***
— Муж мой, нам надо поговорить, — Рива решила объяснить Зееву, в какой сложной ситуации они все находятся. — Это очень важно, хоть и невероятно. — Более невероятно, чем дети из Освенцима? — усмехнулся раввин, пригласив жену в кабинет. — Ну, давай поговорим. — Вместе с нашим миром существует Мир Магии, — заговорила ребецин, останавливая жестом желавшего что-то сказать мужа. — Это не сказка, а если и сказка, то очень страшная. — Хорошо, молчу, — произнес Зеев. — Этот мир прячется от людей, — сообщила ему Рива, — но вот наши найденыши — они попали в Освенцим, возвращаясь из школы на поезде. И Гермиона, и Гарри родились в наше время, только родители есть у девочки, правда, она их боится. — Интересно, — согласился Зеев. А вот дальше он услышал о том, почему Мир Магии не сказка. И о детстве ингеле, в котором прослеживался такой же лагерь, и о том, что с ним делали потом. Зеев был начитанным, отлично понимая подоплеку. Стоило Риве заговорить о Пожирателях и их вожде, как раввин задумался, вспомнив о нападениях. Теперь понятна была вялость полиции — у них, скорей всего, был договор, а это значило… — Значит, все эти нападения и непонятные смерти — это они? — поднял взгляд на жену раввин. — И мы ничего не можем им противопоставить… — Мы с тобой — не можем, — покачала головой Рива. — Нам могут стереть память, а детей украсть, чтобы замучить и убить. — Значит, нужно обращаться за помощью, — вздохнул Зеев. — И попытаться выяснить, что с родителями девочки. Почему она их так боится? — Я не знаю, муж, — покачала головой ребецин. — Девочка уверена, что они объявят ее сумасшедшей, а ведь лагерь никуда из их головы не делся. — Газовая камера… — понял мужчина, задумавшись. Ему нужен был совет, и этот совет могли дать только в одном месте. — Так, я поехал, а ты занимайся нашими найденышами. — Хорошо, Зеев, — кивнула все понявшая Рива. Прошли те времена, когда евреи подобно послушному скоту шли под нож. Теперь за них было кому заступиться. И вот к этим людям решил поехать муж. Это было правильно, ибо здесь они находились под ударом. Не дай Всевышний кто-то узнает о том, кто эти найденыши… Зеев поверил жене. После встречи с этими двумя он уже верил во что угодно. Поэтому уложив в машину их одежду, уже выстиранную заботливыми женщинами, раввин отправился в посольство Страны, находившееся не так далеко. На первый взгляд, вокруг синагоги все было спокойно, поэтому Зеев отправился со спокойным сердцем. Он не знал, что Гарри и Гермиона объявлены мертвыми, поэтому им в данный момент никто не угрожает. Наверное, именно поэтому дорога прошла без особенностей, охранник посольства так же спокойно поднял шлагбаум, узнав хорошо известную ему машину раввина. Вопросами на тему, что ребе понадобилось в посольстве, он не задавался. А Зеев, поставив машину на парковку, прихватил с сидения целлофановый пакет с одеждой детей, отправившись затем к военному атташе, исполнявшему не только эти функции. — Зеев? — удивился сотрудник посольства. — Какими судьбами? — Здравствуй, Лима, — устало ответил ему раввин. — Слушай меня, дело непростое. — Так, — насторожился атташе. — Что случилось? — Случилось… Вчера на дороге я встретил двоих подростков, — проговорил Зеев. — Они были очень худыми. Ингеле искал съестное в мусорке, а мэйделе сидела на земле. — Это очень печально, конечно, — Шулим криво ухмыльнулся. — Но ты бы не приехал сюда ради двух бродяг. — У них на руках татуировки, — продолжил раввин, — я привез тебе то, что было на них надето. Шулим комментировать не стал, отметив, что Зеев вряд ли стал бы говорить о простых татуировках. Из яркого пакета на свет появилось платье грубого сукна и не самая новая полосатая куртка. Но не это удивило сотрудника посольства, а номера на одежде, и… нашитые звезды. Их Шулим знал, это называлось «винкель». — Номера совпадают? — спросил он, чтобы хоть что-то спросить, потому что то, что лежало перед сотрудником посольства, в конце двадцатого века существовать просто не могло. — Сейчас гляну, что это за номера. — Посмотри еще этот, — Зеев протянул ему номер, который продиктовал ему Гарри. — Звали его Леви, и парень на него через слово ссылается. — Вот как… — ошарашенно произнес Шулим. — Сейчас я музей запрошу, подожди пару минут. — Это еще не конец истории, — предупредил раввин, на что быстро вышедший из комнаты мужчина только кивнул. Для начала надо было запросить музей Катастрофы и выяснить, чьи это номера. От этого зависела достоверность рассказа. Шулим помнил, что некоторое время на узников вели учетные карты, в которых была фотография. В случае, если они сохранились, вполне можно было идентифицировать. Спустя час загудел факс. Имен носителей номера не сохранилось, такое бывало, конечно, а вот фотография сохранилась. Это была фотография сильно испуганной девушки, что читалось по ее глазам, вполне пригодная для идентификации. — Вот смотри, — сотрудник посольства положил лист бумаги перед Зеевом. — Похожа? — Ну сейчас она больше на скелет смахивает, но так — одно лицо, — ответил раввин. — Нашел? — Имена их по какой-то причине не фиксировались, но такое бывало, — кивнул Шулим. — Леви мы тоже нашли, но он уже, к сожалению… Леви Коэн, написал книгу воспоминаний, так что парня, считай, тоже идентифицировали. У него же зеленые глаза? — Да, Лима, — кивнул Зеев. — Но это не все. Ты знаешь о так называемом Мире Магии?Часть 6
10 марта 2023 г. в 17:48
Понимая, что легко не будет, ребецин осталась с детьми на ночь. Она села так, что подростки не видели ее, и взяла в руки сидур. Женщины были освобождены от многих заповедей, но вот запрещать им не запрещали, поэтому Риве надо было поговорить с Ним, попросить за этих измученных детей.
— Мы теперь в безопасности? — поинтересовалась Гермиона. — Бить не будут?
— Не будут бить, — вздохнул Гарри. — Леви говорил, что бить девочек у нашего народа запрещено.
— А в бордель не заставят? — это был второй страх девушки, с которым она почти смирилась.
— Лагеря нет, Гермиона… — принялся объяснять сам с трудом верящий в это юноша. Но их раздели, не избили, не послали в лагерь, а помыли и покормили… — Нет ауфзеерок, баланды, брамы и овчарок. Апельплац, лагерштрассе и мор-экспресс тоже остались там, а мы теперь здесь.
— Нет лагеря… — прошептала девушка, а Рива пыталась сосредоточиться на молитве, но не могла. На страницы сидура капали слезы. — А что теперь?
— Надо узнать, как там твои… — задумчиво проговорил Гарри. — Я к Дурслям не пойду, от Освенцима они не отличались. Разве что крематория не было.
— Я боюсь… Мои меня, наверное, сумасшедшей объявят, а это крематорий… — будто забывая, что лагеря нет, объяснила Гермиона.
— Расскажите мне, пожалуйста, — попросила что-то понявшая Рива. — Вы попали в лагерь отсюда?
— Тише, тише, я расскажу, — успокоил заплакавшую было Гермиону Гарри.
Слушая о жизни сироты, его интерпретации этой жизни со ссылкой на неизвестного ей Леви, Рива понимала — мальчик говорит правду. Снова, как много лет тому назад, еврейского ребенка мучили за то, что он еврей! Посреди Британии мучили, и никто даже не почесался! Ну а потом пошел рассказ о Мире Магии. Рива была сквибом и знала об этом мире, правда, не ожидала, что там настолько все плохо.
Маги были им не по зубам, это Рива понимала очень хорошо, но вот то, что рассказывал этот ингеле — это было уже за гранью добра и зла, по мнению ребецин.
— Значит, вы возвращались домой и сразу же попали… — Рива внезапно вообразила себе этот момент, почувствовав, что ее волосы зашевелились на голове.
— Был такой темный вагон, а потом нас всех начали выгонять, — вспоминал Гарри. — Рон не понял, что магия не работает, и побежал.
— И его убили? — поняла Рива, а ингеле только кивнул.
— А потом была селекция, — продолжил он. — Так называется, когда одних в лагерь, а других — в «красный дом».
— Красный дом? — не поняла женщина, хоть и догадывалась — историю она знала.
— Крематорий и газовые камеры… — неживым голосом откликнулась девочка. — Гарри! А почему детские головы… — Рива замерла, забыв, как дышать.
— Пепел послали разгребать, — понимающе кивнул Гарри. — Леви говорил, что в голове ребенка воды больше, поэтому они почти нетронутые были.
Ребецин почувствовала головокружение — просто попытавшись представить то, о чем говорили эти двое, она чуть не упала в обморок. Просто представить это было для нее невозможно, а ведь и девочка, и мальчик это видели своими глазами. Видели и не сошли с ума! Порывисто обняв подростков, женщина всхлипнула.
— Ну вот, а потом… Что было с Гермионой, я не знаю, — он помолчал. — Но однажды Леви пришел и сказал, что в субботу нас всех...
— Меня хотели в пуф перевести, я не хотела, но Мария… — Гермиона очень горько заплакала. Гарри прижал девушку к себе.
— Если бы она отказалась, то просто убили бы и все, — объяснил юноша. — Та женщина могла думать, что спасает жизнь Гермионе.
— Да, она так говорила… — сквозь слезы кивнула девушка. — Били каждый день…
— Но кто-то хотел убить Гермиону, так Леви сказал, — продолжил Гарри. — Мы решили бежать и спасти ее.
— Это была ловушка… — проговорила плачущая девушка. — Они спустили собак, но мы как-то убежали, вернувшись сюда.
Рива представляла перед внутренним взором все, о чем говорили эти двое, понимая, что даже представить это невозможно. Тот, кто научил Гарри вере, кто заставил жить парня, этот неведомый Леви, был, скорее всего, загрызен собаками, а подростки вернулись домой. Домой, где у девочки были мама и папа, вот только поймут ли они друг друга? Примут ли?
Под очень старую колыбельную засыпали настрадавшиеся подростки, а ребецин все не могла понять, что ей делать. Враги у детей были могущественными, а из друзей, получалось, только лондонская еврейская община. Все-таки этот неведомый Леви был настоящим праведником, сделав очень большое дело — он спас этого ингеле и его мэйделе. Девочку, которая была очень важной для самого мальчика. Теперь Рива многое понимала, решив поговорить с мужем.
Ночью отчаянный крик девочки прорезал тишину спальни. Ребецин кинулась к отталкивающей что-то девочке, обнимая ее, пытаясь добудиться. Мальчик не кричал, он скулил. Во сне скулил так тихо, но пронзительно, что слезы сами наворачивались на глаза. Всю ночь Рива не могла сомкнуть глаза, успокаивая, будя и уговаривая этих двоих. И даже, если бы она не знала, что все рассказанное ими правда, просто слушая подробности ночных кошмаров этих двоих, Рива понимала… Все понимала эта женщина.
Утром измученные кошмарами дети попытались вскочить, но были остановлены женщинами, отправившими ребецин спать. Они сами пришли в синагогу, чтобы помочь с найденышами. С теми, кто видел Катастрофу своими глазами.
— Лежите, лежите, куда вы? — остановила вскинувшегося Гарри пожилая Ида.
— Апель! — воскликнул юноша. — Надо быстро! Пропустим! Гермиона!
— Тише, тише… — Ида знала, что такое «апель». — Нет больше лагеря, нет апельплаца, вы дома, дети.
— Барух Ата Адонай… — выдохнул Гарри, падая обратно в кровать. Гермиона обняла его, закрыв глаза.
— Кажется, что сейчас проснемся, а там… — пожаловалась она Иде.
— Ох, дети… — покачала головой пожилая женщина. — Полежите пока, я вам принесу воду для омовения и поесть.
— Спасибо, — прошептал Гарри. — А можно мне обратно берет, а то Леви говорил, что нельзя с непокрытой головой?
Приподняв голову мальчика, вторая женщина по имени Сара надела ему кипу. Черную шапочку, расшитую черным же бисером. Сара понимала, отчего Гарри об этом спросил, ведь для него слово того, кто спас его, было очень важным. Но сейчас детей надо было умыть и покормить, а вот вставать им пока запретил доктор — кости могли быть ломкими, что в положении этих двоих было очень опасным. И прежде всего — психологически, ибо лагерь все еще жил в них.