а густой сигаретный дым и новая партия крепкого вновь развязывали язык так, что уже знакомые истории начнут излагаться в темном, наполненном чувственной еблей помещении другими словами. — Прости что заставляю тебя отращивать рога… тебе это точно однажды надоест, и мне станет совестно, если не уже… — Ладно, ладно тебе, сейчас нам никто больше не нужен. Так что, моя горячая девочка… вот, держи всё вот это. Можешь опять же выбрать сама, что бы себе приобрести. Что ж, лев, вероятно, наслушался достаточно, тем временем выбирая, согласился бы он со всем или с большей частью с тем, что его любимая могла ему наговорить. Как минимум заключил, что всё сказанное имеет место быть. И потому легко подал полный бокал, пока не сбавляющая темп в увлечённости им окапи могла много раз опрокинуть его своими ручками, стоит им подняться с его пояса, сосков или щёк. Она отпила достаточно большой глоток, чтобы потом сморщиться от наслаждения, осторожно хлопнуть себя по щеке и начать «езжать» на возлюбленном пободрее и полной экстаза с сексуальной лихорадки. И так бы продолжалось доброе количество времени, но Ибуки, испытывавший такие красивые, бесплатные чары Космо на себе не раз, спустя несколько минут снова отвлек её… даже не рассчитывая, что она могла бы как-то не заметить его протягивающуюся руку к бумажнику. — Что, э-э… ты опять… блядь, Господи, ты… это что-то хуй знает насколько больше, чем в прошлый раз, ты уверен? Семь тысяч, серьезно… насколько же ты богат на одних только убийствах?У меня нет времени одевать тебя в «Сен-Лоран». Можешь сама, прошу тебя… ведь я не обижу деньгами, а ты что подумала! Похмелье — жёсткая вещь, похмелье от любви к тебе побуждает на подвиги. На благословения, ведь ты успешно зацепляешь меня настоящей страстью! Пора на Родео, и я даю своей крошке тридцать тысяч… ну как, счастлива? Пошикуй за меня, и удачи тебе в твоём выборе деталей сладкой жизни!