Орнитария

      «Леку, хороший мой, пожалуйста!» — сама толком не зная о чём, молила про себя Лия и с ужасом осознавала, что не получает ответа. Когда-то ей было дико и неловко ощущать внутри чужое сознание, а теперь она словно бы потеряла некую значимую часть себя.       А Чёрная Степь всё так же взрывалась, раз за разом усиливая панику и невыносимое, гадкое чувство собственного бессилия.       «Леку… — мысленно простонала она, вновь увидев страшные картины разрушения и смерти. — Неужели ничего не получится?»       Лия, с головой погружённая в своё отчаяние, не сразу заметила, как изменилось вдруг поведение того орнита, который сидел за пультом управления сбоку от неё.       Оператор забеспокоился, взгляд его и пальцы как-то странно забегали по приборной панели.       — Великий Злой Бог! — в ужасе прочирикал он, вскакивая и кланяясь. — Что-то произошло с системами связи. Они… вышли из строя! Наведение невозможно.       Лия затаила дыхание. Она тоже воззрилась на нелегала, но с нескрываемой надеждой.       Однако тот удивил всех своим ледяным спокойствием и, казалось, полнейшим безразличием к ситуации.       — Странно, конечно, — задумчиво проговорил он. — Не должно быть такого. Но да чёрт бы с ним. Свою функцию наша тяжёлая артиллерия выполнила, теперь дело за наземными войсками. Ит-Ки повела их добивать степняков, — добавил он, обращаясь уже непосредственно к Лие и продолжил: — Да, кстати, можете больше не смотреть на меня как на врага народа, потому что вся эта операция — от и до суть идея Ит-Ки. Это она — фюрер местного разлива, я лишь немного помог в техническом плане. Мне, разумеется, всё это тоже на руку, потому как чем больше суматохи наведёт здесь эта маньячка, тем проще мне будет сбить с толку службу безопасности вашего НИИ. Заставлю их волей-неволей играть по моим правилам.       Лия ощутила у горла странный ком, но продолжала стоять на месте и ждать, когда же Леку вернётся к ней в руку. Как вдруг «Великий Злой Бог» подал знак конвоирам, и те стали оттеснять Лию от панели управления.       Девушка с ужасом поняла, что у неё нет ни единого шанса остаться здесь, в этом помещении, что сейчас её куда-то уведут, а бедный Леку останется один внутри допотопной местной машины.       «Леку, я что-нибудь придумаю… — пообещала она тому, кто уже не мог её услышать и вместе с Эктехом убито побрела туда, куда их повели.

***

      Иву тащили куда-то, заставляли бежать и временами падать на землю. Она окончательно перестала что-либо соображать, не могла вымолвить ни слова и просто неслась вслед за провожатыми — то за окровавленным вожаком, то за кем-то ещё. Но все, кто попадал в поле зрения, были крылаты. Орхот так и не появился. Зато со всех сторон девочку окутал тошнотворный, всепоглощающий кошмар.       Стойбище погибло. Всюду, где тела не укрыли рваные пологи юрт, они лежали разбросанными по чёрной земле: разорванные на части, смятые, отброшенные навзничь куда придётся. Дети, женщины, мужчины… Молодые, старые и те, кого уже не опознать.       Иве хотелось покрепче зажмуриться, но помимо воли глаза так и прилипали к чудовищным картинам, от которых волнами подступало безумие.       Взрывов не было уже долго, но Ива лишь поражённо оглядывала страшное месиво из шкур, обломков балок и изувеченных пернатых тел. Где-то горело, и дым разъедал глаза и горло.       Её вместе с остатками женщин и детей куда-то спешно гнали. Должно быть, подальше от стойбища. Ей всучили в руки совсем крохотного птенца, наспех перевязанного пропитанной кровью полоской ткани. Малыш не шевелился, но его мать (кажется, уже не совсем адекватная) почему-то настаивала на том, что именно «Маленькая Богиня» должна нести его. Якобы в её руках есть какая-то особая целительная сила.       Ива с тоской глядела на умирающего ребёнка, но не перечила. Не было сил.

***

      Скрываясь за грудами шкур и трупов, в которые превратилось стойбище, Орхот кое-как передвигался к его окраинам. И больше всего на свете хотел сейчас умереть — попасть под удар летящей смерти и уже не видеть, не слышать, не осознавать то, к чему он привёл свой народ — единственное, что у него было. Он никогда не вменял степнякам в вину свои обрезанные крылья и вырванный язык, потому что заслуживал этого. Самый сильный молодой вожак в Степи — и такого накуролесил… Отпустил прислужницу Злого Бога, с таким трудом захваченную стаей в самом сердце вражьей земли. И если сперва Орхоту было просто до смерти стыдно за это, то теперь он вообще не понимал, как Степь всё ещё носит его.       Кровь! Здесь всё в крови! В крови степняков… А виноват он, Орхот.       Он не был вполне уверен в том, что движется в верном направлении, но что-то тянуло идти. Казалось, что только так он сможет сохранить рассудок — если, конечно, не ошибся в своих предположениях и выбрал правильный путь. Нет, его не должна настигнуть смерть до тех пор, пока он хотя бы не попробует что-то исправить. Желать себе погибели сейчас — это самая гнусная, самая отвратительная и презренная трусость. А Орхот не трус и никогда им не будет!       Конечно, мучили мысли о Маленькой Богине, за судьбу которой он поручился перед самим собой и Великой Доброй Богиней, но когда пришёл в себя после первых ударов белых, то издали видел, как один из вожаков уводил девочку туда же, куда направились выжившие. Это немного успокаивало.