Необходимое и достаточное

      Солнечные лучи пробивались сквозь неплотно закрытые ставни, и крохотные пылинки, плавающие в этих лучах, казались золотыми. Вся комната была наполнена медовым сиянием, оно обволакивало стены, потолок, смятую постель и молочно-белую и смуглую кожу двоих людей, которые спали в этой постели. Впрочем, один из них уже проснулся, но не решался пошевелиться, боясь разбудить второго.       Серый Мышелов открыл глаза. Фафхрд дремал, крепко прижимая его к себе. Мышелов лопатками чувствовал, как грудь северянина мерно поднимается и опускается. Да, Фафхрд спал, но его член был возбуждён, что Мышелов тоже отлично чувствовал, более того — разделял это возбуждение. Он мог бы нарушить сон своего возлюбленного, чтобы разобраться с этой проблемой, но нежиться в его объятьях было так приятно, так уютно, так сладко, что совсем ничего не хотелось делать.       Луна успела округлиться, состариться, умереть и родиться вновь с той ночи в Но-Омбрульске, когда они признались друг другу в своих чувствах. Всё было прекрасно, Мышелов не смел и мечтать о таком. Фафхрд был не только хорошим другом, но и превосходным любовником, чутким и нежным. Однако какая-то часть души Мышелова втайне жаждала большего. Мускулы Фафхрда, его сильные руки и ноги, неутомимое, выносливое тело — Мышелов желал ощутить на себе эту силу, быть раздавленным, снесённым потоком страсти, носить синяки и отметины, которые будут отзываться болью при каждом прикосновении и напоминать о проведённых вместе часах. Но Фафхрд осторожничал. — Доброе утро, Мышонок, — прошептал северянин, и от его тёплого дыхания по шее Серого побежали мурашки. — Доброе, — промурлыкал Мышелов, переворачиваясь на другой бок.       Фафхрд поцеловал его. Мышелов прижал колено к его паху и начал медленно водить им вверх и вниз, удовлетворённо отмечая, как с каждым движением крепнет эрекция. Они ещё раз поцеловались, глубоко и неторопливо. Мышелов положил руку на грудь Фафхрда, очертил круг, задевая соски. Северянин прерывисто вздохнул и сжал плечи Мышелова: сильно, на грани боли и удовольствия, именно так, как тот и хотел. Лёгкий стон сорвался с губ Мышелова, и Фафхрд тут же отстранился и убрал руки. — Прости, — пробормотал он. — Да хватит уже со мной миндальничать! — взорвался Мышелов, — Я не сахарный, не сломаюсь! — Я… я не могу, — виновато опустил взгляд Фафхрд.       Мышелов глухо зарычал, резко встал с кровати и вышел из комнаты, захватив свою одежду. Красная пелена гнева опустилась на его глаза, и он никак не мог находиться рядом с Фафхрдом в таком состоянии.       Фафхрд остался один на растерзанной постели, с тяжёлой головой и тяжёлым членом. Тянущее ощущение внизу живота смешалось с обидой на Мышелова: северянин искренне не понимал, что он сделал не так.       Мышелов… Фафхрд был счастлив узнать, что он чувствует по отношению к нему то же самое. Ему хотелось превозносить, ласкать и лелеять Мышелова, хотелось покрыть поцелуями каждый дюйм его восхитительно мягкой кожи, бережно перебирать чёрные кудри, беспрерывно вдыхая его запах, и… и Фафхрд осознал, что напряжение в паху стало нестерпимым. Мышелов был необходим ему, он стал его слабостью, его проклятием и благословением. Фафхрд наслаждался каждой минутой, проведённой вместе, и дарил наслаждение сам. Он мог быть в этом уверен: Мышелов таял в его руках и изливался семенем, и для Фафхрда не существовало зрелища более захватывающего. Ему недоставало опыта в вопросах любви, но Мышелов был хорошим учителем, хитроумным и изобретательным, и предвкушение, которое Фафхрд испытывал в ожидании новых задумок, всегда вознаграждалось.       Тем сложнее было сейчас. Фафхрд разочаровал своего любовника, в этом не было сомнений, но в чём же он провинился?       Поговорить им удалось только вечером. — Малыш, что не так?       Фафхрд посмотрел Мышелову в глаза, держа его лицо в ладонях.       Мышелов порой ненавидел его таким. Эта приторная забота сбивала всякий настрой. Совсем не сексуально и не возбуждающе. Поэтому он буркнул: — Всё в порядке.       Увы, Фафхрд уже знал его слишком хорошо, чтобы разобраться, где Мышелов говорит правду, а где врёт. — Я же вижу, что нет. Может, расскажешь об этом?       Он взял Мышелова за руку, поцеловал ладонь, спускаясь к запястью, и прижал её к щеке, глядя на Серого с обожанием. Мышелов мог бы любоваться его зелёными глазами вечно, но стоило рассказать этому неотёсанному варвару, как сильно он неправ. — Видишь ли, Фаф, — нахмурился Мышелов, — ты слишком меня бережёшь. Я не хрустальный, не разобьюсь от того, что ты иной раз обнимешь меня покрепче.       На лице Фафхрда отразилось непонимание, и Мышелов неохотно продолжил, раздосадованный тем, что приходится объяснять такие простые вещи: — Ну, может, и не только обнимешь. Не нужно носиться со мной как с хрупкой принцессой! Перестань сдерживаться и будь грубее. — Но я и не… — Тогда будь грубее ради меня! — раздражённо перебил его Мышелов.       Он схватил Фафхрда за подбородок, жёстко, нетерпеливо впился в его губы. Тот разорвал поцелуй и оттолкнул Мышелова. Его лицо стало очень серьёзным, он наклонился к Мышелову, и их лбы соприкоснулись. — Если это то, чего ты хочешь… — Фафхрд замолчал, переводя дух. — Очень, — шепнул Мышелов. — Скажи мне, если будет слишком… слишком сильно, — попросил северянин.       Мышелов кивнул. Его сердце забилось чаще, когда он увидел, как в глазах Фафхрда разгорается огонь похоти.       Очень скоро они оказались без одежды. Мышелов даже не успел понять, как это получилось. Фафхрд разложил его крестом на кровати, удерживая запястья, стискивая их так, что наверняка останутся синяки, и принялся беспорядочно осыпать поцелуями лицо, шею и грудь. Он спустился ниже, кусая напряжённый живот, вернулся к соскам, втягивая кожу так сильно, что это было почти мучительно. Наконец, он больно укусил Мышелова за ключицу, и тот толкнулся навстречу с хриплым стоном. Но Фафхрд отклонился, усмехаясь, перехватил запястья Мышелова в одну руку и вытянул их к изголовью. Коленом он раздвинул бёдра Мышелова, и тот почувствовал, как в него входит длинный, скользкий, холодный палец, растягивая, разминая, подготавливая к тому, что вот-вот произойдёт. Прохладу сменил жар, что накатывал волнами и пульсировал в каждой части тела Мышелова.       Это было слишком прекрасно, слишком невыносимо. Мышелов издал тихий скулящий звук. Фафхрд замер. — Мышонок? — Всё… хорошо, — с трудом выдохнул Серый. — Прошу, продолжай.       Вместо ответа Фафхрд вновь ухмыльнулся и разжал хватку. Он закинул ноги Мышелова себе на плечи, плавно вошёл в него и сразу начал толкаться в таком бешеном темпе, что жилка на его виске вздулась от напряжения.       Мышелов мог только стонать и комкать простыни влажными ладонями. Он ощущал себя таким заполненным. Эта первобытная, почти животная страсть грозила сжечь его дотла, и это было бы как раз то, в чём он нуждался. Пот, слюна и собственный предъэякулят покрывали его тело, грязно, жёстко, о боги, именно, именно так… — Фаф… — Что такое? — прохрипел северянин. — Мне остановиться?       Мышелов помотал головой. — Нет, всё отлично, но я больше, — он сглотнул, — я больше не могу.       Фафхрд позволил ногам Мышелова опуститься и взял его член в ладонь, сжимая и поглаживая в такт фрикциям. Волосы северянина намокли от пота и свисали медно-рыжими сосульками. Мышелов положил руки на бёдра Фафхрда, вонзил в них ногти, и северянин утробно зарычал, снова ускоряясь, вколачиваясь в Мышелова, сгибая того пополам и прижимая его член к животу.       Кончая, Мышелов закричал и стиснул коленями бока Фафхрда. Северянин последовал за ним с низким стоном.       Тяжело дыша, Фафхрд лёг на бок лицом к Мышелову. Он вытер с Серого пот, сперму и слёзы, которые неожиданно выступили на глазах после оргазма. Фафхрд казался обеспокоенным. — Я в порядке, — поспешил заверить его Мышелов. — Это было великолепно. Ты был великолепен. — Знаешь, Мышонок, я не смогу часто быть таким, — смущённо краснея, ответил Фафхрд. — Часто и не надо, — с улыбкой ответил Мышелов, устраиваясь поудобнее в его объятиях. — Просто не отказывай себе в этом. — Больше не буду, — пообещал Фафхрд и поцеловал Мышелова в лоб, слегка липкий от пота, а потом укрыл их обоих одеялом.       Мышелов надеялся, что новая грань их отношений понравилась северянину настолько же, насколько она понравилась ему самому, и с этой мыслью он уснул, спрятав лицо на груди Фафхрда. Лунные лучи сочились сквозь щель между ставнями, и лишь пение сверчков звучало в тишине.