***
Рэн… Рэн, помоги мне! Девушке показалось, что она на миг просто перестала дышать. Рэн! Рэн, я за дверью! Приди… приди ко мне! Спаси меня! Сердце пропускает удар. Еще один. Рэн, я на первой ступеньке! Голосок, вроде детский, но какой-то неживой. Ненастоящий. Рэн, я на второй ступеньке! Я иду к тебе! Нет… Нет! Уходи! Рэн, я на третьей ступеньке! Я отомщу! Уйди! ИЗЫДИ!!! Чур меня, чур… Рэн, я на четвертой ступеньке! Ты заплатишь кровью!!! Сгинь, пожалуйста… Помогите! Господи, кто-нибудь!.. Рэн, я на пятой ступеньке! Обернись! Посмотри на меня! Резко наступила тошнота. В полумраке загрохотало испуганное сердце. Царап… Царап… словно крохотные ноготки по дереву… прямо за стенкой… — Боже, Боже, помоги мне, о Боже, Боже, ПОМОГИ МНЕ!!! — родился отчаянный крик ужаса и безнадёги.***
— Не надо! Не надо! Пожалуйста, не надо! — голосила забившаяся в угол Сакамото, размахивая руками, словно мельница крыльями. При виде блестевших в лучах искусственного света Магнума и Зантецукена у неё наступила натуральная паника. Неужели ей и впрямь суждено быть изувеченной? Или убитой?! А на Рэн глядели две пары встревоженных глаз. Гоэмон, в боевой стойке, с обнаженным мечом, внимательно оглядел комнату. Никого, кроме перепуганной девочки, в комнате не было. Дзиген, без шляпы, в сером линялом фартуке и Магнумом в руке, привычно занял позицию у правого плеча самурая. Он так же убедился, что никакой опасности нет и спрятал Магнум. — Прости, Рэн, — Гоэмон вложил Заниецукен в ножны и церемонно поклонился, — прости нас, мы не хотели тебя напугать. — Ты кричала, вот мы и бросились тебя спасать, — объяснил Дзиген, — рефлекс сработал, мы ведь телохранители, как никак. Дзиген вдруг очень кстати вспомнил об одной из их легальных профессий. И пожалуй, именно она могла сейчас пригодиться. — Тебе опять приснился кошмар? — мягко спросил Гоэмон, — что случилось? Однако внезапно наступившая гипервентиляция помешала девушке разъяснить причину своих криков. Благо, приступ длился недолго. — Она где-то здесь, прячется! Говорила, что отомстит мне за то, что я над ней надругалась! Она в доме, я слышала! — девушка в отчаянии ерошила дрожащими пальцами свои черные пряди. Как назло, уже крутились в пошатнувшемся рассудке образы маленьких, но цепких ручек, сдавливающих ее шею, и которые ни за что не отпустят, пока ты не издашь свой самый последний в жизни вздох. Или ножа, все глубже и глубже вонзающегося в плоть, пока острие не коснется сердца. Дзиген с Гоэмоном переглянулись. Рэн так убежденно говорила, что им самим стало казаться, что они ощущают чье-то незримое присутствие. В комнату заглянул Люпен. Он тоже был встревожен. Только он углубился в исследования, как раздались крики. Дзиген, прямо от плиты, вслед за Гоэмоном кинулся на помощь Рэн. В боевых навыках напарников Люпен был уверен, а в тесной комнате он бы лишь мешал им, поэтому он и появился с опозданием. Как и следовало ожидать, никакой опасности в комнате не наблюдалось. Впрочем, Люпен предпочел бы увидеть эту самую реальную опасность, чем то, что он видел сейчас. Всклокоченная, с огромными глазами на белом лице, с судорожно кривящимися губами, Рэн сама могла напугать кого угодно. — Пожалуйста, уйдем отсюда! Я не могу! Она уже здесь! Она зарежет меня! Всех нас зарежет! Потому что я ее осквернила! Я ведьма!!! Пожалуйста, умоляю! — закрыв лицо руками, Сакамото вся затряслась в безумном хохоте. Или, может, в рыданиях. Мужчины растерянно переглянулись. Этот дом, пусть старый и запущенный, все же был не плохим убежищем. Случалось им бывать в местах и похуже. Другого убежища в этой части света у них не было. Да и не к чему им убежища в каждом городе, в конце концов, всегда можно остановиться в мотеле. Мотель! Эта мысль одновременно пришла в голову всем троим, и так же одновременно была отвергнута. Слишком рискованно. Даже Люпен, извечный любитель авантюр и бредовых затей, понимал, что эта идея чересчур бредовая. И одновременно с этим, он ясно осознавал, что другого выхода у них просто нет. Рэн была не в таком состоянии, чтобы прислушиваться к разумным доводам, да и отговорить женщину, если она что-то вбила себе в голову, практически невозможно. Уж это-то Люпен знал, и неважно, что женщина эта пока еще только девочка. Но посовещаться было необходимо, а еще, нужно как-то успокоить бедняжку Рэн. Люпен подошел к судорожно всхлипывающей девочке, наклонился и протянул ей руку: — Как скажешь, Рэн-тян, хочешь уехать отсюда, значит уедем! Поживем в мотеле. Только нужно тебе поприличней одеться, не можешь же ты появиться там в этой сорочке. Я как раз купил тебе несколько платьев. Давай руку, поднимайся, вытри слезы и пошли выбирать платье. Неизвестно, что из всей этой речи восприняла Рэн, но только она уцепилась за руку Люпена, поднялась, и вор повел ее за ручку, как маленькую девочку. Ничего не понимающие Дзиген и Гоэмон побрели следом. В каком бы шоке не пребывала Рэн, но разбор накупленных Люпеном нарядов увлек ее. Все-таки, она действительно была женщиной, да к тому же еще совсем маленькой. А напарники, устроившись в коридоре, принялись совещаться. — Не заселят нас в отель без документов, — выдал свой аргумент Дзиген. — Вот наши документы, — Люпен помахал перед носом напарника стодолларовой банкнотой, — сейчас все продается и покупается. — А если Рэн ищут? — спросил Гоэмон. Затея с мотелем ему тоже не нравилась, — а если нас узнают? — Вот именно, — поддержал самурая Дзиген, — только представь, врывается в отель Папаша со своим фирменным криком. И что тогда? — Ну, — Люпен ухмыльнулся, — Папаша и сюда может запросто ворваться, у него на меня чутье. А что тогда? Убежим, как всегда. Вместе с Рэн. — Ага, схватим Рэн в охапку и убежим, как у тебя все просто, — Дзиген покачал головой, — а тебе не кажется, что компания из трех взрослых мужчин не самой располагающей наружности и юной девушки, выглядит как-то странно. — У кого это не располагающая наружность?! — возмутился Люпен, — лично мне даже самая строгая дуэнья запросто доверит свою подопечную, к тебе очень даже благоволят дамы бальзаковского возраста, а от Гоэмона млеют вообще все. Но ты прав, — посерьезнел Люпен, — внешность нам придется изменить. Может, изобразим семейную пару с двумя детьми? Дзиген, открывший было рот, чтоб обругать Люпена придурком за бальзаковских дам, так с открытым ртом и застыл. — Я не буду переодеваться в женщину, — тут же возразил Гоэмон. — Нет, нет, Гоэмон, тебе предназначается роль ребенка, старшего братика Рэн, — поспешил успокоить самурая Люпен, — Дзиген будет отцом семейства, а я его супругой. — Ой, Люпен, вот не надо этого, — Дзиген поморщился, — мало того, что Рэн черт знает что про нас подумает, так еще представь, каково ей будет, ведь ее родители погибли. — Ты прав, — Люпен вздохнул, — но мы не можем рисковать и подставлять Рэн. — Может быть, вам нарядиться в старичков, как тогда, во Франции? — предложил Гоэмон, — а я уж так и быть, побуду вашим внуком. — А может, внучкой? — Люпен лукаво глянул на самурая. Гоэмон демонстративно щелкнул ножнами Зантецукена. — Понял, понял, — заулыбался Люпен. — Да и двое пожилых мужчины в обществе юных дев тоже выглядят несколько скандально. Значит, решено: Рэн выбирает платье, мы с Дзигеном гримируемся, Рэн я это объясню, придумаю что-нибудь, и в путь. Эх, одно меня только печалит, не отведаем мы ужина от Дзигена. Чего ты там хоть готовил-то? Дзиген не успел ответить, потому что в дверях комнаты появилась Рэн. Она сменила сорочку на платье, но не выглядела ни радостной, ни успокоившейся. Оставив Рэн с Гоэмоном, Дзиген и Люпен занялись своим преображением и сборами в дорогу. Рэн вся была в нетерпении, приплясывала на месте, тревожно озиралась, казалось, ее тяготит каждая секунда пребывания в доме. Она как будто даже не заметила изменения во внешности своих спутников, она была поглощена одной мыслью: скорее, прочь из проклятого дома. Наконец, все четверо вышли на улицу. В Фиат Рэн заскочила самая первая. Рэн, в красивом платье с белой оторочкой, сидела безмолвно. Вся побелевшая до синевы, из-за чего сейчас сама напоминала призрака из самых жутких хорроров, которые категорически противопоказано смотреть, если вы следите за здоровым сном. Практически Садако Ямамура во плоти. Она лишь смотрела вперед пустыми глазами, нервно покусывая ноготь на большом пальце правой руки. Ей сейчас не хотелось думать о том, что, когда машина отъезжала от домика, она действительно успела на мгновение заметить в одном из окошек первого этажа… маленькое мраморно-белое личико… с черными провалами вместо глаз…