Глава 15. "Ставки повышаются"
7 мая 2023 г. в 13:21
Хёнджин впустил меня в студию, когда закончил работать. Я как раз вернулась из салона, где привела себя в полный порядок. Зачем – не знаю, но лучше быть готовой ко всему.
Только половина помещения, ближе к большим окнам первого этажа, выходящим в сад и на внутренний дворик, была похожа на мастерскую художника, с мольбертом, холстами, картинами. Другая – вдоль стены, была в планшетах, сенсорных экранах, компьютерах, альбомных листках, разной современной аппаратуре, помогающей творить в цифровом формате.
- Не хватает кушетки, - провела я рукой посередине.
- Зачем? Если я устаю, то поднимаюсь в комнату.
- Да нет же, для меня, - я плюхнулась на стул и, держась за спинку, изобразила поперёк возлежание, - чтобы позировать, пока ты будешь рисовать меня, как Джек Роуз в «Титанике».
- Голую?
- Естественно.
- Недолго сеанс продлится.
- Я в тебя верю, ты сдержишься, - я прищурилась, - или ты всё ещё не хочешь рисовать меня, потому что я недостойна твоего великого пера? Точнее, твоей кисточки, - пошленько произнесла я, но Хёнджин не уловил, или сделал вид, что не улавливает аллегоричности «кисточки».
- Нет, я теперь не хочу рисовать тебя по другим причинам.
- По каким?
- Не скажу.
- Нет уж, начал – говори.
- Хорошо. Потому что раньше я рисовал всех девушек… - он задумался, не договорив какого-то слова. Каких «всех»? Не всех же подряд!
- С которыми встречался?
- Которые нравились, скажем так.
- А я что – не нравлюсь, что ли? Вот и рисуй, если тоже нравлюсь!
- Юна, я не хочу сейчас раскладывать по полочкам, что да как мне видится теперь. Да, нравишься, но рисовать не хочу. Давай спишем на суеверия и предубеждения художника?
- Ты Йеджи рисовал?
- Да. И Юджин.
- Тебе нравилась Юджин?! – я округлила глаза и села ровно. Хёнджин кивнул. – А с ней у тебя что-то было?
- Нет, мы только целовались один раз, незадолго до выпуска.
- А почему встречаться не стали? Ты ей не нравился?
- Нет, я ей тоже нравился, - он сел на своё рабочее место, но развернулся от стола ко мне, остановив взгляд на полу и потирая пальцем выключенный планшет. – Я ей нравился сильнее, чем она мне. Даже не знаю, как объяснить… Она вызывала у меня дикую симпатию, но навевала скуку. Когда Юджин пришла в наш класс, я подумал «какая красота!». Ну и, знаешь, как все мальчишки в таком возрасте решил, что надо бы замутить, встречаться, потрахаться. О чём ещё в семнадцать лет думают? Как потрахаться – больше ни о чём. Но она вся такая скованная была, молчаливая, скромная. И что я для себя решил? Что раз она точно не даст, то и делать с ней нечего. И потом… мы с ней в чём-то излишне похожи. Она любит закрываться и заниматься своим творчеством, я – своим. Мы бы, начав встречаться, вряд ли бы встречались по факту, каждый тусил бы в своём углу. К тому же, бывает, что смотришь на человека, и понимаешь, что не можешь ему ничего дать, не сделаешь его счастливым. Ему кажется, что он с тобой будет – и всё будет отлично, а ты сам осознаёшь – ни фига, не будет. Будет ерунда какая-то. Я ценю и уважаю Юджин, но она – совершенно не моё. Для вдохновения – может быть, но не для жизни.
- Интересно… - задумалась я. – То есть, она была настолько хорошей и порядочной, что тебе было скучно?
- Вроде того.
- И сейчас ты пытаешься превратить меня в скромную недотрогу, от каких тебе скучно? – нахмурилась я.
- Юна, ну то когда было…
- Мы уже выяснили, что ты до сих пор не поменял своих вкусов и привычек! – Я напрягла спину, как коршун, готовящийся к прыжку на свою жертву: - Зачем же ты лепишь из меня то, что тебе самому не надо?
- Ну, во-первых, не леплю, а пытаюсь объяснить тебе, что нельзя жить так, как ты живёшь, а во-вторых, это для твоего же блага…
- Причём тут моё благо? Я и так кайфовала по жизни! Ты говорил, что тебя заводит неприступность, а на деле? Ты не смог полюбить ту, что тебе не дала, и полюбил ту, которая дала! И попробуй только поспорить, что любил Йеджи в том числе за это!
- Да, у нас был охрененный секс, отрицать не буду. Но… потому, в том числе, у нас с ней ничего не получилось. Она ко всему физическому относилась почти так же просто, как ты, не углубляясь. Я уставал постоянно ревновать её и подозревать, что при какой-то выгоде она даст не только мне. Мне хотелось тогда верить во взаимную любовь, но мы её, видимо, поняли по-разному.
- С хорошей девочкой тебе было тоскливо, с плохой – нервно. Какая ж тебе нужна?
- Да никакая мне не нужна, отстань! – вспылил он, грозно на меня зыркнув. – Я что, говорю, что мне нужна какая-то? Живу с Ками – и меня всё устраивает!
- Ах так? – я поднялась. – Раз тебе кроме Ками никого не надо, зачем я участвую в этой дурацкой затее? Чего ради мне исправляться? Сама себя я устраиваю!
У меня зазвонил телефон, и я достала его из сумочки. Лошпед. Чего ему снова нужно? Мало получил славы на встрече выпускников? Не желая говорить при Хёнджине, я вышла из студии и, удаляясь, подняла трубку:
- Да?
- Могла бы и сама с тех пор позвонить!
- Зачем?
- Извиниться!
- Пф! – фыркнула я. – За что? Ты совсем там, что ли?
- Я попросил тебя о дружеской помощи, а ты что устроила? Опозорила меня!
- Я не специально! И как будто ты не знал, что со мной бывает, когда я напиваюсь? – Он замолчал. Ага, конечно знал, на то и рассчитывал. Только думал, что я уеду с ним.
- Ты правда, что ли, с кем-то встречаешься?
Я, обиженная, посмотрела через плечо. Стоит ли брать в расчёт того, кто не собирается планировать со мной дальнейшее будущее? Он, видите ли, ради меня этим всем занимается! Я просила разве? Я думала, что он вытёсывает меня под себя, чтобы влюбиться по уши, а оказывается? Возомнил из себя учителя, а для себя ему ничего не надо! Мог уж в течение эти двух месяцев говорить, что мы что-то планируем, как и договаривались. Раз встречаемся, то делаем вид, что думаем о свадьбе и совместной старости.
- Алло?
- Я тут, да.
- Так что? Феликс правду сказал?
- Возможно. Какая разница?
- Юна…
- Что?
- Давай увидимся и поговорим?
- О чём?
- Есть о чём. Ты что, не можешь найти пару часов, чтобы посидеть где-нибудь и поболтать?
- Не могу, может! Может, у меня диарея и я от толчка дальше, чем на два метра отойти боюсь.
- Да хватит тебе бесоёбиться, когда увидимся?
- Не знаю, я подумаю.
- Знаю я твоё «подумаю»! Ответа не дождёшься.
- Отсутствие ответа – самый красноречивый ответ.
- Поганка.
- А чего поганке звонишь?
- Хотел убедиться, что у тебя всё в порядке.
- Столько дней спустя?
- Я был обижен.
- А если бы я уже ласты склеила от интоксикации? Ты бы даже на похороны уже опоздал, обиженка хренова.
- Ну, извини.
- Так бы и сказал, что звонишь извиниться, - хохотнула я снисходительно.
- Ты всё вечно перевернёшь в свою пользу!
- Умею, практикую, - я увидела, что Хёнджин вышел из студии и приближается, - ладно, пока! Я позвоню, если созрею.
Сынмин не успел ничего ответить, как я уже положила. Хёнджин остановился возле меня. Губы поджатые, нахохлившийся, как будто я уходя ему сказала «Пикассо-хуясо» или «Да Винчи-хуинчи». Или чем там ещё можно тонкую душу искусстволюба оскорбить?
- Кто тебе такой звонил, что при мне нельзя было поговорить?
- Какая разница? Если ты всё это делаешь для меня – для моего перевоспитания, и ревность изображаешь, то не стоит, - я собралась уходить, но он придержал меня за руку.
- Юна, чего ты добиваешься? Мы заключили пари, правила его ты знаешь. Почему бы их не придерживаться?
- Ты сам сказал, когда я пришла сюда, чтоб забыла о пари и сказала на самом деле, что мне нужно. Что сюда пустишь только по-серьёзному. А сам-то что?
Он почти запыхтел, но вместо того, чтобы объясниться, повторил вопрос:
- Кто звонил?
- Сынмин.
- Уже не Лошпед? Сынмин? И чего он хотел?
- Встретиться.
- И ты согласилась?
- А не должна была?
- Да ради бога! Встречайся! – отпустил он меня и, развернувшись, пошагал обратно в студию.
- Я купила пиццу, но съем её одна! – крикнула я ему в спину. Он хлопнул дверью, так что по полу вибрация прошла. – Пидорасина патлатая! – прошипела я себе под нос, сжав кулаки. Посмотрела на сидевшего в ногах Ками: - Ну что за мразь твой хозяин? Вот скажи? – Пёсик моргнул, вильнул хвостом. Тряхнул головой после зевка. – Нет? Ты так не считаешь? Ну, разумеется, ему же кроме тебя ничего не надо!
Чего я хотела от Хёнджина? Признаний в любви? На это глупо рассчитывать, да и зачем оно мне, если я любить его не собираюсь? Но вспомнив, как мы придумывали себе никнеймы в мобильниках, как я постеснялась написать Необходимая или Нужная, я поняла, что именно таковой и хочу быть для него, и сама мысль о том, что он с лёгкостью со мной расстанется – просто изводит! Ведь не я это придумала, что он испытывает во мне потребность, он подал какие-то сигналы, дал мне надежду. Или я чересчур мнительная? Самую больную боль причиняют те люди, которые дарят нам надежду. Я до Хёнджина никогда не парилась о том, нужна я кому-то или нет, потому что привыкла жить в мире, где люди на последнем месте после выгоды, денег, статуса, общественного мнения. А его вдруг озаботила я. Он переживал за меня! Мне так казалось. И что теперь? Заднюю включил? Почему? Что происходит? Это после вечера встреч? Он увидел Йеджи и опять воспылал страстью?
Устроившись на здоровой двуспальной кровати – помимо близости к спальне Хёнджина, я только по постели комнату и выбирала – я наяривала в одну харю пиццу. Рядом лежал на одеяле Ками. В ссоре он выбрал меня, и я чувствовала себя победительницей. Тебе дорога больше всего твоя собака, Хван Хёнджин? Я завоюю её сердце и уведу её у тебя, ты ещё попляшешь! Ручка повернулась, и дверь открылась. Я застыла с поднесённым ко рту куском. Сидящая в позе лотоса и рубашке Хёнджина, я вопросительно воззрилась на него, прислонившегося плечом к дверному косяку. Мы с минуту, показавшуюся вечностью, смотрели друг на друга. У него изгиб губ по-прежнему кисляцкий, как будто хурма во рту завязла. Одна рука в узком кармане джинсов, как обычно большой палец наружу.
- Жрёшь? – холодно полюбопытствовал он. Как будто не заметно!
- Жру, - деловито ответила я, и продолжила. Прямо жрать, с демонстративным аппетитом.
- Ни кусочка мне не оставишь?
- Ты не просил.
- В тебя же всё равно вся не влезет.
- Чтоб тебе не досталось? Влезет!
Он отпустил ручку и медленно подошёл к кровати. Сел на неё. Виноватого вида, конечно, от него не дождёшься.
- Давай попробуем не ругаться?
- Давай, - пожала я плечами. Глаз на него поднимать не стала, целеустремлённо разглядывала пиццу, от которой откусывала. Как тонко нарезаны маслины, ну надо же! А сыр-то как тянется! Любо-дорого смотреть. Не еда, а натюрморт. Сезанн плачет от зависти. Или кто там рисовал накрытый стол получше?
- Обижаешься?
- Я? Нет. Это ты обижаешься.
- Нет, я просто психую. Не на тебя – на себя. Потому что в двадцать пять лет не научился всегда быть терпеливым и выдержанным. И по-прежнему не люблю говорить о своих мыслях. Может, не очень и умею. Мне всегда проще было сделать, чем сказать.
Я зыркнула на него, облизнув крошки с губ.
- Тогда учись говорить. И ответь.
- Про что?
- Про твоё мнение вне пари. По-серьёзному. Ты зачем меня сюда пустил? Только воспитывать?
Помешкав, Хёнджин вздохнул.
- И себя воспитывать тоже.
- Себя?
- Приучаться к ответственности. Не только за себя.
У меня сердце по швам поехало. Так он на мне просто тренируется? Внутри стало холодеть. Я и не заметила, как мой голос стал ядовито-едким:
- Я тебе манекен, что ли, чтобы на мне экспериментировать, сможешь ты быть ответственным или нет? Или вторая живность? На Ками ты не натренировался?!
- Ты не поняла! – заметил он мою недоброжелательность. – Вот, видишь, я опять не так начал объяснять! Ты не манекен. Ты просто первый человек за долгих семь лет, о котором… мне захотелось заботиться. Я не могу не переживать о тебе. Не знаю, как так и почему, но ты… что-то есть в тебе такое, что я сам меняюсь тоже. Потому что волнуюсь… Чёрт знает почему! – опять начал распаляться он, и я поняла, что его злит, когда ему надо объяснять что-то, его бесит именно необходимость доносить свои мысли: - Потому что ты несносная дура, не способная вовремя останавливаться и не нарываться на проблемы! Ощущение, что если тебя не держать за руку, ты всадишь себе героин, отсосёшь какому-нибудь сифилитику или упадёшь пьяная в реку! Ты, блять, Юна, неугомонная балбеска с ветром в голове и без тормозов, ты в самом деле, что ли, думаешь, что мне ради себя только нужно приглядывать за тобой?! Впрочем, да, и здесь можно всё так обернуть: ради своего спокойствия я тебя пытаюсь изменить.
Я убавила обороты. Ярость спала, и даже за мат бить по губам не хотелось. Положив на картонку недоеденный кусок, я прищурилась:
- А если я не хочу, чтобы ты был спокоен? Если я хочу, чтоб ты обо мне волновался и следил за мной?
- Ты смерти моей хочешь?
Я засмеялась:
- Я хочу твоего внимания, пока ты мой парень. Если для этого надо лезть на барную стойку, прыгать в чужие тачки, гулять по ночным улицам, то почему бы и нет?
- Тебя на замок закрыть?
- Я не домашний питомец, чтоб так делать.
- Нет, конечно, - покачал головой Хёнджин, - хлопот с тобой куда больше.
- Что?! Да я обеды тебе готовлю, а ты говоришь, что со мной много хлопот?! – я подвинула коробку к нему поближе. – Угощайся, так уж и быть.
- Спасибо, - взяв кусок, он кивнул: - А можно с тобой сегодня здесь спать?
- Нет, со мной спит Ками.
- Этот предатель у меня получит. Да, лохматый друг? – почесал его Хёнджин.
- Мы как мама с папой, и ребёнок, - захихикала я, указав на нас, а потом на пёсика. – Милая семейка.
- Да уж, куда милее, чем наши настоящие…
- Это точно. Мне надо будет в субботу, кстати, показаться дома, что я типа вернулась с Чеджу. Ещё вещей заберу.
- Тебе чемодана на пару месяцев, что ли, не хватит?
Я сжалась внутри. Опять! Зачем он это добавил? И сидит спокойно, как будто между делом вбросил. Это намёк, что не надо тащить больше вещей? После двух месяцев я ему тут не нужна, всё-таки? А если я ему и через два месяца не дам? Если мы не переспим, что он тогда скажет, как запоёт? Это я имею право говорить о двух месяцах, как о решенном факте, как об итоге, я же девушка, я должна набивать себе цену и держать в напряжении. А он-то куда? Он должен разматывать меня на большее. Мужчины всегда должны хотеть больше, чем женщины, а то потом и получается, что это нам приходится приглядывать красавцев по клубам, а не наоборот.
- Не хватит, - проворчала я. Закинув остаток куска в рот, он слез с кровати и пошёл на выход. – Куда ты?
- А вот теперь я обиделся.
- На что?! – удивилась я.
- Когда я матерюсь – меня тоже целовать надо, а ты совершенно не понимаешь намёков, - покачал он головой, прицокивая с осуждением языком, и вышел.
Делая вид, что пустой чемодан полон, я втащила его в прихожую и скорее сказала самой себе, чем крикнула:
- Я дома.
Услышала стук дверью только Мин, которая тотчас нарисовалась из глубины:
- Госпожа Юна! Наконец-то! Господин Шин вас очень хотел видеть, идите к нему, он у себя в кабинете.
- Могу я с дороги хотя бы переодеться и всё такое?
- Лучше не заставляйте его ждать, - хотела она забрать у меня чемодан, но я не дала, чтобы не спалиться по его весу, что в нём ничего нет:
- Я сама. Отнесу и пойду. Что-то срочное разве?
- Он вам сам всё скажет.
Не любила я вот этого отцовского «зайди поговорить». Чаще всего разговора не складывалось, мне просто что-то объявляли, из серии «завтра идём туда-то», и, если у меня до этого были какие-то планы, их стоило отменить в обязательном порядке. Так же было с поступлением в университет. Куда меня отправили – туда я пошла. А кем бы я хотела быть? Да никем. Никогда и ничем мне не хотелось заниматься так, чтобы сделать это своей профессией, специальностью. Мне просто нравилось жить. Хотя то, какова жизнь, мне нравилось не всегда.
Донеся чемодан до спальни, я присела ненадолго на кровать, перевести дыхание. Странно, я почувствовала обстановку какой-то не своей, неуютной. Это мне от Хёнджина передалось? Большие помещения не вызывают чувство комфорта? Собравшись с силами, я встала и пошла к отцу. Постучала в дверь кабинета.
- Войди! – он понял, что это я, по стуку. Мин и маман стучали иначе, а брата сейчас тут не было. Хотя и он стучал не так, как я. Переступив через порог, я встретилась со взглядом отца. – Явилась?
Он был чем-то недоволен.
- Ты хотел мне что-то сказать?
- Почему ты улетела отдыхать без предупреждения?
- Тебя в тот день не было дома.
- Хватит! – стукнул он кулаком по столу. – У тебя телефона нет? Ты не могла сообщить мне?
- Всё получилось спонтанно, мы как-то так решили, и вот…
- Ты ведёшь себя безответственно! Так не делается. У меня есть к тебе дело, а тебя нет!
- Ты мог бы сам позвонить…
- А то я не знаю твоей привычки вешать трубку! – повысил он голос, и я опустила глаза. Ну да, это я любила. Когда родители приседали на мозг, я отключала телефон и всё. – В общем…
Отец постарался успокоиться и, повертев в пальцах ручку, отложил её, пригладил лежащий перед ним лист.
- В секретариате консульства в Штатах есть место, поедешь на следующей неделе, брат тебя встретит…
- Нет! – ахнула я, не дослушав, но всё поняв. Отец, прерванный мною так невежливо, недовольно воззрился на меня:
- Что значит «нет»? Я не спрашивал тебя, да или нет, я сказал, что ты поедешь на следующей неделе, потому что есть место. Если бы не твоя самовольная отлучка, ты бы полетела туда ещё в среду! Такие места вечно ждать не будут.
- Да не хочу я никуда ехать!
- Ты меня не слышишь? Прекрати это, Юна. Год-два в консульстве, оттуда переведу тебя в посольство. Постараемся за пять лет сделать тебе хорошую карьеру.
- Меня не волнует карьера!
- Тебя ничего не волнует! – гаркнул он, ещё раз хлопнув по столу. – Чего ты добиваешься? Беспечной жизни без приложения минимальных усилий? Я кормлю тебя, я тебя обеспечиваю, ты всем обязана семье, а теперь не хочешь ничего дать в ответ?
- Да что я могу дать?! Денег у нас и так лопатой греби! На кой я сдалась в этом секретариате?!
- Ты совсем ум на своих гулянках потеряла? Причём здесь деньги! – «Они у вас при всём» - подумала я. – Это статус! Уважаемый пост. Если ты через пять лет сможешь стать главным секретарём при посольстве, мы все будем гордиться тобой…
- Ты так говорил, когда я училась в старшей школе! «Закончишь её, и мы будем тобой гордиться!». А потом ты это сказал об университете! «Получишь диплом – мы будем гордиться тобой!». И что? Опять недостаточно?! Да никогда ты не будешь мною гордиться! Ты собой только гордишься, и гордость эту пытаешься множить через меня!
Он встал из-за стола, подошёл ко мне и, наотмашь, отвесил пощёчину. Я качнулась к стенке, выставив руку, чтоб не втемяшиться в неё. Другую ладонь приложила к щеке.
- Ты как разговариваешь со мной?! Ты как себя ведёшь?! Ты забываешь, чья ты дочь и из какой семьи?!
- Забудешь тут с вами… - прошептала я.
- Чего?!
- Ничего!
В дверь вошла маман, наверное, услышавшая крики. Поняла, что у нас конфликт и, скрестив руки на груди, встала на пороге. Отец кивнул ей на меня:
- Ты её не воспитывала! Погляди на эту выскочку! Перечит отцу и ничего не хочет делать, как всегда!
Что значит «как всегда»? Разве не жила я до этих пор по их указке? Да, позволяла себе за это отрываться и гулять, как хочется, подводила я их редко, светила своим личиком, где было нужно, ходила на всратые лекции, дружила с девочками из своего круга. Да, я лентяйка и сама никогда никуда не рвалась, инициативы не проявляла, но если меня куда-то пинали, я же шла и делала. Но сейчас я просто никак не могу улететь на год или два в Штаты! Вы с ума что ли сошли?
- Ты закончила университет, я дал тебе отдохнуть, - продолжил отец мне выговаривать, - ты на что надеялась? Вечно теперь колесить по курортам? Вести светский образ жизни? Мне не нужны проблемы с твоими вечеринками, я помню, как нам с господином судьёй пришлось выкупать твои и Кюджин фотографии в непотребном виде! Нет уж, лучше будь при деле, меньше времени будет на ошибки.
- Я не поеду в Америку, - упрямо сказала я. Отец никогда не имел склонности к насилию, это он так, руками мог помахать от нервов, но быстро переходил на другие методы:
- Да? Тогда, может, ты и жить будешь самостоятельно?
- В смысле? – внутренне, первым делом, меня охватила паника. Страх.
- В прямом. Не хочешь исполнять свой семейный долг – живи так, как считаешь нужным, но без поддержки семьи.
Меня охватила позорная слабость. На миг я представила, что действительно окажусь без гроша, поэтому промямлила:
- Я готова исполнять долг, но можно отложить хотя бы немного? Месяца на два?
- А что за них изменится?
- Я… я свои дела завершу…
- Какие у тебя дела?! Попойки и тусовки? Нет у тебя никаких дел!
Маман не вмешивалась, но смотрела на меня так, что было ясно – она на его стороне. Они вдвоём всегда были против меня, объединялись, если надо было занять какую-то сторону. Но озвучить, что не даёт мне улететь, было невозможно. Это ведь и вправду было очередным развлечением, а не делом. Глупое пари, которая я намеревалась довести до конца. Было ли оно мне дороже отцовского содержания?
- Ты едешь на неделе в Штаты, или я блокирую тебе карты.
- Что?! – округлила я глаза. – Нет, ты этого не сделаешь…
- Сделаю. Ты же выпендриваешься тут, так раз ты такая смелая и независимая – зарабатывай на себя сама, живи, как знаешь, как считаешь нужным, только без моих денег!
- Пап… - почти заискивающе произнесла я, и устыдилась себя. Вспомнила о Хёнджине. Он вполне мог жить за дядин счёт, ни о чём не париться, мог хвалиться таким родством, сорить не своими средствами. Но что он сделал? Добился всего сам. Стал востребованным художником, и при этом никому не сообщал об этом. Внутри меня что-то запылало. Возможно, какая-то новая, правильная гордость. Если мною никогда не гордились, то собою гордиться должна я сама! А что нужно мне такого сделать, чтобы собой гордиться? Я вдруг поняла, что на чашах весов лежат деньги и Хёнджин. Дилемма, бесившая меня всю сознательную жизнь. Люди на последнем месте, выгода важнее. Ну так вот тебе, Юна, что выберешь? Беззаботное существование и свободные траты почти в любых размерах, или Хёнджина? Так ли ты к нему прикипела? Ты же не влюбилась в него, Юна, в самом деле? А зачем ради нелюбимого ставить на кон всё? Ради шутки, игры остаться без кредиток и ежедневных покупок? Салонов, путешествий, прислуги. Без денег всё, абсолютно всё придётся делать самой. – Ну и ладно! – бросила я, топнув ногой: - Блокируй! Как-нибудь справлюсь, но в Штаты всё равно сейчас я не полечу!
- Хамка!
Я отодвинула маму, и пошла прочь из кабинета. Что я делаю? Я что, всерьёз из-за Хёнджина лишаю себя всего, что имела прежде? И это при том, что Хёнджин меня обеспечивать не обещал, не собирался, и вряд ли будет. Зачем ему такая нахлебница?
- Юна, не сходи с ума! – крикнула вслед мама, а отец пошёл за мной:
- И? Собралась из дома уйти?
- Да! – я дошла до спальни, приблизилась к шкафам и открыла дверцы. – Уйду, и буду жить, как захочу!
Отец подошёл к шкафам и закрыл их:
- С собой ты ничего не унесёшь! Это всё куплено на мои деньги! Хочешь идти – проваливай! Но с голой задницей, как родилась, так и иди! Тебе же не близко ничего, что даёт тебе семья!
- Дорогой… - попыталась что-то возразить маман, но и её приструнили:
- Молчи! Пусть познает, что такое – самой всего добиваться! Такая умная и смелая – пусть идёт! Далеко ли? До ближайшего светофора? Или по подругам кочевать будешь? А как ещё? Что ты сама-то сделаешь? Чего добьёшься без моей помощи? Ты в каком мире живёшь? Думаешь, всё так просто?! Подтереться можешь дипломом, даже с лучшим образованием ты без протекции нигде не устроишься!
- Разберусь как-нибудь!
- Разберись, разберись, - хмыкнул он, не дав мне ничего из вещей. Как хорошо, что часть из них я успела отнести к Хёнджину! Но очень малую часть… - Удачно повзрослеть! – провожая меня на выход, за мной шли все, и отец, и маман, и Мин. – Попадёшь в неприятности – не звони! Сама попробуй выпутаться! Если способна на что-то!
Обувшись, перекинув сумочку с телефоном, косметикой и бумажником через плечо, я вышла во двор, хлопнув дверью. Прошла по дорожке между фонариков и вышла за ворота. Вот я и на улице. Возвращение назад – это позорная капитуляция, сдача. Смогу ли я не дойти до этого? Сколько продержусь? Дико захотелось курить. Купить сигареты? Хёнджин всё равно выбросит, а деньги, видимо, надо начинать экономить? Я бы заплакала от обиды, если бы не смирилась давно, что ко мне родители так относятся: распоряжаются мной, а когда я пытаюсь бунтовать, то унижают и смеются, словно я действительно пустоголовая идиотка. Достав дрожащими руками телефон, я набрала Хёнджина.
- Алло? – быстро поднял он.
- Привет…
- Ты же не скажешь, что решила заночевать дома? У меня ужин вот-вот будет готов, когда тебя ждать?
- Нет, я не решила заночевать дома… Слушай, - помявшись, покусав нижнюю губу, я изрекла: - Как ты думаешь, Банчан возьмёт меня к себе официанткой? Без шуток. Ты бы мог с ним поговорить?
После паузы, в которой Хёнджин явно немного ошалел, он спросил:
- Ты меня пугаешь. Что случилось?
- Да так… по мелочам. Объясню, когда приеду. Я скоро буду.
Я положила трубку и, пока отец не заблокировал ещё карты, вызвала такси.