Рыжий волчонок

— Окно. — Коротко бросил Джером, подперев дополнительно дверь под ручку стулом, чтобы после шустро двинуться к Эли и забрать из ее ладони свой нож, крутанув его и, стараясь не слушать чужие крики, поднеся к нижней части рамы. — Эта сука впаяла заглушки. Собери мои шмотки, какие сможешь. — А потом? — А потом суп с котом, блять! Давай! — легко перехватив инициативу, парень начал ковыряться в нижней части окна, пока девочка шустро кинулась к его постели, стараясь отрешиться от происходящего. Рубашка, брюки, еще рубашка… под кроватью — ящик с мелочами. Сунув его в попавшийся под руку рюкзак, так удачно валявшийся там же, циркачка рывком выпрямилась, и рыжий схватил ее за руку. В дверь все еще ломились — похоже, ума ни акробату, ни танцовщице на большее не хватило. — Джером, я с тебя три шкуры спущу! — разнесся крик Лайлы по округе, но цирковой лагерь был полупуст, и некому было стать зрителями ее представления. — Впусти меня немедленно! Я и тебя, и твою суку придушу! На что она в действительности была зла? И зачем Нортон вообще рассказал ей о том, что ребята собираются покинуть цирк Хейли? В какой ситуации это произошло? Что сподвигло его поступить именно так? Узнать ответ на эти вопросы времени не было. Судя по звукам снаружи, штурм кибитки подходил к завершению — Лайла отыскала в кармане своей куртки ключи. Джером выкинул рюкзак в окно, прямо в едва наметившийся сугроб, совершенно не церемонясь, а после подсадил Эли, помогая той выбраться. Оказавшись на земле, девочка быстро вдохнула и выдохнула, обернувшись, вперив взгляд в карабкающегося наружу друга. За спиной его распахнулась дверь, послышался раздосадованный голос Ала. Похоже, он был вне себя. Удивительно, почему. — Давай! — дёрнул рыжий за собой циркачку, на ходу подтянув рюкзак за лямку. У них едва ли было с полминуты на побег — и убраться нужно было как можно дальше, иначе кара оказалась бы неминуема и наверняка смертельна. Проверять не хотелось. — И куда мы?! — Да куда угодно! «А что потом?» Нырнув за один из шатров, парень прижал к себе Эли, закрыв той рот ладонью, сам дыша сквозь зубы и через раз — он был напуган, руки его дрожали, и даже веснушки, кажется, побледнели. Из лагеря нужно было уйти. Хотя бы на пару дней, чтобы пыл Лайлы утих, и с ней можно было попробовать поговорить. Впрочем, Джером вряд ли рассматривал этот вариант, а добираться на перекладных до Готэма было идеей куда более глупой, чем любая другая, но ему она наверняка казалась лучшей из возможных. Кажется, день обещал быть веселым, и тогда девочка, словно читавшая мысли друга, запрокинула голову, шепнув одними губами: — Найдем Нортона? Он кивнул в ответ быстро, стиснув зубы. — …у меня в фургоне немного денег. Надо забрать. — Тогда продолжила Эли, осторожно высвободившись из его хватки. Вдалеке были слышны голоса, но циркачка знала, что их потеряли из виду — в конце концов, парочка из акробата и танцовщицы скорее мешала друг другу, чем была удачным тандемом. — Останься здесь. — Поймал ее Джером за запястье, придержав. — Я заберу. — Если тебя увидят… Нет. Мне они ничего не сделают, но тебе — да. Иди на выход, встретимся… — Ты сдурела? — рыжий притянул девочку к себе, мотнув головой почти отчаянно. — Нет. Решение невозможно было принять, ведь парень хотел защитить свою подругу, а та отчаянно пыталась спасти хотя бы его, веря в то, что ей никто не причинит вреда — в конце концов, это и правда было бессмысленно. В глазах Эли Ал еще не опустился на самое дно, пускай и летел туда стремительно, словно птица. К ним явно шли, притом скорее всего только акробат — Лайла, судя по звукам, осталась выть около своего фургончика, преимущественно — матом. — Джером! — да, преследователем определенно был мужчина, и сказать, что он был чертовски зол, было все равно, что ничего не сказать. Бегать за детьми. Что могло быть забавнее? Что могло быть трусливее? Существовала ли вообще в этом мире хотя бы одна ситуация, по уровню абсурда способная превысить нынешнюю? Циркачка на мгновение задержала дыхание… — Встретимся на выходе, — рыжий толкнул ее в снег, дезориентировав, тут же кинувшись вперед и дальше по диагонали, привлекая к себе внимание не только редких артистов, оставшихся в лагере, но и самого «главного» из них, уязвленного, а потому — совершенно слепого от ярости. — Эй! Ты ищешь меня? Чертов каблук. Он разве что руками не махнул, но самым смешным оказалось то, что Ал купился, замерев в отдалении, пока Эли шустро двинулась вдоль тканевой стенки шатра, обогнув его на корточках и медленно поднявшись, с прищуром оглядев окружение. Они синхронно помчались каждый в свою сторону, и под аккомпанемент сердитого «Стой, сучонок малолетний!» циркачка захлопнула дверь в фургончик Пола Сисеро, которого, что неудивительно, не было дома. Что бы он сказал? Если бы узнал, что произошло сегодня, происходит сейчас и будет происходить дальше? «О, Джером! Мир жесток, мир не обязан тебя любить. И тебя, Эли, это касается тоже. Миру все равно на вас!» Эти слова его можно было выгравировать на могильных камнях ребят, импульсивных сейчас до ужаса, практически агонизирующих в собственных желаниях спастись от очередной оплеухи и помочь друг другу. Был ли мужчина прав, когда говорил, что миру плевать на них? Весьма и весьма. Но он все время упускал из виду очевидный, грубый момент, способный испортить целую философию его. Миру все равно, пока в нем не найдется тот, кто протянет тебе руку. И тогда этот человек станет миром твоим. И все остальное потеряет значение на фоне его. Конверт под тканью матраса. Нетронутый. Внутри — тысяча или две. Наверное. Эли не интересовалась деньгами ровно до того момента, пока они действительно не понадобились. Ночевать зимой на улице было равносильно самоубийству. — Прости, отец… — девочка сунула свое единственное сокровище под одежду, опрометью ринувшись уже на выход, не беря больше ничего — она знала, что придется вернуться, хотя бы надеялась на это. — А ну стой! — Лайла вдруг цапнула ее за волосы на самых ступеньках, поймав практически в полете. И как только эта женщина успела преодолеть с половину лагеря, да ещё и так тихо? Казалось, только с минуту назад все ее внимание, вся ее злость собирались в клубок змей около родной кибитки. — Ал! Раз поймали — теперь точно убьют. Светлые локоны, оказавшиеся в чужих пальцах, словно стали грязными, помятыми, прокаженными. Кожи Эли до попадания в цирк ни разу не касались руки кого-то, кроме матери, и даже соседка, приходившая к ним в гости со сладким печеньем, держалась от нее на почтительном расстоянии. Девочка никогда и подумать не могла, что кто-то будет тянуть ее за тонкокостную ладонь. И не догадывалась, что попадет лицом в бочку, получит несколько пощёчин, будет схвачена, почувствует, что ее тащат, словно манекен. Танцовщица была сильнее. Ударить ее было нельзя. Самосохранение не позволяло даже попытаться, словно чей-то голос шептал на ухо: «Это же его мать!» Будто это и правда было важно. Будто это и правда что-то значило. Будто земля должна была развернуться под ногами, если с Лайлой что-то случится. — Где мой сын? Ты, дрянь. — Танцовщица не отшвырнула ее, как в дешёвых кино, вместо этого прижав спиной к стенке фургончика, угрожающе глядя прямо в глаза. — Это ты увела его. От меня. Разве ей нужен был ответ? — Хватит меня обвинять. — Эли брыкнулась, молясь, чтобы Джером оказался непойманным, но надежды ее не оправдались — сбежать от спортсмена-акробата шансов у неподготовленного парня не было, даже с учётом небольшой форы. Правда синяк на скуле Ала, волокшего рыжего за патлы на затылке к его матери, словно щенка, наглядно говорил о том, что без боя тот не сдался. — Твой выблядок врезал мне по лицу, — двинув челюстью из стороны в сторону, явно проверяя ее на целостность, прошипел мужчина, приперев Джерома рядом с его подругой. Рюкзак на одной лямке болтался за спиной парня, вторая была вырвана с мясом. — Выбей из него всю дурь. Чтобы даже мысли не было свалить отсюда! Надо же, нашелся, герой! Да что ты без меня делать будешь, а? — Лайла крикнула погромче, теперь не смотря на девочку, чьи волосы так и держала в своей руке, и та, извернувшись, хотела было уже отточенным движением выдернуть ножик из-за пояса рыжего, но опоздала — хорошим ударом колена в живот ее на мгновение пригвоздили к стенке кибитки, а после бросили в сугроб. — Я знаю все твои вшивые трюки, стерва. План провалился. И продолжил проваливаться вновь и вновь, с каждой новой ссадиной на теле Джерома, с каждым его сиплым выдохом. К своей чести парень не издал ни единого громкого звука, сколько бы по нему ни прилетело, а Эли могла только наблюдать за происходящим из снежного марева, широко распахнув глаза. Избиение продолжалось бесконечно. Лайла, казалось, хотела прикончить своего сына, когда очередным ударом в живот вдруг выбила из него хриплый, почти отчаянный смех, настолько натянутый, что у циркачки на глаза навернулись слезы и засвербило в носу. На душе вдруг стало холодно. Запахло чем-то железным, когда с губ парня скатилось несколько багровых капель. — Ты мне посмейся ещё! — Не трогай его! — девочка кинулась в бой, преодолев приковывавший к земле страх, на мгновение потеряв голову — и попыталась оттолкнуть танцовщицу в сторону, в Ала, но очередная пощёчина швырнула ее на снег. В районе левой кисти что-то хрустнуло. Больно не было, но мир почему-то вдруг сузился до размеров игольного ушка, потеряв всякое значение. Поле зрения сместилось на лучевые кости, натягивавшиеся под кожей. Потом — чуть выше, на рукав куртки. Запястье изогнулось под неестественным углом, чуть посинев из-за начавшей скапливаться внутри крови. — …твою мать, — рыкнул обернувшийся акробат, прекратив бойню на мгновение, сразу поняв, что раз Эли внезапно замолчала, значит, быть беде. — Лайла. Лайла, твою мать! — Что? — теперь на циркачку смотрели три пары глаз, а та не обращала внимания ни на кого, дыша с перерывами, удивлённо вздернув светлые брови. Она не понимала. Не чувствовала. Не осознавала. Иногда, играя с огнем, можно и обжечься. А уж если полезть в самое пекло — и вовсе можно обгореть. Результат не пугает. Пугает ожидание. Медленно подняв взгляд на лицо Лайлы, Эли сглотнула. В горле пересохло. Захотелось пить. В запястье словно вонзилось лезвие ножа, провернувшись внутри, дойдя до самой ладони и встряв в ней кончиком лезвия. Стало больно, даже слишком, и на глаза навернулись слезы, скользнув солёными дорожками по щекам. И все это — без единого звука со стороны девочки. — Ты ей руку сломала. — Ал склонился над циркачкой, дёрнув ее к себе за рукав, бегло осмотрев повреждение. Если он и был хоть самую малость нетрезв минутами ранее, то сейчас был чист, как стёклышко. — Я сломала?! — тут же вскинулась Лайла, но от сделанного было не отвертеться. Джером протянулся дрожащей рукой до своего пояса, но сил на что-то большее у него не хватило, и он зажмурился, все ещё капая в снег кровью из своего рта. Рыжий был похож на сломанную куклу, выкинутую нерадивым хозяином за ненадобностью. — Мистер Нортон будет не рад. — Со сталью в голосе отрезала Эли, медленно моргнув. — Ты просто упала. — С нажимом произнесла танцовщица ей в ответ. — Убеди. — На вас весь сучий цирк вылупился… — вышипел сквозь зубы парень, выдавив из себя очередной зябкий смешок, — …идиоты. — Пойдем. Хватит с них. — Ал сделал шаг назад, отряхивая руки. Лайла сдернула с плеча Джерома его рюкзак, напоследок шикнув сыну в лицо: — Только посмей уйти. — Вместе с его вещами она направилась в сторону фургончика, чуть покачиваясь — женщину явно бил мандраж. — Только посмей уйти! — повторила она гротескно, обернувшись. — Лайла, хватит, — коротко оборвал ее акробат, кажется, растерявший остатки пыла. Гордиться ему было нечем. Двое взрослых людей попросту избили подростков, сломав одному из них руку. Все выглядело так, было так, являлось таким, и каждый наблюдавший за разворачивающимся представлением артист мог подтвердить, что отнюдь не ребята нарвались на неприятности, а наоборот, неприятности отыскали их сами. Наверняка на душе Ала было погано. Или ему было все равно? Кто б знал. Послышался стук кончика трости, и Макс вдалеке тихо ахнул, встрепенув своего «наставника». Эли уже успела позабыть, что кровавая сцена развернулась прямо у дверей в кибитку Пола Сисеро, и это не принесло ей никакого облегчения. — Что там? Что случилось? — спросил громогласно провидец, настороженно замерев, пока мальчик глотал ртом воздух. И только Джером в повисшей в воздухе тишине едко шепнул перед тем, как отключиться, словно выплюнув последнюю насмешку: — …ничего.