Рыжий волчонок

Элиша все еще практически ничего не рассказывала о себе никому, кроме Джерома, и даже Синтия толком не знала ничего об ее жизни, увлечениях и привычках, сколь бы они ни были с ней близки. Девочка любила сахарную вату, красные яблоки, лошадей и платья в клетку, ее матушку звали Нора, и она была чудесной женщиной со светлыми волосами. У нее в детстве был игрушечный песик по имени Микки и пластиковый жираф. У нее не было отца, и она не знала, кем он является. Ее мать была сиротой. Нужно было говорить так, мешая правду с ложью, и Элиша говорила, задумчиво покусывая губу. Никогда не ходила в школу. В цирк захотела сбежать сама, потому что захотелось приключений. Мама в курсе, мама поддержала, мама обязательно придет на представление, и тогда с ней конечно же можно будет познакомиться. Называться сироткой девочка не захотела, пускай родительница ее и считала, что так будет многим лучше. Переступить через себя ей не удалось, тем более что в сердце бабочкой трепетала надежда, что в Готэме ее и правда ждут, хотят увидеть, словно в последний раз. Лето принесло с собой жару, тепло и выздоровление Элише, а вот Джером наоборот испытал на себе все прелести болезни, сумев где-то подхватить ангину. Ходить к нему было нельзя, ведь Лайла все время была рядом, как-то попросту захлопнув дверь у девочки перед носом и крикнув на нее отборной бранью. Тогда та присела рядом с клеткой Шивы, ткнувшись щекой в прутья и полуприкрыв глаза, наблюдая за змеей, лениво смотревшей на нее в ответ, едва заметно двигая искрящимися кольцами. Оставалось только перебрасывать фрукты через окно или бегать к рыжему во время выступлений танцовщицы. — …я была в городе, купила для тебя яблок, — Элиша опасливо заглянула в фургон, когда загорелись первые прожектора, шустро скользнув внутрь и притворив за собой дверь. В правой руке ее был прозрачный пакет с фруктами, — извини, что не заглянула раньше. Ты как? — Хреновато, но сойдет, — послышался голос из-под одеяла, и показалась голова Джерома. Он был бледен, но не более того, и казался живее, чем с пару дней назад, — мать сказала, что ни за что не пустит сюда «маленькую суку», это она про тебя? — ехидно улыбнулся парень, прищурив глаза. — Похоже на то. Девочка коснулась его лба тыльной стороной ладони, ощутив сухой жар, будто от разогретого солнцем камня. — Она дает тебе лекарства? — Лекарства? Ты шутишь? Разве что боится сюда мужиков водить, а то заразятся и издохнут. — Рыжий тихо фыркнул, мотнув головой, отворачивая лицо — похоже, боялся, что Элиша тоже подцепит ангину. — Отойди лучше. А то сляжешь — и все. — …я схожу в аптеку, — девочка поставила рядом с постелью пакет. — И скажу Нортону. Я думаю, он поспособствует. — Не стоит. Думаешь, ему есть до меня дело? — вновь накрывшись с головой, Джером тихо просипел: — Нет ему никакого дела. Лучше уйди, а то тоже заболеешь. Я поправлюсь. Сам. — Подожди до утра. Я скоро вернусь. — Элиша на прощание склонилась над ним, погладив лоскутную ткань одеяла — и тут же отпрянула, словно ветром уносимая, направившись в сторону двери. Ночь проглотила ее, будто ладонь притушила свечной огонек. Ходить одной по чужим улицам было страшно. Фруктовая лавка была через дорогу от забора цирка, поэтому купить яблок труда не составило, но вот все остальное было вне досягаемости взора девочки, а потому — пугало. Каблуки туфель стучали по асфальту, а редкий свет в окнах и горящие над головой фонари словно стали ее проводниками в иной мир. Было прохладно, но терпимо, лишь отчаянно не хватало джинсовки Джерома на плечах — девочка оставила ее в фургончике Пола Сисеро, резонно решив, что выберется ненадолго. С собой у нее была только сумка через плечо поверх родного платья в крупную клетку, а в сумке — чуть меньше пятидесяти долларов. Месячный заработок, выдаваемый на руки. Вдалеке послышался чей-то крик. — Гони бабки, сучка! — последовал за ним мужской голос, и Элиша ускорила шаг, сама не зная, зачем, завернув в узкий тупик проулка. Она видела эти сцены десятки раз из окна родной комнаты и не могла ничего сделать тогда, но теперь… что, собственно, изменилось теперь? Разве что удалось подхватить с земли тяжелый кирпич — и с размаху ударить замахнувшегося было на худую девушку с рыжими волосами ножом мужчину сзади по голове. Он не упал, но — пошатнулся — и жертва его тут же кинулась прочь, испуганно взвизгнув, а девочка просто отступила назад, глядя на обернувшегося на нее грабителя. По затылку его текла кровь. — Ах ты маленькая стерва, — рыкнул мужчина, явно не ожидавший увидеть перед собой подростка, тут же шагнув в сторону Элиши, сжав нож покрепче. Драться? Убегать? Какой из этих вариантов был хуже? С размаху швырнув кирпич грабителю на ногу, девочка выиграла себе пару секунд его ругани, потратив их на стремительный побег, вылетев на середину опустевшей улицы и коротко выдохнув — едва ли она все еще была готова к спринту. Здоровье не то после пневмонии. Но не было времени рассуждать о возможностях, ведь за ней уже летели во весь опор, чуть сразу не схватив за плечо. — Стой, сука! Элиша ринулась по дороге дальше, зная, что противник должен хромать, но просчиталась. То ли силы удара кирпича не хватило, чтобы травмировать его, то ли чего-то еще, но уже спустя пару секунд ее светлые волосы намотались на чужой кулак, а под подбородком неприятно царапнул кожу нож. — Гони деньги. Нет, он определенно не был готов к убийству — девочка это нутром почувствовала, зажмурившись и тихо выдохнув — ее подняло на цыпочки, стоять так было еще больнее, чем терпеть холод стали на горле. — У меня нет денег, — наконец, отчетливо проговорила она, сама удивившись собственному бесстрашию. — Врешь. — Мужчина грубо открыл ее сумку, нашарив там желанные купюры и тут же вытянув их, бегло сосчитав взглядом. Добыча определенно не стоила такого риска, но дело было сделано — и Элишу оттолкнули вперед, она свалилась на асфальт, потирая горло. Кропящая кровью царапина на память пришлась как нельзя кстати. Кто-то был спасен. Кого-то некому было спасти. Геройство далеко не всегда заканчивалось хорошо и радужно, сегодня девочка это поняла, ведь все ее жалкие доллары, которые должны были стать потраченными на лекарства для Джерома, скрылись в подворотне. — …черт, — хрипнула она, глупо сев и смотря прямо перед собой, после рывком поднявшись и направившись дальше. У нее осталось всего несколько монет, что звенели и перекатывались на дне сумки. Предательски мало, но лучше, чем ничего. Может, удастся отыскать хоть что-то по этой стоимости?.. найденная через несколько улиц аптека ответила на ее вопрос красноречивыми ценниками и разномастными коробочками на полках. Позевывающая аптекарша пристально следила за Элишей, бродившей вдоль рядов со спреями и таблетками, пока та старательно изучала этикетки, составы и упаковки, кажется. Совсем забыв, как дышать. Она подвела его. Подвела своего друга. Ей самой повезло в том, что грабитель оказался не из отбитых малых, и не прирезал ее там же, нося оружие лишь для устрашения жертвы. Произойди подобная ситуация в Готэме — уже наверняка пришлось бы выкопать могилу. Там были иные порядки. Там не было церемоний, если так можно было выразиться. Если кому-то нужны были деньги — он их получал. Человеческая жизнь стоила дешевле цента. Девочка сглотнула, помотав головой, прогоняя дурные мысли, и взяла маленькую упаковку таблеток, двинувшись на кассу, держа ее перед собой, будто спасительный факел. Сейчас она не могла сделать большего, а опуститься до воровства у нее бы не поднялись руки. Ситуация вышла поганая. Как ни крути. — С вас четыре доллара, — поправила очки аптекарша, смерив Элишу уничижительным взглядом — не привыкла видеть странных подростков прохладными ночами, покупающих средство от простуды. — Вот. Спасибо, — словно и не слыша, и не видя ее, отозвалась девочка, убрав покупку в свою маленькую сумку и двинувшись наружу, после оглядевшись, пытаясь понять, откуда пришла. Она плохо разбиралась в одинаковых дорогах, ползущих мимо столь похожих домов, а потому направилась туда, куда глядели глаза, кажется, углубившись в нутро города еще больше — вскоре смутно знакомые окна прекратили выглядеть таковыми, а фонарный свет начал видеться не маяком, а удочкой глубоководной хищной рыбы. Пришлось повернуть назад, окончательно запутавшись в петлях и переплетениях асфальтовых троп. Ночь не была надежной спутницей, но хотя бы позволяла прятаться в тенях, чтобы избегать людей, изредка показывающихся вдалеке. Проезжающие мимо машины доверия тоже не внушали — Элиша шугалась их, словно бродячих собак. Кто-то курил у входа в многоквартирный дом, кто-то смеялся, ведя вдоль забора девушку в короткой юбке из красной кожи, кто-то пил, сидя на краю деревянной скамейки. — Эй! Куда идешь, а? — протянулась чья-то рука к плечу девочки, и та обернулась, смерив взглядом худого паренька, совершенно ей незнакомого. Бешеные глаза его не говорили ни о чем хорошем, впрочем, во что-то хорошее в лице гостей ночных проулков циркачка не верила. — Я иду домой. — Отрезала Элиша, не отворачиваясь от «собеседника». — Ты хочешь меня проводить? — вдруг спросила она. — Хочу, красавица… — процедил тот, кажется, ухватив наживку. Бегать было бесполезно. Спорить — тоже. Кричать о помощи было равносильно выстрелу себе в висок. Оставалось лишь одно — играть до конца, направившись дальше по дороге, понадеявшись на собственную удачу и то, что чертового наркомана, явно имевшего не самые приятные намерения, удастся заговорить. Девочку научила этому нехитрому приему Синтия, как-то объяснившая ей, что лучшая битва — это та, которая не началась, и что если можно избежать прямой схватки — лучше сделать это. — Если не дай бог кто-то захочет причинить тебе вред, Лиша, то просто говори «да» и проси проводить тебя до дома! Что бы ни произошло, главное — остаться живой. Ты меня поняла? — спросила тогда женщина вкрадчиво, держа свою юную подругу за оба плеча. — Как только любой плохой человек окажется на территории цирка — мы сразу поймем, что его здесь не должно быть. Слова эти стали защитой для Элиши, ее путеводной звездой. — …я приехала сюда с цирком. Бродячим, — прошептала она, едва ли слушая парня, что-то говорившего заплетавшимся языком, — мне так одиноко в нем. Одиноко. Хочется внимания. Слова-крючки, которые вероятнее всего хотел услышать этот неприятный и жуткий человек. Попадись девочке кто-то другой — подобный трюк вряд ли бы сработал, но произошло то, что произошло. И разбираться с последствиями нужно было быстро. Попытки ухватить ее за руку не понравились Элише, но с ними сделать ничего было нельзя. Дешевые похабности она и вовсе пропустила мимо ушей, увлеченная собственными мыслями так сильно, как только это было возможно. Вдалеке забрезжил полосатый купол шатра, будто спасительный рассвет. — А вот и мой дом. — Сказала циркачка, кивая в сторону висящих флажков, паутинок натянутых веревок и едва видимого дыма костра — кажется, актеры опять собрались на вечернюю попойку в честь удачного выступления. Повезло. — Я живу во-о-он там. С друзьями. Они будут так рады! Что ты меня проводил. — Правда? Глупый вопрос не требовал ответа, ведь парню было все равно, что сказала бы Элиша — он плыл по собственным мечтам, словно по гребням волн, не боясь удариться лбом о риф. — Правда. У девочки тряслись поджилки, но нельзя было выдать свое волнение, покрывшее ее ледяными каплями пота, укравшее ее дыхание и сделавшее его прерывистым и нескладным, будто легкие циркачки были рваными мехами аккордеона. — Лиша! — завидевшая подругу Синтия тут же ринулась к ней, и тогда Элиша улыбнулась, нырнув в аккуратные объятия, позволив клоунессе оторвать ее от навязчивого преследователя, отвернуть от него, закрыть своей спиной. — Ты где была? Я так за тебя волновалась… — зашептала женщина, пока Нортон окидывал тяжелым взглядом вившегося рядом с ними парня. Он все понял. Кажется, не он один. — …я пошла за лекарствами, а на обратном пути он привязался ко мне, — ответила тихо девочка, зажмурившись, — я испугалась. — Никогда не ходи ночью одна. Прошу тебя. — Синтия качнула головой. — В городе так много ужасных людей! О господи, что с твоей шеей? — А это я бы уже не хотела рассказывать. Элиша ткнулась ей лбом в плечо, стараясь не смотреть на то, как тащат куда-то в сторону сопротивляющееся тело, наполненное неизвестным ей химическим коктейлем. Кажется, циркачи сегодня развлекутся пуще прежнего. Она знала, как выглядят наркоманы. Знала, как осторожно нужно с ними говорить. Наизусть выучила язык чужих трясущихся рук, стремительность мыслей, невозможность уйти от беды, когда та уже стучит в дверь. Поэтому и не подала виду сначала, но теперь — расклеилась, сухо всхлипнув несколько раз, жмуря глаза. — …это была плохая ночь, — наконец, прошептала девочка.