Рыжий волчонок

— …Эли. — Сказал Пингвин, и девочка поняла, что он улыбается, наверняка так же нежно и рассеянно, как и всегда, хотя и слышит, что она плачет. — Что случилось? — Я скучаю, — неожиданно для себя шепнула Эли, и Джером, коротко вздохнув, чуть впился кончиками пальцев в ее ребра, словно это нервировало его. Или он пытался защитить ее от собственных мыслей, — я… прости, что не звонила, отец. Это — с-самый трудный год в моей жизни, правда. — Тебя кто-то обидел? Эли, не волнуйся, все решаемо, и ты… — У меня все хорошо. — Ложь во благо вышла отвратная, и было слышно, как с той стороны трубки тяжело выдохнул Освальд. — У нас большая труппа, и мы даже выступили на сцене, представляешь? Не только в Готэме. — Тогда почему у тебя голос дрожит? Знаешь, твой папа выбирался из разных передряг, и тебе всегда выход подскажет. Или подскажет выход из цирка какому-нибудь уроду, когда ты наконец приедешь. Что думаешь? — голос мужчины прозвучал твердо, но ласково, словно он припрятал в рукаве бокал с отравленным вином и был готов плеснуть его в лицо неизвестному врагу. — …да. Я думаю, что да, ты прав. Есть люди, которые должны уйти, отец, но я стараюсь разобраться сама. — Вашей ненаглядной дочурке вкололи какую-то хр-рень, — вдруг рыкнул прямо в трубку парень, даже не перебивая Эли — та замолкла, когда тот выхватил телефон из ее левой руки. — Не знаю, сколько раз. Пытались успокоить. — Джером! — взмолилась девочка, поймав его за запястье и запрокинув голову, но это не помогло. — А ещё заперли в чертовом фургоне одну на пару недель и отобрали каждый найденный цент, чтобы пригрозить дуркой. Знаете, что Вам нужно было давно предпринять, папаша? Забрать ее из этой дыры. Он был зол. И нашел выход своей плохо сдерживаемой ярости, взъевшись на Пингвина, такого далёкого, но в то же время ненавистного ему. Отец циркачки был для него не большим, чем препятствием на пути к ее сердцу, и пускай ещё одно совместное турне он и выиграл — главная война должна была развернуться в Готэме. — Кто именно это сделал? — задал Освальд всего один вопрос, тон голоса его покрылся льдом и потрескался. — Ребята из шоу уродцев, а ещё моя грёбаная матушка, но будьте добры, сэр, не прибейте меня вместе с ней к позорному столбу, — сыпнул рыжий волчьей усмешкой, — иначе конец нашим добрым, семейным отношениям! — Джером, хватит, — Эли все же выхватила телефонную трубку из его руки, а вернее, парень сам ей ее отдал, хищно оскалившись и прищурив глаза, смотря на то, как подруга лихорадочно думает, что делать дальше. Что можно сказать? Что можно придумать? Она хотела чего угодно, но — не заставить родителя волноваться. И уж тем более не хотела втягивать его в происходящее. Но в то же время столь спонтанный шаг Джерома словно распахнул в душе ее форточку — вдруг стало легче дышать, а сердце пропустило пару ударов. — Эли, все, что сказал твой друг — правда? — девочка поняла, что сказана эта фраза была лишь для того, чтобы подчеркнуть, что рыжий в его глазах теперь нечто большее, чем мальчик-клоун. — Правда. — Знай я об этом раньше… Ваш директор может готовить свою голову, только пожалуйста не говори ему об этом, хочу устроить сюрприз. А теперь послушай меня, — скачок с темы на тему на мгновение дезориентировал циркачку, вновь оказавшуюся в объятиях друга, зашуршавшего упаковкой мармелада, — и очень внимательно. Все эти люди не понимают тебя, не принимают тебя потому что они жестоки и глупы, Эли. И их никогда не стоит прощать за это. Слова его не были той моралью, которую обычные дети слышали от своих родителей, но от этого не становились хуже. — …я всегда считал так: если кто-то обидит меня, то я накажу его вдвойне. Когда в школе со мной не захотел общаться мальчик, я столкнул его с лестницы. Ты понимаешь, о чем я говорю, Эли? — Я понимаю, отец. — Голос ее не дрогнул ни на мгновение, лишь глаза пришлось закрыть, все еще глотая слезы и давя солоноватые всхлипы. — Но я — не ты. Я не сталкиваю людей с лестниц, я… стараюсь не делать ничего, что могло бы им навредить. Только отгоняю их прочь. — Не бери в руки оружие, если боишься выстрела. Его направят против тебя. — Разумно подметил Освальд, прокашлявшись с той стороны. — Лучше бить исподтишка, но разве мне есть, чему учить тебя здесь? Ты — моя плоть и кровь, ты уже это умеешь, разве я не прав? Дядюшка твоего друга страшно обрадовал меня, рассказав, что ты едва не пырнула его ножом, и тогда я понял, что ты — и правда ты. — Ты… гордишься этим? — спросила Эли едва слышно. — Я горжусь тобой всегда, когда ты падаешь духом, когда теряешь силы и когда поднимаешься, оправляясь. Мы похожи, но — разные, и я рад, что это именно так. Поэтому… просто дождись удобного момента, в Готэме будет моя территория, а не клоунов из твоего цирка, мы вместе что-нибудь придумаем — и нанесем удар. — Было так странно думать о том, что предложил родитель, что защипало в горле. Удар? Вместе? По этим уродам? Было тошно и весело одновременно думать о подобном. — Летит самолётик, — Джером сунул ей ярко-голубую мармеладку в рот, и девочка поморщилась от ее кислоты, начав жевать, попутно переваривая собственные мысли. Ситуация выглядела погано, с какой стороны ни глянь, но в то же время разговор с отцом, кажется, стал для нее отдушиной. — Спасибо. — Наконец, просто сказала она, неясно, кому, и повторилась: — Спасибо. Легко не сделалось, но словно кто-то открыл форточку, пустив в помещение свежий воздух. Эли вдруг заметила, что пошел снег, и маленькие кристаллы льда уже осели на ее светлых волосах, начав подтаивать. — Ты всегда можешь позвонить мне и быть уверенной, что я поддержу тебя, Эли. — …расскажи что-нибудь и о себе, пожалуйста. Как ты? Я думала, что… что ты не будешь рад, когда я позвоню, потому что как можно этому радоваться, но… — слова смешивались, переплетались, вились змеями. Подходящих не находилось, приходилось додумывать. — Ты вся дрожишь, я слышу это через трубку, пусть твой друг лучше покрепче тебя обнимет, — посмеялся Пингвин. — Я в порядке, как видишь, в добром здравии! — А мисс Гертруда?.. — мягкий вопрос ее словно ключик отворил очередной замок на сердце Освальда, и циркачке даже на мгновение показалось, что она слышит щелчок, пока рыжий, послушавшись родителя своей подруги, поцеловал ее в висок, хищно оглянувшись, дабы убедиться, что неподалеку нет лишних ушей. Спустя мгновение он отпрянул, направившись в сторону от таксофона и закурив на ходу, словно совершая обход территории, наполняя ее терпким запахом на этот раз апельсиновой кожуры и корицы. Эли не знала точно, где он берет подобные ароматы, и ей иногда казалось, что парень развлекает себя созданием самокруток, но без риска лишний раз надышаться дымом она не могла проверить этого. — О, бабушка в порядке, она уже как раз легла спать! У нас дома завелась мисс мышь, представляешь? Или же это мистер крыс… хочешь, я подарю его тебе, когда ты приедешь? В красивой клетке. — Хочу. — Невольно улыбнулась девочка, вытерев остатки слез тыльной стороной ладони. Плакать больше не было желания. И хоть уголки губ ее дрожали, но все же не опустились. — Будете сидеть со своим другом и кормить его камамбером, вот… А цирковые уродцы будут кормить собой червей на дне залива, — то ли пошутил, то ли серьезно сказал Пингвин — циркачка так и не поняла. Вдалеке послышались голоса, сначала тихие, а после перерастающие в спор, отвлекшие ее внимание. — Мне пора, отец, — шепнула тогда Эли, на секунду прикрыв глаза, — передай мисс Гертруде от меня наилучшие пожелания. Я надеюсь, мы скоро встретимся. И надеюсь, что у тебя тоже все будет хорошо. — Буду ждать в Готэме. — Освальд наверняка улыбнулся, быть может даже привстал на цыпочки, смешно качнув головой, точно предположить было нельзя, пускай девочка и видела его мимику, словно собственную. Будь у нее сейчас силы — она бы вальсировала с телефонной трубкой под ухом, раскинув руки в стороны и улыбаясь… но сил не было. А разгорающееся пламя ссоры должно было выпить последние. — Я что, неясно выразился? — Джером с силой толкнул Оуэна в грудь, стиснув зубы. Мармеладки лежали на земле, будучи то ли выбитыми из его рук, то ли намеренно выпущенными самим рыжим. Сигарета валялась там же. — Не твое дело. Его толкнули в ответ, и парень повалился на спину, в одно мгновение оказавшись сидящим на земле. Эли спокойным шагом направилась к ним, понимая, что вставать между бесполезно, а оттащить не выйдет. Правда стол переговоров был идеей еще более глупой, но… идеального варианта решения проблемы и не было. — Нам пора ехать, а вы где-то шляетесь. Кому ты звонила? — прищурился клоун, которого явно не посвятили в переплетения родственных отношений циркачки — на ее же благо. — Подруге, — и бровью не повела девочка, опускаясь на корточки рядом с рыжим, собирая с заснеженной земли мармеладки обратно в пакетик, придерживая его недвижимой левой кистью. Выходило плохо. — У тебя что, друзья есть? Не верится. — Переведя взгляд на Джерома, Оуэн зло выплюнул: — А будешь еще курить, щенок, я тебе последние зубы выбью. Ты понял меня? Скалящийся в ответ ему парень лишь чуть прищурился, после поймав Эли за руку, останавливая, чтобы подобрать последнюю мармеладку самому, подбросив ее в ладони, словно монетку. — Ты слушаешь меня вообще?! — кажется, терпение мужчины было на исходе, но спас их смех выходящих из магазина сросшихся близняшек. — Видела бы ты его лицо! — заулыбалась одна из них, игриво поведя плечом. — Прости, сестрёнка, мы редко смотрим в одну сторону. — Повернула голову вторая, вздернув брови. — А что это здесь? Очередные разборки? Мистер Симменс не будет рад, верно? — Совершенно верно. — Заверила ее вторая половина тела. Как их обеих звали?.. и разве было хоть кому-то до этого дело? Симпатичные внешне, но уродливые внутри, словно горгульи, они не вызывали ни малейшего доверия, будучи привыкшими вцепляться когтями в мимолётный успех. Мартина уже успела подгадить сиамским сестрам несколько раз, сначала подрезав их платья, пока Эли лениво «сторожила» гримёрку по ее скупой просьбе, а в следующий раз и вовсе заперев их в фургончике, подклеив замок руками Джерома, который всегда был рад немного усложнить кому-нибудь казавшуюся скучной жизнь. Напряжение росло, с ним — градус конфликтности. — Горлышки не сорвите звать своего главаря, певички, — рыжий, чиркнул себя ногтем по шее, — в порядке все. — В порядке? Ну-ну, — синхронно буркнули близняшки, вздернув носы. Парень медленно поднялся, после протянув подруге руку под прожигающим взглядом Оуэна, которому появление зрительниц из соседней труппы связало все возможности хоть немного навредить ребятам. Циркачка встала на ноги, чуть покачиваясь, и нырнула рыжему за спину, словно прячась за ним от целого мира, а на самом деле взяв его за плечо, чуть сжав. Она не пыталась контролировать действия Джерома, но могла предостеречь нажимом кончиков пальцев, касанием мягче или грубее лучше, чем взглядом. — Идите в фургоны, мы сейчас выезжаем. — Рыкнул клоун, наконец двинувшись прочь, оставляя своих неудавшихся «жертв» со сросшимися артистками наедине. И правда, скоро сиамский уродец из двух цирков должен был двинуться дальше, навсегда увезя что Эли, что ее друга из этого города, этой части страны, направляясь прямо туда, где, кажется, никогда не вставало солнце. Каждая дорога вновь вела в Готэм. — Мы следим за вами, чертята. — Наконец, бросила все это время стоявшая к ним передом близняшка, поправив капюшон своей куртки. — Вы висите на волоске. Оба. — А хочешь с нами подзависнуть, м? Можешь и сестру прихватить, веселья на всех хватит, — огрызнулся Джером, показав зубы все тем же волчонком. Если в разговоре с артистами труппы Хейли он еще хоть как-то сдерживал себя, то люди мистера Симменса получали по заслугам многим быстрее и разче. — Вы ведь не разлей вода. — Я слышала, у тебя был брат. — Вплелась в разговор вторая близняшка. — И что же с ним случилось, а? Малыш Джером, кажется, едва не придушил собственного родственничка, поэтому теперь путешествует без него. Эли, солнышко, ты не боишься, что с тобой произойдет то же самое? — А про меня что, не слышали ничего? — ни единый мускул на лице девочки не дрогнул. — Многое упускаете. — Гнуть свою линию до конца, стоять в глухой обороне для нее было единственным выходом. — Ах да, прости, по тебе ведь лечебница плачет… как думаешь, скоро наши директора договорятся, а? Может вам и палату на двоих подберут? — серебристый смех разнесся по округе, но тут же оказался прерван стальным взглядом рыжего, что тихо рыкнул сквозь стиснутые зубы, качнув головой влево, будто собака на цепи, приобернувшись на Эли. — Как думаешь, они быстро бегают? — словно передразнил он их. Нарочито громкий вопрос, натянувший нить напряжения до предела. — Думаю, что нет. — И о чем это вы? С чего это нам от вас бегать? — близняшка, стоявшая в половину оборота к ним, стиснула губы, сделав их похожими на две ниточки. — Не зазнавайтесь. Никто здесь не боится двух зарвавшихся детишек. — Вот ирония, детишки вас тоже не боятся, — Джером сделал к ним небольшой шаг, лукаво улыбаясь, — ведь по мне плачет лечебница. Так пускай не плачет, а рыдает. Он дернулся вперёд, картинно вскинув руки вверх и рассмеялся, когда близняшки вздрогнули, сделав шаг назад. Уловка удалась. — Чего вы там застряли, а? — послышался голос мистера Симменса со стороны фургончиков, встрепенувший всех участников этого провокационного диалога. — Через минуту выезжаем. Или решили остаться здесь? Тогда скатертью дорога. — Есть, сэр! Ну что, свидимся на месте, цыпленок? — усмехнулся рыжий, приобернувшись к Эли, успевшей выбросить остатки мармелада в мусорную корзину и уже двинувшейся было в его сторону. — Увидимся. — Легко согласилась девочка, проследив взглядом за ковыляющими прочь близняшками, все же догнав друга и получив от него сухой поцелуй в висок словно бы на прощание. Впереди был недолгий путь. Март близился.