Пазлы

      Киара оказывается рядом внезапно. То есть обычно Джею не нужно открывать глаза, чтобы знать, что она здесь, хватит ощущения внутри. Наития. Чуйки.       Она здесь, но иначе.       И Джей-Джей вдруг стопорится, не моргая, плотно сжимая губы, неверяще мотая головой, и хмурится от недоумения, от расходящегося волнами прилива и отлива хаоса внутри черепной коробки. Что-то не так, не то. Что-то свербит, от этого холодит кожу, от этого чёртовы мурашки прошивают хребет не хуже удара шокером.       Нарыв не даёт покоя, он растёт, раздувается, пока не обретает размер трёхметровой волны которая обязательно, уже вот-вот его захлестнет. И тело напрягается, не готовое, но знающее, что его ждёт столкновение.       Джей-Джей внутренне умирает, когда Ки, родная, знакомая до родинок, цветных браслетов, кудрявых каштаново-жёлтых волос, доведенная им до слёз, шепчет:       — Я люблю тебя, чувак.       Джей-Джей с детства ненавидит пазлы, ему не хватает усидчивости их собирать, подыскивать недостающие элементы и находить соответствующие друг другу, задуманные для этого. Но Ки, Ки меняет всё.       Это странно.       Это круто.       Это необходимо.       Но это и пугающе до чёртиков, до конвульсивно дёргающихся пальцев рук, до страха, парализующего с ног до головы, когда он летит с моста на чёртовом байке и теряет управление, но каким-то чудом остаётся жив. Возможно, её, Киары, молитвами. Возможно, его, Джей-Джея, живучестью.       В нём от Живца всегда больше, чем в ней от Акулы, хотя и кажется всегда наоборот.       Джей-Джей, лежащий в барахле, в старом, заброшенном доме, который и не дом вовсе, но всё, что у него от семьи осталось, думает о том, как скучает по их Живляндии. Поистине райское местечко, несмотря на ночёвки под звёздным небом или во влажной, никогда не замолкающей пещере, с поимкой ската с Киарой на пару, которая в жизни вреда никому из морской флоры и фауны не причинит. С солью на губах, с потрескавшимися подушечками пальцев из-за постоянных вылазок в океан, с хриплым, дружным смехом, с кострами, дымом, вьющимся, уходящим в бесконечный небосвод, и расколотым кокосом, молоко которого стекает по открытым губам.       Джей-Джей по этому скучает. Он по ней в своей орбите скучает. Ведь впервые казалось, что центр её мира — не Джон Би, не Поуп и не кто-то ещё, а он. Искалеченный, перекрученный, не всегда умный…       А потом они вновь оказываются в том, извечном мире, где он никогда её не заслуживает. Ни одной клеточкой тела.       — Просыпайся, Джееееей, — Киара шепчет, хихикая ему в щёку, скользя приоткрытыми губами по мочке уха, чередуя поцелуи и смешки, прижимается всем жаром бронзового тела и зарывается пальцами в волосы, когда их покачивает на очередной волне в купленной совсем недавно яхте. Вокруг их вещи, сброшенные в припадке, когда он притягивал её ближе, не отнимая губ от её собственных, податливых, кривящихся из-за его необычайной неторопливости, когда Джей невольно пытался притянуть её ещё ближе, впаяться, чтобы больше никуда и никогда по одиночке, — Джей, я знаю, что ты давно не спишь.       — Дай досмотреть сон с прекрасной де…       — Что?! Ты придурок!       – … с девушкой по имени Киара, хорошо? — смеётся он, не уворачиваясь от череды ударов и шлепков. Зажмуриваясь, играя на публику из-за того, как ему якобы больно, и начиная щекотать её, зная, что это то немногое, что Ки ненавидит, — Ки, я же шучу, знаешь, да.       — О, перестань, иначе я утоплю тебя и угоню твою Детку, — Киара хватает его за запястья, заводит руки над головой, упирая в панель над кроватью, и нависает сверху, обрамлённая каскадом волнистых волос, обнажённая и сердитая. Такая горячая и такая его. Джей-Джей сам себе завидует.       — Что это? Мне послышалось или я действительно слышу ревность в голосе? Ты ревнуешь меня к яхте, детка?       — Ох какой же ты придурок! — шипит она. — Я клянусь раскрасить её в розовый и выставить на аукционе за три доллара.       Джей хрипло смеётся, высвобождая одну руку из крепкого захвата и притягивая Ки за шею, целует медленно и чувственно, всё не способный насытиться и поверить, что она, Киара Каррера, его девушка.       — Я хочу остаться здесь, — шепчет ему в губы Ки и снова целует. — Я не хочу идти на церемонию. Там будут родители.       — Которые желают выставить на аукцион не только Детку, но и меня, — вставляет Джей, зная, что наткнется на её извиняющийся, виноватый взгляд, хотя её вины в этом совсем нет. Просто для Акул по праву рождения Живец, ставший Акулой из-за найденного в Эльдорадо золота, не больше чем шарлатан. Самозванец, нацепивший корону, которая на самом деле отлита не из золота, а из грязи.       — Джей-Джей Мэйбанк, — перехватывая его руки, серьёзно обрывает Киара, отчего он замирает, озадаченный, но готовый говорить, а потом она расплывается в мягкой улыбке, переплетая их пальцы, и, он клянётся, у него спотыкается сердце, дробно бьющее невпопад, и говорит, — ты не всегда рациональный, не всегда уместный, чаще безумный, чокнутый, но и гениальный, способный вдохновлять толпу, и я люблю тебя всем своим сердцем, слышишь? Мне плевать, что думает весь мир, когда дело касается нас с тобой.       Джей-Джей с детства ненавидит пазлы, ему не хватает усидчивости их собирать, подыскивать недостающие элементы и находить соответствующие друг другу, задуманные для этого. Но они с Киарой находятся. Спустя время и невзгоды, поделенные на двоих. Потому что соответствующие. Потому что задуманы для этого.